Ямочка

(роман)

Данная книга является художественным произведением, она не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и табака. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, они, описания, не являются призывом к совершению запрещённых действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и табака.

Часть 1

«… и сказал Господь в сердце Своём: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал».

Бытие; Глава 9; Стих 6

ГЛАВА 1

Ветреное и холодное окончание августа напугало обитателей областного сибирского города. В одно утро люди предали лето и сдались в плен ещё не наступившей по календарю осени, надев шляпы, шапочки, шарфы, плащи, пальто, закрытую обувь. Бездомные собаки, кошки, прожорливые городские птицы и хвостатые крысы вдруг перестали скапливаться около переполненных и омерзительно вонючих баков с гниющими отбросами человеческой жизни. Уродливые чёрные ёмкости без крышек, как наглядный укор порядку в стране, стояли неровно на большом расстоянии друг от друга посреди рассыпанного вокруг мусора на неухоженных улицах, возле серых и мрачных многоэтажных панельных домов. Несмотря на солнце, что иногда проникало лучами на землю через низко летящие облака, влажная, переросшая трава вдоль дорог уже не успевала просохнуть до полудня после студёных ночных дождей. Раннее похолодание на фоне всюду господствующего беспорядка невольно усиливало подавленность и тоску у жителей от безысходности. В такую пору люди ощущали себя подобно проклятым оттого, что вынуждены проживать в суровом краю и при суровом несменяемом советском режиме, который просуществовал без малого семь десятков лет и казался незыблемым и вечным, точно преисподняя. Только беззаветно преданные своему единственному в жизни лету бабочки капустницы, доживающие отмеренный срок, удивляя, продолжали наперекор северному ветру взлетать ненадолго под деревьями в скверах. Под стать бабочкам и мухи, сопротивляясь тому же холодному ветру, с трудом ползали по тёплым заплёванным чугунным кругам люков канализации, среди тротуаров. Крылатые насекомые словно не теряли надежды, что ласковое тепло при их жизни ещё вернётся. Однако горожанам безошибочно стало понятно, что короткое сибирское лето ушло бесповоротно.
Два водителя на новом такси бесшумно подъехали к гаражу смениться. Молодой и суетный под чужим взглядом татарин Вахитов, стриженный просто и дёшево, как мальчик дошкольного возраста с небольшой русой чёлкой на голом темени, отработал двенадцать часов и привёз своего напарника Валерия Бурцева для передачи ему автомобиля на ночь. Недавно созданное, а потому не обустроенное, второе в городе предприятие таксомоторных перевозок расположилось на окраине. С тыльной стороны организация примыкала к городской объездной дороге и отделялась от неё забором из криво приваренных к ржавым металлическим столбам грязных железобетонных плит. За дорогой начинались сельские поля со скошенной накануне кормовой кукурузой, и потому уборочный запах из смеси срезанных злаков и пашни распространялся повсюду. Некоторые автомобили, что заехали на территорию, стояли с открытыми для вида капотами, багажниками и дверями в окружении нескольких иногда озирающихся по сторонам человек, подальше от административного здания и от глаз руководящего персонала. У таких машин, как по ритуалу, уходящие на выходные дни таксисты тайком и с удовольствием распивали водку, которую закусывали традиционно жареными цыплятами. По тому, как наглядно хмурые молодые водители быстро превращались в весёлых и шумных балагуров, становилось понятно, что вся нелёгкая многочасовая работа делалась этими людьми благодаря единственной в жизни радости — радости выпить и закусить.
В подобных компаниях, прежде чем приступить к выпивке, разорванную на куски курицу, свежие помидоры, зелень, мягкий хрустящий хлеб, бутылки, стаканы и сигареты укладывали на дно багажника поверх старых газет, чтобы весь этот «праздник» можно было быстро прикрыть, в случае внезапного появления какого-нибудь начальника. Затем часто все происходило по известному сценарию. После первых ударных ста грамм (половина гранёного стакана) на голодный желудок ещё тёплые цыплята табака, купленные навынос в переполненном всегда городском кафе, на воздухе приносили дурманившее наслаждение и ощущение восторга от кажущейся особенно ненасытной закуски после обжигающей нутро водки. Здесь же немедленно начинались разговоры о «кормилицах» — о машинах и их проблемах. Потом захмелевшие шофёры непременно рассказывали друг другу случаи о том, сколько каждый удивительно много «чаю» за короткую поездку получил от какого-нибудь хвастливого клиента. Постепенно пьянея все основательнее, таксисты незаметно, но обязательно переходили в разговорах на женщин, и заканчивалось все тем, что захмелевшие молодые люди рассаживались по выезжающим из гаража в ночную смену такси и направлялись в центр города на поиски ещё «беленькой» и подружек. Жизнь решительно брала своё: накопительство чаевых, собираемых монотонно и нудно за неделю, повеселевшим водителям вдруг начинало представляться презренным делом, и деньги, пришедшие от неразумных пассажиров, так же неразумно, без сожаления начинали тратиться напропалую без остатка в ресторане с музыкой и танцами. К закрытию питейного заведения вконец опьяневшие и разгорячённые друзья бросали по-барски с танцевальной площадки в музыкантов скрученные ладонями в шарики денежные купюры достоинством в пятьдесят, а то и в сто рублей, и громко требовали не останавливаться, а повторять и повторять какой-нибудь заводной шлягер, под который отплясывать было легко и весело. Именно таксисты, официанты и торгаши в советской стране чувствовали себя как у Христа за пазухой, вопреки желанию и старанию идеологов коммунизма. Поведение молодых людей во все времена схожее, меняются только декорации времени. Подобным образом вели себя давным-давно при царях когда-то пьяные молодые извозчики в дешёвых кабаках после трудных, унизительных и холопских будней. Те же таксисты, только на лошадях, тогда и представить не могли, что придёт такая власть, которая сделает их ни за что ни про что наиболее обеспеченными гражданами по сравнению с остальным населением.
Таким образом в этом таксопарке часто заканчивалось желание выпить водки после смены и перед выходными. Советская власть, вопреки человеческой природе, своими ограничениями во всех сферах жизни не могла и почти не стремилась ограничить только одного — повального пьянства. Власть советов зачастую возглавлялась психически больными или много пьющими хамами, которые невольно превращали в больных и пьющих от беспросветности уже четвёртое поколение большей части народа. Любой здравомыслящий и трезвый человек неминуемо критически относился к царившему порядку вещей, но таких в стране мнимо господствующего пролетариата было мало. И все же что-то было от Бога в этой безбожной и преступной власти, раз она не умерла тотчас после преждевременного рождения.
— Сегодня слышал в машине по приёмнику, что разбилась в самолёте американская девчонка! Как же её?.. — Вахитов опустил голову и почесал правую бровь указательным пальцем с уродливым и жёлтым от никотина ногтем, вспоминая иностранное имя. — Ну, та, которая написала письмо не то Горбачеву, не то Черненко?! — с шутливым возмущением обратился Вахитов к Бурцеву, протягивая в его сторону открытую ладонь, ожидая подсказки, будто тот безусловно должен знать, о ком идёт речь. Бурцев молчал, слушая со спокойным видом, какое имя назовёт Вахитов, у которого во время разговора в уголках губ скапливалась загустевшая белая слюна. «Как же его губы целует жена?..» — подумал Бурцев и невольно вздрогнул от неприятного ощущения, представляя на миг картину поцелуя слюнявого Вахитова с женой.
— Черт!.. Забыл! А! Вспомнил! — вдруг выкрикнул Вахитов, широко раскрыв при этом глаза. — Саманта! Смит Саманта, точнее!.. Или Саманта Смит? — угасая, начал гадать в сомнениях нерусский, говоря сиплым прокуренным голосом. — Ну, ладно, неважно! Передали, что она погибла вместе с отцом! Тринадцать лет было девчонке! — Вахитов говорил эту новость с тревожным лицом, и кто не знал его, то мог бы подумать, что это событие потрясло его искренне и глубоко. Однако через несколько минут он разговаривал на совершенно противоположную, смешную тему и искренне заливался хохотом от анекдотов среди таксистов, стоящих в очереди к диспетчеру за путевыми листами. Вахитов вспомнил и объявил эту новость, чтобы прервать неловкое молчание с недавно посаженным на его новую машину сменщиком. Вахитов определял про себя Бурцева, как человека со связями в гараже и как «шибко грамотного», по его любимому выражению, а значит, не своего круга, но нужного для разрешения возможных проблем по работе в будущем.
Советские таксопарки отличались от всех других транспортных контор своей неоднородной, но зачастую очень яркой публикой. Здесь могли трудиться не только пожилые водители, что не закончили даже начальной школы из-за того, что их детство выпало на нищие и голодные годы Второй мировой войны. Люди молодые и более образованные тоже иногда от отчаяния приходили и садились за руль такси. Эти молодые люди теряли всякую надежду заработать деньги после института для нормальной семейной жизни на заводах и фабриках, куда их, как крепостных, распределяли на три года отрабатывать бесплатное высшее образование. На предприятиях молодым специалистам платили сущие копейки, чтобы можно было только покупать немудрёную еду и далёкую от моды советскую одежду. Однако не каждый мог работать в такси, так как не каждый мог брать плату за проезд и нагло, не моргнув глазом, «забыть» отдать причитающуюся сдачу пассажиру. Иное поведение лишало смысла работу в такси. Перед таксистами пассажиры часто чувствовали себя неловко и виновато за то, что иногда из-за нужды требовали расчёта строго по счётчику. Всё-таки советская идеология осуждала нагловатых людей сервиса, а наплевать на это осуждение мог не любой человек. Объединяло всех разных по возрасту и образованию таксистов то, что все они являлись людьми более довольными жизнью, а значит, более весёлыми относительно остальных хмурых советских людей, но не потому, что советская мораль меняла их, как заявляла власть, а потому, что нудная профессия таксиста (извозчика) приносила более приемлемый доход и достаток.
Бурцев, задумчиво глядя в боковое стекло на очередь машин перед опущенными навесными воротами, тихо произнёс:
— Никто не защищён… Эта девочка два года назад приезжала по приглашению Андропова погостить в Союз, а когда возвращалась домой, в Америку, то на прощание, говорят, сказала с надеждой по-русски, что «будем жить». Может быть, кто-то неведомый подсказал ей именно эту фразу, хотя это милое дитя верило без сомнений в сказанное при расставании. — Мрачный Валерий молчал почти всю дорогу, потому что плохо выспался. Он не жаловал ночные смены оттого, что никак не мог привыкнуть укладываться спать в шесть утра, а в шестнадцать часов уже выходить из дома и уезжать с приехавшим сменщиком на оформление своего путевого листа в гараж. До выходных дней у него не имелось времени не только почитать книгу или газету, что Бурцев привык делать в зоне для заключённых и в чём чувствовал нужду, но и включить телевизор. Это являлось для него существенным неудобством от денежной работы в такси. В лагере в воскресный день, а в будни вечером после работы, Бурцев часто ходил в библиотеку. В зоне находилось чуть больше одной тысячи заключённых, но библиотека почти всегда оставалась тихим и безлюдным местом. Именно в библиотеке Валерий часто брал по несколько томов Большой советской энциклопедии 1951 года издания с обилием портретов Сталина и просиживал за чтением почти до отбоя ко сну. Именно лагерная библиотека приучила Бурцева к запойному чтению книг, чего он не мог себе привить на свободе из-за отсутствия времени. — Много пожившие люди, — продолжил Бурцев, — после гибели детей от отчаяния вопрошают, глядя на небо, мол, что же ты, Господь, если ты есть, наравне с людьми взрослыми не хранишь невинных детей, которых любишь?! Христос, сын твой, говорил, что детям принадлежит Царство Божие. Что он имел в виду?.. Если человек погибает на земле в детском возрасте, то непременно попадает в Царство Небесное, а хранить жизнь младенца или ребёнка «в миру» он поручает его родителям?.. А если родители не справляются с этим и не могут уберечь своё дитя, то в этом есть наказание за какие-то родительские прегрешения или за грехи более дальних предков? — завершая размышления, спрашивал Бурцев, отвернувшись опять от Вахитова к боковому стеклу. Вахитов глянул на Бурцева, как на человека со странностями, но промолчал. Бурцев для Вахитова не походил на обычного таксиста, но Бурцева вовсе не волновало отношение Вахитова к нему.
Бурцев вспомнил Библию, что брал читать в лагере у осуждённого за отказ служить в армии молодого парня ровесника из семьи старообрядцев. Таких толстых книг Валерий не видывал до тюрьмы, и только по этой причине Библия вызывала тогда у него интерес. «Какой же связный сюжет можно поместить на таком огромном количестве страниц?» — спрашивал он себя, когда попал в колонию и ему было только восемнадцать лет, впервые удерживая увесистый и толстый фолиант в руках. Позже ему стало понятно, что Библия — это собрание многих древних книг под одной обложкой. Своим началом Ветхий Завет казался Бурцеву — бывшему октябрёнку, пионеру и комсомольцу — какой-то неведомой ранее сказкой с добрыми идеями немного созвучными с идеями морального кодекса строителя коммунизма. Новый Завет ему виделся собранием описаний забавных чудес, которые творил Богочеловек по имени Христос. В Бурцеве так естественно и прочно сидел атеизм советской школы, что все верующие люди казались ему или малообразованными, или вовсе мошенниками. Валерий старался понять насколько искренен в вере его сосед через две шконки, который одного с ним возраста и который всегда безропотно давал читать ему Библию, помогая при этом понимать не только старинные слова, но некоторые тексты целиком. Ровесник старообрядец не требовал, а только робко и стеснительно просил об одном — не загибать страницы, пряча при этом от смущения глаза, словно чувствовал себя виноватым за эту просьбу. Библию старообрядцу неожиданно пропустил в лагерь заместитель начальника колонии по воспитательной работе, который часто присутствовал на приёме этапа из следственного изолятора. Кто-то в колонии знал дело этого молодого арестанта и рассказывал, что тот не пошёл в военкомат на призывную комиссию, потому что служба в армии противоречит учению Христа. Верующий юноша не хотел принимать присягу, а значит, вопреки Нагорной проповеди, давать клятву и брать в руки оружие, чтобы убивать по приказу. Этот молодой человек без колебаний согласился отсидеть два года в тюрьме, вместо двух лет солдатской жизни. Чем чаще Бурцев перечитывал Библию, тем меньше содержание её виделось ему во всем несуразным и утопическим, несмотря на очевидную сказочность сюжетов книги. Валерий не принимал на веру всё то, что написано в Библии, а пытался, как мог, найти объяснение изложенным в ней фактам и утверждениям с высоты небольшого опыта жизни. Другими словами, он сначала читал Библию в большей мере как критически настроенный и любопытный исследователь незнакомого текста, а не как безусловно верящий написанному человек. Однако со временем Валерий почувствовал, что, возможно, пять заповедей Христа, несмотря на нереальность немедленного и строгого исполнения их всеми людьми одновременно, всё-таки содержат в себе правила жизни, которые определённо дают людям большую возможность сохраниться и иметь будущее. Бурцев так часто и тщательно перечитывал Библию, что невольно на все события в жизни и в мире старался найти объяснения в ней. Вот и сейчас, после рассказанной Вахитовым трагической новости, он по обыкновению попытался найти толкование этому в Новом Завете Христа.
Осознав, что не очень образованный иноверец Вахитов будет вынужден что-то отвечать на его вслух произнесённые слова, Бурцев продолжил рассуждать молча: «Эта американка не только дитя, а дитя миротворец, если верить тому, что о ней пишут. У Матфея Христос говорил, что миротворцы блаженны и будут наречены сынами Божьими. Следовательно теперь погибшее юное существо, наравне с Христом, будет наречено Богом отцом своим чадом… По всей видимости, Бог отец своим наречённым детям не даёт долгой жизни на земле, а после смерти дарует им восторг и славу среди людей, что и есть, наверное, поселить их навечно в Царстве Небесном, и что сейчас должно исполниться в отношении погибшей девчонки. Подтверждение тому в том, что Вахитов, я и многие другие люди с разной степенью глубины переживания впредь будем невольно о ней вспоминать в годовщину её гибели, и не только… Если Библия истинно божественная, а потому правдивая книга, то память об ушедшем сегодня подростке должна будет сохраниться. Этот Богом с рождения помеченный человечек был послан препятствовать вражде людей из-за ослепления взаимной ненавистью. Она — эта с большими искренними глазами худенькая девочка — после поездки по Советскому Союзу сказала, поражённая увиденным, что они такие же, как мы, то есть советские люди такие же, как они, американцы! Это вслух произнесённое и подхваченное всеми откровение ребёнка, хотя мало кто это осознавал, сыграло невидимую, но великую роль умиротворения, так как немыслимо воевать против таких же людей, как они сами, и неминуемо убивать этих людей, а дело, по-Божьему разумению, неумолимо шло к этому. Ребёнок не мог лгать, поэтому его невозможно было опровергнуть противостоящим и воинствующим правителям, которые всегда готовы с родственниками отсидеться в безопасном бетонном бункере, а также склонны на обман и на жертву простого люда …»

