Было это давно, учился я в обычной школе, без всяких там «уклонов». И контингент учащихся был самый обычный – в основном это были дети из простых семей. Было очень много бывших деревенских. Много было и из рабочих семей. На заводах квартиры тоже часто выделяли. Таких, как мы, интеллигентов было совсем немного. Отец, хоть и не считал сам себя таковым, но семья наша всё же была действительно интеллигентной. А отец, несмотря на свою «простую» рабочую специальность, очень много читал и был очень эрудированным, образованным человеком. Впрочем, никаких конфликтов на тему «различного социального происхождения» у нас никогда и ни с кем не было. Это я точно помню. А упомянул я об этом только лишь для того, чтобы было лучше понятно, какие ребята были у меня в классе. Класс у нас был нормальный и вполне дружный. Нет, в первом и во втором классе и у нас случались драки. Я, кстати, никогда не принимал в них участия. Но к пятому классу этого уже не было. Кто-то с кем-то дружил, кто-то нет, но с кулаками никто уже ни на кого не лез. Лучшим другом с самого первого класса у меня был Ромка Селезнёв. Он жил в соседнем доме. Родители его тоже относились к разряду так называемой интеллигенции. Был у меня ещё один друг – Саня Кириченко. Он был из простой, в прошлом деревенской семьи. Не помню, где работала его мама, но она была всегда очень приветливой и ласковой с нами. Отец же его, наоборот, запомнился мне вечно мрачным и сердитым. Сам Саня был, как говориться, мастером на все руки. Он делал всякие классные модели самолётов, кораблей, машин, и именно на этой почве мы с Ромкой с ним и сдружились. Со всеми остальными пацанами в классе у меня были просто нормальные, ровные отношения. Никто меня не доставал у нас вообще это в классе было не принято, да и я в свою очередь был ко всем, так сказать, «со всей душой». Кому надо было, давал списать, подсказывал, помогал. Да и по поводу всяких там «машинок-солдатиков», пацаны часто заходили ко мне домой. Родители мне никогда этого не запрещали.
Начало Нового учебного года мягко говоря началось «не очень». У нас поменялась классная руководитель. Помню, как мы все были расстроены этим.С классухами нашему классу и дальше не везло: они менялись у нас почти каждый год. О первой четверти я ничего интересно вспомнить так и не смог. А вот начало второй запомнилось мне хорошо. Дело в том, что в самом начале четверти мой лучший друг Ромка Селезнёв пересел от меня к Сане Кириченко, классуха не возражала. Нет, мы не ссорились. Просто на тот момент у них возникло какое-то общее дело. Уже точно не помню, но, кажется, они строили какую-то модель планера, мне это показалось не очень интересным. А ведь именно общее дело лучше всего сближает людей. Мы, конечно, продолжали дружить все втроём, но теперь они сидели вместе, а я оказался один. И вот тут я должен уйти немного в сторону и рассказать ещё об одном пацане нашего класса, так как именно с ним связаны наиболее запомнившиеся мне события того учебного года. Вернее в большей степени каникул после него. Кстати, вспомнил вдруг интересный факт. С самого первого класса и до десятого у нас в классе ни у кого не было кличек. Все звали друг друга по именам. Имена, конечно, звучали иногда с некоторым изменением. Например: Миша – Миха, Кирилл – Киря, Илья – Иля, Андрей – Андрюха, Саша – Саня. И так далее. Но в любом случаи это были имена, а не клички. Если же разговор шёл о ком-то отсутствующем, то часто называли просто по фамилии, так как, например, только одних Андреев у нас в классе было трое, Сергеев – двое и двое Саш. Это я так просто вспомнил. Итак, Андрей Котов. Как бы это его лучше описать — худой, как и я, но пониже ростом и чуть помельче. В нашей классной жизни он был как бы «одиночкой». Что я имею в виду? Мы все кто-то с кем-то дружил, тусовался с какой-то компанией. Причём часто эти компании сливались, объединяемые каким-нибудь общим интересным делом (походом в лес, общей игрой, в