Вирус

Дэн Генон стоял, прислонившись лицом к окну своей квартиры. За пыльным стеклом догорал закат; опустив взгляд, можно было увидеть одну лишь черноту вместо сияющего огнями города. Монолитные многоэтажки превратились в невнятные очертания, потухшие фонари – в лезущие из-под земли когти, а толпы людей – в копошащихся созданий, блуждающих по залитым слабым лунным светом улицам. Дэн не смог устоять перед накатившей волной омерзения и отскочил от окна.

— Опять бродят! Слышишь, Анна?.. Стервятники опять бродят, чёрт бы их побрал!

Из подвала послышалось рычание и лязг чего-то металлического. Дэн улыбнулся и, проговорив шёпотом: «Да-а, и я не в восторге…», отправился заниматься ужином.

Дэн вошёл в свою грязную кухоньку, переступил через кучу битой посуды, поднял и поставил на ножки опрокинутый стул и первым делом решил проверить кран. Он покрутил правый вентиль – и ничего: не зашумел работающий механизм, вода не полилась, затем принялся за левый – тот же результат. Со вздохом Дэн отошёл от раковины и приблизился к плите. Он нажимал, вертел и щёлкал всем, чем только можно было, утыкался носом чуть ли не в крышечки конфорок, дабы учуять запах газа. Но опять, как всегда, ничего. Дэн закатил глаза и, распахнув висящий на стене ящик, вытянул из него чёрный мусорный пакет. Бережно придерживая снизу, Дэн перенёс пакет на стол и запустил внутрь руку. Достав три толстых свечи, он поставил их в широкое блюдце, намертво скреплённое с поверхностью стола застывшим воском, и, чиркнув спичкой, зажёг у каждой фитиль. После осторожно засунул пакет обратно и, захлопнув дверцу, подошёл к холодильнику.

Дэн приложил ладонь к белой гладкой поверхности, прислушался. Он точно помнил, что холодильник должен шуметь и вибрировать, хоть надоедающе, мешая спать с отрытой кухонной дверью, но подавая признаки своей механической жизни. Должен гудеть и порой завывать по неведомым для обычных людей причинам. Но уж точно не стоять склизким, безмолвным прямоугольником. Хотя Дэн не был в этом полностью уверен.

Он потянул за краешек белой дверцы – та распахнулась.

Дэн сразу скривился и сжал ноздри пальцами: из тёмного нутра ему в лицо дыхнуло гнилью – сладко-приторно-противным запахом глубин городских канализаций и забытой на солнце фруктовой либо овощной мякоти. Дэн поднимал и протягивал руку так медленно и тяжело, будто его и небольшой целлофановый пакет внутри холодильника разделяла стена из плотного желе. Дэн с силой выдохнул и, за одно мгновение вытащив пакет и захлопнув дверцу, швырнул его на стол. И тут же Дэна пробрал смех. От небольшой ли сегодняшней победы над врождённой брезгливостью? От весёлого настроения Анны, сопение которой доносился из подвала? Или от того, что в голове всё путалось и двоилось? Пожалуй, он и сам не знал точно.

— Скоро ужин будет готов, милая!.. Заждалась уже небось!

Дэн любил делать милости, подобные этой. Казалось бы, обычное приготовление еды, но сколько радости это приносило Анне, а значит это грело Дэну сердце и растягивало улыбку на лице. Он дрожащими руками схватил целлофановый пакет и вывалил содержимое в сковороду, добавил капельку подсолнечного масла и от души сыпанул молотого перца – Анна любила поострее, – и поднял потяжелевшую сковороду над пламенем трёх свечей.

Скоро нагревшееся масло зашипело, и отлетевшие горячие брызги несколько раз куснули Дэна в руки и шею. А он лишь смотрел, как румянится большой кусок свинины месячной давности, весь покрытый пятнами гнили, облеплённый мерзкой желчью, и думал: всё ли правильно в его жизни?

Не дождавшись нормальной прожарки, Дэн отправился в подвал, продолжая удерживать сковородку в руках.

Приоткрытая дверь подвала пронзительно заскрипела, раскрываясь настежь. Щёлкнул старенький переключатель – и небольшое помещение залил тусклый жёлтый свет. Из угла донеслось рычание.

— Ну всё-всё, милая… Ужин готов…

Дэн вывалил мясо в стальную миску и пододвинул её ближе к углу.

— Кушай… А у меня… что-то совсем аппетита нет…

Дэн повернулся и направился к креслу у противоположного угла. За его спиной раздался топот, звон, а затем чавканье.

Дэн уселся в кресло, вытянул ноги и машинально схватил бутылку, всегда стоявшую в одном месте – какое-то дешёвое, горькое пойло. Но его много, оно доступно, а в последнее время эти критерии стали определяющими в выборе чего бы то ни было.