ГЛАВА 2

— У нас, у мусульман, в тринадцать лет девочка может оказаться уже замужем, — неожиданно вставил Вахитов, давая понять, что в тринадцать лет не все дети невинны. Он ухмыльнулся кривой улыбкой, обнажая ряд неровных и редко посаженных жёлтых зубов. Вахитов вновь по привычке перевернул кисть правой руки ладонью кверху, подобно жесту «возьмите».
— Замужество не грех… Выдают рано замуж девчонку взрослые родственники и, наверное, небескорыстно, — отговорился Бурцев, чтобы продолжить размышления. «Опять цифра тринадцать сегодня…» — промелькнуло в голове у него, когда он вспомнил, что тринадцать лет назад с двумя друзьями привёл вечером трёх незнакомых подружек домой к Роману. Двум из девиц было по шестнадцать лет, а младшей только тринадцать. Эта тринадцатилетняя девочка сыграла зловещую роль в его жизни. «Ей тоже, как сегодня погибшей американке, было тринадцать… Господи! Всюду цифра тринадцать напоминает сегодня о себе перед выездом… Лучше бы я «захворал» и не поехал нынче на линию… Не угодить бы в аварию на новой машине. Цифра тринадцать по народному поверью не сулит ничего доброго… Однако народ в большинстве своём суеверен, и мне не следует уподобляться всем…» — подумал Бурцев, продолжая невольно вспоминать события тринадцатилетней давности.
Дело происходило в середине марта, тепла весеннего ещё не ощущалось, и снег в городе не только не таял, но, напротив, казался белым и пушистым, как в начале зимы. Прошло, возможно, пятнадцать минут после знакомства у кинотеатра с тремя девушками, и Роман, как самый активный из троих товарищей, не откладывая, пригласил продрогших девчонок в гости в свою пустующую квартиру. Ребята не надеялись, что подруги темнеющим вечером согласятся пойти к незнакомым мальчикам, но невинные существа переглянулись и вдруг одобрительно кивнули. Наивные девочки всегда смелы, потому что не только не ведают страха, но и убеждены, что приятные ребята не могут быть опасными, тем более, что мальчики в жизни все равно неизбежны. Взрослеющие девочки по природе всегда отчаянно смелы. Друзья же, естественно для их возраста, восприняли это по-своему: они предположили, что девицы давно доступны и не против интимной близости. С этого возраста у юношей начинается период гормонального избытка, и они впервые серьёзно помешаны на девочках.
Валерию, Роману и Николаю шёл тогда восемнадцатый год. Все они закончили вместе одну общеобразовательную школу в прошлом году, но в институт не смогли поступить, потому что учились без особого желания и оттого не очень успешно. Друзья были увлечены хоккеем и пропадали в спортивной школе всё свободное время с семилетнего возраста. В наступившем году тренер им пообещал, что похлопочет у военных в спортивном клубе «Звезда», чтобы их, как способных и перспективных игроков, взяли служить в состав местной армейской команды. После армии каждый планировал поступить заочно в какое-нибудь высшее учебное заведение и параллельно играть в шайбу за родной клуб. Такова была участь многих способных и талантливых мальчиков в советском хоккее.
Николаю только исполнилось семнадцать лет, Роману уже полгода было семнадцать, а Валерию оставался месяц до совершеннолетия. У Романа мать работала лаборантом на цементном заводе и на неделю уехала в командировку на специальный полигон для испытаний новых марок цемента, а отец с ними не жил. Двух шестнадцатилетних девочек друзья под шуточные, как им казалось, угрозы изнасиловали, а тринадцатилетнюю девчонку, несмотря на её недетские формы, пожалели. Сначала подружки сопротивлялись, но когда захмелевший Николай дёрнул со злостью за лацкан пальто одну из самых шумных подруг, и у неё как горох посыпались пуговицы по полу, то все девицы вдруг с испугом в глазах осознали, что вырваться из квартиры, не уступив приставаниям парней, — не получится. Валерий строго соблюдал спортивный режим и не стал пить водку для того, чтобы согреться после улицы. Он из троих ребят один остался трезвым. Девочки с последней надеждой прибежали к нему на кухню, где он искал что-нибудь поесть. Они попросили его повлиять на выпивших друзей и отпустить их домой. Валерию искренне стало жалко перепуганных девчонок, и он согласился попытаться убедить товарищей не трогать подруг, хотя не верил в успех. Бурцев трезвыми глазами смотрел на все происходящее и опасался возможных последствий. Он пошёл в комнату и объявил друзьям, что девчонки намерены обязательно обратиться в милицию, если их немедленно не отпустят. При этом Валерий насколько мог сделал лицо напуганным. Бурцев выдумал эту угрозу, но подвыпившие товарищи настолько сильно возбудились бегающими по квартире девчонками, что уже ничего не боялись. Им со стороны казалось, что девочки друг перед другом наигранно и фальшиво взволнованы, и оказывают сопротивление, которое больше напоминало скрытое согласие. Николай и Роман на секунду задумались, переглянулись, затем рассмеялись и сказали Валерию, что все девочки так говорят, когда попадают в подобную ситуацию. Ещё друзья ему посоветовали вспомнить Аркашу Угрюмова, а тот всегда силой и побоями добивался близости с девочками и оставался неприкасаемым для милиции. Самую молоденькую подружку Бурцев всё-таки упросил не трогать, с чем друзья согласились, потому что в противном случае он пригрозил уйти. Валерию было неловко перед незнакомыми девчонками оттого, что он не смог повлиять на своих друзей и оправдать надежды на него. Несмотря на то, что Бурцев был старшим среди мальчиков по возрасту, это не имело никакого значения для его товарищей. Николай и Роман были крупнее Валерия, а в хоккейной команде из-за своего гигантского роста под метр девяносто заслуженно играли роль защитников. Бурцев был немного поменьше, но самым быстрым нападающим, поэтому силой он не мог бы воспрепятствовать намерениям приятелей, да и отношения можно было испортить с друзьями детства навсегда. Валерий вернулся на кухню и сказал подругам, пряча глаза, что лучше подчиниться нетрезвым парням, а затем беспрепятственно поехать домой. Девчонки молчали, но не плакали. Они покорно ждали, когда парни разведут их по комнатам. Эта покорность жертв тогда неожиданно приятно возбудила Бурцева, но он не изменил своего решения — не участвовать с товарищами в сексуальных утехах. Валерий поспешно забрал с собой в маленькую комнату самую молодую девушку и в течение всего времени лежал с ней на кровати, оберегая на всякий случай от подвыпивших товарищей. Один раз Валерий ходил на кухню по её просьбе за водой. Эта тринадцатилетняя девочка серьёзно боялась пьяных парней, и её заметно трясло от страха. Валерий чувствовал её неподдельные переживания и убеждал, что к ней никто не притронется, но она на Бурцева не могла положиться с уверенностью, несмотря на то, что он оставался трезвым. После удовлетворения своей похоти, юноши дали девчонкам возможность привести себя в порядок. Валерий вызвался проводить девчонок до автобусной остановки — он считал это важным. Ему хотелось сгладить вину друзей насколько возможно и уменьшить обиду жертв, но недоброе предчувствие его не подвело. Через три дня всех ребят забрала милиция из той самой квартиры, где они собирались ежедневно, пока мать Романа отсутствовала. Именно отец и мать младшей девочки настояли на одновременной подаче заявлений в милицию всеми родителями дочерей. Родители самой младшей девочки подозревали, что изнасилована и их тринадцатилетняя дочь, и что она скрывает это из-за стыда перед обязательным обследованием у гинеколога.
Троим друзьям дали по восемь лет лагерей, которые Валерий отсидел полностью, хотя не прикоснулся ни к одной из потерпевших. Подельники же его вышли на известные «стройки народного хозяйства» немного раньше Валерия, после указа в конце семидесятых годов, допускающего освобождение условно с обязательным привлечением к труду преступников, осуждённых по тяжким статьям уголовного кодекса. Ещё с давних шестидесятых годов в народе это называлось — освободиться на «химию». Предположительно, заключённых называли «химиками» потому, что они начали освобождаться на строительство первых в стране предприятий химической промышленности, потому что Америка по химической промышленности являлась мировым лидером. Раньше на «химию» выпускали только за лёгкие и средней тяжести преступления. Это не совсем полная свобода, но и не лагерь. Жить следовало в общежитии с такими же «химиками», как ты сам, отмечаться вечером у милицейского коменданта и работать там, куда пошлют, но без охраны и на свободе. Советская власть с её чрезмерно затратной социальной экономикой уже не могла привлечь на тяжёлые и плохо оплачиваемые работы на крупных предприятиях страны вольнонаёмных людей. Власть была вынуждена по традиции со сталинских времён направлять туда заключённых, но, как дань новому времени, освобождая их при этом досрочно, с обязательством весь оставшийся срок отработать там, где потребуется. За нарушения режима проживания и трудовой дисциплины условно освобождённых работников немедленно через суд возвращали обратно в лагерь досиживать срок.
Девочка, которую Валерий оберегал от друзей, не сказала на суде в его оправдание ни единого слова. Бурцев предполагал, что, возможно, она боялась родителей или этому её научили следователи. Две изнасилованные подруги показали, что с ними совершили по два половых акта, а кто из обвиняемых это сделал и сколько раз, они не могли точно определить из-за темноты в комнатах и стресса. Валерий говорил на следствии и на суде, что не трогал никого и лежал с самой молодой девочкой, которую все друзья сообща решили пожалеть. Дознаватели после задержания хотели побить Бурцева, чтобы он признался в изнасиловании, но он был готов к этому. Наслушавшись рассказов старших ребят соседей по двору, которые по вечерам собирались на большой зелёной чугунной лавочке, он усвоил, как именно следует себя вести на допросах. Валерий на первом допросе вскочил со стула, когда в кабинете стали собираться подозрительные, хмурые и крепкие ребята в штатском. Бурцев решительно занял угол и громко сказал, что будет драться и кричать на всю милицию, если его, несовершеннолетнего, тронут хотя бы пальцем. Старший дознаватель не ожидал такого поведения от молодого человека и велел всем выйти, после чего Валерий собственноручно спокойно заполнил протокол допроса. Адвокатов для подозреваемых несовершеннолетних ребят никто не думал вызывать. Тогда это, наверное, не было безусловным требованием, и человек похожий на защитника впервые появился перед отправкой друзей из камеры предварительного заключения — в тюрьму. Безликий, для проформы, этот временный адвокат появился у прокурора на предъявлении обвинения и получении первой санкции на арест сроком на два месяца. Больше этого «защитника» друзья никогда не видели. Всех троих впервые после задержания везли вместе от прокурора в тюрьму на старом, тесном и скрипучем милицейском «козле» (ГАЗ — 69) вперемешку с двумя сержантами милиции, такими же высокими, как подследственные ребята. В заднее пожелтевшее от времени оконце «воронка» с вертикальными решётками Валерий видел, что после трёх дней, проведённых в камере предварительного заключения в отделе милиции, весна словно проснулась. Стоял солнечный день, и быстро начал таять снег. От бодрящего запаха весны и отсутствия свободы хотелось рыдать. Валерий знал, что за предъявленное обвинение ему и друзьям грозил срок от восьми до десяти лет — ни больше, ни меньше. Как каждый невиновный человек, он наивный верил, что его непременно должны оправдать и это позволило ему удержать слезы. Единственное, что его тревожило — это арест до суда вместе с друзьями, которые участвовали в изнасиловании и признались в этом.
На суде председательствующий спросил младшую девочку: «Свидетель Гладышева, оставлял ли подсудимый Бурцев вас одну на кровати? Отлучался ли он?» Она тихо и робко перед большим количеством народа ответила: «Да… отлучался». Однако девушка не уточнила, что именно она просила его принести из кухни попить воды. Может быть, он вернулся не тотчас, потому что искал стаканы и разговаривал на кухне с пьяным Романом. Друзья Валерия были нетрезвые, и никто из них не вспомнил, сколько каждый совершил половых актов. По всей видимости, они не хотели выгораживать Валерия и нести ответственность без него. Это так понятно, когда ты впервые арестован в возрасте перепуганного молодого человека. Вероятность остаться виновным одному, без единого знакомого в этом страшном для любого юноши заведении, казалась очень пугающей перспективой.
Николай и Роман на суде осмелели после нескольких месяцев тюрьмы, которая в реальности была не такой страшной, какой её описывали взрослые люди, молва и книги. Ребята сидели в новом тюремном корпусе специально построенном для женщин и несовершеннолетних подследственных преступников мужского пола. Просторные, светлые камеры напоминали детские спальни в летних пионерских лагерях, где на окнах висели решётки без металлических жалюзи и стояли аккуратно заправленные кровати чистыми белыми простынями в один ярус. Каждое утро на человека выдавали замёрзшее сливочное масло в запотевшей бумажной упаковке, мягкий белый хлеб из тюремной пекарни, двойную взрослую порцию сахара, а раз в неделю воспитатель насыпал в шапку ушанку табак за хорошее поведение. Один раз в месяц каждому несовершеннолетнему узнику полагалась продуктовая передача по десять килограмм, и восемь юношей в неделю получали от родителей по две передачи. У кого из малолетних преступников имелись деньги на счёте от родственников, те имели право приобрести в передвижном тюремном магазине один раз в месяц дополнительно продукты и сигареты. С таким запасом родительской пищи, которую обитатели камеры организованно поедали все вместе равными долями три раза в день, никто не ел тюремную баланду. В восьмиместной камере сидело строго восемь несовершеннолетних подследственных, а большего количества не допускалось. За дисциплиной ребят в камере следил сидящий с ними один взрослый заключенный, который всегда почему-то запоем читал книги и был девятым. Настоящую страшную советскую тюрьму друзья увидели позже, когда их всех по очереди после наступления совершеннолетия перевели к взрослым заключённым.
Товарищи Валерия говорили на суде, что ничего не помнили из-за опьянения и опускали головы, пряча улыбки. Ребята с трудом сдерживали себя, чтобы не рассмеяться. Им всё казалось забавным и смешным. Их смешил «закрытый суд», где не было свободных мест из-за любопытствующей публики. Их смешили серьёзные лица людей в зале судебного заседания. Их смешил судья, пришедший на костылях из-за перебинтованной ноги и глядящий в их сторону со злостью, как все нездоровые и сердитые люди на всех здоровых и весёлых. Им казался смешным немолодой прокурор, который постоянно доставал маленькую пластмассовую расчёску из засаленного кармана на груди синего форменного пиджака. Расчёска словно не слушалась хозяина и не бралась как следует его большими, немного дрожащими руками с пухлыми пальцами, чтобы зачесать редкие волосы назад, когда мимо проходила в обтягивающей юбке молодая секретарь суда. Друзей смешили народные заседатели, которые всегда одобрительно кивали на неслышимые реплики судьи (тогда ребята наглядно смогли убедиться, почему народных заседателей в тюрьме заключённые презрительно называют «кивалами»).
У подельников была одна защитница на троих, которой на вид было, примерно, тридцать лет. Она ребятам нравилась, и они думали о ней, прежде всего, как о женщине, а не как о защитнице. По этой причине каждый из них невольно краснел, когда она близко наклонялась и шёпотом задавала уточняющие вопросы перед судебным заседанием, обдавая приятной парфюмерией, от запаха которой они успели отвыкнуть в тюрьме, и что их возбуждало неимоверно. В ту пору подсудимых ещё не помещали в железные или стеклянные клетки. Молодые люди на суде запоминали в подробностях запах и очертания умопомрачительных женских форм защитницы, чтобы потом среди ночи в спящей камере легко вспомнить её и с наслаждением мастурбировать, мастурбировать, мастурбировать… Из-за такой желанной и манящей женщины друзья не могли серьёзно думать и говорить о защите.
Совсем другие чувства теперь вызывали у ребят потерпевшие девочки. На суде жертвы при дневном свете казались особенно некрасивыми и простоватыми в своей неказистой одежде. Девушки сидели с опущенными головами и иногда перешёптывались между собой и прилагали нарочитые усилия, чтобы казаться очень серьёзными и несчастными. Создавалось едва уловимое ощущение, что девочки довольны тем обстоятельством, что невинности их лишили именно привлекательные и спортивного вида молодые люди. Подельникам, напротив, было неловко и совестно именно перед женской публикой на суде, но особенно перед ухоженной и желанной защитницей, что их судят за изнасилование невзрачных и неинтересных девчонок, на которых они в иной ситуации не обратили бы внимания. Родители мальчиков делали сердитые и угрожающие гримасы, глядя на своих детей оболтусов на скамье подсудимых, когда видели, что те давятся от смеха. Молодым парням казалось, что они не совершили ничего такого страшного, чтобы всем в зале быть неоправданно хмурыми, как на похоронах или на процессе, где судят убийц грудных детей. Мальчики знали и уже видели в своей короткой жизни примеры настоящего изнасилования. У них имелся товарищ Аркадий Угрюмов, который каждый раз избивал свою новую знакомую на танцах в лесу за зданием клуба, если она отказывала ему в близости. Он бил каждую жертву долго и с остервенением, и несчастные девочки уже сами хотели, чтобы он поскорее прекратил избиение и овладел ими. Девушки упрашивали Угрюмова и просили прощения за то, что не уступили ему тотчас по первому требованию. Друзья оказались свидетелями нескольких таких случаев и с сочувствием относились, но не к девочкам, а к своему другу по хоккейной команде, которому приходилось только таким способом добиваться желанной взаимности. Этот дерзкий парень оставался на свободе, и ни одна его жертва не помышляла написать на него заявление в милицию за изнасилование, а ребята только единожды, неумело, неуверенно попробовали подражать ему — и оказались без промедления в тюрьме. Валерий после несправедливого суда и отсиженного срока сделал вывод: жизнь безжалостна во всем к людям несмелым, к дилетантам, к людям неуверенным в деле, даже если твоё дело преступное.
Вся озабоченность взрослых людей в зале суда казалась друзьям смешной и неоправданной. Несмотря на тяжесть положения и внушительный рост, ребята оставались ничего не понимающими юнцами. Спустя годы, значительно повзрослев в колониях, они с ужасом, а в минуты отчаяния со слезами вспоминали наивную ребяческую весёлость на суде, где определялась их предстоящая жизнь на длительное время вперёд.
При аресте у всех троих парней изъяли нижнее белье. На момент написания заявлений родителями девочек, через три дня после преступления, дознаватели смогли взять показания только у самой младшей девочки. Две старшие подруги, что подверглись изнасилованию, после известия об обращении родителей в милицию, убежали из дома. Родители смогли их отыскать у родственников на шестой день. Проведённая с ними медицинская экспертиза могла установить только то, что на момент преступления обе подруги являлись девственницами, а следы спермы подозреваемых, естественно, после стольких дней, обнаружить не удалось. Все эти подробности стали известны только на суде.
Беспечность, неопытность и наивное убеждение, что на суде его непременно оправдают, помешали Валерию тщательно ознакомиться с обвинительным заключением в тюрьме и со всеми документами дела при его закрытии. Он до суда не ведал, что оба его товарища при первом допросе показали, что их друг Бурцев тоже совершил половой акт с одной из девочек. Очаровательная защитница на закрытии дела в тюрьме посоветовала ему быстрее подписать акт о том, что он ознакомлен с документами, потому что в деле ей все понятно, и она спешит в коллегию адвокатов на встречу к другим клиентам. Разумеется, Валерий не мог усомниться в опытности обворожительной женщины. Он очень хотел нравиться ей и сделал все, как она просила. Только на суде друзья исправились и уточнили, что не знали о его участии в изнасиловании, но было уже поздно. Советский суд, часто оправдано, традиционно брал во внимание только первоначальные показания подсудимых. Намного позже в лагере Бурцев понял, что необходимо было кричать на суде о своей невиновности и требовать, чтобы суд тщательно исследовал все факты. Валерий же стыдливо промолчал и дал возможность суду самостоятельно оценить его роль. Наивный Бурцев был твердо убеждён, что суд ни при каких обстоятельствах не сможет посадить непричастного к преступлению человека.
Сесть незаслуженно в семнадцать лет, а освободиться в двадцать пять — Валерию Бурцеву представлялось чудовищной несправедливостью. С тех пор весь мир его представлений о человеческой справедливости перевернулся. Молодой человек понял впервые, что добро в людском мире могут назвать злом, а зло — добром. Только молодость позволила ему пережить многолетний кошмар. Почти три тысячи дней неволи в образцово-показательной колонии в кирзовых сапогах, которые можно было снять только перед сном (после освобождения у него никогда больше не росли волосы на стёртых от сапожных голенищ икрах ног). Три тысячи дней в обществе неприятных, зачастую мерзких типов, с большей частью которых Бурцев никогда бы в жизни не встретился, потому что не представлял, как люди, находясь в тюрьме, продолжали постоянно жить с криминальными помыслами на будущее после освобождения, как могут вообще жить вне тюрьмы эти люди. Однако Валерий стал предполагать, что все тюремные жители когда-то тоже стали несчастными из-за какой-то людской несправедливости. Три тысячи дней унижения при обысках и проверках. Три тысячи дней позора при выкрикивании номера своей статьи в уголовном кодексе на поверках, к содержанию которой он не имел отношения. За эти дни полуголодного существования от тошнотворной пищи, ранних подъёмов, ходьбы строем на работу, трудно отмываемой грязи на руках от штамповочного производства, — он потерял отца. Отец умер на последнем году его срока от повторного инфаркта (первый случился после оглашения приговора сыну) и потому не дождался освобождения Валерия. Ещё: Бурцев по неосторожности отрубил верхние фаланги на двух пальцах левой руки на гильотине из-за спешки при выполнении огромных норм выработки. Невыполнение нормы всегда грозило штрафным изолятором (тюрьма в лагере), где горячей пищей кормили через день. За этот бесконечный срок он множество раз участвовал в драках, отстаивая свои права в различных стычках. Конфликты утром в очереди у титана за кипятком и при выборе хорошо освещаемого места в цехе в ночную смену — всюду требовались решительность и кулаки. Его молодой организм был полон мужских сил и беспрестанно требовал разрядки, и Валерий онанировал, если не еженощно, то через ночь непременно.
Бурцев всего один месяц побыл в благоустроенной камере для малолетних подследственных. Он после наступления совершеннолетия первым из друзей был переведён к взрослым преступникам. В течение восьми месяцев до суда и после суда до отправки в колонию Валерий был вынужден нюхать отвратительную вонь прокисших от жары человеческих тел в переполненных тюремных камерах. Люди в летнюю жару потные, грязные и чесоточные (мыли в бане один раз в десять дней) спали из-за недостатка кроватей в три смены. В переполненных камерах дышать было нечем, потому что все курили постоянно. Некоторые подследственные новички теряли сознание от недостатка кислорода. Их ненадолго подтаскивали к безветренному и закрытому металлическими жалюзи окну подышать. В камеру на семьдесят спальных мест загоняли иногда по двести подследственных заключённых. Из всей этой массы людей больных туберкулёзом оказывалось до двадцати процентов, а были среди них и с открытой формой. Много было чесоточных людей, на ногах и руках у которых не заживали коросты, из-за расцарапанных до крови болячек. Все это плохо заживало от высокой влажности и отсутствия свежего воздуха. Некоторых бездомных и опустившихся узников заедали тряпичные вши. В таком помещении с одним туалетом очередь справить нужду и умыться даже ночью не иссякала. На просьбы заключённых открыть для проветривания дверную «кормушку» контролёры отвечали со злорадством: «Не положено». На сетование заключённых о тесноте, об отсутствии места для сна, о влажности пропитанных потом грязных матрасов, надзирающий прокурор с издёвкой отвечал: «В тесноте, да не в обиде!» А когда подследственные начинали от возмущения все разом кричать, что это «правовой беспредел», то проверяющий чиновник (в окружении толпы сопровождающих офицеров в начищенных сапогах и обильно политых резко пахнущим одеколоном) всегда перебивал хор недовольных, выкрикивая громко неприятным фальцетом любимую фразу: «Тихо! Я вас сюда не звал!.. Не попадайтесь!» В этот момент на шее и на лбу у него набухали вены, и его пухлое круглое лицо становилось багровым. Все заключённые немедленно умолкали, словно соглашались с «надзорником» в какой-то мере, но больше потому, что он для примирения давал понять, что сочувствует всем, потому что не запрещает совершать преступления, а понимающе советует не попадаться. Тем самым он говорил, что он вполне «свой» и понимает, что в этой стране почти все преступники, но попадаются не все.
Валерий преодолел все благодаря молодости, но психически за восемь лет он состарился на все пятьдесят. Несомненно, психика его стала ущербной, потому что до сегодняшнего дня (пять лет после освобождения) он мог вспылить из-за любого пустяка и накричать на человека по несерьёзному поводу. Иногда Валерий, не откладывая, легко мог ввязаться в драку с собеседником, неосторожно сказавшего какое-нибудь необдуманное слово.
Бурцев вынес твёрдое убеждение, что тюрьма не лазарет, что она никого не лечит, а только калечит. Особенно страшна и губительна тюрьма русская со времён царей до времён коммунистов тем, что жара и холод по сговору с дьявольской властью, а другой власти эта страна никогда не ведала, делали общее дело — изводили людей со света пыточными условиями содержания. Если в России правители поймут когда-нибудь непонятное для заурядного человека дело, что не только для вдов, сирот, инвалидов и стариков, но и для людей в неволе необходимы человеческие условия, то именно тогда всем остальным людям будет безопаснее и легче в этой стране.

ГЛАВА 3

— Почему сегодня очередь перед гаражом? — поинтересовался Вахитов.
— Давай путёвку, я отмечу время твоего заезда и узнаю, из-за чего там затор, — предложил Бурцев. Вахитов достал из-под солнцезащитного козырька путевой лист и передал сменщику. Через несколько минут Валерий вернулся. — Там начальник первой колонны проверяет из ямы «оттяжки» и счётчики у заезжающих машин. Нам бояться нечего: нам хватает «колпачка». Надо убрать его пока из бардачка на время. — Понятные каждому советскому таксисту слова «оттяжка» и «колпачок» означали, что для сокращения порожнего пробега таксисты часто оттягивали тугой резиной трос спидометра из коробки передач автомобиля, если ездили на дальнее расстояние с пассажирами, а обратно — порожними. Именно на обратном пути оттягивался трос и пробега без включённого счётчика не оставалось, а это положительно влияло на планируемые показатели месяца и на заработную плату, потому что талоны на бензин выдавались без учёта. Разумеется, таксисты в Советском Союзе больше рассчитывали не на заработную плату, а на чаевые, которые за месяц в среднем превышали зарплату вчетверо. Однако за плохие показатели по порожнему пробегу могли снять с новой машины, а это — бесконечные ремонты и затраты на эти ремонты из собственного кармана, по негласному правилу. Колпачок же надевался на зелёный фонарик в правом верхнем углу перед лобовым стеклом, когда нужно было подвезти в черте города своих людей или сменщика без включённого счётчика.
— Тогда я сейчас заполню показатели и посчитаю деньги, потом сброшу в сейф кошелёк с выручкой и передам тебе путёвку, а пока ты получаешь свою, — я успею сполоснуть машинку, — сказал суетливый Вахитов.
Вся эта процедура заняла у напарников чуть меньше часа. Краснощёкий пожилой контрольный механик с косящим правым глазом, которого шофёры почтительно называли «дядя Вася», всегда был чуточку под хмельком и потому весёлый. Он подписал Валерию путевой лист, пожелал много «чаю» и улыбаясь посоветовал сильно не гонять на новой машине. Теперь Валерий ехал за рулём, а Вахитов сидел позади, развалившись на всём пассажирском сиденье. Сейчас его везли домой отдыхать.
— Значит, Витька завтра выходит с «еврейского», а ты — на «длинные», — сказал Вахитов, не спрашивая, а как бы рассуждая вслух, и Валерий утвердительно кивнул головой.
На новых автомобилях всегда работали три водителя по графику: три смены в день по двенадцать часов — один выходной, «еврейский», как называли его таксисты, затем три смены в ночь по двенадцать часов и два выходных или «длинные» и так далее.
— Если будешь брать водку на продажу, то в винном магазине на первом этаже в моём доме очереди нет, и «Русская» по пять тридцать там всегда есть.
— У меня есть дома две бутылки, а больше опасно возить. Можно и не продать, а значит, перед «длинными» выходными опять вынужденная пьянка. Это дело случая: когда и одну не продашь, а когда раз десять за ночь спросят, а у тебя нет ни единой бутылочки.
— Сегодня воскресенье, поэтому верней всего водка уйдёт вся, — не унимался татарин, довольный тем, что закончилась смена, а в кармане осталось пятьдесят рублей с мелочью. Для первой смены и без продажи водки это считалось очень хорошо. Вахитову доставляло удовольствие оставлять свои чаевые в новых купюрах, а в кошелёк с казённой выручкой он клал самые старые, мятые, надорванные или надписанные банкноты. — Да, чуть не забыл! Сейчас таксисты, когда я мыл машину, рассказали, что вчера в первом парке опять порезали ночью таксиста! Слышал?! — спросил Вахитов, хмуря лоб. По его злым и побледневшим губам было видно, что это событие его потрясло более ощутимо, чем новость о гибели какой-то американки.
— Нет! А где?!
— Говорят, что где-то в частном секторе за городом. Рассказывают, что выручку всю у него выгребли и шесть бутылок водки, но машину не забрали. Бедолага сам еле живой доехал до больницы и его успели спасти. Сменщик евонный рассказывал, что спросили водки, и он вышел из машины, чтобы снять диванную спинку заднего сидения, где прятал водку. Как только он достал одну поллитровку, ему сразу под угрозой ножа приказали доставать все бутылки, потом потребовали и деньги. Бедный таксёрик что-то замешкался, и два молодчика его сразу начали тыкать везде по телу ножом. Сняли с него куртку, а в ней нашли портмоне с выручкой… Два паренька изрезанную кожаную куртку ему бросили обратно и спокойно ушли… На мойке называли его фамилию, но мне он вовсе не знаком, поэтому не запомнил. — Немного помолчав, Вахитов добавил: — У меня там слева у двери, под ковриком, монтажка лежит. Если понадобится — не забывай!
— Хорошо… Правда, если нож сзади к горлу приставят, то монтажку я не успею достать из-под ног, — ответил Валерий. Уже месяц как он купил у военного прапорщика, которого возил как-то пьяненького ночью, за пятьсот рублей старенький и без номера пистолет ТТ с двумя обоймами патронов. Валерий купил оружие для безопасной ночной работы, но никак не мог решиться взять его с собой в машину, потому что знал свои расшатанные нервы и крутой нрав. Один раз Валерий из него стрелял в огороде загородного дома. Отец достроил дом почти перед самой смертью. Давно отец Бурцева купил старенький деревянный домик с участком в десять соток в немноголюдной деревне, рядом с городом. Из-за хронического отсутствия денег отец в течение пятнадцати лет помаленьку строил новый кирпичный одноэтажный домик с подвалом и высоким деревянным забором. В достроенном полностью доме отец Валерия успел пожить один год. У матери Бурцева болели ноги, и в деревенский дом она после смерти мужа ездила все реже и реже. Впервые в это лето там некому было делать посадки зелени и овощей, потому что у Валерия не хватало времени, и он все ещё оставался в свои тридцать лет холостым. Бурцев ездил за город в дом отца регулярно и часто возил туда доступных девиц, с которыми случайно знакомился во время работы на линии, а иногда он туда ездил с друзьями таксистами праздновать свои дни рождения, а также «открытие» и «закрытие» летнего сезона. Другими словами, он устраивал там в складчину регулярно увеселительные попойки с небольшой группой таксистов из своей бригады весной и осенью. О покупке оружия Бурцев не рассказывал даже самым близким знакомым. Тюрьма научила его меньше откровенничать, не очень доверять людям и держать язык за зубами.
Отъехав от ворот гаража метров пятьсот, около новых жилых домов из силикатного кирпича, Валерий увидел на обочине дороги перед безлюдной автобусной остановкой голосующую пассажирку.
— Вот тебе и первый клиент! — сказал Вахитов с заднего сиденья, вытягивая шею и стараясь разглядеть женщину.
— Не хочу начинать смену с бабы — плана не будет, — ответил грубо по-мужицки Валерий известным поверьем таксистов.
— Ерунда! Бери её! Пять двадцать в час по плану надо набирать и неважно на ком! Может, нам по пути с ней? Да и женщина вроде ничего! — настаивал повеселевший сменщик. Бурцев впервые слышал из уст Вахитова слово «женщина», вместо более привычного для того — «баба».
— С хорошей бабой свяжешься — плана не будет. С ней прокатаешься и тогда свои деньги вкладывать придётся до плана. Любовь и деньги — две вещи несовместные в такси, ты же знаешь, — ответил Валерий, повторяя по-свойски для Вахитова грубое слово «баба».
Бурцев проехал мимо женщины и прижался к обочине, убеждённый, что откажет ей по причине несовпадения её адреса с адресом сменщика. В правое зеркало заднего вида Бурцев видел, что пассажирка идёт к машине не торопясь, с показным достоинством, давая понять, что она не намерена, как все простолюдинки, бежать к такси в знак благодарности за то, что для неё остановились. У Валерия внутри нарастало нетерпение и возникло желание уехать, не дожидаясь манерной барышни.
— Идёт, как по собственному огороду! — сказал Бурцев недовольно, но остался ждать.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— В третий микрорайон? — спросила строго и не заискивающе пассажирка с густо накрашенными ресницами для её возраста, как показалось Валерию.
— Нет! — с удовольствием ответил Бурцев и включил первую передачу.
— Возьми-возьми, Валера! Я решил скоро выйти. Я вспомнил, что мне к жене на работу нужно зайти и помочь ей сумки с продуктами до дома дотащить, — неожиданно сказал Вахитов.
— Тогда садитесь, — был вынужден предложить Бурцев. Он включил счётчик и тронулся с места. Чрезмерный запах сладковатой парфюмерии от пассажирки ударил Бурцеву в нос. Валерий с презрением отвернулся от женщины, чтобы можно было видеть дорогу и не вдыхать неприятный для его обоняния запах. Пассажирка оказалась старше Валерия, примерно, лет на десять, а чрезмерная косметика, по его наблюдениям, часто присуща незамужним женщинам, возрастом давно за тридцать. Валерий посмотрел в салонное зеркало и увидел, что Вахитов на заднем сидении давится от смеха. Тому было смешно, что сменщик нервничает от нежеланной пассажирки, которую он из лучших побуждений навязал ему.
— Какие шикарные у вас духи! Я нюхал бы их с удовольствием денем и ночью! — сделал “треугольный” комплимент Вахитов. Дама обернулась и, не поблагодарив, посмотрела равнодушно на широко улыбающегося жёлтыми зубами татарина, и у того тотчас пропал всякий интерес восхвалять попутчицу ещё. С его лица медленно сползла улыбка, и Вахитов приобрёл растерянный вид, но теперь, глядя на него в зеркало, начал улыбаться довольный Бурцев, словно говоря сменщику, что вот тебе за твоё: «Возьми-возьми, Валера!» Женщина явно не любила таксистов, как класс «народных кровососов». Советские люди больше, наверное, из зависти не любили работников торговли, официантов, таксистов и прочий советский обслуживающий персонал. Тут же Валерию стало жалко потерявшегося напарника по шофёрской доле, и он неожиданно для себя произнёс:
— Не помню в какой стране, я давно где-то читал, что злоупотребление парфюмерией в общественном транспорте иногда карается тюрьмой.
— Валера, останови! Мне здесь нужно выйти, — сказал Вахитов. Бурцев выпустил сменщика и поехал дальше.
— Почему вы не взяли с него деньги? — спросила женщина, обиженная за свою обильную парфюмерию. Бурцев посмотрел на неё сверху донизу и только сейчас заметил, что ноги у пассажирки в чёрных колготках ровные и красивые. Теперь она не казалась ему сорокалетней женщиной, и он пожалел о язвительном замечании в её адрес.
— Это мой сменщик, — ответил Валерий, с опозданием понимая, что сказал глупость.
— У вас, у таксистов, принято сменщиков возить за счёт клиентов? — спросила с сарказмом женщина, тотчас используя оплошность Бурцева.
— Нет. Не принято. Вы заплатите только половину той суммы, которую набил счётчик за ваш совместный проезд с моим сменщиком и плюс ту сумму, которую набьёт счётчик отсюда до вашего выхода из машины в третьем микрорайоне.
— Я заметила, что когда останавливала машину, то у вас не горел зелёный огонёк, что значит, как вам известно, включён счётчик. Однако когда я села, то увидела, что счётчик у вас не работал. Вы включили его только при мне! Вы «химичите» со своим счётчиком! Я думаю, вашему начальству будет интересно знать, почему так хитро работает ваш счётчик, если я напишу жалобу на вас!
— Пишите… Это ваше право… — ответил Бурцев и представил неизбежные последствия жалобы. На зелёном фонарике был до сих пор надет колпачок, поэтому пассажирка не увидела горящий зелёный огонёк при выключенном счётчике. Начальник отдела эксплуатации после такой жалобы все оценит безошибочно и вызовет его непременно на комиссию контрольно-ревизионной службы, где обязательно, в лучшем случае, примут решение снять его на месяц с новой машины и отправят подметать гараж. Через месяц ему придётся садиться вновь на старый автомобиль и начинать все с самого начала. В худшем случае его могут уволить за недоверие по 254 статье трудового законодательства. Он с большим трудом устроился в таксопарк, куда его долго не хотели брать из-за отсутствия трёхлетнего водительского стажа. Минимум три года требовалось любому водителю, чтобы быть допущенным к пассажирским перевозкам. Валерий окончил шестимесячные курсы водителей автобуса, где немедленно получил право возить по сто пассажиров, а в такси ему не позволяли возить максимум четырёх человек без трёхлетнего стажа. Этот ведомственный нормативный казус Валерий преодолел благодаря родственнику, который был знаком с начальником таксомоторного парка, и это помогло ему устроиться водителем такси с недостаточным водительским стажем. При оформлении в отделе кадров его спросили, почему он не служил в армии, и Валерий шутя ответил, что такие люди, как он, в тылу нужны. Пожилая казашка, начальник отдела кадров, с желтушным лицом и с пронизывающим взглядом, немедленно связала два факта из представленных Бурцевым документов — небольшой рабочий стаж в трудовой книжке и краткие противоречивые строчки в военном билете, что кандидат на водителя такси «не служил», но «годен к строевой службе». Начальница легко догадалась, что у парня имелись проблемы с законом. В такси судимым работать было запрещено, и казашка, закурив папиросу «Казбек», с заявлением Бурцева пошла к директору, желая убедиться, что тот настаивает на трудоустройстве нового водителя. Пока она ходила, Бурцев стоял и ждал, потеряв всякую надежду на денежную работу в такси. Каково же было его удивление, когда женщина вернулась и сказала, что оформляет его на работу, но он должен знать, что это делается вопреки всем приказам по транспортному управлению, и поэтому он должен работать без единого замечания. Валерию было не очень понятно, на что именно намекает казашка — на судимость или на недостаточный стаж. Ещё тогда Бурцев подумал, что с его нервами он вряд ли долго проработает без претензий со стороны пассажиров. У него не имелось никакой приличной специальности после освобождения, а от грязных и мало оплачиваемых работ он устал безмерно в лагере и в первые три года после освобождения. Если сейчас его уволят за жалобу, то ему придётся искать новое место работы. За два года в такси он успел скопить две тысячи рублей и что этих денег ему должно хватить надолго, рассудил он. Триста рублей в месяц он сможет заработать за рулём автобуса, успокаивал он себя, но в душе понимал с сожалением, что после такси ничто равноценное найти не сможет. «Кто в Советском Союзе поработал в такси, тот не сможет больше нигде работать!» — вспомнил он утверждение старых таксистов. Действительно, кто привык помимо ежемесячной зарплаты получать приличные по советским меркам деньги каждый день в виде чаевых, тот после увольнения из такси в течение года непременно возвращался обратно, тоскуя по весёлой жизни и по свободным деньгам в кармане.
Бурцев предположил, что перед ним женщина, которую трудно будет разжалобить, да ещё после его язвительного замечания о её парфюмерии. Он чувствовал таких вредных и обиженных судьбой дам. Всё-таки Валерий решил успокоится, попросить прощение и убедить пассажирку не писать жалобу.