более старших классах – музыкой и гитарой). Андрей же всегда был, как бы в стороне от всего этого. Кроме этого, у него не было в классе таких близких друзей, как, например, у меня (Ромка и Саня). Однако, нельзя сказать, что он совсем не принимал никакого участия в нашей классной жизни. Например, он неплохо играл в футбол и на физре его с радостью принимала любая команда. В младших классах он, в отличии от меня, когда надо было, дрался. Да и вообще… Просто, как я уже сказал, он как бы всегда был сам по себе. А вот тут я должен снова уйти в сторону ещё больше, и рассказать теперь кое-что ещё о себе. Дело в том, что.. Даже не знаю, как бы это лучше объяснить или начать. Дело в том, что где-то в это же время (точной даты я не помню, да её и не было. Но скорее всего это началось летом того года) В общем, где-то примерно в то время проснулся у меня какой-то нездоровый интерес к тому, как наказывают детей. В смысле ремнём, ну или розгами. Может это увиденный мною по телевизору фильм «Детство Горького» так на меня подействовал, может ещё что-то – не помню, но что-то точно «сдвинулось у меня в голове» на эту тему. С каким-то непонятным для себя наслаждением, я стал часто думать об этом, фантазировать всякие жизненные ситуации на эту тему и представлять себя или кого-то из своих одноклассников в таких ситуациях. При этом дома у нас ничего подобного никогда в жизни не было. Отец, конечно, как я подозреваю, иногда был бы не против хорошенько всыпать мне ремня (бывало за что), но главой в доме у нас была мама. Ну, вот не было принято этого у нас! И я даже представить себе не могу, как бы я это перенёс. В смысле не боль, а стыд перед близкими, которые бы, конечно, потом узнали бы об этом. Быть выпоротым — для меня всегда это было чем-то таким постыдным. Ладно, чего гадать «если бы, да кабы»… Не было. И осталось на всю жизнь в душе чувство чего-то недополученного в детстве (в смысле недополученного именно ДОМА, потому как совсем избежать в детстве ЭТОГО мне не удалось. Но об этом чуть позже)
Кроме фантазий на эту тему, в этот период я ещё кое-что и пробовал делать. Так, например, довольно-таки часто, оставаясь один дома, я представлял себе, что сейчас меня будут наказывать (очень мне нравился отрывок из фильма «Плюмбум или опасная игра» где мальчик сам добровольно приспускает штаны для порки и его лупят ремнем по голой попе, да еще при девушке) Я доставал из шкафа ремень и представляя себя на месте того мальчика так же приспуская штаны, падал на кровать попой кверху. И делал это, я так натурально как мне кажется и всё это себе представлял, что на меня действительно накатывало самое настоящее чувство стыда и еще чего-то такого перед предстоящим наказанием. При этом чувство страха перед предстоящей болью, у меня абсолютно не было, потому как я её не знал и не мог даже себе представить. От всего этого я кайфовал, представляя себе всякие жизненные ситуации и фантазируя.
И тут опять надо вернуться к рассказу об Андрее. В отличии от всех, он всегда больше, чем кто-либо другой, переживал за двойки или замечание в дневнике. Причём он не просто переживал. Получив двойку, он часто прямо тут же на уроке начинал плакать, уткнувшись лицом в сложенные перед собой руки. Иногда даже у него случались истерики. Будучи ещё в третьем классе, как-то раз стоя на перемене в компании других пацанов, я случайно услышал такой разговор: кто-то из пацанов начал говорить на тему того, что Андрюха Котов, как девчонка, вечно из-за каждой двойки ревёт. Но тут же Лёнька Морозов, — большой авторитет в нашем классе, — прервал его и сказал: «Ага, а ты знаешь, как его мать лупит!». И все тогда замолчали и больше не осуждали Андрея за его слёзы. Кстати, вспоминая всё это сейчас, я почти что уверен, что всех пацанов нашего класса, за исключением меня и Ромки (о Ромке я всё-всё знал), дома воспитывали именно с помощью ремня, ну или чего-либо аналогичного. Мы все проучились вместе десять лет, знали