Глава 3. Спрятаться можно, но не убежать
Когда утром в понедельник Ирина заявила, что ей надо съездить в город, Фима заволновалась. Переживала, что не вернется девчонка. А она уже к ней привыкла. Так быстро прошел месяц.
С виду девушка вроде бы успокоилась. В голову к ней не влезешь. Ничего, что свидетельствовало бы о психологическом срыве, не происходило. И Серафима тоже успокоилась.
— Деточка, конечно, поезжай. Тебя, наверное, родители потеряли, — кивнула Фима, сетуя на себя за то, что не задумалась об этом раньше.
— Тетя Фима, нет у меня никого. Одна на всем белом свете. Родители погибли в аварии. Машина столкнулась с огромной фурой. Я это помню. Мне тогда было 8 лет. А оставшуюся жизнь я прожила в детском доме. После школы я поступила учиться на кондитера. Тогда и стала жить самостоятельно в однокомнатной квартире, где мы раньше жили с мамой и папой. Мне есть, где жить. Работала я в небольшой кулинарии, а теперь меня, наверное, уволили. Ничего, найду другую работу. А вам спасибо за заботу и то, что помогли в трудную минуту, — Ирина обняла эту женщину, которая всего за месяц окружила ее заботой и любовью, стала самой близкой и родной. Она просто не дала ей совершить самый страшный поступок в жизни.
Надо возвращаться к жизни. Забыть. И не вспоминать.
Худенькая девушка с рюкзачком за плечами остановилась в конце улицы и помахала своей спасительнице рукой на прощанье, сохранив в сердце слова этой мудрой женщины: «Будет трудно, приезжай, доченька».
Серафима вытерла кончиком платка выступившие на глазах слезы и направилась к своей подруге Татьяне. Ей тоже необходимо было с кем-то поделиться своей печалью.
Ирина вошла в салон остановившегося автобуса, вздохнула с грустью и отправилась в город. Домой.
Вот и такой знакомый с детства двор. Высокие старые деревья окружали его со всех сторон. И каждую весну в период цветения этот аромат цветущей акации будоражил чье-то сердце. Хотелось мечтать, любить, жить.
— Куколка, и где же это ты пропадала? Спряталась, что ли? А от меня не спрячешься, — перед ней стоял высокий мужчина с грубым шрамом на правой щеке.
Кто он Ира не знала, но эти слова: «Куколка…» заставили ее вздрогнуть. И этот неприятный запах, который запомнился навсегда… Все, что она так упорно пыталась забыть, замелькало в ее мозгу неприятными картинками.
— А может повторить хочешь? — скаля рот, в котором не хватало зуба, он похабно заржал, но увидев ее испуганные глаза, оглянувшись по сторонам, опомнился.
— Ладно, ладно, успокойся. Смотри, держи рот на замке. Поняла? Девушка машинально кивнула головой и в ту же секунду поняла, что тут ей не жить.
Страх уже закрался в ее сознание. Забежав в подъезд, она трясущимися руками вытащила ключ от квартиры. Долго не могла попасть в замочную скважину. Открыв дверь и войдя в небольшой и тесный коридорчик, села в кресло и задумалась: «Недалекий какой-то. Он даже забыл, что глаза у меня были завязаны. Я же их не видела. И что теперь делать? Жить и трястись каждый день?» Но пересилить свой страх она уже не могла.
Бежать… Ирина машинально начала бросать самые необходимые вещи в дорожную сумку. Главное, не забыть документы. В этой квартире ей было страшно оставаться. Кто-то же дал ему мой адрес. Наверное, Мила. А кто же еще? И с этого момента она решила больше никогда не заводить подруг. Никогда. От мысли о мужчине в ее жизни сразу бросило в дрожь и затошнило.
Еще раз оглянувшись, она побежала на вокзал: «Только бы успеть. Спрятаться. Чтоб никто не нашел. Ни один человек».
Серафима стояла у калитки, теребила платочек, словно кого-то ждала.
«И кто ко мне может прийти. С тех пор, как переехала сюда, никто ко мне не наведывался, кроме Ирочки. Да, больные заезжают постоянно. Но так то чужие люди. Опять одна», — тяжко вздохнув, она посмотрела еще раз на дорогу.
Ирина, которую она только утром проводила, бежала ей навстречу. Слезы уже покатились по лицу, размазывая подкрашенные глаза: «Он меня нашел…» Она обняла эту чужую женщину, спрятала свое лицо у нее на плече и зарыдала в голос.
— Ничего, все пройдет и забудется. Оставайся у меня, — Серафима гладила вздрагивающие от рыданий плечи.
— А давай перекусим. Ты же голодна, наверное. А я одна совсем не хотела есть.
Женщина быстро собирала на стол картошечку, котлетки, малосольные огурчики. Особенно ароматными были котлеты из свежего свиного мяса.
Но Ирина вдруг закрыла ладонью рот и выскочила из-за стола. Ее долго рвало за углом дома: «Наверное, это тот пирожок, что я съела на вокзале», — вернувшись обратно, предположила она.
Серафима с тревогой посмотрела на девушку: «Ирочка, а когда у тебя были эти дни?»
Та долго смотрела в глаза Серафимы и вдруг поняла, что с ней произошло. Закричав, как раненая птица, Ирина побежала через огород прямо к лесу. Но не добежала, запутавшись в высокой траве. Упала на колени и заскулила, как маленькая собачка. Она колотила руками по земле до тех пор, пока не поранила руки.
Серафима запыхалась. Под горку идти было трудно, но все-таки догнала ее. Женщина села рядом, прижала девушку к себе. И так они долго сидели и оплакивали свою судьбу:
— Девочка моя, ну что же тут поделаешь…
— Что? Я избавлюсь от этого ребенка. Я его уже ненавижу. Я же не так хотела родить. А от любимого человека. Мой ребенок должен был родиться от любви, а не от насилия. Почему это все происходит со мной? Что и кому я сделала плохого? — слез уже не было, только сухие горящие глаза.
Соседка Татьяна наблюдала за происходящим со своего огорода. Она уже знала со слов Фимы ее историю и переживала за эту девочку: «Господи, помоги ей. Хоть бы ничего не сделала с собой». Эта женщина была лет на пятнадцать старше Серафимы, поэтому она еще и крестилась, и шептала молитвы.
— Ты еще такая молодая, Ирочка. Нельзя тебе избавляться от этого малыша. Это опасная операция. Ты выноси и роди. А дальше жизнь покажет.
Серафима качала головой, не зная как утешить это несчастное дитя.
Убежала из дома от своих страхов. Но они преследуют ее, догоняют. А как убежать от себя? Разве это возможно? Что такого должна сделать эта девочка, чтобы преодолеть все свалившиеся на нее несчастья, кто скажет. Сколько человек может вынести, она не представляла.
Да, спрятаться можно, убежать от себя невозможно.
Продолжение следует.
От автора: все герои — это плод моих фантазий.