ГЛАВА 4

— Простите меня, ради бога, за мою неудачную шутку… Я не хотел вас обидеть… — с трудом выдавил из себя Бурцев. В лагере он с запозданием понял, что лучше один раз унизиться в жизни, чем остаться гордым, но потом терпеть унизительные условия заключения бесконечно долго, как после его скромного молчания на суде. Валерий предоставил суду возможность самому установить его невиновность, без активного доказывания своей непричастности к преступлению.
— Мне наплевать на ваши шутки, они меня нисколько не волнуют, — отказываясь примириться, произнесла раздражённая дама, отвернувшись от Бурцева к дверному стеклу. Он за руку повернул к себе женщину и сказал:
— Хотите я вас сегодня буду всю смену возить бесплатно? Я вас прошу: не пишите жалобу, пожалуйста…
— Не трогайте меня руками! И не надо мне ваших услуг! — решительно ответила женщина. В силу своего возраста Валерий ещё не понимал, что для любого человека насмешка с намёком на его сексуальную непривлекательность является трудно переносимой. Бурцев, управляя одной рукой, достал портмоне из внутреннего кармана пиджака, вытащил с трудом три сторублёвки — сумму, что он приготовил в очередной раз положить на сберегательную книжку — и опять, потянув за руку повторно отвернувшуюся женщину, сказал:
— Здесь триста рублей! Возьмите, пожалуйста! У меня больше нет! Простите меня!
— Не надо мне ваших ворованных денег! — взвизгнула окончательно обозлённая пассажирка. — Я предупреждаю вас, что если вы ещё раз посмеете лапать меня руками, то я вас привлеку к ответственности за домогательство и… за попытку изнасилования!
Другой на месте Бурцева молодой мужчина рассмеялся бы только на такую угрозу сорокалетней женщины, но у Валерия на какое-то мгновение потемнело в глазах. Он тут же вспомнил громкий хохот, который услышал давно в лагере и который ему запомнился на всю жизнь. Валерий приехал из тюрьмы в колонию отбывать долгий срок в декабре перед Новым годом. Получив спецодежду, матрас, одеяло, подушку, постельное белье и алюминиевую кружку с ложкой, он пришёл в помещение отряда. Там ему показали место на верхнем ярусе шконки и тумбочку для ложки с кружкой. Когда он все разложил, то к нему, как к новенькому, тотчас подсели соседи с ближайших шконок, которые работали во вторую смену и поэтому ожидали в помещении отряда возвращения первой смены из промышленной зоны. Пожилой заключенный совсем не каторжанского вида со спокойным взглядом спросил, какой у него срок и какая статья. Бурцев ответил с нежеланием.
— Ну, как? Понравилось? — улыбаясь спросил добродушный с рябым лицом арестант с короткой сединой на голове.
— Что понравилось? — переспросил Бурцев, не понимая немедленно, о чем речь.
— Молоденькие девочки хороши в постели?!
— Я никого не трогал… — ответил угрюмо Бурцев.
— А за что дали восемь лет?! — искренне удивлённо спросил человек.
— Не знаю…
— Ты что ни одной ни разу не макнул?!
— Нет… — тихо ответил Бурцев.
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ой! Спасите меня! — кричал захлёбываясь хохотом рябой мужик на всё огромное помещение. — Он рядом полежал и ему впаяли восьмилетку! Дорого полежал! Ха-ха-ха! За такой незаслуженный срок тебе, как святому, когда-нибудь многое простится в жизни! — Он и все, кто был в это время в комнате отряда, ещё долго смеялись и вытирали слезы от искреннего смеха, который невольно перешёл в сочувствие. — Вот комуняки дают! Парня на восьмилетку закрыли за то, что он рядом полежал! Ничего, браток, не расстраивайся! Ты молод и должен пережить всё… Сейчас заварим чаю и «обмоем» твоё прибытие. Привёз чаю из тюрьмы?
— Есть немного… — признался невесело Валерий.
Вот и сейчас Бурцев услышал тот давний хохот заключённого седого мужика, когда пассажирка вдруг сказала, что может посадить его за попытку изнасилования. У него ещё судимость не погашена за изнасилование, которого он не совершал, а его вновь незаслуженно хотят посадить за изнасилование, хотя на этот раз только за попытку. Никто с его криминальным прошлым насильника не будет сомневаться, что он пытался изнасиловать эту полоумную бабу и ему опять наверняка могут дать огромный срок. Ему с тоской вспомнился опять весь убогий лагерный быт, но особенно тюремный кошмар.
Кто-то кричал Бурцеву сбоку, но он не понимал, чего от него хотят. Вдруг он очнулся от минутного забытья и ясно услышал, что рядом сидящая женщина громко требовала высадить её. Валерий вспомнил, что эта дама определённо хочет его погубить, и что она без колебаний исполнит угрозу, как только выйдет из машины. Бурцев почему-то нисколько в этом не сомневался.
— Остановитесь немедленно! Мне нужно выйти! — В одно мгновение Бурцев огляделся и понял, что рядом нет людей и проезжающих автомобилей. Валерий стал прижиматься к обочине и тут же неожиданно со всей силы наотмашь тыльной стороной правого кулака резко со злостью ударил пассажирку по лицу. Сжатые в кулак козонки пальцев скользнули по подбородку кричащей женщины и врезались ей в горло. В одно мгновение пассажирка закатила глаза к верху от потери сознания и повалилась медленно на дверку. Бурцеву хотелось продолжать бить её безжалостно, без остановки по лицу и забить непременно до смерти! Такой страшной ненависти к человеку Бурцев никогда не испытывал. Невероятно, но он смог осознать, что тогда зальёт кровью все сиденье и пол в такси. Трясущимися руками Валерий через завалившуюся пассажирку ослабил крепление спинки её сидения и разложил его. Теперь женщину стало не видно с улицы. Что с ней делать дальше — он не мог придумать. Вывезти её за город и задушить, а затем где-нибудь выбросить, но Валерий на это не решался, потому что пассажирку видел Вахитов, и, возможно, кто-то ещё обратил внимание, что она садилась в такси салатного цвета.
Бурцев быстро поехал. Он должен успеть выехать за пределы города, пока жертва не пришла в себя. Валерий летел со всей скоростью, с какой только мог ехать его новый автомобиль. «В загородный дом отца немедленно и скорее!» — вдруг скомандовал он себе с какой-то спасительной радостью.
От объездной загородной дороги было километра три до деревни, в который отец построил дом и в котором так и не успел пожить. Ехать через пост ГАИ при выезде на трассу Бурцев не решился. Он знал дорогу лесом, которая в сосновом бору никогда от дождей не теряла своих качеств из-за песчаной почвы. Вот он уже краем объезжает дождевые лужи в бору. Ещё три минуты дороги и он остановился, наконец-то, у ворот дома отца. На улице в деревне — ни души. Руки не перестают трястись, сердце колотится в груди с такой силой, что вот-вот выскочит наружу, но Валерий быстро находит в связке домашних ключей тот самый большой ключ от амбарного замка, что висит на высоких воротах. Ворота распахнуты — и автомобиль в ограде дома. Ещё минуту Бурцев теряет на открытие дверей в дом, быстро бежит к машине, открывает переднюю пассажирскую дверцу, с трудом подхватывает женщину на руки, ему немного мешает дверь автомобиля, которая из-за ограничителя не раскрывается шире, и здесь пассажирка начинает приходить в себя. На крыльце она пытается слезть с его рук, но он ей не препятствует, а ставит на крыльцо и с силой в спину заталкивает в сени. Женщина падает перед дверьми непосредственно в дом. Бурцев за волосы поднимает её с пола и волоком перетаскивает через высокий порог из сеней в дом. Валерий запирает дверь, и здесь вся накопившаяся злость к этой вредной бабе прорывается из него. С неимоверным остервенением он начинает бить её ногами на полу. Несчастная пытается закрывать ладонями лицо и свернуться калачиком, прижимая колени к подбородку, но Бурцев бьёт её, куда придётся, не разбирая, а та, вскрикивая от каждого удара, громко воет от боли.
— Ты, сучка, хотела моей смерти?! Я пытался тебя изнасиловать?! — громко спрашивает Бурцев и одновременно продолжает осыпать хлёсткими пинками лежащую на полу женщину.
— Я не хотела твоей смерти, — едва слышно доносится голос избиваемой пассажирки из-под ладоней закрывающих лицо.
— Не ты, а вы, сучка безмозглая! Ты думаешь, что тюрьма с большим сроком санаторий?! Да это та же смерть, но только в рассрочку и с пытками! — Каждую фразу Бурцев сопровождал безжалостными ударами с обеих ног без разбора — будь то голова или спина.
— Я хотела вас только припугнуть! Правда! — доносился приглушённый голос жертвы на полу. Здесь Бурцев вдруг обратил внимание на высоко задранную юбку женщины и ему невольно стало жалко увечить это ещё привлекательное тело.
— Ты хотела меня припугнуть?! Ты хотела повесить на меня попытку изнасилования?! Никакой попытки не будет! Я буду трахать тебя сколько хочу, куда хочу и где хочу! Вставай, сучка драная! — Бурцев опять крепко схватил пассажирку за волосы, и она быстро поднялась, чтобы он не вырвал ей клок из шевелюры. Валерий подвёл пленницу к разложенному дивану в комнате. Женщина шла за ним, согнувшись до уровня его опущенной руки, в которой он держал крепко её голову за волосы. — Задом ко мне стой! Коленями залезай на диван! — Женщина на диване встала на четвереньки. Бурцев задрал ей юбку и двумя руками легко разорвал пояс чёрных колготок и резинку ажурных трусов под ними. В одно мгновение ему открылся большой белый зад жертвы. Валерий со злостью и со всей силы так хлопнул ладонью по её ягодице, что женщина невольно вскрикнула от жгучей боли. Мгновенно на правой стороне появилось обширное покраснение. — Шире ноги раздвинь, шлюха! — Избитая женщина повиновалась незамедлительно на каждое требование озверевшего от злости насильника. Бурцев чувствовал, что безропотное подчинение жертвы его приказам возбуждает его значительнее, чем обычно. Он просунул ладонь ей в промежность, одновременно расстёгивая ремень на брюках. Несмотря на безжалостные побои и на болезненные ушибы, тело от которых у женщины ныло, плоть несчастной быстро стала влажной от грубых прикосновений его крупной руки. Бурцев быстро вошёл в женщину и затем резко с остервенением начал повторять грубые толчки. После первого проникновения жертва вскрикнула, но потом едва заметно стала подаваться навстречу насильнику. Бурцев нещадно входил до упора в покорное мягкое тело, в результате чего на всю комнату раздавались громкие шлепки от соприкосновения тел. Схватив опять волосы женщины на затылке, Бурцев почувствовал ещё большее удовольствие. Каждый вход в плоть несчастной он теперь с наслаждением садиста сопровождал притягиванием за волосы к себе головы насилуемой обидчицы. Как только Бурцев ослаблял натяжение волос, то немедленно видел образование ямочки на стыке затылка и шеи у пленницы. «Именно в это место ей нужно выстрелить, как только я почувствую в следующий раз, что сперма пошла…» — вдруг подумал Бурцев, вспомнив неожиданно рассказ в лагере одного пожилого сидельца и заядлого книгочея из Ленинграда. Тот утверждал, что нацисты в концентрационных лагерях практиковали изнасилования женщин, во время которых стреляли тем в голову в момент наступления оргазма у себя. Представив это на миг, Бурцев почувствовал, что у самого вот-вот наступит разрядка. От пришедшего удовольствия он громко хрипло выдохнул. Затем Бурцев опустошённый повалился на пленницу и придавил её к дивану. В таком положении они пролежали несколько минут. Валерий поднялся с жертвы и надел болтающиеся на туфлях трусы с брюками. Униженная женщина с задранной юбкой и с оголённой нижней частью тела еле слышно рыдала, не поднимаясь и не отрывая лица от дивана. В этот момент Бурцеву стало жалко только что побитую и изнасилованную женщину. Сейчас ему казалось, что он не сможет её убить, что у него не поднимется рука на эту беззащитную и униженную пленницу. «Что она такого сделала, чтобы её обязательно требовалось убить?.. Она мне не понравилась своей приторной по запаху парфюмерией, но это не повод говорить, что она за это в другой стране могла бы сесть в тюрьму… Естественно, что это её обидело, и поэтому она не сдержалась и пообещала написать жалобу… Зачем я начал подкупать её за то, чтобы она молчала?.. Я тем самым оскорблял и унижал её повторно, но ещё изощреннее… Если бы она действительно написала жалобу, то в худшем случае меня бы только уволили… Но самое главное, она сказала, что если вы ещё раз посмеете лапать меня руками, то я вас посажу за попытку изнасилования… Она не сказала, что обязательно уже после выхода из машины постарается меня привлечь за попытку изнасилования, а только после того, если я вновь посмею трогать её руками… Почему я её угрозу воспринял, как решённое дело?.. Это все мои нервы и болезненное воображение… В итоге я сейчас вынужден стоять перед страшным выбором: или сесть повторно за изнасилование на много лет, или убить её и закопать глубоко где-нибудь, и ждать, когда за мной, возможно, придут, и посадят на пятнадцать лет, или тотчас застрелиться самому… Убить человека хладнокровно я, наверное, не смогу. В горячке, здесь же в машине, когда она пообещала меня посадить за попытку изнасилования, о которой я не помышлял, смог бы легко, но тогда вероятность заключения за убийство одного человека на максимальный срок была бы очень высокой…» — рассуждал Бурцев. «Убивая, ты должен быть прежде всего готов к собственной смерти!» — вспомнил он одного заключённого за убийство со сроком наказания двенадцать лет. «Но я ещё молод! Я, грубо говоря, в своей жизни не наелся ещё досыта белого хлеба… у меня ещё полные яйца… у меня ещё нет семьи… у меня ещё нет детей, которых с большой надеждой ждёт мать. Если меня вновь посадят, то на этот раз этого не переживёт и она… Через полчаса я опять буду желать женщину и буду рад тому, что жив и молод… и тогда моя жалость к этой несчастной бабе улетучится сама собой. Но убить её — значит, надо самому в любую минуту быть готовым к собственной смерти… Если после убийства жертвы хоть малейшее подозрение упадёт на меня, то милиция не упустит случая выбить признательные показания. Подозреваемый в убийстве человек для милицейского дознания тотчас переходит в категорию расстрельных преступников, а значит, — совершенно бесправных. Такого подозреваемого несомненно можно пытать без последствий, если на это будет дано молчаливое согласие милицейского начальства. Я слышал от самих убийц в зоне, как именно из них выбивали признания. Ни один реальный убийца не решался заявить на суде о плохом обращении при допросах. Разве ты можешь жаловаться на милицию за отбитые почки и сломанные ребра, если сам лишил человека жизни?.. Милиция не потому выбивает показания у преступников, что там работают одни садисты, как многим кажется, а потому, что милиция перед преступником испытывает праведный гнев. Ты ещё только заходишь к ним в кабинет, а они тебя уже ненавидят всеми силами души за твоё преступление и готовы прибить на месте… Бывают ошибки, но кто с них спросит, если они изувечат невинного человека?.. Они невиновного человека подозревали по каким-то причинам, поэтому и изувечили. Если милиция наперёд знает о невиновности подозреваемого, то избиения практически исключены, потому что неоткуда взяться праведному гневу. Бывает, что милиция истязает невиновного и знает об этом, но это уже не милиция, а преступники в форме, каких не очень много… Я помню, как воспротивился побоям в милиции и потом думал наивный, что вот какой я смелый и крепкий. Но милиция тогда не имела веской причины выбивать показания у меня, несовершеннолетнего. Два моих подельника указали, что я тоже принимал участие в изнасиловании и этого для милиции оказалось достаточно. Не только для милиции и суда достаточно свидетельства двух человек, но и Библия считает показания двух человек достаточным признаком правдивости…»
Размышления Бурцева прервала женщина. Она села на диване, потом попыталась опустить задранную юбку, но у неё ничего не получалось. Ей пришлось встать на пол и опустить измятый чёрный подол. Потом она опять села на край дивана, сняла туфли на каблуке, сняла разорванные колготки и трусы. Только теперь Бурцев разглядел лицо женщины. Несмотря на то, что она закрывала его ладонями во время, когда он пинал её лежащую на полу, лицо у неё оказалось опухшим от ударов и от слез. На разбитых губах запеклась кровь, и они сильно распухли.
— Парень, отпусти меня, пожалуйста… Я обещаю тебе, что не пойду в милицию и не буду никому жаловаться… Я понимаю… что виновата… — она замолчала и закрыла вновь ладонями опухшее и замазанное тушью с ресниц лицо. Женщина опять плакала…
— Я должен тебе поверить на слово?.. — тихо спросил Бурцев, тем самым подчёркивая абсурдность её просьбы. — Во-первых, ты не уйдёшь отсюда до тех пор, пока у тебя не останется ни единого следа на теле и на лице от побоев. Во-вторых, ты не уйдёшь отсюда до тех пор, пока я не смогу убедиться, что ты не причинишь мне вреда, оказавшись на свободе… Если ты будешь пытаться убежать или обманывать меня в чем-либо, то я тебя живой не оставлю, но и себя, конечно… — Бурцев умышленно давал ей понять, что у неё есть шанс выйти отсюда здоровой и невредимой. Это позволяло жертве не впадать в отчаянье. Бурцев понимал, что человек знающий, что его непременно убьют, может вести себя не совсем предсказуемо. Бурцев также понимал, что отпустить её живой — значит, почти наверняка оказаться в тюрьме. Убить её сейчас Бурцев тоже не мог, потому что не был уверен, что кто-нибудь из её знакомых в многоэтажных домах не видел, как она садилась в такси. Требовалось время для тщательного обдумывания ситуации. Человек пропавший без вести — это не обязательно убитый человек. Валерий знал, что ежегодно пропадают десятки тысяч людей в стране, и никто их не ищет. Милиция точно, кроме регистрации без вести пропавших людей, ничего не делает. Потому что у милиции и без этого дел предостаточно. Валерий знал из откровений своих следователей, что каждый из них одновременно ведёт больше десятка дел. Откладывая убийство, Бурцев тем самым словно делал выбор между максимальным сроком за убийство и сроком наполовину меньшим за изнасилование. «Оттягивая убийство, — подумал он, — я на самом деле соглашаюсь на восьмилетний срок, если меня вычислят, а её найдут у меня в полуподвале… Но ведь я не смогу ещё раз пережить восьмилетний срок за изнасилование… Зачем тогда я её ударил в машине и привёз сюда? Чтобы не сесть за попытку изнасилования?.. Лучше сразу пулю в лоб!.. Мне нет никакого резона откладывать её убийство, если восемь лет лагерей для меня тоже больше неприемлемы… Если Богу угодно, то он погубит меня независимо от того, немедленно я её убью, отложу ли я убийство или вовсе оставлю в живых».
— Я буду слушать вас во всем, — дрожа и преданно произнесла жертва, переходя опять на вы.
— Как тебя зовут?
— Зоя, — тихо ответила женщина, которая несколько часов назад казалась не знающей страха дамой, которая кричала на Бурцева злобно и с презрением. «Как человек меняется. Честный и достойный человек не может себя так вести… Ей нельзя верить в чем-либо… Ещё это её старушечье имя…» — подумал с огорчением Бурцев.
— Зоя, меня зовут Валерий. Пойдём за мной. — Бурцев повёл свою первую в жизни заключённую в полуподвал, где у отца была баня, туалет, комната отдыха и подполье для варений и солений.
— Я сейчас поеду и доработаю смену, а ты в это время будешь сидеть в подполье. Завтра и послезавтра я не работаю и буду здесь с тобой… Когда я приеду, то затоплю баню, а ты сможешь помыться… Продукты тебе я тоже привезу… Сейчас бери вот этот матрас, подушку, одеяло и спускайся в подполье. — Бурцев повернул на стене выключатель старого образца. «Отец определённо не покупал, а унёс с работы этот выключатель…» — невольно подумал Бурцев и поднял тяжёлую крышку подполья. — Сначала спускайся без спальных принадлежностей — я их тебе сброшу.
— Мне хочется в туалет… — вдруг несмело с дрожью в голосе произнесла Зоя. — До следующего дня я не вытерплю…
— Пожалуйста, иди. Вон ту маленькую дверь видишь?.. — Бурцев указал на небольшую туалетную комнату в полуподвале. Отец предусмотрительно сделал туалет не только в доме, но и в полуподвале на тот случай, если в бане вдруг захочется по нужде и наверх для этого не пришлось бы подниматься раздетым. «Наверное, ей хочется не в туалет, а больше это походит на то, что она желает проверить, существует ли какое-нибудь окошечко в туалете на уровне цоколя дома…» — подумал Бурцев. Теперь ему казалось, что любой шаг или просьба жертвы связаны с определением возможности побега. В туалете имелась только маленькая вытяжка, а окно отсутствовало. Прошумела спущенная в унитазе вода, и через несколько секунд женщина вышла.
Зоя осторожно спустилась по деревянной лестнице вниз. Бурцев сбросил ей всё, на чем спать, и вытянул лестницу наверх. Подполье было глубокое и всё выложено керамической плиткой. Там было прохладно, но не холодно. Бурцев закрыл крышку, вставил в скобу на крышке замок и закрыл его ключом. Крышку можно было не закрывать на замок, потому что без лестницы до неё снизу не добраться, но с замком ему казалось спокойнее. Кричать из полуподвала было бессмысленно, а из подполья ничего на улице не услышать тем более. «Посиди при круглосуточно включённом свете, как в тюрьме… Может быть, тогда ты станешь понимать, что это такое… Может быть, тогда перестанешь незаслуженно угрожать ею, хотя эти знания тебе уже не пригодятся…» — непроизвольно подумал Бурцев, отходя от подполья. Он поднялся из полуподвала на первый этаж, прошёл на кухню и достал из стеклянного буфета дальнюю коробку, где стояло несколько таких же жестяных красных коробок с крупами. Он вынул из неё завёрнутый в белую хлопчатобумажную ткань пистолет ТТ и одну запасную обойму с патронами. «Если ты купил оружие, то обязательно его применишь…» — подумал с сожалением Валерий. Он положил пистолет и обойму обратно в банку. Бурцев убедился, что его оружие на месте и почувствовал невольно, что у него есть крохотный шанс после убийства пленницы остаться безнаказанным. Закрыв полуподвал, дом, а после выезда машины, — и ворота, Валерий обратил внимание, что уже темнеет. Вновь никого на улице в маленькой деревне не оказалось. У Бурцева начиналась новая тревожная жизнь, которая теперь требовала трезвости, расчётливости и осторожности во всем, если он хотел остаться живым, а жить ему хотелось после случившегося особенно сильно. Валерий посмотрел на плохо видимые деревья перед домом и почувствовал, что начал вновь пристально и с любопытством рассматривать всякое растение, будь то: травинка, дикий цветочек, одуванчик или большое дерево, словно может так случиться, что этого он опять долго не увидит, как в сплошь заасфальтированном когда-то лагере с высоким бетонным забором в центре города…