родителей друг друга, бывали друг у друга дома. И вспоминая всё это, я четко вижу, что просто не могло быть иначе в тех семьях. К тому же сколько раз в наших разговорах проскакивало: «Всё, теперь дома точно попадёт», «Ну, батя мне задаст», «Ну всё — копец. Будет мне…», «— Вечером выйдешь? – Не-е, у меня же пара по контроше. А батя сегодня, как назло, в первую смену». Напрямую об ЭТОМ, конечно, никто не говорил (кроме того случая с Андреем), но всегда было и так понятно о чём идёт речь. А ещё и учителя иногда выдавали: «Я вот отцу твоему позвоню. Он тебе задаст!» Но вот что интересно: при всём моём тогдашнем интересе к этой теме, я «хлопал ушами» и как-то не придавал всем этим разговорам никакого значения. И только лишь тот разговор насчёт Андрея накрепко засел у меня в голове. И когда летом меня стали одолевать всякие фантазии на тему наказаний, именно Андрей чаще всего вспоминался мне при этом. И когда в начале второй четверти передо мной стал выбор с кем мне теперь сидеть, именно это моё увлечение этой «странной» темой подтолкнуло меня сесть к нему, — он сидел один, — а не к Димке Петрову, который на тот момент тоже оказался сидящим в одиночестве. Что я ожидал от этого, на что надеялся, чего хотел – я и сам не понимал. Но просто сам факт того, что теперь я сижу рядом с пацаном, которого регулярно наказывают дома, заставлял меня почти всё время думать «на эту тему». А думать о ней было так приятно… К тому же вскоре, буквально через неделю, я как бы «вживую соприкоснулся с этим»: Андрей получил двойку и на следующий день после этого, я вдруг абсолютно случайно заметил, КАК он ёрзает на стуле. Да, тут, конечно, теперь самое время упомянуть о его маме. Его маму звали Роза Семёновна и работала она товароведом в каком-то большом магазине. Это я уже всё потом узнал.. Худая, среднего роста, с высокой причёской на голове, ярко накрашенная. И что мне ещё запомнилось – это обилие на ней золотых украшений и тонкий «визгливый» голос. Приходя с родительских собраний, моя мама всегда мне всё рассказывала. Сейчас я, конечно, уже понимаю, что, наверное, далеко НЕ СОВСЕМ ВСЁ, но тогда мне казалось иначе. В общем, она мне всегда рассказывала о том, что там было, что обсуждали и что о ком говорили. И с её слов, я знал про маму Андрея, что та была «не очень приятная», «какая-то немного истеричная», а на любое замечание в адрес Андрея тут же обещает «задать ему, как следует». Так же от мамы я узнал, что отца у Андрея нет. Вот такой сосед по парте появился у меня в начале второй четверти.
А что касается Андрея… Близкими друзьями мы за это время, — я имею в виду за вторую четверть, — конечно, не стали. Да и были мы слишком разными. Но когда сидишь за одной партой… В общем, в какой-то степени мы всё же сдружились. Я давал ему списать, помогал на контрольных, подсказывал… А он как-то раз принёс мне импортную машинку (я их собирал в то время). Машинка была немного поломанной, но для меня всё равно представляла огромную ценность. Кроме того, за это время, он успел пару раз побывать у меня дома, а один раз и я у него. В четвёртом классе мы учились во вторую смену. Поэтому по-утрам оставались дома одни. Ну, и часто ходили играть друг к другу (я имею в виду вообще всех своих одноклассников). В общем, отношения с Андреем у меня были нормальные. Что же касалось моего «нездорового интереса к определённой теме», то об этом тогда разговор у нас ни разу не заходил. Да и я, по-правде говоря, тогда ведь тоже не всё время думал об этом. Этот интерес накатывал на меня периодически. Нет, конечно, теперь, сидя рядом с Андреем, я замечал то, на что раньше никогда не обращал внимания: как на следующий день после двойки он осторожно садиться на стул, как ёрзает на нём во время уроков, да и вообще, какой он всегда мрачный после этого. Но даже это не всегда «пробуждало» во мне то «особое», «сладостное» состояние, которое находило на меня, когда я обычно думал или мечтал на эту тему.