Крышка слетела с горлышка, ударилась об пол. Желтоватая жидкость полилась в глотку. Дэн не чувствовал вкуса, будто его рецепторы атрофировались, единственными ощущениями стали муть в голове и слабость в ногах.

Обжигающая жидкость лилась и лилась, не думая заканчиваться, – она забивала уши, закрывала глаза, постепенно уносила сознание далеко. Но Дэн слышал хруст хрящей и чавкающий звук пережёвываемого мяса отчётливо, и это отрезвляло его получше холода, лучше любых лекарств.

Отрезвляло хорошо. Но медленно.

— Знаешь, Анна, — проговорил Дэн, выпуская из рук опустевшую бутылку – та, упав на пол, звякнула, но не разбилась. — Мне запомнился один выпуск новостей. По-моему, последний из вообще мной просмотренных. Он был… особенным. Я ведь телик не смотрю, ты знаешь. А этот выпуск был вообще везде. Кажется, даже с улиц гремел, и мне на мобильник смс-ки приходили с содержанием выпуска. Причём, сразу от нескольких операторов. Так вот…

Дэн осёкся, заметив, что Анна смотрит прямо на него. Лицо её перепачкано бурым, светлые волосы сбились в комья, спутались и слиплись, а глаза подобны двух кругляшкам мутного стекла – они замерли недвижимо и лишь сверкают, отражая свет ламп.

— М… милая? Ты… покушала? Хорошо.

Дэн глубоко вздохнул, посидел с закрытыми глазами – голова ужасно кружилась. Даже удивительно: язык не заплетался совсем, голова, несмотря ни на что, хорошо работала.

— Выпуск тот был особенным, потому что в нём не было лжи: ни сокрытия фактов, ни ложных надежд, ни надуманных слухов и подмены понятий. Диктор просто сидел и говорил… Он говорил, что все мы умрём. Ты помнишь этот выпуск, Анна?

Она не ответила.

— Мы вместе его смотрели. Ты ещё не поверила тогда, побежала звонить подружкам, родне… Стала рыться в смартфоне… А потом вернулась в слезах, потому что никто не отвечал и не брал трубку. Ты помнишь?

Она молча смотрела. Дэн не слышал её дыхания.

— Мы хотели выйти наружу, но эти крики за входной дверью… нас переубедили. Мы приникли к окнам. О да, там не было такого спокойствия, как сейчас. Стервятники не бродили по улицам, они бегали и ели… Ели мясо, кричащее, свежее мясо. Ты тоже хотела его отведать, ты помнишь?

Дэн отрезвел. Резко. И едва сдержал рвоту: запах в подвале оказался невыносимым, а смотреть на Анну было истязанием для его чувствительных глаз. Стянутая складками, иссохшая кожа, чёрные гнойники и струпья, сочащийся слизью провал носа и безгубый рот – Анна, любимая, родная Анна, за мгновение превратилась в чудовище. Монстра со стеклянным, мёртвым взглядом. Но она жила, она двигалась, она рычала и она… ела.

Дэн заплакал. Он не хлюпал носом и не рыдал. Слёзы просто хлынули из глаз неостановимым потоком, они текли по щекам и капали с подбородка.

Рука сама потянулась вниз, под кресло – туда, где лежал «глок». Дэн схватил холодный пластик и, вскинув оружие, положив палец на спусковой крючок, прицелился. Ствол был направлен Анне прямо между глаз.

Она даже не шелохнулась: стояла недвижимо, глядя куда-то Дэну за спину.

— Это… не ты, Анна. Но что ты за существо? Что ты за грёбаное, уродливое существо?! А? Я не понимаю… Почему ты живёшь?

Рука дрожала, палец не мог надавить на крючок.

— Проклятый выпуск новостей… Я помню каждое слово, так он вклинился в мою память. «Эпидемия распространяется с катастрофической скоростью…», «…вакцин нет, лекарств нет…», «…убедительная просьба: не выходите из домов…», «…всему виной – вирус, что уготовил заболевшим участь хуже смерти…» Вирус. Вирус… Ты больна, Анна, я должен избавить тебя от страданий.

Она открыла рот, вместе со слизью, слюной и чёрной кровью из него вырвалось:

— Д-дэ-э-э-э-эн…

«Глок» вывалился из пальцев. Запах исчез, перед ним снова была Анна с гладкой кожей, красивыми волосами и задумчивым взглядом.

Дэн утёр слёзы. Он встал с кресла, нетвёрдой походкой подошёл к любимой и протянул руку, дабы погладить светлые локоны. Её зубы клацнули у самых пальцев. Дэн грустно улыбнулся.

— Ты ведь проголодалась, милая. Я сейчас… Сейчас всё принесу!

Он живо поднял оружие с пола, выбежал из подвала, оделся и, разобрав баррикаду у входной двери, выскочил наружу.

Поверженный невидимым врагом город встретил Дэна темнотой, тихим рычанием и множеством бликов, создаваемых отражением лунного света в тысячах кругляшков мутного стекла.