ГЛАВА 5

Потеряв много времени, Бурцев понял, что сменный план на пассажирах уже не выполнит, поэтому включил счётчик с расчётом не выключать его до заезда в гараж, чтобы хватило времени наездить плановую сумму. Новая машина требовала обязательного выполнения плана. Раньше в случаях отсутствия выручки из-за потерянного времени с какой-нибудь девицей он накидывал на показания в путевом листе недостающий платный километраж и сумму в рублях. Затем Валерий вкладывал в кассу недостающую сумму из своих денег и таким образом привозил требуемую выручку, ставя об этом в известность сменщика. Напарник после работы также накидывал на свои показания платный километраж и сумму в рублях, что оставлял ему Бурцев. В следующую смену Валерий возил всех подряд и раскручивал наброшенную сумму в прошлый раз и выполнял план новой смены, тем самым он избегал потери за предыдущий день вложенных собственных средств. Теперь же Валерий не мог набросить недостающую сумму и километраж, а потом поставить об этом в известность Вахитова. Вахитов не должен знать о том, что сегодня он, Бурцев, потерял с кем-то время и добавил для плана сумму из своего кармана. Теперь каждый свой шаг Бурцев невольно рассматривал с позиции человека, похитившего и убившего женщину.
Валерий поехал домой, потому что знал: мать не ляжет спать до тех пор, пока он не приедет на ужин. Обычно Бурцев приезжал до девяти часов вечера. По дороге ему дважды махнули пассажиры, но он не остановился. Бурцев не мог настроиться после всего случившегося на работу. Собирать деньги для выполнения сменного задания он сейчас был неспособен, потому что его жизнь неожиданно оказалась под серьёзной угрозой. Бурцев своим ключом открыл квартиру родителей и тихо вошёл. Мать сидела в комнате и смотрела телевизор без света. Услышав шаги, женщина встрепенулась от лёгкой дремоты и повернулась к прихожей.
— Валера, ты?! — ласково спросила она.
— Я, мама. Кто же ещё? — постарался ответить Бурцев в обычной манере, чтобы не встревожить её. Он развязал шнурки на туфлях и подумал, как бы получше скрыть волнение, когда придётся посмотреть в глаза самому близкому, дорогому и необычайно чувствительному на его настроение человеку. Валерий снял туфли, выпрямился, и в этот момент мать включила свет в прихожей.
— Сынок, что-нибудь случилось?! — с испугом в глазах спросила мать.
— С чего ты взяла?! — постарался правдоподобнее удивиться сын. Чтобы не смотреть матери в глаза он начал снимать пиджак и искать свободное место на вешалке.
— Рукав на пиджаке у тебя вымазан в извёстке или в чем-то белом!
— Где?! — удивился Бурцев и опять отвёл глаза от матери, чтобы рассмотреть рукав снятого пиджака. — А, это? Колесо проткнул, поэтому заезжал в гараж на перебортовку резины. Пока колесо тащил, наверное, где-то шаркнул о стену локтем, — ответил Бурцев первое, что пришло в голову.
— Сынок, ты какой-то бледный… — тихо с тревогой в глазах сказала мать. — Ты подрался с кем-то?.. — предположила несмело женщина.
— Мама, ни с кем я не подрался! Успокойся! Давай поужинаем. У меня нет плана, поэтому я быстро поем — и поеду, — сказал Валерий и прошёл мимо матери, опять не глядя на неё. Женщине показалось, что голос у сына чуточку дрожит, и она поспешила за ним в кухню греть суп. Бурцев вспомнил, что нужно помыть руки и посмотреть на себя в зеркало в ванной комнате. Он развернулся и вновь прошёл мимо матери, избегая её глаз. Намыливая руки, Валерий пристально вглядывался в лицо. Лицо действительно имело лёгкую бледность, и до сих пор чувствовалась мелкая дрожь в руках. «Как же я убью эту женщину, вина которой только в том, что её угроза мне показалась реальной и неотвратимой?..» — какой уже раз подумал он, глядя в зеркало на не проходящую бледность лица. «Убить человека — самый большой грех, а убить невинного — грех вдвойне страшнее… Почему мне выпало делать этот выбор?.. Почему мне в жизни приходится незаслуженно страдать?.. Почему на мою долю все время выпадают испытания?.. Кто так настойчиво хочет меня погубить?! Кому это надобно?! — не переставал мысленно терзаться Бурцев. — Всё-таки эта женщина небезупречна передо мной… Она угрожала мне тюрьмой за то, чего я вовсе не хотел с ней делать, и она знала это! Но почему я должен судить её и уподобляться тому несчастному судье на костылях, который тринадцать лет назад незаслуженно осудил меня на восемь лет лагерей?.. Я испытываю к этому хромому судье такую огромную ненависть, что она до сих пор ничуть не уменьшилась, и я все ещё жажду отмщения, как только вспоминаю о нем… Не может такое деяние оставаться безответным… Человек не может судить человека, потому что он живое существо, а значит, обязательно будет субъективен… У него может болеть нога… быть повышенная температура тела… у него могут быть неприятности в семье… на него могут воздействовать окружающие люди и, наконец, каждый взрослый человек морально не в полной мере безупречен… Все это влияет на его судьбоносное решение для судимого им человека… Когда законодатель закрывает на все эти «мелочи» глаза и наделяет судью возможностью ошибаться под тем предлогом, что другого способа судить преступников не придумано, он легкомысленно разделяет ответственность судей, которые и без того нарушают закон Божий и потому являются страшными грешниками… Почему какой-то конкретный человек может судить меня?.. Этот хромоногий судья мог без последствий вынести несправедливый приговор в отношении меня, но если ошибусь я, отправляя в свою очередь его на тот свет, или женщину, что сейчас сидит у меня в подполье, то должен буду проститься с жизнью… У нас с хромым судьёй одинаковые возможности приговаривать… Никто мне не может препятствовать в убийстве его и этой женщины, которая тоже хотела меня незаслуженно осудить, но только я должен исполнить приговор безукоризненно… Хромой судья не был совершенно точно уверен в моей виновности, а я знаю, что не совершал тогда того преступления, что совершили мои друзья, а, напротив, пытался предотвратить его… У судьи, признаться, имелось сомнение в моей виновности, но раз уж я присутствовал в течение всего времени, пока мои товарищи совершали преступление, то это говорило ему о многом… Все равно все судьи — антихристы. Их существование и их работа оправдывает безбожное отношение к ним… Но почему это все равно злодейство по Христу, как бы я себя не обелял?.. Христос просил всех даже не гневаться, а не то чтобы не убивать! В другой заповеди он призывает не противиться злу, но не объясняет, почему конкретный невинный человек, который на земле уникален и неповторим, должен безропотно отдать жизнь, например, убийце, маньяку, имея реальную возможность помешать злодею. Почему я не смею отомстить судье, который без полной уверенности в правоте своего решения посадил меня в клетку, и тем самым подверг мою жизнь восьмилетним физическим и душевным пыткам?.. Тысячи судей в мире нарушают закон Божий, и только единицы из них настигает заслуженная кара… Христос словно говорит мне, что не бойся несправедливости и прими её как должное, а за это тебе воздастся и воздастся твоим хулителям… Надобно верить… Однако мне сейчас словно кто-то шепчет, что убивай любого человека, который хотел или хочет тебя незаслуженно погубить, но если ты попадёшься — значит, ты лишил жизни невинного… Только так ты сможешь узнать: справедлива твоя кара или нет… Наперёд знать — не дано! Если бы каждый, кто берётся судить другого, нёс такую же ответственность, как я перед принятием решения, то никто не только не ошибался бы, но и необходимости в судьях безбожниках не существовало бы… Нет, я не могу понять Христа и не гневаться… Как я могу его понять, если я незаслуженно отсидел восемь лет и неизвестно, когда мне за это воздастся и где?.. Что может порадовать меня настолько, чтобы я был благодарен судье за несправедливый приговор?.. Это за пределами моего разума…»
— Валера, я налила тебе — иди ешь, не то остынет, — послышался голос матери, и Бурцев машинально повторно намылил руки, забыв за размышлениями, что уже это делал минуту назад. Он опять обмыл ладони и намочил лицо тёплой водой, затем с силой вытерся махровым полотенцем, чтобы исчезла бледность. Валерий вытянул перед собой руки и до боли в сухожилиях растопырил пальцы в разные стороны веером. Кончики пальцев еле заметно все ещё подрагивали.
— Завтра на два выходных дня я поеду в деревню… Нужно проверить, все ли в доме ладно… — сказал Бурцев матери, которая, как обычно, сидела с ним за столом и следила, когда он доест суп. В любую минуту она была готова взять у сына пустую тарелку и положить в неё со сковороды разогретые котлеты и жареную картошку.
— Съезди, сынок, а то уже неделю там не бывал.… Не будем ездить — залезет кто-нибудь, — сказала мать, не переставая думать о том, почему сын какой-то взволнованный. — Хоть бы ты, Валера, женился поскорее и переехал в нашу деревню… Благо, что она рядом с городом… Сменщики за тобой и туда бы ездили… Глядишь, отец бы там был радёшенек, что его дом сгодился тебе… Все силы он отдал ему, пока строил… — сказала мать, моргая вдруг заблестевшими глазами.
«Да, действительно, дом отца мне пригодился, но будет ли отец там доволен, что его дом пригодился именно в таком качестве?..» — спросил себя Бурцев. Он не заметил, что уже съел суп. Ему хотелось отказаться от второго блюда, но он передумал. «Постарайся вести себя обычно — не давай матери повода думать, что у тебя что-то стряслось… Господи, из-за меня умер раньше времени отец, а сейчас я могу загнать в могилу и мать…» — подумал Валерий, и почувствовал как подступает ком к горлу. Опять на его долю выпало проклятье и безысходность.
Мать положила второе блюдо и спросила:
— Ты сразу после смены поедешь туда?
— Нет… Я вернусь из гаража, посплю, потом схожу на рынок за продуктами на два дня…
— Может, тебе дать тушёнки с собой?
— Нет, оставь дома, а я куплю на рынке, что мне нужно, — ответил Валерий и пошёл в прихожую надевать обувь. — Наелся хорошо! Спасибо, мама…
Бурцев вышел из подъезда и оглянулся на окна на четвёртом этаже. Мать выключила свет на кухне, но свет из прихожей показывал, что она стоит у окна в кухне и по привычке пытается разглядеть, как он садится в машину и отъезжает от дома. До конца смены оставалось ещё шесть часов. Валерий поехал на вокзал, чтобы дождаться какого-нибудь поезда и взять пассажиров. Ближе к полуночи в воскресенье на улицах города становится пусто. Перед рабочим днём все стремятся пораньше оказаться дома, и только в аэропорту и на вокзале людской поток никогда не иссякает.

ГЛАВА 6

— Парень, водка есть? — спросил тихо подошедший к приоткрытому водительскому стеклу пожилой мужчина, а чуть поодаль стояла женщина, ожидая, пока её дружок закончит разговор с Бурцевым.
— Нет, — коротко ответил Валерий.
— Может, подскажешь, у кого из таксистов здесь есть, чтобы мне не обходить все машины?
— Не знаю, — сказал Бурцев, и парочка ночных искателей спиртного неуверенно пошла дальше по ряду стоящих в очереди такси. «Забыл взять дома водку… — с сожалением подумал Валерий. — Может быть, хорошо, что я забыл её?.. Мне она пригодится завтра и послезавтра, чтобы разговорить эту чёртову бабу… Нужно узнать для спокойствия души, кто она по профессии и по должности… кто у неё родственники… есть ли у неё дети, родители — словом, всё, что может представлять опасность для меня, если я избавлюсь от неё… Если дело дойдёт до решительных действий, то чтобы спустить курок, нужно будет обязательно принять сто грамм для храбрости… Опять я обманываю себя! Какая мне разница, кто она, если я не хочу сидеть даже восьми лет, не убивая её?.. Пусть она будет хоть дочерью начальника милиции, и её будут с упорством искать до тех пор, пока папа её работает в органах… Нет, я не буду обманывать себя: мне обязательно нужно не выпустить её, кто бы она ни была, и кем бы ни были её родственники… Если она простолюдинка, к чему я склоняюсь, то мне быстрее удастся забыть о ней, и я не стану ожидать каждый день, что за мной придут или на меня выйдут каким-то образом… Если её родственники влиятельные люди, то тогда необходимо будет избавляться и от Вахитова… Но он точно невиновен и его устранение не должно пройти гладко. Его вина только в том, что он случайно навязал мне эту вредную бабу. Нет-нет! Не нужно усложнять… не думаю, что на окраине города может жить или даже находиться женщина с влиятельными родственниками. Хотя мне известно, что не бывает нераскрываемых преступлений. Случаются преступления, раскрытие которых очень большой труд, и на их расследование из-за дороговизны требуется санкция влиятельной персоны. При тщательном поиске с привлечением большого количества сотрудников милиции всегда найдётся свидетель, который что-то видел. Этого свидетеля нужно только найти… А куда спрятать тело?.. В канализационную выгребную яму его сбросить нельзя, потому что яма ещё и на двадцать процентов не заполнена. Хотя яма широкая и шестиметровой глубины, но из-за малой заполненности из неё со временем пойдёт запах разлагающегося трупа… Необходимо копать могилу в огороде — другого выхода нет…» — рассудил Бурцев, не способный больше думать ни о чем постороннем, после того, как посадил в подполье пленницу.
Прибыл очередной поезд, и на привокзальную площадь высыпал народ с чемоданами, сумками и тюками. Длинная вереница такси стала таять на глазах. «Попались бы клиенты подальше. Если сейчас поеду куда-нибудь за город, то все у меня должно сложиться хорошо…» — загадал Валерий. Подошла семья из четырёх человек — мужчина, женщина и две девочки возрастом, примерно, восьми и десяти лет. Мужчина, открыв пассажирскую переднюю дверь, попросил:
— Откройте, пожалуйста, багажник. У нас много вещей. — Бурцев вышел и помог поднять и разместить два больших чемодана и три сумки с перевязанными для надёжности ручками. Отец семейства сел на переднее сиденье, жена с дочерьми расположились позади. Валерий включил счётчик, тронулся с места и спросил:
— Куда ехать?
— Нам на автостанцию! — Бурцев с сожалением подумал, что это не очень далеко, примерно, на два рубля с копейками по счётчику. Ему стало грустно и тоскливо. «Лучше бы я не загадывал ничего…» — подумал он. На заднем сиденье заговорили еле слышно о чем-то девочки с матерью, и Валерий услышал, что женщина с облегчением произнесла:
— Ну, слава богу! Теперь-то мы почти дома…
— Откуда ваш поезд прибыл? — спросил Бурцев.
— Из Адлера! Мы отдыхали в Пицунде. Все поезда переполнены, и мы думали, что к первому сентября не попадём домой. Билеты нам пришлось покупать по двойной цене на вокзале у спекулянтов, — пояснила женщина, сидящая между дочерьми, прижимая их поверх плеч к себе. — Наш папа перед отъездом три дня ходил на вокзал и никак не мог купить билеты — не было мест ни на один поезд. Потом подошёл какой-то паренёк и предложил билеты с переплатой. Папа согласился — и вот мы здесь!
— А почему вы прежде сказали, что «мы почти дома»?
— Нам в шесть утра с автовокзала ещё на автобусе до своего посёлка ехать сто километров. Но это ерунда! Главное, что мы благополучно и вовремя добрались до областного центра.
— Думали, что к школе не успеем, — подал довольный голос и глава семейства с небольшой щетиной на лице.
— Сейчас ещё нет двенадцати часов, и значит, вам на автовокзале придётся сидеть шесть часов до утра, а потом часа два с остановками ехать на автобусе? — спросил Бурцев, чувствуя, что есть призрачная надежда уговорить поистратившихся на отдыхе людей ехать на такси немедленно до самого посёлка.
— Ничего не поделаешь… Все равно это уже не проблема, — произнёс мужчина.
— Как называется ваш посёлок?
— Строителей! — ответила позади женщина.
— Давайте я довезу вас прямо до места. Примерно, через час будете дома, — предложил Валерий, заманивая уставших от дороги пассажиров.
— Для нас это дорого, — ответила тихо и смущённо женщина. Бурцев быстро мысленно подсчитал, что по счётчику в один конец набьёт двадцать рублей, и если бы пассажиры хотя бы двадцать рублей предложили, то он бы их с удовольствием повез. На счётчике была только сумма от поездки той женщины, что сейчас сидит у него в подполье. — В прошлом году наши соседи ездили на такси, и водитель с них попросил сто рублей, — вдруг добавила женщина. Бурцев чувствовал, что люди, несмотря на то, что благополучно доехали на поезде почти до дома, очень устали от дороги и готовы были отдать последние деньги, чтобы поскорее быть на месте.
— Сколько вы готовы заплатить, чтобы я вас доставил до крыльца вашего дома? — спросил Валерий, умышленно упирая на слово «крыльцо». Мужчина обернулся к жене. Какое-то мгновение все молчали.
— Если вас устроит пятьдесят рублей, то мы бы поехали с вами, — улыбаясь виновато, сказала женщина, наперёд полагая, что её предложение неприемлемо и даже, наверное, неприличное.
— Хорошо, — согласился Бурцев спокойно, подавляя в себе нарастающую бурю радости, потому что он в данную минуту был счастлив несказанно. Он был счастлив больше не от того, что через два часа опять будет в городе и с планом, а от того, что ему, как он загадал на вокзале, попались пассажиры именно за город на дальнее расстояние. Пассажиры за город ему встречались прежде очень редко. Его сердце от совпадения загаданного со случившимся билось с такой силой, что ему захотелось громко петь. Бурцев верил, что эти пассажиры наподобие знамения, предсказывающего и дарующего ему удачный выход из смертельной ситуации, в которую он угодил сегодня, безотносительно к тому — придётся убивать женщину или нет. За спиной Валерия взвизгнули довольные девочки, видимо, потому, что они через час на такси доберутся, наконец-то, до родного дома.
— Тихо! — нестрого прикрикнула мать на дочерей, улыбаясь довольная вместе с ними тому обстоятельству, что на этой мягкой новой машине они после изматывающего двухсуточного путешествия на поезде без проблем будут в течение часа в своём посёлке .
— Как у нас прохладно и хорошо! Мы в поезде туда и обратно умирали от жары. Вагоны все полнёшеньки — кошмар, а не поездка. По дороге сюда в районе Уральских гор жара и духота в вагонах вдруг спала. Мы поняли, что въезжаем в родную природную полосу. Отдыхать на Чёрном море можно, но жить для нас там — невыносимо. Наш климат сухой и умеренный. У девчонок на Урале сразу на следующее утро сошли все прыщи и начали заживать нарывы от случайных царапин. Там любая рана на теле у нас никак не заживала, — разоткровенничалась неожиданно женщина, довольная, кажется, теперь всем на свете, плотно зажатая с боков повеселевшими и переговаривающимися между собой дочерьми.
После трёх часов отсутствия в городе Бурцев стоял вновь на вокзале. Шёл мелкий и неприятный дождик, а до конца смены оставалось больше двух часов. За час до окончания работы Валерий поехал с вокзала к Вахитову. «Спросит ли он меня про эту бабу?..» — подумал Бурцев и очень хотел, чтобы эту женщину Вахитов не вспомнил.
— Привет! — сказал Вахитов, садясь на заднее сиденье.
— Привет! — ответил Валерий, разглядывая с трудом из-за темноты в салонное зеркало, как Вахитов почти лёг на все сиденье позади, опираясь головой на локоть левой руки.
— Вчера кино смотрел допоздна, поэтому не выспался, — поведал вдруг Вахитов.
— Можешь подремать, пока я везу тебя до гаража, — посоветовал Бурцев. Сменщик молча снял туфли, подогнул ноги и улёгся на заднем пассажирском диване, подложив опять под голову согнутую руку. Желание спать сделало своё дело, и Вахитов не проснулся до таксопарка. За час сменщики оформили путевые листы, помыли машину и уехали.
Перед домом Бурцева сменщик остановился и сказал:
— Ну, ладно, Валера, счастливо! Отдохнуть тебе хорошо!
— Тебе тоже удачи и «чаю» побольше! — ответил Бурцев и пошёл к подъезду. Мать не слышала, как сын открыл дверь своим ключом и прошёл в прихожую, а затем в ванную комнату, чтобы умыться. Валерий старался все делать тихо. Он не пошёл на кухню, как обычно, а немедленно проследовал через зал на цыпочках в свою спальню, где быстро разделся и улёгся в кровать. Сон никак не приходил из-за возбуждённого состояния и множества мыслей. «Почему Вахитов ничего не спросил о той женщине?.. Это, наверное, хорошо для меня и подтверждает моё предчувствие, что у меня все должно получиться…» — подумал Бурцев, но не произнёс про себя, что именно должно получиться. Ему выпало везти пассажиров за город и это для него означало, что у него всё сложится благополучно, а как это произойдёт — он не ведал. Определённо он должен готовиться к задуманному убийству, а потребуется ли его совершать — даст знать наступивший день. «Необходимо купить спальный мешок, чтобы положить в него труп этой бабы… Нужно купить ей для вида новые колготки и трусы… Нужно для успокоения накупить ей много еды… Все должно говорить о том, что я не имею намерений избавиться от неё… Нужно не забыть взять с собой две бутылки водки… Что ещё?» — спрашивал себя Бурцев, совершенно забыв про сон. «Я должен избавиться от неё без колебаний. Если я буду вникать в подробности её жизни, то мне будет труднее принять необходимое роковое решение, которое спасёт меня… Необходимо застрелить её именно во время близости… Надо завязать ей глаза под предлогом, что так мне приятнее, а затем выстрелить ей в затылок… Необходимо расстелить матрас в полуподвале, чтобы кровь после выстрела не оказалась на полу… Возможно, толстый ватный матрас впитает всё и воспрепятствует рикошету пули, которая, несомненно, пробьёт голову навылет… Если кровь и попадёт на плиточный пол, то её можно немедленно успешно смыть. Нет-нет! Если кровь окажется между плиток, то придётся после мытья вновь обновить межплиточную затирку… Может быть, мне стоит выкопать яму для неё заранее днём, чтобы она не лежала убитая в полуподвале, пока я копаю землю? Никто не придёт ко мне в гости, но всё-таки лучше выкопать могилу прежде… Почему я решил пристрелить её именно во время интимной близости?.. Потому что это будет внезапно и неожиданно для неё, а значит, легче для меня… Нет! Лёгкость здесь не играет значительной роли. Я лукавлю… Мне хочется воспользоваться случаем, раз убийство неизбежно, и испытать те ощущения, что испытывали нацистские охранники в концлагерях… Моя пленница хотела умышленно и незаслуженно меня упрятать в тюрьму, а это допускает по отношению к ней соотносимое коварство…» — рассуждал Бурцев о предстоящем трудном и непростом деле.
Прошло минут десять, и Бурцев неожиданно вспомнил, что давно, когда он учился в школе в седьмом классе, то однажды ходил с приятелем за город пострелять из ружья. Его сосед Митя Волокитин тайком взял дома ружье и несколько патронов, чтобы пострелять, пока отец на речном буксире находился в плаванье. До конца навигации оставалось ещё много времени, и друзья, без опасения быть пойманными, воспользовались случаем. Валерий помнил, когда подошла его очередь стрелять, то вдруг метров за пятьдесят он заметил немногочисленную свору бездомных собак. Не задумываясь, он отвернул ружье от расставленных пустых бутылок в качестве мишеней и выстрелил в собак. Бурцев сомневался, что на таком значительном расстоянии можно попасть в животных. После выстрела раздался душераздирающий визг. Несколько собак стремглав бросились бежать прочь от стреляющих в их сторону ребят. Самая маленькая собачонка громко, жалостливо завизжала и закрутилась на месте, словно пыталась дотянуться до своего хвоста. Картечь ей угодила в задние ноги, и жертва пронзительно завизжала. Её задние лапы вдруг подкосились. За счёт здоровых передних ног собака с трудом и медленно потащила своё раненное тело туда, куда только что отбежали другие собаки. Задние конечности собачонки безжизненно волочились. Стало понятно, что она пытается с пашни дотащить безжизненную заднюю часть тела до лесочка из невысоких деревьев и кустарников. За ней оставался кровавый след в виде небольшой бороздки на светлой песчаной почве. Вся эта страшная картина сопровождалась нестерпимым для ушей визгом раненой малютки. Собака не умолкала, словно звала на помощь, но её сородичи по своре ничем не могли ей помочь. Один большой пёс отделился от остальных и осторожно подошёл к изувеченной подружке. Он с опаской озирался в сторону стрелявших ребят, но не побоялся подойти к скулившей собачонке. На какое-то время подстреленная жертва затихла перед ним, и большой кобель стал лизать ей морду, глаза… Остальные здоровые собаки постояли чуть поодаль и через минуту побежали дальше от страдающей подруги и сочувствующего ей друга. Валерий вспомнил, как сильно перепугался вместе с Митькой. Первым делом возникла жалость к мучившейся от боли собаке, и Валерию захотелось помочь как-то ей, но поняв, что это невозможно и опасно, друзья трусливо скрылись. Как он мог принести раненую собачку к ветеринару, которую сам смертельно ранил. Ребята побоялись, что визг собаки могут услышать какие-нибудь случайно оказавшиеся поблизости люди. Митька выхватил у Валерия ружье и на ходу стал разбирать его, чтобы спрятать под куртку. Отстегнув цевье и отделив ствол от приклада, товарищ набросил ремень на шею и болтающиеся две части ружья закрыл курткой, застегнув на ней длинный замок. Через несколько секунд друзья без оглядки неслись по направлению к дому. Они уже добрались с пашни до окраины города и вдруг вновь услышали визг раненной собаки, что все ещё слышался с того далёкого места, откуда они только что сбежали. Собачка, наверное, после долгих мучений умерла от потери крови, и Валерий помнил, что, примерно, в течение месяца каждое утро после пробуждения ему обязательно виделась та ужасная картина с беспомощной и истекающей кровью маленькой собачонкой. Он больше не ходил в ту сторону, боясь обнаружить умершее из-за его выстрела несчастное животное. Валерий не хотел найти мёртвую малютку, а не зная этого точно, он успокаивающе надеялся, что не убил беззащитную собачонку.
«Почему этот случай мне пришёл сейчас на память?.. Я должен учесть тот опыт и умертвить жертву с одного выстрела?.. Или это мне напоминает, что я уже стрелял в живое существо и это не страшно, и не впервой для меня?.. Несомненно, я должен быть хладнокровным и не допустить оплошности. Хотя одно дело говорить это, а другое — исполнить. Стрелять в собаку я мог без серьёзных последствий, а убив эту женщину, я, возможно, потеряю жизнь в тюрьме, если после разоблачения не решусь прежде застрелиться… По сути, я могу её выпустить и сесть на восемь лет, и после освобождения мне исполнится только тридцать восемь! А вдруг мне дадут больше? Теперь, как совершеннолетний рецидивист по изнасилованию, я попадаю под максимальную санкцию наказания — от восьми до пятнадцати лет. Однако теперь моя жертва взрослая женщина, и за неё судья не решится дать максимальный срок… С другой стороны, я крепко её побил. Полагаться на то, какой срок даст мне судья, — я не могу… Закон допускает назначить мне пятнадцать лет за изнасилование этой женщины, но тогда лучше убить эту бабу и сохранить шанс остаться на свободе… Самое непереносимое и унизительное — это сидеть в тюрьме второй раз за изнасилование… Все будут только презрительно смеяться надо мной, и я все равно буду вынужден повеситься… Все! Решено! Я не должен возвращаться к этой теме опять и опять. Я должен впредь обдумывать только безупречность исполнения всего намеченного…» — закончил рассуждать Бурцев и почувствовал неожиданно облегчение, будто главное он уже сделал.