А потом случилась довольно-таки неожиданная вещь. В конце второй четверти класуха на родительском собрании похвалила Андрея. Он исправил какие-то там двойки и всё получилось у него лучше, чем ожидалось. При этом она как-то так подвела разговор под то, что это потому, мол, что Андрей теперь сидит с таким хорошим, серьёзным мальчиком, как Слава Карпович, то есть со мной. Ну, то что я «самый, примерный, серьёзный, старательный» в классе, знали все родители. А вот то, что я теперь сижу с её сыном и «очень положительно влияю на него», оказалось для Розы Семёновны неожиданным сюрпризом. И судя по-всему, она сразу же прониклась ко мне небывалой любовью. По крайней мере с моей мамой она сразу же стала вести себя так, как будто они были самыми лучшими подругами. Забегая наперед скажу, что весной, она даже предлагала маме достать по блату хрусталь. Хрусталь тогда был ого-го каким дефицитом! У нас в семье он никого не интересовал, — интересовали книги, — да и денег на такие покупки не было. Поэтому мама, вежливо поблагодарив, отказалась. Моя мама вообще была не в восторге от этой вдруг свалившейся на неё «дружбы», но, как интеллигентный человек, она, общаясь с Розой Семёновной, всегда оставалась доброжелательной и приветливой, и на счёт моей дружбы с Андреем тоже никогда не возражала. Только однажды она меня очень осторожно спросила: почему Андрей такой весь какой-то издёрганный, нервный. Я уже не помню, что тогда ответил, но тему эту мы больше никогда не обсуждали. Кстати, я забыл сказать: Андрей с матерью жили в такой же, как и у нас двухкомнатной квартире (стандартная планировка). Правда их там было двое, а нас пятеро. И в отличии от нас, у них там было очень много этого самого хрусталя, а так же всяких ковров, дорогой мебели и прочего. В общем, жили они очень богато. Короче, с тех пор я стал самым желанным гостем у них дома. Роза Семёновна всячески поощряла нашу дружбу и часто сама звала меня, к ним в гости. В её понимании всё, что теперь было хорошее у Андрея – было только благодаря дружбе со мной. А за плохое он, судя по всему, продолжал расплачиваться, как и прежде. Так прошла зима. Единственное, что хорошо запомнилось в ней, так это наша победа в игре «Зарница». Мы бежали какую-то дурацкую эстафету, выполняли какие-то задания, набирали очки. А победу нам присудили благодаря одному случайно проходящему мимо ветерану. Там на одном участке надо было нести «раненого». Мы честно несли (уже не помню, кто это был). А другие команды смухлевали и их «раненые» бежали сами. А этот ветеран, увидел это, рассказал всё судьям и ещё похвалил нас за то, что мы «не бросили своего товарища». В общем, победу присудили нам. Дальше в памяти как будто дыра. Наверное, просто ничего «знаменательного» не было. Зато следующее, что я хорошо помню о том времени – это мой одиннадцатый день рождения. Ко мне в гости тогда пришли Ромка, Сашка, Андрей и ещё двое пацанов из нашего класса – Димка Петров и Сергей Колачёв. Было весело. И ещё помню набор-конструктор машинок. Из него можно было собрать три разные машинки! Его я получил в подарок, правда теперь не помню уже от кого именно. И, естественно, после этого в мае, кажется шестого или седьмого числа, но абсолютно точно между Первомайскими праздниками и Днём Победы, когда у Андрея был день рождения, я был тоже приглашён. Тут, опять же, есть небольшие провалы в памяти. Так, например, я абсолютно не помню что я ему тогда подарил. Дело в том, что этот день рождения мне запомнился совсем другими событиями. О том, какой там был шикарный стол, полный всяких дефицитных деликатесов, я расписывать не буду. Хотя и это мне запомнилось тоже очень хорошо. Из детей там был я, какой-то соседский пацан и «целая куча» двоюродных и троюродных братьев и сестёр Андрея. Всего нас было, кажется, человек восемь. Из взрослых, кроме Розы Семёновны, там были ещё две семейные пары, — тёти, дяди Андрея. Покушав, все дети ушли в другую комнату, оставив взрослых за столом. Я уже точно не помню с чего начался разговор, но короче Андрей сказал, что сейчас нам покажет волка из «Ну, погоди!». Он сбегал на кухню и что-то принёс руке. Это оказались три сигареты. Взрослые периодически выходили курить на кухню. Затем мы вывалились всей гурьбой на лоджию и Андрей начал свою демонстрацию. Он вставил в рот сразу три сигареты и принялся поджигать их… Я уже не помню, в каком