ГЛАВА 7

Бурцев проснулся без будильника. Понедельник неожиданно для него оказался солнечным, но по-прежнему холодным. В квартире стояла тишина, а в лучах полуденного солнца, проникающих в спальню через незашторенное окно, он видел светящиеся пылинки в воздухе. Это напомнило ему кухню в детстве, освещённую таким же ярким солнечным светом с редкими пылинками, парящими в неподвижном воздухе. «Мама, наверное, ушла в магазин…» — предположил Валерий, и ему с тревогой вспомнился весь прошедший день, и все проблемы, связанные с этим днём. «Как плохо, что все, что я наметил, ещё не исполнено и только предстоит сделать… Хорошо бы успеть уйти до прихода матери. Необходимо как можно скорее все закончить», — вселяя уверенность, напомнил себе Бурцев и быстро встал с кровати. Он по привычке энергично присел несколько раз сначала на одной ноге, а потом — на другой, придерживаясь руками о стенку, затем три раза наклонился с прямыми ногами вперёд и дотянулся кончиками пальцев до пола. «Что я делаю? Зачем я сегодня занимаюсь зарядкой? Я веду себя так, словно не было вчерашнего ужасного дня, а сам боюсь и не представляю, как смогу выполнить всё, что задумал?.. Как смогу нажать на спусковой крючок?.. Если захочешь жить — нажмёшь! Нужно быстрее уходить из дома…» — мысленно говорил себе Бурцев.
Через несколько минут он уже принял душ, почистил зубы, побрился и освежился лосьоном. Этот лосьон он по высокой цене купил на барахолке и поэтому долго не решался им пользоваться. «Зачем я именно сегодня открыл этот лосьон?.. Зачем я хочу понравиться этой женщине, которую намерен лишить жизни? Какое-то безумие…» — подумал Бурцев и через минуту неосознанно выбрал в шифоньере новый серый костюм и новую белую рубашку. «Почему я надеваю новые и лучшие тряпки?.. Мне придётся копать могилу для этой женщины… Я одеваюсь так, будто сам намериваюсь лечь сегодня в гроб…» — опять подумал Валерий о нелогичности своих действий. «Она понравилась мне вчера?.. Вот в чем дело! Вот почему я надеваю все новое сегодня. Это помешательство… или выбор одежды оказался случайным?.. Да-да, я одеваюсь, как нормальный мужчина идущий к женщине… Нет, ты в большей мере хочешь усыпить её бдительность, чем просто понравиться… Удивительно, но я жажду опять близости с ней… Это так по-новому волнительно, когда жертва тебе подчиняется беспрекословно, а ты, несмотря на её послушание, груб с нею…» — подумал Бурцев, натягивая высокие чёрные носки на безволосые икры ног, стёртые жёсткими голенищами лагерных кирзовых сапог, что опять напомнило ему восьмилетний кошмар неволи. «Нужно быстрее уходить, чтобы не увидеться с мамой… Её и мои глаза не должны встретиться сегодня…» — сказал себе Валерий и спешно надел с помощью длинной обувной ложки новые чёрные туфли на тонкой кожаной подошве. Потом он вспомнил, что нужно взять деньги в спальне и тотчас прошёл туда. Бурцев раскрыл шифоньер и залез во внутренний карман нового серого плаща за деньгами, потом он подумал, что лучше надеть этот плащ. Через две минуты Валерий уже бежал прочь от дома в направлении центра города. «Все! Мама меня уже не встретит…» — с облегчением подумал Бурцев и направился в сторону магазина спортивных и охотничьих товаров. Пройдя шагов сто, он вдруг вспомнил, что забыл дома взять водку. «Возвращаться не стану — плохая примета… Хотя, куда ещё хуже. Может, это и неплохо, что я забыл её. Нужно купить армянский или грузинский коньяк — эти напитки намного приличней. А где я их куплю?.. Я уже давно в винных магазинах ничего не видел кроме двух сортов водки — «Русской» и «Пшеничной»… Нужно зайти в ресторан и попросить официантку с переплатой продать две бутылки коньяка навынос», — подумал Валерий, опять забыв, что он едет к женщине, которая является его пленницей и которая по его требованию будет пить и спирт, если он потребует.
В отделе охотничьих товаров при магазине спортивного инвентаря Бурцеву на глаза попался спальный мешок защитного цвета из брезентовой ткани.
— Девушка, этот спальный мешок непромокаемый?
— Да. Он спасает от сырости и даже, по-моему, от дождя, — ответила продавец, трогая на ощупь ткань мешка, и добавила, что на витрине это последний.
— Как в него пролазить? — спросил Бурцев, памятуя о том, что надевать его на труп будет делом хлопотным и неприятным.
— Он на «молнии» и расстёгивается на всю длину, — продавец отогнула часть ткани, что закрывала замок от попадания влаги.
— Хорошо! Я могу купить его?
— Идите в кассу и выбейте чек на двести пятьдесят шесть рублей в отдел «Охота и рыбалка».
Бурцев невольно подумал, что находясь в переполненном людьми магазине, он один покупал товар, непредназначенный его прямому назначению. Все покупатели придирчиво изучали витрины и товар закрепленный на стенах. Никто в мире сейчас не знал его планов, и никто не сможет по его виду и поведению определить его намерения, но Валерий заметил, что когда разговаривал с продавщицей, то не мог уверенно смотреть той в глаза. Ему казалось, что если он чуть подольше станет смотреть на неё, то она поймёт, что он покупает спальный мешок, чтобы положить в него труп. «Я ещё никого не убил, а мне уже кажется, что можно по моим глазам разгадать мои чёрные помыслы. Это первое ощущение… Необходимо с этим жить и стараться чувствовать себя праведником — спокойно и невозмутимо смотреть людям в глаза… Главное помнить, что ты невиновен… как солдат на войне, который вынужден убивать, чтобы не убили его», — наставлял мысленно себя Валерий, не заметив, что уже стоит на улице с плотно увязанным в круглый тюк спальным мешком. «Теперь нужно купить ей колготки и нижнее белье. Колготок нужно купить несколько, чтобы она не сомневалась, что точно сегодня будет жить…» — с удовлетворением подумал Бурцев, поражаясь своей вероломной сообразительности. Он начал невольно приучать себя все обдумывать с позиции человека, любая оплошность которого смертельна.
— Мне нужно купить жене колготки, но я не знаю её размера… Она примерно с вас ростом и похожей комплекции… — тихим голосом сказал Бурцев молодой девушке продавцу в отделе женского белья в универмаге. Работница заулыбалась понимающе на его шёпот.
— Выбейте в шестой кассе чек на двадцать пять рублей, и подходите ко мне.
— Мне необходим чёрный цвет и трое колготок… Ещё мне нужно выбрать трусы для неё… — ещё тише прошептал Бурцев, вспомнив, как в клочья разорвал вчера на жертве колготки и трусы, постепенно чувствуя, что его лицо начинает гореть.
— Выберите из этих и скажите мне, — девушка указала на стеклянный шкаф с трусами.
— Вот эти и эти, — быстро ткнул пальцем Бурцев, замечая боковым зрением, что две другие продавщицы и одна женщина покупатель смотрят на него.
— Семьдесят пять рублей за колготки и шестьдесят рублей за трусы! Итого: сто тридцать пять рублей! Это импорт, поэтому ваша жена оценит по достоинству вашу покупку, — сказала девушка с одобряющей улыбкой.
— Хорошо, — тихо ответил Бурцев и направился в толпу.
— Молодой человек! Касса нашего отдела в другой стороне! — громко сказала продавец, и Бурцеву почудилось, что все люди одновременно, как по команде, обернулись на её голос и посмотрели на него. «Господи, мало того, что неприлично и неприятно делать покупки в отделе женского белья, судя по реакции продавцов и покупателей, но ещё все эти принадлежности очень дороги… Средняя месячная зарплата рабочего человека двести пятьдесят рублей, а колготки стоят двадцать пять!» — невольно с сожалением и удивлением подумал Валерий.
Бурцев не стал заходить в продовольственный магазин, где с улицы через высокие стеклянные витрины видно было большое скопление народа. Валерий знал, что там без очереди ничего не купить. Несмотря на то, что в стране уже полгода как пришёл новый руководитель в лице завораживающего своей относительной молодостью и открытостью Горбачев, положение с продуктами в магазинах только ухудшалось. Глядя по телевизору на выход в народ с иголочки одетого и ухоженного нового генерального секретаря в сопровождении жены конвоира, Бурцева не покидало ощущение, что эти люди неискренние и некомпетентные, когда ведут разговоры в толпе. Жена Горбачева по ощущению словно не была уверена в моральной устойчивости мужа и потому везде сопровождала его. Как у многих видных во власти людей, у Горбачева в молодости, возможно, случались истории на стороне, и его некрасивой жене это было известно. Бурцеву казалось, что разговаривая с людьми, Горбачев с женой не перестают думать о том впечатлении, которое они производят на людей и на прессу по сравнению с прежними старыми генеральными секретарями, что Горбачев с женой ни на минуту не перестают думать о себе, о своей семье и не вслушиваются в задаваемые вопросы из толпы. Он, Горбачев, старался громко и увлечённо говорить с окружающими его людьми подробно о маловажных деталях какой-нибудь проблемы, пресекая тем самым возможность вставить кому-либо из толпы острый вопрос. Валерий понимал, что правители, которые в своих странах закрывают глаза на нечестность выборов, непременно недооценивают народ и считают его подверженным манипуляциям. Однако свободы с приходом Горбачева стало прибавляться, и это, очевидно, не заслуга его ума, а заслуга его неспособности управлять страной тщательно и кропотливо, вникая во все детали жизни огромной страны, что все равно внушало надежду на лучшие изменения в не очень отдалённом будущем. На долю Горбачева выпало предписание с неба, и он в силу своего ума и характера не мог не исполнить этого предписания, иногда вопреки своим партийным установкам. Как можно утверждать, что нет Бога после появления в Советском Союзе такого сомневающегося во всем и не очень решительного правителя? Видимо, все крупные страны ждёт приход подобных правителей, чтобы раздробить их и сделать управление мелких образований более продуктивным. Настолько советский эксперимент был оторван от природы человека, что самый неумелый правитель, ничего не делая, неизбежно бы улучшил жизнь после падения коммунизма. Бурцев не мог знать этого верно в силу молодости, но предчувствовал что-то неладное с теорией коммунизма, фальшь которой он чувствовал в повседневной жизни.
Перейдя площадь, Валерий оказался на территории центрального рынка, где разнообразие продуктов ошеломляло, наравне с ценами на эти самые продукты. Бурцев потратил больше часа, набирая фрукты, овощи, зелень, ветчину, домашнюю колбасу в натуральной оболочке, парную нежирную свинину и тёплый свежий хлеб. Там же на рынке в ярко-синем киоске разливного красного вина он уговорил продавца грузина в огромной фуражке с чёрной щетиной на пухлых щеках найти ему две бутылки коньяка. Валерий почти не занимался закупками продуктов, и это был один из редких случаев. Ему приходилось только в кафе покупать зажаренных цыплят табака навынос для закуски с друзьями после ночной смены перед уходом на выходные. Все покупки для дома за него проделывала мать, которая умудрялась, экономя его деньги, всегда где-нибудь накупить, несмотря на очереди, разных продуктов, никогда не заходя на дорогой рынок. С руками занятыми всевозможными пакетами и тюком со спальным мешком Бурцев опять вышел на площадь.
— Друг, до Колюшево за пятёрку довезёшь?
— Садись, — не задумываясь, ответил таксист. Валерий умышленно попросился к незнакомому водителю, хотя это было не очень сложно: машин из его парка на стоянке не оказалось.
Подъезжая к отцовскому деревенскому дому, Бурцев невольно ощутил тревогу, но беспокоиться не стоило. К дому никто не подходил и никто от него не отходил. Песочная дорожка перед воротами и вчерашние следы его машины были смыты ночным дождиком, а свежие отпечатки колес или обуви отсутствовали. Бурцев отпустил такси и подошёл к железным воротам. В конце единственной улицы в деревне он увидел согбенную старушку, которая переходила дорогу в сопровождении рыже-серо-белой кошки с поднятым трубой хвостом. Валерий прислушался, но кругом было тихо, и только верхушки высоких деревьев вдоль улицы шумели ещё зелёной листвой. «Вдруг за забором меня уже ждёт милицейская засада?.. У меня даже нет оружия. Если милиции нет, то впредь мне обязательно нужно носить с собой пистолет, несмотря на то, что он старенький и может самопроизвольно выстрелить… Необходимо его носить с собой, а обойму с патронами вынимать и хранить отдельно в другом кармане…» — подумал Бурцев, но заметил, что невзирая на то, что был совершенно уверен в отсутствии всякой засады, в рассуждениях использовал слово «если». Самоуверенность всегда опасна — это он знал по лагерному опыту. Суеверие — это всё-таки признание, что кто-то определяет нашу судьбу свыше, и Валерий часто в неволе находил этому подтверждение. Вера и неверие постоянно чередовались в рассуждениях Бурцева.
Валерий положил пакеты и спальный мешок сбоку у ворот на траву и подошёл к дверям, врезанным в большие железные двустворчатые ворота. Он начал вставлять длинный ключ в скважину и почувствовал, что рука его трясётся, как вчера, и он не может попасть в маленькое отверстие для ключа, в которое прежде попадал легко. Его руки тряслись, как в лихорадке, словно у старого алкоголика утром с глубокого похмелья перед тем, как взять спасительный стакан водки. Немного постояв, Бурцев услышал, что его сердце в груди бьётся гулко и сильно, словно заводской кузнечный молот. «Это и страх, и моё нетерпение, и огромное желание распоряжаться этой ещё желанной и рабски послушной бабой… В большей мере поэтому я оделся в лучшую одежду… Мне хотелось понравиться ей, а значит, подавлять её своим внешним видом… Я боюсь её убивать, поэтому неосознанно хочу попытаться вызвать симпатию к себе и, возможно, понравиться, чтобы исключить её обращение в милицию. Я определённо трус… Хотя не менее важно, что мой безупречный вид даёт ей надежду… что я нормальный человек и не пойду на крайние меры. Это позволит мне в случае необходимости пристрелить её в любой удобный для меня момент без истерики…» — невольно вспомнил Валерий всё в подробностях, как именно овладел пленницей вчера. Взяв ключ таким образом, что его конец вместе с указательным пальцем правой руки оказались на одном уровне, Бурцев нащупал отверстие, затем вместо пальца вставил точно в замочную скважину ключ. Всё это время Валерий старался боковым зрением определить, появился ли кто-нибудь ещё из соседей на улице. «Возможно, из дома напротив кто-то видит, что я приехал с пакетами… Спокойно! В этом нет ничего необычного…» — утешал себя Бурцев. После двух оборотов ключа дверь подалась внутрь двора, и тут сердце у Бурцева замерло… В центре площадки перед домом лежала чёрная женская сумка. Валерий быстро взял с травы пакеты, вошёл внутрь и закрыл дверь на засов. Положив пакеты на цементный пол двора, он подошёл к лежащей сумке. «Эта сумка её!.. Как я мог этого не заметить, когда закрывал пассажирскую дверь и уезжал из дома вчера?.. Видимо, когда я вытаскивал из машины эту бабу, то сумка лежала у неё на коленях… Вытащив пассажирку на руках, я не заметил в спешке, что сумка упала рядом с машиной. Когда я уезжал, то наступили уже сумерки. Я помню, что захлопнул пассажирскую дверь и немедленно поехал. Да, я не увидел, что сумка лежала рядом с машиной… В каждом деле неизбежны промахи и неожиданности, а мне теперь нужно это исключить. А возможно ли это?..» — с сожалением Бурцев понял, что не уверен в полном отсутствии ошибок в будущем.

ГЛАВА 8

Бурцев расстегнул сумку и увидел небольшую «косметичку» в виде конверта с замком по периметру, а в ней: раскладное зеркальце с пудреницей, портмоне, ключи, духи (те слащавые, из-за которых все началось), новые нанизанные на картонку разноцветные заколки для волос. В боковом карманчике сумки лежала записная книжка и пропуск. Первым делом Валерий открыл пропуск с фотографией и прочитал: Областной комитет профессиональных союзов (ВЦСПС), Кругликова Зоя Федоровна, начальник отдела охраны труда. «Господи! Эту даму будут пытаться найти… Лишь бы не прибегли к помощи местного телевидения… — подумал Бурцев и почувствовал, что начинает нервничать. — Надо сделать вид, что я ничего не находил. Тем самым дать жертве понять, что кто-то может найти её сумку и сдать в бюро находок… Спросит ли пленница про свою сумку?.. Если не спросит, то у неё определённо имеется огромное желание изобличить меня во что бы то ни стало. А тогда неминуемо снова на многие и долгие годы каша сечка и «Васёк, покурим!». Получается, что у неё только единственная дорога…» — продолжал рассуждать в лёгкой панике Валерий. Открыв портмоне, он нашёл две купюры по двадцать пять рублей и две — по три рубля, а в отдельном отсеке сумки лежал билет члена КПСС. Прочитав в билете, что партийный стаж у его пленницы насчитывает девять лет, а самой ей от роду — тридцать девять, Бурцев подумал, что эта партийная дамочка проявила характер сразу, когда он вчера остановился для неё. Валерию вспомнилось, как она неторопливо и с достоинством шла к такси. Сложив все обратно в сумку, Бурцев пошёл в дровяник и положил находку за поленницу.
«Какая дикость! Как я сейчас буду смотреть ей в глаза?.. За неосторожную фразу она оказалась у меня в подполье, и я вознамерился её убить, чтобы она не заявила на меня в милицию…» — в очередной раз подумал Бурцев, несмотря на то, что дал себе слово больше не возвращаться к этой теме. Ему не давала покоя абсурдность ситуации и мнимая безвыходность его положения, кроме лишения жизни несчастной женщины. Его разум нормального человека, воспитанного в семье добрых и законопослушных людей, отказывался верить, что только через убийство он может сохранить свою жизнь.
Валерий открыл сени, затем дверь в дом и вошёл внутрь. Прежде чем идти дальше, он остановился и прислушался. Закрытая в подполье женщина не издавала никаких звуков. Бурцев открыл запертый на засов полуподвал и подошёл к подполью. Замок на крышке подполья оказался перевёрнутым — скважина для ключа смотрела вниз. «Не может быть!» — с тревогой и с замиранием сердца подумал Валерий. Еле уловимо послышались шевеления, и Бурцев открыл крышку. Зоя стояла и поправляла волосы, не решаясь посмотреть на самый верх подполья. Пока Бурцев устанавливал лестницу, он обратил внимание, что трёхлитровые банки с солёными огурцами, маринованными помидорами и яблочными компотами стояли в ином порядке, чем прежде. Теперь огурцы и помидоры стояли ближе к центру подполья, а компоты у стены, хотя до пленницы в погребе было все наоборот. «По всей видимости, она ставила по несколько банок одна на другую и пыталась таким образом сделать высокую горку и дотянуться до крышки подполья, чтобы попытаться открыть её. Видимо, пленница даже ударяла банкой по крышке подполья, раз замок в перевёрнутом положении. Как я не подумал, что женщина от отчаянья может использовать банки вместо ступеней?» — подумал Бурцев, но не подал вида, что разгадал ночное поведение жертвы.
— Вылезай, — скомандовал тихим голосом Валерий и стал дожидаться, когда Зоя поднимется наверх. Пленница не торопясь начала взбираться по спущенной лестнице. Когда показалась голова из подполья, то женщина немедленно опустила взгляд вниз, на лестницу, словно опасаясь оступиться. На самом деле, она чувствовала, что лицо её за ночь опухло ещё сильнее и, наверное, смотрится страшным. Бурцев решительно подхватил Зою за подмышки и легко поставил на пол. Лицо женщины было покрыто сплошным синяком. Один из ударов ногой, которыми Валерий в бешенстве вчера осыпал лежащую на полу пленницу, пришёлся ей между бровей, в переносицу, и потому очень большой синяк в пол-лица образовался вокруг глаз женщины. Смотреть на несчастную заключённую Бурцеву становилось невыносимо. Сексуальное желание, которое он испытывал, открывая дрожащей рукой дверь в воротах на улице, теперь улетучилось и казалось не только неуместным и неестественным, но и неприятным. Изуродованная женщина, кроме жалости, никаких чувств сейчас у него не вызывала. Неожиданно Бурцеву вспомнилась опять подстреленная им собачонка. Тот же знакомый испуг охватил его в эту минуту. Только теперь он не мог трусливо сбежать и тем самым уклониться от ответственности. Теперь решение ему виделось только в устранении несчастной пассажирки. Зоя, увидев минутную растерянность в глазах Бурцева, поняла, что с её лицом что-то неописуемое. От жалости к себе женщина присела на стоящий рядом стул и горько заплакала, склонившись к своим голым коленям и опять плотно прижимая ладони к глазам, как вчера, когда Бурцев безжалостно изнасиловал её. Валерий стоял рядом и молчал. Он боялся в данный момент только одного, чтобы плачущая женщина не стала в истерике вырываться из дома. Бурцев вдруг почувствовал, что из-за вины не сможет больше силой удерживать её. Это состояние продолжалось недолго, пока Зоя плакала. Потом Бурцев осознал, что не может так просто из-за минутной слабости потерять собственную жизнь. Для оправдания он вновь вспомнил вчерашнее поведение в такси плачущей перед ним сейчас женщины, и самообладание вернулось к нему.
— Я сейчас затоплю баню, а ты пока поешь, если хочешь… Вот здесь я привёз продукты и кое-что из нижнего белья… Не плачь! Я обещаю тебе, что как только сойдут синяки — отвезу тебя домой. Больше в подполье ты спать не будешь… Я купил тебе спальный мешок… Так что теперь спать будет теплее.
— Меня потеряла дочь… Она будет в панике искать меня везде… — всхлипывая, произнесла Зоя, продолжая безостановочно плакать и вздрагивать всем телом.
— Сколько ей лет?
— Девятнадцать… Она студентка и не станет ходить в университет, пока не узнает, что со мной…
— Есть номер её телефона, куда я завтра могу позвонить? — спросил Бурцев и тотчас пожалел, что спросил о телефоне. «Вдруг она поймёт, что я никуда не собираюсь звонить… Ведь это для меня опасно… Если она догадается, что я намеренно обманываю её, то это её насторожит…» — подумал Валерий.
— Да…
— А художник объелся груш? — спросил Бурцев, пытаясь разрядить обстановку.
— Какой художник?.. — не понимая, спросила Зоя, на секунду перестав плакать.
— Тот, который нарисовал тебе дочь. Муж есть у тебя?!
— Нет. Мы разошлись давно…
— А твои родители?
— Они тоже будут переживать…
Зоя стала плакать тише, а уже через две минуты совсем затихла. Эта взрослая и гордая совсем недавно женщина своей беспомощностью напоминала сейчас девочку ребёнка. Бурцев вышел из полуподвала, закрыл за собой дверь на засов и направился к дровянику. «Я дал ей обещание так искренне, что сам поверил в сказанное… — подумал он. — Я должен верить в своё обещание, чтобы быть убедительным… Не ведающие своей судьбы люди у нацистов в концлагерях послушно стояли в длинной, медленно двигающейся очереди в газовые камеры… Я боялся её слез, которые могли спровоцировать истерику и отчаянные действия, поэтому эта женщина действительно должна верить в моё вероломное обещание вернуть её домой. Но почему мне приятно, что она поверила в обещание? Как сладостна власть над пленным человеком, а над привлекательной женщиной — сладостна вдвойне… Ты можешь её обманывать, унижать, заставлять исполнять любое твоё желание… Её круглые голые колени всё-таки хороши, несмотря на то, что она старше меня и побита. Зачем я спросил её о родственниках? Это только будет вселять в меня неуверенность и жалость к ней. Как мне неожиданно пришла в голову мысль сказать ей, что спальный мешок я купил ей, чтобы спать в тепле? В этой зловещей фразе нет обмана…» Валерий, набирая в охапку поленья для бани, забыл, что на нем новый плащ. Опомнившись, он осмотрел поленья и, не найдя на них смолы, успокоился. Бурцев вспомнил о сумке. Подумав немного, он решил взять её с собой и вернуть. «Эта чёртова баба не спросила о сумке. Как я и ожидал… Надо вернуть ей её сейчас же, давая понять, что она может быть спокойна за своё будущее и что перед ней нормальный человек…» — решил Бурцев, опять испытывая удовлетворение от своего коварства. «Почему я испытываю наслаждение от своего изощрённого обмана? Может быть, она не враг мне, и её можно постепенно убедить в том, что заявлять на меня в милицию не стоит?.. Но где мне взять столько времени?.. Вдруг что-нибудь пойдёт не по задуманному, и она со своей обидой на меня убежит, или по моей оплошности каким-то образом даст знать соседям, что я её здесь удерживаю силой…»

ГЛАВА 9

Бурцев вернулся в полуподвал с дровами и сумкой. Он тут же за собой закрыл дверь на ключ, чтобы пленница ненароком не смогла выскочить из дома. Зои не было видно. «Она в туалете, — безошибочно предположил Бурцев. — Я сойду с ума, ожидая внезапного побега этой бабы…» — промелькнуло у него в голове.
Валерий с помощью наструганных лучин быстро затопил баню, проверил наличие воды в котле, а также в двух деревянных кадушках. Воды было достаточно. Приятный запах от веников и липовых досок, что покрывали внутренние стены предбанника и самой бани, настраивал на спокойствие и умиротворение.
— Мне нужно переодеться. Потом я пойду в огород и вскопаю землю на зиму. Через час баня прогреется… и ты сможешь пойти помыться. Там есть шампунь, мочалки, два больших полотенца и три чистых халата. Есть там и веники, если захочешь попариться. Продукты разбери и что нужно — положи в холодильник. Я сейчас его включил. Вот принёс тебе сверху электрический чайник и посуду… — Зоя молча кивала согласием на распоряжения Бурцева. Она украдкой смотрела на него, продолжая естественно стесняться своего лица и измятой юбки перед этим высоким, сильным и молодым мужчиной. — Вот твоя сумка. Я нашёл её во дворе… — Зоя спешно открыла её, достала портмоне и первым делом убедилась, что именно партийный билет на месте, а не деньги. «Господи, наивная простота!.. Как она сейчас может думать о партийном билете, хотя потеря его, возможно, равна исключению из партии? Я пошёл копать ей могилу, а она переживает о членстве в партии… Любой человек слеп… Впрочем, я не исключение… Всё-таки она почему-то убеждена, что я не способен на убийство. Что такое во мне ей даёт уверенность, что я не могу думать об её убийстве? Как сильно она заблуждается! Как непростительно человек может ошибаться…» — подумал Бурцев и вышел. Он опять запер на засов полуподвал снаружи и поднялся в жилые комнаты дома. Найдя в старом шифоньере в прихожей свои заношенные, но постиранные штаны, рубаху и майку, Валерий переоделся.
В огороде Бурцев стал думать, где именно выкопать яму для могилы. Каждое место ему чем-то не нравилось. То это казалось близко с домом, то очень близко с забором. Его копку могли услышать соседи и поинтересоваться, что он задумал. «Как я потом буду здесь жить, зная, что где-то закопана убитая мной женщина?.. Продать этот дом тоже будет невозможно, потому что новые хозяева, вероятно, захотят ещё что-нибудь построить и решат копать землю под фундамент. Увезти труп в лес и закопать — рискованно. Во-первых, для этого нет личной машины, а такси для этого не годится, так как нет гарантии, что не останется от трупа какой-нибудь след. Во-вторых, в лесу меня может увидеть какой-нибудь случайный свидетель», — рассуждал Бурцев, стоя посреди огорода. Наконец Валерий определился и пошёл в конец участка, где забор не граничил с соседскими огородами, но примыкал к неогороженному участку для посадки картошки. Этот участок не был оформлен в собственность, но если заняться, то этого можно добиться, потому что отец с матерью всегда там высаживали картошку, и никто из соседей не мог претендовать на эту землю. Все соседи тоже имели такие же «прихваченные» и примыкающие к основной земле с домом участки для картошки. Как решил Бурцев, главное — никто не услышит и не заметит, что он выкопал яму рядом с забором в черте своей законной и огороженной земли. Одно только смущало Валерия: у забора с интервалом в пять метров росли яблони, которые через год приносили мелкие, но сладкие плоды. Бурцев решил копать, несмотря на то, что мог повредить корни деревьев. Зоя по его предположению имела рост — метр шестьдесят или чуть больший. Валерий пошёл в дровяник, взял лопату и прорубил дёрн на участке размером два метра на метр. Сняв небольшими квадратами дернину, Бурцев отложил куски с чёрной землёй и травой в сторону, чтобы потом вернуть их на место. За час Бурцев выкопал земли на три штыка. Солёный пот заливал и щипал ему глаза. Отложив лопату, Валерий засунул ладонь под майку на животе, нагнулся и вытер лицо. «Нужно сходить и посмотреть, что она делает», — подумал Бурцев. Зайдя в полуподвал, он опять не увидел пленницу. Было слышно, что она моется в бане. Попив воды из-под крана, Бурцев спустился в подполье и достал спальные принадлежности, что давал Зое на прошедшую ночь, а затем вновь ушёл копать землю. Чем больше он углублялся, тем невероятнее казалась ему его затея убить несчастную женщину. Он вдруг поразился своей нацеленности на убийство и на те приготовления, что были необходимы для его успешного совершения. Валерий копал могилу, а сам продолжал надеяться, что она не пригодится. «Как я смогу потом оставаться нормальным человеком?.. Человек, совершивший убийство, превращается в изгоя по собственной воле. Я вряд ли смогу жениться и иметь детей. Как мои дети будут бегать в этом саду, в котором будет лежать убитая мной жертва? Как я смогу полюбить какую-нибудь женщину, уже являясь убийцей другой? Чем моя жизнь будет лучше, если я убью и все сложится так, что я не сяду в тюрьму? Я буду свободен в пространстве… Я не буду вынужден питаться тошнотворной баландой. Я не буду ходить строем на работу. Меня не будут ночью в четыре утра будить, ударяя рукой по моей шконке при ночном пересчёте заключённых. Я не буду круглосуточно думать о бабе и останавливаться, как поражённый, если вдруг увижу учительницу, идущую в лагерную общеобразовательную школу в сопровождении солдата «срочника» внутренних войск. Я не буду видеть потерянных и опустившихся людей, которые от безысходности идут на зиму в тюрьму, совершая мелкую кражу. Я также не буду видеть тех из них, кому по несчастью выпала доля выходить на свободу зимой. Когда они не ведают, куда им идти. Эти несчастные люди просят оставить их в лагере, хотя бы до весны, но их вышвыривают за ворота, потому что у них нет приговора, а значит и скудного законного довольствия. Я не буду обязан снимать шапку зимой, приветствуя служащего колонии в погонах. Я не буду стоять покорно, когда мою одежду ежедневно обыскивают при выходе с предприятия на зоне. Я не буду ждать полгода, чтобы увидеть близких людей и пожить с ними в одной комнате двое или трое суток. Я не буду носить чёрную одежду с нашивкой, указывающую мою фамилию и номер моего отряда, как заключенный концлагеря. Я не буду ездить в “Столыпинских” вагонах для заключённых, как скот, на который с остервенением лают при посадке и высадке злые сторожевые псы. Этих огромных людоедов удерживают на звенящих металлом поводках солдаты с автоматами, и почти все эти солдаты — выходцы из среднеазиатских республик, потому что они искренне не любят тебя и не пойдут на возможный контакт с тобой, человеком другой веры, культуры и даже чуть более тёмным, чем у тебя цветом кожи. Я не буду смотреть на одуванчик в запретной зоне, как на проявление инопланетной жизни. Я не буду вынужден подчиняться и подобострастно улыбаться тем людям, которые мне неприятны и омерзительны. Я не знаю, какова будет моя жизнь, если я совершу убийство, но не окажусь в тюрьме… Может быть, это существование станет приносить такие сильные душевные страдания, которые превысят физические страдания от длительной тюремной и лагерной жизни. Мне известно из рассказов убийц, что если человек совершит одно убийство, то не сможет потом остановиться. Жизнь другого человека для него теряет святость… Может, мне стоит сделать предложение этой бабе и жениться на ней? Она не замужем… Вот только она старая уже и родить мне, наверное, не сможет. Это для матери будет неприятная партия. Опасно то, что эта баба может дать лживое согласие, а потом все же посадит меня, когда выберется отсюда… Сегодняшний вечер должен дать мне понять, какой она человек. А могила должна быть готова на всякий случай…» — рассудил Бурцев, стоя уже по пояс в могиле. Через час он стоял на штык ниже поверхности. «Как я отсюда выберусь?» — подумал неожиданно с лёгким испугом Бурцев, чувствуя холод от близости могильной земли вокруг себя, но тотчас его осенила догадка, что нужно воспользоваться лопатой. Он положил черенок поперек ямы и как на перекладине подтянулся на нем, затем закинул колено правой ноги на край могилы. С трудом он выкарабкался, насыпав обратно вниз немного выкопанного грунта.

ГЛАВА 10

«Хочется есть…», — подумал Бурцев, возвращаясь окончательно в полуподвал, напугавшись холода могилы и непонятно почему представив, насколько страшно быть закопанным в такой сырой и безжизненной земле, оставаясь живым. За столом в комнате отдыха при бане Зоя сидела в ярком свете и в тепле. На ней был жёлтый махровый халат, и она, разомлевшая от жара парилки, пила чай. На голове она повязала полотенце в виде турецкой чалмы. Теперь Зоя выглядела не так пугающе, как при выходе из подполья. Сейчас лицо её немного блестело от крема, и запах от этого крема распространялся повсюду. В её сумке имелись и духи, но сейчас пленница ими не воспользовалась, памятуя, видимо, причину ссоры в такси. Главное, что удивило Бурцева, — это её губы. Они были слегка подкрашены помадой. Невероятно, но после бани синяк у Зои вокруг глаз чуть уменьшился и не казался очень тёмным. «Несомненно, что этот синяк и за неделю не сойдёт, но если каждый вечер принимать горячую баню и париться, то он исчезнет значительно раньше… — подумал Валерий. — Но губы! Губы! Почему она их накрасила? Или это неосознанная женская привычка, или это для меня?.. Это, несомненно, для меня, ведь других мужчин здесь нет. Я же на её симпатию выкопал холодное и страшное ложе для неё… Я, безусловно, чудовище!» — говорил себе Бурцев и не хотел верить перемене в лучшую сторону к себе пленницы.
— С лёгким паром, — не смея улыбнуться, тихо сказал Валерий, продолжая оставаться какое-то время поражённым от контраста между холодной сырой могилой и тем теплом и светом, что окружали в данную минуту чистую и раскрасневшуюся невольницу.
— Спасибо, — смутившись ответила Зоя. Она поставила чашку на стол и непроизвольно натянула халат на голые колени, потом неосознанно начала поправлять полотенце на голове. Зоя явно волновалась и словно не знала, куда пристроить руки, несмотря на то, что была значительно старше Бурцева, а в жизни всегда уверенной в себе женщиной. Ей стало вдруг неловко из-за того, что она быстро освоилась в доме у чужого мужчины, который только вчера избил её и изнасиловал. Она чувствовала себя бесправной добычей в руках этого безжалостного мужчины и поэтому рассудительно смирилась со своей участью. Её жизнь до этого плена казалась ей уже нереальной, где она могла грубо и властно говорить с подчинёнными на работе мужчинами. Она прожила почти сорок лет и как дитя не предполагала, что могут существовать такие дикие, жестокие и непредсказуемые люди, подобно её похитителю. Зоя догадывалась, что существуют где-то страшные преступники, но что в жизни сама пересечётся с одним из таких — никогда не ожидала.
«Интересно, надела ли она после бани на себя привезённые мной трусы или голая под халатом?» — подумал Бурцев и спросил:
— Ты поела?
— Да…
— Вода холодная в бане ещё осталась?
— Одна бочка ещё полная, — ответила тихо Зоя.
— Я сейчас пойду и помоюсь, а ты сделай мне бутерброды с ветчиной и с помидорами.
— Хорошо, — сказала послушно Зоя и, ожидая, когда Бурцев уйдёт мыться, села подобно школьнице, положив ладони на плотно сдвинутые вместе колени. Бурцев направился к двери, ведущей из полуподвала на улицу, и демонстративно закрыл её ключом на два оборота внутреннего замка. В предбаннике Валерий разделся, потом зашёл в парилку и забрался на полок. Ему показалось, что недостаточно жарко, и он плеснул два мелких ковшика из бака горячей воды на камни, что лежали поверх печки вокруг дымовой трубы. Тотчас обжигающий уши жар разошёлся сначала по потолку, потом стал оседать ниже, и Бурцев почувствовал, что его лицо опять заливает пот, как совсем недавно в саду, а спустя пять минут пот заструился и по телу. «Если бы она прожила здесь пару недель, то следы побоев, несомненно, исчезли бы… и тогда пусть она обращается в милицию. Как она сможет доказать, что я привёз её к себе силой, избил и изнасиловал? Я могу возразить, на её заявление тем, что мы познакомились в моем такси, и она приехала ко мне по собственной воле… и что она осталась у меня по собственному желанию… Она попросилась пожить у меня… и я не мог ей отказать. Мы решили пожениться. Да, мы занимались любовью, но по обоюдному влечению и желанию… Зачем мне привозить её против воли и насиловать здесь? Она не молодая девушка, а женщина, и на много старше меня, которую нет нужды мне насиловать… Нет! Моё прошлое перечеркнёт все мои доводы. Я бывший насильник и этим все сказано. Она же — нормальный человек. Она член партии девять лет, а значит, человек с безупречной репутацией для правоохранительных органов. Все дело в том, что если она будет уверять меня, что не обратится в милицию, то я все равно не могу поверить ей на слово. Вернее, я не могу ставить свою жизнь в зависимость от её обещания», — опять рассудил Бурцев, почувствовав, что стало нестерпимо жарко. Он спустился сверху на нижнюю ступеньку, набрал в эмалированный таз холодной воды и окатился. Затем Валерий намылился шампунем с головы до ног и дважды облился тёплой водой. В другое время он бы несколько раз зашёл в парилку, а сейчас при Зое не мог себе этого позволить. Выйдя в прохладный предбанник, Бурцев накинул на плечи широкое махровое полотенце, сел на деревянную лавочку, опёршись локтями на колени, и прислушался. В комнате отдыха Зоя чем-то стучала по столу. «Господи, я дал ей возможность пользоваться кухонным ножом! Вдруг она захочет его применить против меня и, угрожая, выскочит на улицу…» — с лёгкой паникой предположил Бурцев и невольно оглянулся, отыскивая какой-нибудь предмет для возможной обороны. Надев длинный банный халат и повязав пояс, Валерий взял в углу половую щётку на длинной палке, затем, подхватив рабочую одежду, вышел в комнату отдыха. Зоя резала на разделочной доске помидоры. На какое-то мгновение она подняла глаза в обрамлении синяка и с удивлением посмотрела на Бурцева, стараясь понять, зачем ему щётка. Бурцев сел в старенькое ободранное сзади кошачьими когтями кресло чуть поодаль от стола и поставил щётку у стены, а одежду положил на пол.
— С лёгким паром, — впервые чуть робко улыбнувшись, сказала Зоя.
— Спасибо, — ответил Бурцев и посмотрел на тарелку с уложенными красиво бутербродами. — Я где-то привёз коньяк, ты не видела?
— Я поставила обе бутылки вон там, — и Зоя указала на стенку у кровати. Бурцев поднялся и подошёл к бутылкам. Зоя уже закончила делать бутерброды и положила нож на столе рядом с тарелкой. Боковым зрением Валерий не переставал следить за движениями пленницы. Он подошёл и быстро взял нож, чтобы открыть бутылку. «Теперь я его не оставлю без присмотра, но я по забывчивости принёс и вилки. Нужно ли потом все острое и колющее унести наверх?.. Нет! Эта баба не способна махать ножом… поэтому мне её опять хочется», — сказал себе Бурцев и приступил к откупориванию бутылки с коньяком.
— Подай, пожалуйста, те маленькие стаканчики. — Зоя поставила на стол один стаканчик и села на стул у стола. — Ещё один подай, — сказал тихо, но настойчиво Бурцев, глядя на Зою с серьёзным лицом.
— Я не пью крепкие напитки, — постаралась воспротивиться Зоя, но Бурцев, не меняя серьёзного выражения, сказал:
— Я тоже не пью, но сегодня выпью… — Зоя поставила к стаканчику Бурцева ещё один. Валерий наполнил оба и подал один пленнице. Она взяла. — Предлагаю выпить за то, чтобы наше тяжёлое знакомство как можно скорее полегчало… — сказал Бурцев и прикоснулся к стопке Зои. Он выпил залпом и стал закусывать бутербродом. Зоя сделала маленький глоток и поставила стаканчик обратно на стол. — Выпей до конца. Здесь никто тебя нетрезвой не увидит. Больше заставлять не буду… — пообещал Бурцев, используя обычный мужской обман. Зоя взяла свою стопку и выпила весь коньяк. Морщась, она быстро взяла с тарелки большую грушу и медленно надкусила её, ощущая приятную сладость сочного плода.
— Ты там живёшь, где я тебя вчера подобрал на такси? — спросил Бурцев.
— Нет… Я перепутала маршрут автобуса и уехала в другую сторону… У нас на работе заболела одна пожилая сотрудница, и я решила к ней съездить… Уже два раза обещала… На этот раз собралась, но номер маршрута перепутала. Мне нужно было на Комсомольскую площадь на тридцать четвёртом автобусе, а я села на сорок четвёртый. Вот и оказалась не там, где надо… Пока разобралась — уехала далеко. — Бурцев заметил, что лицо Зои раскраснелось. Она явно немного тотчас захмелела и стала словоохотливее. Бурцев радовался, что там, где он её подобрал вчера, никто её не знает. Это значит, что никто не обратил внимания на то обстоятельство, что никому незнакомая женщина села в его машину.
— А где ты живёшь?
— В третьем микрорайоне.
— Почему ты решила ехать домой, а не продолжила путь к сотруднице?
— Я намучилась в этих полных автобусах и решила плюнуть на все и ехать домой на такси.
— Подойди сюда… — сказал Бурцев, доев бутерброд. Ему немедленно захотелось близости с этой женщиной. Он словно почувствовал, что всевышний передал жизнь этой женщины в его распоряжение. Зоя медленно сняла полотенце с головы, встряхнула её и, зачёсывая растопыренными пальцами обеих рук волосы назад, подошла к сидящему в кресле Бурцеву. Он, не вставая, положил свои ладони ей на ягодицы, потом медленно стал перемещать руки вниз до непокрытых халатом ног. Обратным движением задирая халат пленницы, Бурцев почувствовал, что тело Зои голое. Зоя не смотрела вниз на Валерия, а руки положила ему на плечи. Бурцев ни разу за время пребывания жертвы здесь не мог пристально посмотреть ей в глаза. Синяки, видимо, смущали её, и она то и дело отворачивалась, когда видела, что он смотрит на неё.
— Колготки и трусы, что я привёз, твоего размера? — спросил Валерий.
— Моего… — едва заметно улыбнувшись, тихо ответила Зоя. Её ответ мгновенно возбудил его. Не надев трусы, она тем самым была загодя готова к близости с ним и, возможно, хотела его. Бурцев встал, обхватил опять Зою за ягодицы, легко приподнял над полом, затем донёс её до застеленной железной кровати и положил на спину. Не изощряясь он пальцами руки проник в неё и со злостью от безудержного желания быть внутри этой женщины, начал привычное дело. Бурцев воспринимал теперь Зою, как бесправную рабыню и свою собственность, с которой он может делать, что пожелает. Это возбуждало так сильно, что Бурцев не смог припомнить за всю жизнь ничего подобного. Бурцев не жалел жертву. Правую руку Валерий просунул Зое под колено поднятой левой ноги и загнул её ещё выше. Теперь Валерий видел, что колено Зои почти на уровне её плеча. Опять послышались оглушительные шлепки тела о тело, и Зоя начала стонать. Бурцев быстро почувствовал, что вот-вот всё закончится. Прежде чем Бурцев осознал, что наступил приятный момент, он услышал истомный и зычный возглас Зои. Почти одновременно они достигли разрядки, и Бурцев ощутил мелкую судорожную дрожь, прошедшую несколькими волнами по поднятым высоко ногам женщины. Зоя явно в течение нескольких секунд прибывала в неописуемом состоянии, не видя и не слыша ничего вокруг. Она лежала с закрытыми глазами и вздрагивала, а её щеки покрыл румянец. Через некоторое время Бурцев поднялся, и Зоя смогла только повернуться набок, продолжая лежать с закрытыми глазами в забытьи. Спустя некоторое время, к ней вернулась способность двигаться, и она почувствовала, что из неё сейчас польётся все то, что пришло от него. Зоя, все ещё не открывая глаз, нащупала рукой позади себя полу халата, закрыла ею тело, а остатки махровой ткани просунула между ног. Бурцев ушёл в баню, где обмыл плоть тёплой водой с шампунем. Когда он вернулся, Зоя уже сидела на диване, как потерянная, опираясь на правую руку, не касаясь ногами пола. Бурцеву вновь захотелось есть, и он начал жадно доедать оставшиеся большие бутерброды на столе. К нему вновь вернулся аппетит голодного человека.