именно выпуске этого мультика была такая сцена: волк берёт сразу несколько сигарет, набирает рот полный дыма и выкуривает откуда-то там зайца. Судя по всему, именно это нам и собирался продемонстрировать Андрей. И вот в этот самый момент, дверь лоджии открылась и на пороге возникла Роза Семёновна… Как она стала кричать! Мне кажется, этот пронзительно-визгливый крик я не забуду никогда в жизни. Попутно она влепила Андрею такую звонкую и сильную пощёчину, что сигареты, вылетев у него из-за рта, улетели куда-то далеко за перила лоджии. Тут же на крик примчалась одна из тёток Андрея и стала успокаивать Розу Семёновну, говорить, что не надо так волноваться, что это же праздник, и что неудобно перед людьми, и что-то ещё. Потом подключились и остальные взрослые. Помню, как кто-то из сестёр Андрея попытался объяснить ей, что это было не на самом деле, а это мы так шутили и что Андрей нам просто хотел показать фокус. И ещё я очень хорошо помню сникшего Андрея, втянувшего голову в плечи, со слезами на глазах. Естественно, после этого, праздник был скомкан и мы очень скоро все разошлись. Не знаю, что было потом Андрею за это, но, думаю, досталось ему здорово. Я же с ним встретился уже только лишь после Дня Победы и, естественно, мы это не обсуждали. Но всё это произвело на меня тогда очень тяжёлое впечатление. Может потому, что до этого я никогда в жизни ничего подобного не видел. Но вот, что интересно: несмотря на то, что это так сильно потрясло меня (да так, что я до сих пор отлично помню всё это!), буквально уже через неделю, ну может чуть больше, я, как ни в чём не бывало, снова ходил к Андрею домой и играл с ним. И при этом встречался там с Розой Семёновной. Здоровался, разговаривал… Интересная штука детская психика. Сейчас бы я, наверное, после ТАКОГО никогда больше в жизни не смог нормально общаться с таким человеком, — я имею в виду Розу Семёновну. А тогда как-то всё это быстро сгладилось и на время забылось. А вот дальше… Дальше начинаются события, которые мне запомнились очень хорошо. Заключительное родительское собрание в конце учебного года… Причём вместе с нами – с детьми. На нём же вручались грамоты круглым отличникам. У нас в классе их было всего двое. Точнее две девочки. Тем же, кто закончил год без троек, то есть на четыре и пять, полагались благодарности за хорошую учёбу. Я был в их числе. А всего таких нас было пятеро. А потом класуха просто говорила о каждом. И при этом она старалась сказать обязательно что-нибудь хорошее. Это я уже сейчас только хорошо понимаю, каким она всё-таки была хорошим и мудрым педагогом. А тогда нам всё это казалось в порядке вещей. Сказав несколько хороших слов об Андрее, она как бы вскользь коснулась нашей дружбы и того,
как настоящая дружба может помочь в учёбе. В общем, я опять был выставлен этаким героем. Хотя, если честно, никаких моих заслуг в успехах Андрея не было. У него и у самого голова нормально варила, а двойки и замечания были только лишь из-за общей расхлябанности и лени. Возможно, конечно, наша дружба действительно сделала его немного собраннее, но не более. Учился он сам. Но как бы то не было, Роза Семёновна похоже ещё с большей силой воспылала любовью ко мне и моей маме. Потому как то, что она предложила нам после собрания, просто любезностью не назовёшь. Но тут я должен вернуться немного назад, к событиям, которые происходили у нас дома последние две недели мая. А происходили у нас там в основном скандалы, в центре которых был я. Дело в том, что моё лето было распланировано так: в июне я дома под присмотром бабушки, в июле я еду на одну смену в пионерский лагерь (который я терпеть не мог), а в августе я снова дома, но на одну неделю еду с мамой в Москву (она в командировку, ну а я посмотреть на столицу). Меня тоже хотели отправить на две смены, но я встал на дыбы. Скандалы начались именно с этого. Дело в том, что до этого я был уже в этом лагере дважды. Правда в самых младших отрядах. Первый год мне запомнился только лишь ведром, которое на ночь ставили на веранде чтобы нам было куда бегать по нужде. Входную дверь на ночь запирали. А утром это наполненное до краёв ведро выносила и выливала на улицу вечно ругающаяся воспитательница… Второй год запомнился мне холодной манной кашей, которую я терпеть не мог и безвкусным подгоревшим омлетом. И всё это нас всегда заставляли съедать до конца. А ещё оба этих раза запомнились мне дикой тоской по дому. После этого я год туда не ездил и вот теперь родители кое-как с трудом уговорили меня на одну смену. Но когда разговор зашёл о двух сменах, я устроил скандал. Кажется у меня тогда было даже что-то вроде истерики. В общем было решено, что июнь я проведу в городе под присмотром бабушки. Но тут… Тут вдруг оказалось, что бабушке неожиданно выделили на июнь бесплатную путёвку в санаторий. Оставлять меня одного без присмотра на целый день, и так в течении целого месяца, родители категорически отказались. Тем более что, как оказалось, все мои друзья — Ромка и Саша — разъезжались кто куда. И снова был скандал. В итоге было решено, что весь июнь я буду ходить в школьный городской лагерь. Перспектива была малопривлекательной. Во-первых, я знал, что никого из пацанов нашего класса там не будет. Все разъезжались. Кто в деревню, кто на дачу. А во-вторых, там, в этом лагере, ко всему прочему ещё предусматривался и тихий час. Для этого мы должны были принести из дома свои раскладушки, матрасы, подушки, одеяла, бельё. Как и все мои сверстники, я терпеть не мог спать днём. (Эх, дали бы мне сейчас такую возможность!) В общем, ничего хорошего я от этого лагеря не ждал. Конечно, это было лучше, чем пионерлагерь — всё-таки тут я буду каждый вечер дома. Но всё равно… Я был очень недоволен и расстроен этим решением родителей. Но тут они были уже непреклонны. Вот об этом всём моя мама и рассказала Розе Семёновне, когда они сидели рядом на собрании. Так сказать, поделилась и своими проблемами. Наверное, в том плане, что я тоже «не сахар». Это я так предполагаю.
И вот тут… Роза Семёновна предложила маме, что она могла бы взять меня на этот месяц к ним на дачу. И тут же, не дожидаясь маминого ответа, она стала расписывать ей и мне, — я стоял рядом и хлопал растерянными глазами, — как там хорошо. Лес, речка, свежий воздух… «И Андрею будет веселее, да и Славик не будет скучать один в городе», — под конец своей длинной речи сказала она. Именно эти её слова мне запомнились, почему-то, лучше всего. Конечно, мама тут же стала говорить что-то на тему того, что «нет, спасибо, не надо… ну, что вы… неудобно…». В общем, что-то в этом духе , — интеллигенция!. А я так растерялся, что даже и сам не знал хочу ли я этого или нет. Андрей же, как мне тогда показалось, — он тоже стоял рядом со своей мамой и всё слышал, — смотрел на меня широко раскрытыми глазами полными мольбы. Потом я уже понял этот его молчаливый взгляд: одному на даче можно было сойти с ума от скуки и к тому же, когда я был рядом, его мать была не так строга с ним и особо не цеплялась. Он это знал и, конечно, очень обрадовался такой перспективе, в смысле, что я тоже поеду с ними на дачу. Но всё это я уже узнал позже. А тогда, когда Роза Семёновна спросила меня хочу ли я поехать с ними, я замялся и стал что-то тихо мямлить на тему того, что я не знаю. В общем, было решено, что мы дома всё обсудим и завтра перезвоним ей. Дома… Вообще, я по своей натуре всегда был ужасным домоседом и любая поезка куда-либо на длительный срок, была для меня мучительной. Тем более если это было незнакомое место и незнакомые люди. Возможно именно потому я так не любил пионерские лагеря. Поэтому дома я первым делом сообщил маме, что никуда не поеду. Но тут снова вмешались непредвиденные обстоятельства. Эту новость принёс вернувшийся с работы отец. Оказалось, что в соседнем доме начинают капитальный ремонт и отец договорился там с каким-то знакомым бригадиром, что они нам за пару недель тоже сделают ремонт во всей квартире. Поэтому на это время нам троим, папе, маме и мне, предстояло перебраться жить в бабушкину однокомнатную квартиру. В общем, обдумав всё ещё и ещё раз, при этом вспомнив о том, что никого знакомых в этом школьном городском лагере не будет и плюс этот ненавистный тихий час, я сказал, что «ладно, я согласен поехать на дачу с Андреем». Потом был звонок Розе Семёновне, долгая благодарственная речь и тому подобное… Затем, в течении двух последующих дней были сборы. Мои вещи были упакованы в маленький чемодан с которым я раньше ездил в пионерлагерь, а сам я был просто-таки замучен всякими мамиными инструкциями на тему того, как себя вести. Как будто я и сам всего этого не знал!
продолжение следует..
83 871
Загрузка...
А где слайды?)🤪слайды!слайды!!
Продолжение плизз
Емае проду быстро