ГЛАВА 11

— Надо ещё что-нибудь приготовить поесть, — сказал Бурцев.
— Я могу сварить мясо, оно ещё не замёрзло окончательно в морозилке, — предложила как-то поспешно и охотно Зоя. Бурцев кивнул, не имея возможности что-либо сказать из-за полного рта. Валерий жевал и думал, что женщина, получающая удовольствие от близости с мужчиной, не может причинить ему зла. Бурцев, как заворожённый смотрел в одну точку, чувствуя, что Зоя смотрит на то, как он ест. Она скрытно разглядывала его и о чем-то думала. Женщина часто пристально и с внимательностью разглядывает лицо мужчины, который ей нравится. Она по своей природе иногда пытается невольно представить с удовольствием по лицу мужчины, какое потомство могло бы быть у неё от него. Но Бурцев этого не понимал.
— Почему ты разошлась с мужем? — вдруг спросил он, и Зоя тут же отвела от него глаза.
— Он начал пить… Сначала это было терпимо, потом — невыносимо…
— У тебя есть друг? — спросил Валерий и пристально успел посмотреть Зое в глаза. Она какое-то время не отвечала, потом ответила коротко:
— Да.
— Кто он?
— Мой начальник, — с нежеланием проговорила Зоя, опуская глаза на свои ноги. Она не понимала, почему как на духу открывается этому парню. Сказав о начальнике, она невольно вспомнила о номере телефона дочери, который приготовила для Бурцева, чтобы он позвонил и успокоил её. Зоя достала из кармана клочок бумаги и протянула Бурцеву.
— Это телефон дочери. Её зовут Евгения. Можно просто Женя…
— Что я должен ей сказать? — спросил Валерий, и Зоя задумалась.
— Скажи, что… — она замолкла на секунду, — скажи, чтобы она позвонила на работу… она знает кому. Пусть скажет, что я заболела и скоро выйду на работу. — Бурцев понял, что дочь должна позвонить на работу другу матери. Валерий представил, как этот друг будет допытываться у Зои, где она находилась больше недели, если он выпустит её после схода синяков. Возможно, сразу она не откроется, но, оказавшись на свободе, будет вынуждена рассказать своему мужчине все, что с ней случилось, а тот в злобе и ревности обязательно захочет посадить обидчика надолго и подальше. Тем более, что её начальник, видимо, человек влиятельный не только в областных профсоюзах. Бурцеву опять стало тревожно оттого, что выхода из ситуации нет. Выход один — оставить её здесь навсегда.
— А что я должен сказать дочери о тебе? — продолжал спрашивать Бурцев больше потому, чтобы убедиться окончательно, что выхода нет.
— Не знаю… — ответила Зоя, понимая, что приемлемого ничего придумать невозможно. — Скажи то, что придумаешь сам. — При этих словах Зоя встала и пошла в баню. «Она понимает, что ничего вразумительного сказать дочери нельзя, поэтому переложила это на меня. Она хочет, чтобы я обязательно позвонил и определился голосом, возможно, своим номером телефона… Если бы она не хотела меня посадить, то сказала бы, что звонить никуда не нужно, а надо только бросить записку в почтовый ящик. Но она этого не говорит. Она непременно меня посадит. Женщину такого склада ума, образования и положения ничто не остановит в желании отомстить обидчику…» — рассудил Валерий.
Посидев в одиночестве, Бурцев захотел на воздух. Валерий взял ключ из рабочей одежды на полу и в халате вышел из полуподвала, закрыв дверь на задвижку. На улице уже стало темнеть. Бурцев пошёл к дальнему забору, где несколько часов назад выкопал могилу для пленницы. Воткнутая лопата в кучу выкинутой сырой земли издалека напоминала по очертаниям могилу с крестом без поперечины, которую он видел на старом заброшенном кладбище. Подойдя ближе, Валерий посмотрел вниз, но дно ямы уже не просматривалось. Бурцев присел, взял немного выкопанной земли в руку и почувствовал, что она глинистая, влажная и прохладная. Бросив землю вниз, он встал и посмотрел на небо. «Эта женщина живёт последние часы, а я остаюсь пока живой. Почему у неё такая судьба?.. Кто уготовил ей такую участь? Ещё два дня назад в её жизни, наверное, все было ладно и спокойно. Сколько должно было произойти случайностей, чтобы сегодняшний день оказался для неё последним? Так и я, убивая её, продлеваю свою жизнь… но надолго ли? Что мне от этой жизни нужно? Чем она так для меня дорога, что я ради её продления убиваю другого человека? Я знаю наперёд, что буду продолжать с удовольствием поедать бутерброды и любить женщин… и оттяну момент, когда придётся неминуемо тоже оказаться в этой сырой и холодной земле… Только пища, вино и женщины заставляют меня цепляться за жизнь. Все остальное в жизни молодого человека ничего не стоит или не осязаемо. Почему именно эта женщина оказалась в конце цепочки роковых случайностей?.. Этого я никогда не узнаю… Я обязан после её убийства по этой цепочке пойти к началу трагических случайностей, что привели меня к необходимости убивать. Только тогда я смогу жить со смыслом и быть оправданным перед собой. Я должен найти всех людей, что виновны в моей тяжкой планиде. Я знаю и чувствую, что буду жить, если смогу отыскать и наказать этих людей… Эта женщина не перестанет требовать от меня этого оттуда, если я захочу жить».
Бурцев вернулся и сказал:
— Я сейчас принесу сверху тебе телевизор. Главное, чтобы хватило длины провода уличной антенны. Если его окажется недостаточно, то подключим телевизор к комнатной антенне. Будет показывать только первый канал. — Бурцев хотел напоследок опять расположить к себе женщину и хоть что-то для неё сделать, чью судьбу уже определил. Но все, что он делал хорошее для неё, невольно имело двойной смысл… Помимо удовольствия для жертвы это успокаивало её, и она меньше всего могла предположить, что её подобревший похититель скоро убьёт её. Через несколько минут в подвале на столе стоял телевизор с рогатой комнатной антенной и выдавал картинку с маленькими помехами. — Нужно “обмыть” это дело… Теперь тебе будет до выздоровления сидеть веселее. Давай опять стопки. — Зоя без возражений на этот раз поставила два убранных стаканчика на стол. Похититель и невольница мирно, как семейная пара, выпили и закусили оставшимися грушами. — Понимаю, что просить прощения за те ужасные побои, что я нанёс тебе — немыслимо и смешно… Ты должна знать, что я искренне сейчас раскаиваюсь в диком обращении с тобой… Я, наверное, человек с больными нервами… и меня исправит только могила, — сказал Бурцев, поражаясь своему циничному, но искреннему извинению за побои, зная, что угрохает жертву через некоторое время. — Скажи мне, ты веришь в Бога?
— Нет. — с небольшой задержкой, но твердо ответила Зоя.
— Что я спрашиваю? Ты же член партии.
— Я не верю не потому, что этого требует членство в моей партии. Я не верю потому, что убеждена: не может существо по образу и подобию человека управлять и властвовать во всей Вселенной.
— Мне возразить тебе нечем… потому что ты рассуждаешь… как маститый астроном, физик и биолог в одном лице, — ответил Бурцев и подумал: «Ты знаешь твердо, что Бога нет, а своей судьбы на предстоящие час не ведаешь… Хоть бы кто-нибудь сейчас тебе подсказал, что жизни твой осталось максимум до полуночи, если не сможешь убедить меня, что не собираешься мстить ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не подсказывает, что я не хотел бы тебя лишать жизни и только жду знака свыше, чтобы отказаться от этого. Как ни странно, но если я тебе сейчас признаюсь в истинных намерениях… покажу вырытую могилу и пистолет, то ты станешь плакать и уверять меня, что никогда не расскажешь обо мне в милиции. Однако с радостью подумаешь, что я трус и боюсь тебя убивать, и рассказал тебе обо всем, чтобы запугать… После выхода отсюда ты все равно посадишь меня… Если бы тебе кто-то третий рассказал о моих намерениях, и ты бы не пила спокойно чай, как кустодиевская купчиха, а плакала бы и целовала мне ноги, чтобы я смог поверить тебе и отпустить… Твоё неверие в Бога — твой выбор. Он, этот третий, поэтому не подсказывает тебе ничего… потому что не старается тебя спасти».
— Современный человек не может верить в чудеса, — добавила Зоя.
— Мне показалось, что ты с недоверием относишься к таксистам, — сказал Бурцев, не желая продолжать разговор о Боге с атеисткой.
— Извини, а за что вас любить, если вы обираете людей?!
У народа и без того нет денег, а таксисты часто не едут по счётчику. Всё норовят просить больше, чем положено за проезд, — не скрывая искренней неприязни, вдруг произнесла захмелевшая Зоя. «Моё извинение и мой коньяк вернули ей бесстрашный облик… Если она здесь не пытается скрыть своих антипатий, то чего от неё ждать тогда, когда она выпорхнет из плена?.. Ей господь ничего не подсказывает, а мне ясно даёт понять, что передо мной человек дела», — подумал Бурцев и возразил:
— Таксистов тоже обирают. Кто на новых машинах работает — тот ещё живёт неплохо, а кто на «старушках» — беда. Тот сам грязный, как слесарь с солидолом в ушах, и вечно без денег. Ремонт всюду в такси платный. А твой начальник намного старше тебя? — меняя опять тему, спросил Валерий.
— На семнадцать лет… — ответила Зоя без удовольствия.
— Он женат?
— Да. У него жена и двое взрослых детей.
— Как ты думаешь, почему люди стремятся во власть на всех уровнях? Хоть маленький портфельчик, да пытаются ухватить? — спросил Бурцев.
— Думаю, что кто по призванию, а кто желает быть полезным людям, но допускаю, что многие из-за благ и привилегий от должности.
— Я, как окончательно испорченный человек, без всяких вариантов считаю, что все мужчины идут во власть, чтобы трахать молодых и красивых баб, а на втором месте кормушка в виде пайков и возможность воровать, что тоже в значительной мере передаётся молодым и красивым бабам!
— Я не согласна с тобой, — улыбнувшись чему-то своему в голове, ответила Зоя и опять повернулась к экрану. Она явно опьянела, и её глаза с запозданием перемещались за поворотом головы. Валерий встал и налил ещё по стаканчику коньяка.
— Я уже пьяная и больше не могу! Ты же сказал, что не будешь меня заставлять после первой стопки, а эта уже третья, — напомнила Зоя, криво улыбаясь.
— Чтобы допить бутылку, давай ещё по одной махнём, — возразил Бурцев.
— Но там ещё осталось! — не соглашалась Зоя.
— Остатки мне. Вторую бутылку оставим до следующих моих выходных, на вечер перед твоим уходом отсюда. — Эта подробность подействовала, и Зоя взяла стопку со стола.
— За что пьём? — ободрённая хорошей новостью и хмельная спросила она, не стесняясь больше своего лица с синяком.
— За тебя! — чуть громче и торжественно сказал Бурцев, смело глядя на Зою открыто. Её глаза запомнились ему в такси, как чрезмерно накрашенные, а теперь они без подведённых ресниц и в обрамлении синяка казались не очень большими, но чёрные зрачки говорили ему, что эта женщина, должно быть, не так проста, как кажется. «Возможно, она для того легко соглашается пить со мной, чтобы я потерял контроль над собой…» — подумал Бурцев и опрокинул всю стопку в рот. Валерий брал веточку винограда и видел, что Зоя опять не допила половину стаканчика. Она быстро взяла большое красное яблоко из тарелки, чтобы закусить. Она откусила яблоко так, что сок потёк по её губам и по подбородку. Теперь Бурцеву казалось, что нет ничего проще, чем отправить эту женщину к праотцам. Алкоголь сделал своё дело, и все страхи, переживания за последние сутки вдруг показались Валерию забавными. Ему тотчас захотелось поскорее закончить намеченное и, как ему стало сейчас казаться, совершенно простое дело.
— Я пойду и выключу свет наверху. Я оставил его, когда ходил за телевизором, — сказал Бурцев, как можно более спокойно и обыденно.
— Иди, — ответила Зоя, опять откусывая яблоко и глядя на экран телевизора с интересом. Бурцев вышел из полуподвала и уже по привычке запер его на засов, затем быстро прошёл на кухню к буфету, и достал пистолет из жестяной разукрашенной банки. Вытащив из рукоятки обойму, он глянул на неё, как будто желая убедиться, что она с патронами, затем вставил обратно и передёрнул затвор. Патрон, несомненно, вошёл в ствол. Пистолет казался холодным на ощупь, хотя в доме казалось тепло. Бурцев взял декоративное полотенце, висевшее рядом с буфетом для красоты, и сунул его в большой левый карман халата. Выключив умышленно оставленный свет, Валерий подошёл к окну, выходящему на главную улицу деревни. Стало совсем темно и виделся только слабый свет уличного фонаря через два дома. Бурцев почувствовал, что коньяк ещё больше придал ему уверенности и раскованности. Положив осторожно пистолет в правый карман халата, Бурцев медленно подошёл в темноте к двери полуподвала и открыл её. Свет снизу освещал ступени, покрытые старой и протёртой от времени красной ковровой дорожкой. Валерий погасил освещение и при свете экрана телевизора подошёл к жертве.

ГЛАВА 12

— Я ещё хочу тебя… — негромко потребовал Бурцев и плавно, чтобы пистолет не издал звука, положил на пол чуть поодаль снятый с себя халат. Зоя сидела с ногами на кровати и смотрела телевизор. Когда она повернулась к Валерию, то легко разглядела его очевидное желание.
— А я хочу, чтобы ты меня поцеловал… — неожиданно задиристо произнесла Зоя, пытаясь сгладить унизительный для неё требовательный тон. У Валерия ни разу не возникало желания поцеловать пленницу из-за синяков, что он ей наставил днём ранее в гневе. Немного подумав, Бурцев решил перед последними минутами жизни женщины удовлетворить её просьбу и быть предельно услужливым для неё, как палач для узника перед казнью, потому что понимал, что его пленница, по сути, невинная жертва. В течение какого-то времени их языки, соперничая, старались проникнуть глубже в рот друг друга. Вынужденные партнёры по несчастью шумно дышали, и им не хватало воздуха. На какое-то мгновение невольные любовники размыкали губы и вновь жадно начинали целоваться.
— Пойдём на пол… На кровати очень мягко, — запыхавшись потребовал Бурцев и взял у стены свёрнутый матрас, на котором Зоя спала в подполье. Расстелив ложе, Валерий поманил Зою рукой. Она спустилась и покорно легла. — Я хочу завязать тебе глаза, а потом быть позади тебя… — сказал он и осторожно вытащил из халата полотенце. Прежде чем сделать Зое повязку на глаза, он встал на колени вровень с ней, и они опять продолжили целоваться. Через минуту Бурцев отстранился и завязал декоративным полотенцем Зое глаза вместе с обширным синяком.
— Встань на колени и на локти. — Зоя послушно встала на четвереньки, и Бурцев легко вошёл в неё сзади. Голова женщины, перевязанная полотенцем, сотрясалась от резких и мощных толчков Бурцева. Зоя беспрестанно стонала. Она то опускала голову вниз, то поднимала вверх, и в эти моменты Бурцев отчётливо видел слабую и едва различимую тень ямочки по центру её тонкой шеи. Из телевизора слышалась негромкая музыка, а свет от черно-белого экрана освещал полуподвал, как в лунную ночь. Бурцев осторожно подтянул к себе рядом лежащий халат и без труда вынул из него пистолет. Теперь оставалось только дождаться развязки. Он взял оружие в правую руку, а ладонь левой руки, растопырив пальцы, медленно повёл по позвоночнику женщины вверх к её голове. Дойдя до шеи, он упёрся кончиком среднего пальца в затылочную кость. Прямо под средним пальцем он ощутил углубление. Обрубленные на гильотине в лагере фаланги на мизинце и на безымянном пальце на фоне невредимого среднего пальца казались подогнутыми внутрь ладони.
— Ямочка… — прошептал Бурцев.
— Ещё… Ещё…
— Что?.. — удивлённо переспросил Бурцев и услышал громкое требование:
— Ещё! Ещё! Прошу тебя, не останавливайся! — уже кричала нетерпеливо хмельная Зоя.
Из-за этой просьбы Бурцев вдруг тотчас почувствовал, что сперма хлынула из него. Он захрипел и быстро убрал левую руку с шеи жертвы, затем направил дуло пистолета в намеченное место. Долю секунды Валерий держал неподвижно вытянутую руку с оружием, затем резко, словно с радостью, спустил курок. В небольшом полуподвальном помещении раздался невероятной громкости выстрел! В ушах Бурцева слышался несмолкаемый писк от травмированных перепонок. Валерий буквально оглох. После выстрела он ощутил, что его крайняя плоть на какое-то мгновение плотно обжата предсмертными судорогами Зои, а спустя миг, погибшая женщина обмякла и медленно завалилась с коленей на правый бок. Бурцев увидел, что полотенце, повязанное на глаза пленницы, пробито по центру и всё в крови. На матрасе в том месте, где лежала её голова, медленно разрасталось кровавое пятно. Валерий сел в ногах погибшей женщины и, обхватив колени замком рук, склонил голову, и тут же выронил пистолет. Бурцев продолжал слышать непрерывный писк в ушах и чувствовать смесь новых запахов из пороховых газов, свежей крови и обильной спермы, что сейчас стекала по ягодицам погибшей жертвы на матрас, поблескивая на свету экрана телевизора. Валерия потрясло не само убийство, которое он совершил и которое обдумывал, и готовил в течение суток, а то ощущение, что он испытал, когда в момент оргазма пристрелил уже неинтересную партнёршу. Бурцев после полового акта не любил женщин. Женщина после соития всегда казалась ему отвратительной. Это чувство он впервые испытал, когда в четырнадцать лет с друзьями мальчишками имел первый сексуальный контакт со спящей пьяной женщиной летом в парке отдыха, которую какой-то пьяный молодой парень после близости бросил одну на покрывале с недоеденной закуской и с пустой бутылкой из-под водки. После того группового полового акта в компании друзей все следующие женщины в жизни Бурцева после любви казались ему мерзкими, как та первая падшая женщина, потерявшая рассудок от излишне выпитой водки. С тех пор ему все время после любви хотелось, чтобы очередная подруга его оставила и ушла, но в реальной жизни этого никогда не происходило. Валерий был вынужден терпеть уже нежеланную партнёршу в одной постели, делая вид, что она ему приятна. Сейчас использованная женщина была мертва, и Валерий, казалось, был первый раз доволен тем, что нет надобности притворяться и обнимать неприятное тело. Невероятное новое ощущение он испытал после выстрела. Женское нутро, перед тем как окончательно лишиться жизненных сил, судорожно на какую-то долю секунды будто уменьшилось и обжало его детородный орган. Бурцев предположил, что он испытал то, чего, возможно, не ведал ни один из ныне живущих мужчин. Теперь Бурцев стал понимать, почему нацисты в концлагерях практиковали убийство женщин в момент у себя наступления оргазма, как рассказывал ему когда-то в колонии арестант из Ленинграда. Эти обычные, вполне обыкновенные люди, что служили охранниками в немецких концлагерях, из-за безнаказанности приучили себя к изуверскому, но сладостному удовольствию и превратились в болезненно зависимых мужчин от острых любовных утех со смертью, что теперь открыл для себя и он.
В таком положении Бурцев просидел в тишине минут десять, потом поднялся, включил свет и выдернул за шнур вилку телевизора из розетки. Валерий взял с пола недопитую бутылку коньяка, придвинул к себе пустую чашку, из который Зоя совсем недавно пила чай, и вылил в неё всю оставшуюся жидкость. В три глотка Валерий выпил все до дна, а через минуту перешагнул Зою и пошёл наверх. В комнате, не включая свет, Бурцев опять, как совсем недавно, подошёл к окну. На улице ничего не изменилось — царила прежняя безмятежность. «Почему я ничего не чувствую?.. Коньяк меня пьянит по-особенному. Я не чувствую, что совершил что-то страшное или ужасное… Как это оказывается просто — убить человека… Надо пойти и похоронить её без суеты. Почему я не ощущаю никакой опасности или угрозы? Почему мне безразлично, что со мной теперь может случиться? Почему я больше волновался и переживал до выстрела?..» — спрашивал себя Бурцев и не находил объяснения тому спокойствию, которое овладело им после совершённой казни. Медленно Бурцев вернулся к буфету, не опасаясь случайных глаз с улицы из-за высокого забора, включил свет и нашёл в выдвижном ящике шкафа половину парафиновой свечи. Затем там же Валерий взял коробку спичек, а с витрины буфета достал большой фаянсовый бокал. В саду ничего не было видно на два шага впереди. По памяти Бурцев пошёл в сторону выкопанной ямы и, предполагая, что подходит близко, чиркнул спичку. Ветер чуть было не задул огонёк, но Валерий присел, прикрывая спиной от ветра маленькое пламя. Бурцев поставил свечу в бокал, а бокал установил у изголовья могилы. Свеча в бокале была прикрыта от ветра кучей земли и поэтому горела хорошо. «Надо сходить в дровяник и взять несколько хороших досок, что остались у отца, и выложить в могиле пол. Нужно, чтобы она не мёрзла…» — неожиданно, как умалишённый, решил Бурцев, вспомнив, как днём ему показалось холодно в могиле. Вернувшись к дому, он оглянулся и увидел мерцающий свет от свечи за бугром могильной земли. Теперь Бурцев легко мог видеть во тьме, куда именно нести тело. В дровянике Валерий включил свет и взял в углу стоящие обрезные доски «сороковки». По очереди приставляя их к себе, Валерий огрызком химического карандаша делал пометки чуть ниже своего подбородка, прежде задумчиво слюнявя кончик карандаша по центру облизанных губ, как это делал когда-то отец. Затем Валерий клал доски на козлы и отпиливал лучковой пилой лишнее. Без спешки он перетаскал готовые доски к могиле, словно делал обычное богоугодное дело. Бурцев никого и ничего не опасался. Он словно знал наперёд, что никто и ничто ему не помешает все исполнить надлежащим образом.
Валерий выложил на дне могилы пол, а две оставшиеся доски бросил у края поперек ямы, чтобы с их помощью легко взбираться наверх.
Пришло время пойти за трупом. Валерий спустился в полуподвал, опять перешагнул Зою, взял у стены бутылку коньяка и не торопясь откупорил её зубами. Натуральная пробка гулко ухнула и осталась у Валерия во рту. Вновь Бурцев налил половину чайной чашки убитой женщины и выпил, не закусывая. Впервые на белой кромке посудины он разглядел едва заметные следы от напомаженных губ. «Оставлю её губы на память…» — подумал он. Посидев немного, Валерий взял в углу тюк спального мешка и развязал его. Расправленный мешок Бурцев постелил рядом с матрасом, на котором Зоя лежала, как большой кузнечик, с подогнутыми ногами. При свете лампочки было видно, что кожа у покойницы немного посинела. Кровь не осталась вся на матрасе, а попала и на тёмно-коричневую напольную плитку, но только с одной стороны. «Нужно её одеть… Хорошо, что она после бани. Однако жаль, что я не дал ей получить полное удовольствие… Она ушла, не испытав последнего блаженства…» — с дьявольским сожалением подумал Бурцев и пошёл искать одежду убитой женщины. С большим трудом он криво натянул на покойницу купленные им трусы и колготки, а также её юбку и кофту толстой вязки. Валерий не обращал никакого внимания, что вымазал руки и свой банный халат в крови и походил больше на мясника, забывшего надеть перед работой клеёнчатый фартук. Бурцев медленно двигался и методично исполнял все, что мысленно намечал, как запрограммированный робот. Валерий не испытывал никакого отвращения к уже окоченевшему и безжизненному телу. В его ушах ещё слышался голос жертвы, и Бурцев воспринимал её как заснувшую, но которую можно трогать, одевать, поднимать и переносить, не опасаясь разбудить. С простреленной повязкой на глазах он с трудом уложил Зою в спальный мешок и застегнул «молнию» наглухо. Теперь мёртвую женщину было не видно. Бурцев легко поднял тяжёлую ношу с пола на руки и, как жених невесту, понёс безжизненное тело на едва видимый огонёк в саду.
Осторожно Валерий положил мешок на краю могилы с небольшим наклоном из-за близко расположенной вырытой земли и, не опасаясь подвернуть ногу, спрыгнул в темноту на дно могилы, уложенное досками. Он уже протянул руки, чтобы взять мешок с покойницей и тут вспомнил, что забыл в подвале окровавленный матрас. Вновь Бурцев с трудом выбрался из могилы и ушёл, оставив безжизненный груз. Свернув матрас, Валерий вынес его на улицу и, подойдя к могиле, — сбросил вниз. Привычно опять спрыгнув на дно, Бурцев аккуратно разложил ватник, затем протянул руки и подтащил мешок ближе к краю. Здесь Валерий легко дёрнул спальник на себя, и тот свалился на его подставленные руки. Осторожно, но с большим трудом из-за узости могилы, Бурцев положил тело на доски и выбрался наверх. Ещё минут пять он стоял и словно не знал, что делать дальше. Пот стекал у него с лица, но Валерий не замечал его. «Да! Чуть не забыл. Нужно положить рядом с ней её сумку. Ей там, возможно, пригодятся деньги и косметика…» — сказал про себя Бурцев, чувствуя крепкое опьянение и тем самым говоря кому-то, что он не грабитель и чужие деньги ему не нужны. Бурцев опять сходил в подвал, а вернувшись, осторожно опустил сумку к ногам покойницы. «Что теперь? А! Теперь необходимо принести кирпичи и поставить их у головы и у ног…» — приказал мысленно себе Бурцев. Примерно, ещё полчаса Валерий таскал белые тяжёлые силикатные кирпичи из небольшой стопки, накрытой целлофаном возле дома. В своё время остатки кирпичей прибрал отец после завершения кладки коробки дома. Валерию вновь пришлось спускаться вниз, но прежде чем это сделать, — он предусмотрительно выдернул лопату из земли и опять положил её поперек ямы. Если двумя последними досками он закроет тело, то легко выбраться ему поможет опять лопата и уже уменьшенная глубина могилы. Бурцев спустился опять вниз, осторожно удерживаясь за черенок, чтобы случайно всем весом не наступить покойнице на ноги в спальном мешке.
Через несколько минут Зоя лежала, как в саркофаге: на досках, на матрасе, в спальном мешке. Сверху погибшая была закрыта тоже досками, что лежали на кирпичах по краям могилы. Медленно Бурцев засыпал яму наполовину и во время этой работы с ощущением приятного холодка в груди почувствовал, что с каждой брошенной лопатой земли вниз все дальше уходило опасение, что его когда-нибудь разоблачат и покарают за это убийство. Затем Валерий хладнокровно спустился и насколько мог утрамбовал землю ногами, потом досыпал земли вровень с поверхностью и опять принялся утаптывать её. Как бы он ни уплотнял землю, оставалось ещё много лишнего грунта. Валерий постоял и решил, что сейчас пойдёт спать, а завтра остатки земли перекинет через забор на картофельное поле и закроет тщательно при дневном свете могилу дерниной.
На следующий день после пробуждения Бурцев тотчас выпил коньяка прямо из горлышка бутылки, чтобы опять вернуть уверенность и спокойствие вчерашней ночи. Валерий нашёл сплющенную пулю, которая насквозь пробила голову Зое, расколола одну половую плитку и рикошетом угодила в осиновый брус бани. После того как в саду дернина была уложена, а лишняя земля переброшена через забор, Бурцев растопил банную печь и сжёг порванные трусы с колготками жертвы, затем он сжёг кровавый и вымазанный в могильной земле халат, а после того, как помыл пол, — помылся сам.
К вечеру Валерий отрезвел, оделся, взял с собой пистолет и ушёл на тракт, чтобы доехать до города. На следующее утро ему нужно было выезжать на линию в дневную смену.

Часть 2

ГЛАВА 1

Крещенские морозы в наступившем году оказались особенно злыми. Они пришли немедленно после праздничной оттепели, и потому голые ветки лиственных деревьев вдоль улиц и переулков покрылись иглами инея, и город в лёгком тумане за одну ночь превратился в сказку с Новогодней открытки.
Всю осень Валерий Бурцев из-за суеверия опасался чувствовать себя спокойно и думал, что, возможно, вот-вот его вызовут на беседу или арестуют по подозрению. По этой причине он подыгрывал своим ложным ожиданиям и не расставался с оружием, как когда-то задумал. Однако согласно его истинным ощущениям, о которых он боялся думать, он склонялся все же к тому, что изощрённое по коварству деяние, совершенное им, останется никому неведомым. Действительно, никто не только не интересовался его персоной, но и поиск пропавшей женщины, кроме близких родственников, никто целенаправленно не вёл. В городские таксопарки иногда приходили работники милиции и искали среди шофёров подозреваемых или свидетелей по каким-нибудь преступлениям. Нередко случалось, что таксисты обворовывали подвыпивших командированных или едущих в отпуск одичавших в тайге или в тундре газовиков, нефтяников и геологов. С севера региона через областной центр летали на юг страны отдыхать шумные, весёлые и беспечные бородачи. При пересадке на самолёты других направлений они не выдерживали убивающей смысл молодой жизни трезвости, которая месяцами царила у них во время работы на буровых площадках и в геологоразведочных партиях. Северяне с полными карманами наличных денег успевали из аэропорта съездить в город, посидеть с размахом в ресторане и вернуться на отсроченный или задерживаемый рейс. В это время, если они оказывались слишком пьяными, случалось так, что их сонных обворовывали, а иногда и выбрасывали из такси с пустыми карманами и без поклажи. Однако нужно признать, что встречались особенно «совестливые» (или очень умные) таксисты, которые оставляли какому-нибудь невменяемому заросшему щетиной простаку документы и сто рублей на билет, чтобы он мог без шума стыдливо улететь обратно на работу в тайгу или в тундру. «Он должен иметь возможность снова зарабатывать и копить деньги до следующего раза», — рассуждали с серьёзными лицами чрезмерно разумные таксисты в узком кругу и потом взрывались хохотом от своей театральной серьёзности и «доброты», передавая по кругу трёхлитровую банку бархатного пива, которое было приятным, если не успевало застояться хотя бы на полчаса.
После Новогодних праздников Бурцев перестал притворяться человеком искренне ожидающим ареста и брать с собой оружие. Он понимал, что быстро воспользоваться пистолетом никак не сможет, если его решат задержать. Подозреваемых людей в убийстве стараются брать неожиданно и как можно тише. Может так случиться, что его вызовут по другому делу и только, как многих таксистов, опросят. В кабинете у следователя, возможно, зададут сначала отвлекающий вопрос, а потом неожиданно спросят, где он высадил такого-то числа пассажирку, и внезапно предъявят при этом фото, и будут пристально следить за его реакцией. Следователь так спросит, что ему будто известно, что именно он, Валерий Бурцев, её подвозил, и что интересно только то место, где она вышла из его такси. Если ты опрометчиво признаешь факт перевозки указанной женщины, то тебе конец. Ты уже не сможешь рассказывать небылицы, что эта женщина вышла там-то и тогда-то. Уточняющими подробностями и повторами тебя заставят ошибаться, и ты будешь вынужден признаться, иначе — праведный гнев и непереносимые побои. Невиновному человеку легче переносить избиение, а виновному тяжелее в десять раз, потому что по его сознанию дополнительно бьёт грех вины.
Эти простые уловки иногда срабатывали в следственной практике. Было бы поспешностью стреляться незамедлительно, а наличие при себе оружия могло бы очень навредить. Если следователю вдруг покажется что-то подозрительное в ответах, то он может свидетеля посадить ненадолго в полуподвальную камеру подумать и хорошенько повспоминать, а это всегда сопровождается обыском. Обнаружение пистолета при досмотре в прокуратуре — это немедленные санкции на арест и на обыск квартиры матери, а также на обыск загородного дома. В конце концов, рассудил Бурцев, повеситься можно и в тюрьме. Необходимо только грубо нарушить тюремный режим и попасть в карцер, а там — ты один. Не очень сложно удушить себя на разорванных портках, привязанных к «вертолёту» (кровать пристёгиваемая на день к стене на цепь) тотчас, как только контролёр посмотрит в твою камеру ночью через «глазок» и не придёт точно в течение следующего часа.
Мало-помалу Бурцев перестал скрытно проверять, а не ведётся ли за ним слежка и начал понемногу приходить в себя после всего случившегося. Бурцев вновь стал привозить в загородный дом подружек, с которыми легко знакомился на линии. Его во время любви всегда подмывало посмотреть, а то и потрогать у очередной партнёрши шею именно в том месте, где располагалась ямочка, однако ямочки имелись не у всех, а только у женщин худеньких. Валерий невольно вспоминал то углубление на шее, в которое выстрелил когда-то. Это значительно ускоряло наступление кульминации с ничего не подозревающей девицей. Теперь с каждой новой знакомой Бурцев никак не мог мысленно избавиться от сравнений с убитой женщиной. Ощущения, что он испытал с погибшей жертвой, были во много раз ярче, острее и желаннее всех тех, что случались у него теперь. Во время интимной близости он невольно представлял мысленно, что делает это с женщиной, которую вот-вот пристрелит.
К Бурцеву вернулось относительное спокойствие и прежняя комфортность работы в такси. До этого он никак не мог ездить по городу и методично собирать рубли как ни в чем не бывало. Его всё раздражало в клиентах — от сильных ударов дверьми его нового автомобиля, до весёлой безмятежности. Первое время от напряжения и нервозности Валерий хотел уволиться, но отъезд сменщика Вахитова на север области работать водителем вахтового автобуса изменил его планы. Вахитов и ещё несколько таксистов заключили контракты и уехали на север области из-за обещанной вербовщиками тысячерублёвой месячной зарплаты. Теперь единственный свидетель, кто видел Зою в такси Бурцева, стал безопасен. Словно кто-то подталкивал Валерия и помогал ему обрести уверенность на пути намеченных акций возмездия. В его мысленном списке виноватых перед ним людей значилось четыре человека: судья, два друга детства и свидетельница Наташа Гладышева. Именно Наташу Гладышеву по его настоянию не изнасиловали, но она не сказала в его оправдание на суде ни единого слова, а только усугубила его тяжёлое положение, хотя, несомненно, знала, что у него не было связи с её подругами. Из этой группы только судьба двух его товарищей по несчастью была ему известна. Роман Ибрагимов опять попал в тюрьму, потому что кому-то в пьяной драке нанёс ножом тяжкие телесные повреждения со смертельным исходом. Другой подельник — Николай Сарви стал наркоманом и переехал жить со своей подружкой по наркотической зависимости на юг области, где за лето вырастала качественная конопля, и раньше времени вызревал мак. Именно так сказались длительные сроки на двух его товарищах по несчастью, однако Валерий считал их виновными в своей участи. Досягаемыми в городе оставались судья Низовских и свидетельница Гладышева. Наталье Гладышевой, по его предположению, сейчас должно было быть, примерно, двадцать семь лет.
Проезжая иногда днём без пассажиров около областного суда, Валерий останавливался и стоял минут десять — пятнадцать невдалеке, в надежде случайно увидеть судью на костылях. У Бурцева ещё не было составлено конкретного плана мщения, но для начала ему хотелось убедиться, что этот человек продолжает работать в суде. Если это подтвердится, то следующий шаг заключался в определении места жительства судьи, а остальное — спокойно можно было растянуть на долгий срок.
В большинстве случаев человек, горящий желанием отомстить за несправедливый приговор, со временем остывает и успокаивается, а после освобождения боится думать о мщении. Очень свежи у бывшего заключённого впечатления от унизительных условий содержания в местах лишения свободы, чтобы идти на мстительные акции при отсутствии гарантии, что все сложится хорошо. Освободившийся человек поглощён в первую очередь проблемами выживания и привыкания к жизни на свободе. Он всецело занят безудержным потреблением спиртных напитков и поиском доступных женщин или добычей денег на услады. Выпущенный на волю человек рад свободе и эта радость не даёт ему думать о каком-либо неприятном деле. За время длительного пребывания в заключении происходят значительные изменения в обществе, и первый год свободный человек старается только осознать эти изменения. Так устроена природа психически нормального бывшего заключённого. На это и рассчитывают работники правоохранительных органов, принимая без опасений сомнительные решения. Однако практика жизни говорит, что иногда встречаются отчаянные и неразумные головы. Валерий к таким не относился, но он понимал, что после убийства Зои было бы неразумно затаиться до конца своих дней. Если ты уже однажды убил человека, а значит, допустил возможность потери своей жизни, то тебя вряд ли остановит какой-нибудь риск. После первого убийства преступник превращается в безжалостного охотника и в азартного игрока со смертью.
Интуитивно Бурцев чувствовал, что у него все должно получиться, так как у него нет никаких сроков на исполнение мести, поэтому можно подготовиться тщательно. Главное преимущество он видел в том, что будет действовать без сообщников, которые, как ему стало известно из рассказов заключённых в колонии, всегда оказывались виновниками неудач и провалов. Все, кто совершает преступления с сообщниками, обязательно будут когда-нибудь изобличены и схвачены. Этот мудрый урок Бурцев вынес из длительной лагерной жизни. Он считал, что сначала нужно выследить человека, а технически совершить казнь не самое трудное дело, если тебя никто не торопит. Терпение и время всегда предоставляют наилучшую возможность в выполнении любого важного дела. Убийство судьи весьма опасное мероприятие, так как в данном случае милиция будет «рыть землю носом», но постарается выйти на след виновного. Семь раз нужно будет отмерить, чтобы один раз выстрелить наверняка, и это Бурцев понимал хорошо. Искать заинтересованных в убийстве судьи нет никакого смысла, потому что областной судья вынес, возможно, сотни приговоров в течение не одного десятка лет карьеры. Разумеется, что каждый из этих сотен искренне желает ему неприятностей. Единственный способ найти убийцу — это отыскать свидетелей при покушении. Судья, как и все люди, ходит по улицам, а возможно, гуляет по вечерам перед сном или перемещается по городу по своим делам, будь то: магазины, учреждения культурного назначения, друзья или родственники. Судью охраняют в редких случаях, так как это дорого и хлопотно. Под охрану могут взять судью, который разбирает дело большой опасности, или в случае получения угроз. Валерий был готов ждать удобного момента, а если понадобится, — то и всю жизнь.

ГЛАВА 2

Уже вторую неделю в дни первой смены Бурцев во время обеда останавливал автомобиль в начале переулка, где располагался областной суд, и отслеживал людей на костылях. Валерий хорошо запомнил, что у судьи повреждена правая нога, поэтому он должен использовать костыли. Возможно, судье поставили протез, но тогда неизбежна хотя бы трость. Однажды из суда вышел мужчина с палочкой, и Валерий тотчас выскочил из автомобиля, чтобы незаметно догнать человека по другой стороне улицы и посмотреть с расстояния ему в лицо. Однако это оказался совершенно другой человек.
Бурцев не отчаивался, а только хвалил себя мысленно за неспешность, осторожность и настойчивость. Некоторых работников суда он начал уже легко отличать от временных посетителей судебных заседаний. Выезжая во вторую смену, он стал подъезжать к суду вечером, в надежде увидеть всех людей, что работали в здании суда. Все больше Бурцев склонялся к тому, что судья Низовских ушёл, возможно, на пенсию или находится в отпуске. Валерий решил возобновить дежурство вновь к концу весны.
В начале мая Бурцев случайно увидел распродажу саженцев плодовых деревьев и кустарников на подступах к центральному продуктовому рынку. Валерию хотелось угодить матери: показать ей, что он тоже хозяйственный человек и походит в этом на отца. Бурцев купил два саженца чёрной смородины, один кустик крыжовника и пять разносортных кустов роз c землёй в небольших горшках. Валерий невольно подумал, что пять кустов роз хорошо впишутся на то место между яблонями, где лежала погребённая Зоя. Это будет красиво и убережёт место от ног людей. Беспокоила только приживаемость цветов и способность их переносить морозные зимы. План на такси Валерий выполнил, поэтому тут же поехал в загородный дом, чтобы успеть до конца смены сделать посадки купленных растений. Каково же было его удивление, когда он увидел, что место, где лежала захороненная жертва, просело и оказалось ниже, чем земля вокруг. Зимой Валерий приезжал в дом несколько раз, но под снегом уровень земли всюду казался одинаковым, а сейчас, когда снег сошёл, и земля прогрелась, неплотный грунт на месте могилы просел. Быстро, не откладывая, Бурцев вновь снял дернину и добавил туда земли вровень. Тут же он вырыл пять лунок, подсыпал на дно торфа из мешка и посадил розы. Затем Валерий рассадил равномерно и другие кустарники. «Как хорошо, что я первый увидел этот провал, а не мать или кто-то ещё…» — подумал он.
После смены Бурцев не поехал домой, а попросил сменщика высадить его в центре города. Неторопливо Бурцев пошёл в сторону областного суда. Валерий решил возобновить наблюдение за зданием. Для себя он определил, что если через месяц не встретит судью Низовских, то войдёт в здание суда и посмотрит планы судебных заседаний и поищет нужную фамилию. Это нежелательная акция, но выхода не было. Проходя мимо главного входа в суд, ему показалось, что его окрикнули.
— Бурцев! — Валерий оглянулся на двух разговаривающих женщин и с трудом узнал в одной из них свою бывшую неотразимую защитницу — Наталью Николаевну Бердникову. Теперь она поправилась лицом и телом и не выглядела так обворожительно, как тринадцать лет назад. Она попрощалась с собеседницей и подошла к Бурцеву.
— Здравствуйте! — первым сказал Бурцев, невольно радуясь когда-то любимой и не раз снившейся ему в тюрьме женщине.
— Здравствуйте, Валерий! А я смотрю, парень проходит, а лицо знакомое! Потом, думаю, да это же Валера Бурцев, мой подопечный когда-то! — она говорила улыбаясь, а лицо медленно покрывалось румянцем. Она от смущения наклонилась к портфелю, будто пытаясь убедиться, что он закрыт на замок. Её бывший подзащитный явно поразил её своей статностью и привлекательностью молодого мужчины. Наталья Николаевна мысленно соотносила его сегодняшнего с тем Валерой Бурцевым, которого она защищала с его двумя друзьями много лет назад. Валерий же ощутил с непонятным удовлетворением влияние времени на эту женщину. Он попытался скрыть разочарование от увиденных изменений на лице когда-то красивой для него женщины, но его уверенный взгляд при разговоре с ней давал ей понять, что она уже не тревожит его, как когда-то волновала юношу Валеру Бурцева. В его глазах она видела трудно скрываемое удивление, которое словно говорило: господи, как короток женский век.
— Вы по-прежнему адвокат?
— Да! От этой лямки уже никогда не освободиться, — ответила адвокат, вздохнув. — Как здоровье ваших родителей? — переведя легко разговор с себя на Бурцева, спросила Наталья Николаевна.
— Мама, слава богу, ничего, а отец умер от инфаркта шесть лет назад…
— Да-а-а?! — искренне удивилась женщина. — Как жалко вашего папу… Он ведь тогда после приговора попал в больницу. Я помню, как ему стало плохо на судебном заседании… — Немного помолчав, она спросила: — Ну а вы? Семья, дети?..
— Нет. Я ещё не женат, — ответил Бурцев, и Наталья Николаевна расширила удивлённо глаза и с лукавой улыбкой, наклоняя чуть голову, спросила:
— Как?! Такой парень и ещё не женат?
— Думаю, что долго в женихах не засижусь — мать все время торопит. Не проходит дня, чтобы она не напомнила мне о внуках.
— Ну, конечно, маму понять можно. А где работаете? — не останавливаясь сыпала вопросами женщина, как бы лишая возможности Валерия пристально её разглядывать.
— В такси, — с неохотой ответил Бурцев, наперёд зная, что Наталье Николаевне, возможно, это не очень понравится.
— Да?.. — произнесла она вопросительно, ненадолго задумавшись, и как-то по-родственному вдруг спросила: — Валерий, а что в такси? Там столько… соблазнов… — не сразу подобрала слово Наталья Николаевна, хотя на язык просилось, видимо, слово «грязь».
— Я уже привычный… — ответил Бурцев, зная, что она его поняла.
— Конечно, я догадываюсь, что работа денежная… — опять подумав о чем-то своём, произнесла с сожалением Бердникова. — Вы, наверное, знаете, что ваш друг по несчастью Роман Ибрагимов опять сел на десять лет. Моя знакомая коллега защищала его и рассказывала, что он после освобождения устроился грузчиком в аэропорт. После работы в его бригаде часто выпивали. Во время очередной пьянки он с кем-то повздорил. Не раздумывая, Роман схватил нож, которым резали закуску, и пырнул обидчика. Парень умер в машине скорой помощи от потери крови. Ибрагимов попал жертве в артерию, где-то в области живота. Очевидцы рассказывали, что у пострадавшего кровь из раны в брюшной полости первые секунды буквально фонтанировала…
— Да. Я слышал, но мы после освобождения не общались, — ответил Бурцев и неожиданно для себя спросил: — Его судил случайно не наш прежний судья?
— Вы имеете в виду судью Низовских? — непонятно почему уточнила Бердникова фамилию судьи.
— Да.
— Нет! Что вы! Низовских умер пять лет назад. У него нога… Атеросклероз сосудов нижних конечностей. Ему дважды понемногу отрезали ногу. В конце концов, он умер. Умирал тяжело, рассказывают. — При последних словах Наталья Николаевна как будто опомнилась, что перед ней не собрат юрист, а верней всего недоброжелатель этого судьи. Женщина посмотрела на Бурцева, стараясь понять, что дало ему это известие. Однако Валерий только нейтрально покачал еле заметно головой. — А вот судьбу мальчика с финскими корнями, Коли Сарви, вашего третьего товарища, не знаю. Как он?
— Он уехал из города с женой. Я слышал, что они унаследовали небольшой домик от бабушки супруги где-то на юге области, около границы с Казахстаном.
— Да?! Ну, слава богу! Хоть один у вас женат, — сказала Наталья Николаевна. — Я всегда думала и чувствовала, что вы, Валерий, случайный фигурант того дела. У друзей ваших были неполные семьи, и они склонны были к неприятностям, а вы из прекрасной семьи… Я верю, что у вас все сложится хорошо, — сказала с искренностью в глазах адвокат и посмотрела на часы. — Мне нужно бежать, Валерий, простите. Передавайте привет маме!
— Да-да, конечно, всего доброго вам, — ответил Бурцев и зашагал прочь. Он шёл и не знал, как воспринимать новость о давнишней смерти человека, которого он прокараулил всю зиму. С одной стороны, Валерий был рад, что смертельный недуг несчастного судьи избавил его от трудного и рискованного дела мщения, но с другой стороны — ему на мгновение показалось, что его опередили с каким-то умыслом. Бурцев был убеждён, что все люди из намеченной им четвёрки должны погибнуть от его рук. Эти люди тем самым должны будут ответить за его исковерканную жизнь и за смерть невинной женщины, которую он вынужден был пристрелить. Своим пагубным влиянием на его жизнь они — эти четверо — принудили его совершить тягчайшее преступление. Несмотря на безнаказанное убийство женщины в загородном доме, Бурцев в глубине души — под влиянием знаний полученных из Библии — считал себя, возможно, приговорённым, но с отсрочкой, и в этом видел прямую вину четырёх человек. Однако он продолжал надеяться, что смерть судьи от болезни всё-таки случайна, и она не может является признаком правдивости божественной книги.
«Зачем я сказал Наталье Николаевне, что долго в женихах не засижусь?.. Женитьба для меня исключена. Как тяжело было бы моей жене и моему ребёнку от известия, что я преступник и покончил жизнь самоубийством после ареста… А мать? Моя задержка с женитьбой ещё терпима для неё, но самоубийство было бы непереносимым горем для её слабого сердца… Сейчас она живёт только для меня и для моей будущей семьи, а моя смерть не только беда для неё, но и потеря всякого смысла существования. Она одна долго не протянет…» — подумал Бурцев, направляясь в сторону дома.

ГЛАВА 3

Адрес Натальи Гладышевой можно было найти в адресном бюро, но для получения такой информации необходимо предоставить точные данные разыскиваемого человека, которых Бурцев не знал. Гладышева Наталья в областном центре явно была не одна. С таким именем и фамилией могло найтись более десятка девушек, если не больше. В дополнение к точным данным необходимо предъявлять и свой паспорт, что, несомненно, послужило бы уличающим фактом после исчезновения девушки. К тому же Наталья Гладышева могла выйти замуж и поменять фамилию. Другой способ узнать место её проживания был прост, но на это требовалось время. Необходимо было заглянуть в свой приговор, где указаны адреса всех свидетелей и потерпевших по делу об изнасиловании. Однако копии приговора у Валерия не сохранилось.
Бурцев восемь раз из лагеря писал в Верховный суд жалобу в порядке надзора, но регулярно получал одинаковый ответ: Верховный суд не находит оснований для пересмотра приговора областного суда. К каждой очередной жалобе необходимо было прикладывать копию приговора, которые Бурцев заказывал из лагеря несколько раз в областном суде и оплачивал их покупкой марок государственной пошлины со своего лицевого счета. В специальной части колонии, где хранились дела на всех осуждённых и где занимались отправкой жалоб, ему посоветовали отказаться от затеи пересмотреть приговор, посылая жалобы в порядке надзора, потому что это дело бесперспективное. Добродушная женщина майор внутренней службы и начальник специальной части колонии сказала ему, что за её многолетнюю практику ни разу, ни одному осуждённому не пересматривали приговор по жалобе в порядке надзора. «Бурцев, не теряйте времени на то, чтобы добиться пересмотра приговора. За время моей работы не произошло ни единого пересмотра приговора по жалобе в порядке надзора на приговор областного суда. Это ещё возможно с приговорами районных судов, но приговоры областных судов редко грешат ошибками. Неужели вам трудно понять, получая отказ восьмой раз подряд через каждые полгода, что ничего изменить нельзя? Верховный суд может принять решение о пересмотре приговора только в случаях очевидных по приговору нарушений закона. Например, отсутствие подписи какого-нибудь судебного заседателя или отсутствие печати. Словом, должно быть наличие очевидных нарушений. В вашем приговоре очевидных нарушений закона, допущенных областным судом, не имеется! По существу дела приговор могут пересматривать только при наличии вновь открывшихся обстоятельств». После такого замечания Бурцев перестал слать жалобы и добиваться справедливости. Ему окончательно стало ясно, что его старания напрасны. За время проведённое в лагере он ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из осуждённых сказал о себе, что сидит заслуженно. Все утверждали в приватной беседе, что сидят незаконно. Из этого можно сделать вывод, что более миллиона осуждённых в Советском Союзе не согласны с приговором суда, и что они, вполне вероятно, пишут жалобы на приговор. С каким же штатом сотрудников должен быть Верховный суд, чтобы вникать по существу ежедневно в десятки тысяч жалоб на приговоры нижестоящих судов. Становится понятно, что жалобы практически никто не читает, а ответы на них по шаблону обратно направляют какие-нибудь клерки, ставя внизу подпись факсимиле члена Верховного суда и печать. В Верховном суде понимали и понимают, что в местах лишения свободы большинство осуждённых обжалуют приговоры только потому, что это ничем не грозит жалобщикам, и не составляет для них большого труда. В Верховном суде, видимо, обоснованно предполагают, что как только срок у «несправедливо» осуждённого закончится, то закончатся и жалобы.
Теперь он, Бурцев, может прийти в областной суд и заказать новую копию приговора. Его никто не будет спрашивать, для чего ему после стольких лет нужна копия приговора. Если его и спросят, то он может сказать, что для написания жалобы, так как жалобу в порядке надзора осуждённый может подавать в любое время без определённого срока давности, и ему в архиве коллегии по уголовным делам будут обязаны выдать требуемую копию. Так Валерий и сделал.
Спустя неделю в руках у Бурцева оказался приговор многолетней давности. Этот приговор был не первой копией, напечатанной на машинке, да ещё под несколько раз уже использованную синюю копирку. Разобрать некоторые слова в приговоре, не зная контекста, оказалось невозможно. Валерий трясущимися руками перелистал кипу тонких листов из прозрачной папиросной бумаги и на последних страницах обнаружил адреса свидетелей и потерпевших. Гладышева числилась в свидетелях, и её адрес хорошо прочитывался. Гладышева Наталья Викторовна, проживающая по адресу: ул. 26 Бакинских комиссаров, дом №18. Номер квартиры отсутствовал. «Значит, она живёт в частном доме…» — подумал Бурцев и вспомнил мысленно район, где находилась указанная улица. Это было в посёлке Судоремонтников, в черте города. Бурцев с облегчением вздохнул и начал вновь перечитывать приговор с первой страницы. Перед глазами всплыли все детали того времени. «Господи, как давно это было!» — подумал Валерий. Отложив с трудом читаемый приговор, он откинулся на спинку сиденья в машине и задумался. Какое-то время он ничего не замечал вокруг. Ему вспомнилось, как в перерывах судебного заседания их уводили под конвоем в подвал здания, где незлобные и явно сочувствующие молодые милиционеры передавали им от родителей продукты. Все ребят жалели и понимали, что юные сидельцы с бледными лицами от длительного пребывания в тюрьме угодили в большую беду. Только сами эти ребята ничего не понимали и находились в весёлом расположении духа. Эта «весёлость» взрослым людям со стороны казалась особенно печальной и трагичной. Не осознающие всей тяжести предстоящего длительного срока наказания, ребята своей бодростью и улыбками невольно вгоняли всех, кто их видел на суде, в уныние и слезы. Эта картина в какой-то мере напоминала недавно родившихся у собаки щенят, которые беззаботно и неторопливо переползали без матери дорогу с интенсивным движением большегрузного транспорта, не осознавая возможной смертельной опасности.
В боковое стекло с водительской стороны постучали и Валерий отвлёкся от воспоминаний. Он машинально приоткрыл дверцу, а не опустил стекло. Ему не хотелось, возможно, тем самым царапать стекло песком, который поднимался ветром. Бурцев спросил в приоткрытую дверцу:
— Что вы хотели? — Женщина средних лет в чёрном укорочённом демисезонном пальто выше полных коленей взмолилась:
— Молодой человек, не могли бы вы увезти нас в аэропорт?! Мы заказали такси по телефону, но машины до сих пор нет! Мы боимся, что опоздаем не только на регистрацию, но и на самолёт!
— А вы не пытались перезвонить диспетчеру и узнать, почему задерживается машина? — спросил Бурцев с напускным равнодушием. Он умело скрывал показным безразличием, что поездка в аэропорт считалась очень выгодной.
— Несколько раз мы звонили туда, но там все время занято! Увезите, пожалуйста, нас побыстрее! — За спиной женщины показался мужчина с потным лбом и огромным чемоданом на плече. Спутник женщины почти прокричал:
— Шеф, платим в два конца! Увези нас в аэропорт!
— Садитесь, — сказал Бурцев, добившись своей паузой нужного результата, и проворно вышел из машины открыть для чемодана багажник. Теперь торопился Бурцев, чтобы вдруг не подъехала запоздавшая машина, заказанная по телефону.
— Вася, вечно ты со своей барской переплатой лезешь тогда, когда тебя не спрашивают! Молодой человек и по счётчику бы нас увёз в аэропорт, потому что там всегда есть пассажиры! — обиделась женщина на мужчину за его ухарство.
— Я знаю, что делаю! А если бы нам отказали, то мы бы больше потеряли на просроченных билетах, чем ты бы сэкономила на такси! — возразил, по-видимому, муж жене с железной мужской логикой. Жена махнула на мужа рукой и, усевшись на переднее сиденье, отвернулась к окну. Она не хотела больше при водителе спорить.
В аэропорту машина подъехала к шумной толпе людей ожидающих такси. Валерий остановил работу счётчика и спешно вышел из машины к багажнику, чтобы женщина не успела с ним рассчитаться. Пассажир последовал за ним и, принимая чемодан, спросил:
— Шеф, сколько там набило?!
— Четыре двадцать, — ответил Валерий. Мужчина поставил чемодан на асфальт, достал портмоне, вынул красную десятку и отдал Бурцеву.
— Спасибо, шеф! — сказал мужчина и быстро пошёл за недовольной женой в здание аэровокзала.
— Спасибо вам! Удачно вам долететь! — вдогонку прокричал Валерий, а его машину уже обступили люди из очереди.
— Водитель, нам до гостиницы «Нефтяник»! — прокричал мужчина лет пятидесяти, усаживаясь на переднее сиденье, не дожидаясь согласия. За ним на заднее сиденье сели ещё двое. Осталось одно место, и Валерий крикнул:
— Одного ещё могу взять до города! — Из очереди подбежали три пассажира.
— До городского сада можно? — спросила седая женщина.
— Мне до улицы Клары Цеткин! — крикнул небритый мужчина.
— Может, мне с вами по пути до посёлка Судоремонтников?! — спросил невысокий парень, и Валерий махнул ему рукой, приглашая садиться. До посёлка Судоремонтников было дальше, и там он мог уже сегодня найти дом № 18 на улице имени 26 Бакинских комиссаров. На неделе Бурцеву приходилось возить пассажиров в этот посёлок, но то, что шанс съездить туда представится сегодня, в день получения копии приговора, оказалось приятной неожиданностью. «Как кстати мне этот парень попался именно туда. Специально ехать порожняком, слава богу, не придётся…» — подумал Валерий и отъехал от переполненной стоянки. Невдалеке он заметил две машины такси, водители которых не хотели подъезжать к толпе ожидающих. Можно было попасть на невыгодных пассажиров, поэтому таксисты подходили тайком к народу с тыла на стоянке и отыскивали одиночек. Находя разрозненных пассажиров, они по одному направляли их к своим машинам, чтобы те садились и ждали, когда заполнится весь салон. Отбирая тайком пассажиров с конца очереди, таксисты добивались полной платы с каждого клиента и за четыре рубля по счётчику умудрялись с каждого взять по пять рублей, не деля набитую счётчиком сумму на четверых, как положено. Это было рискованно, но когда контролёры из таксопарка в аэропорту отсутствовали, то это приносило хороший заработок за одну поездку. Валерий не рисковал работой на новой машине, поэтому, на удачу, после высадки пассажиров немедленно заезжал «в загон» для посадки людей. Вот и сейчас ему попалась одна компания из трёх человек, но ещё одного попутчика ему повезло подсадить. Хотя бы два счётчика, но он имел шанс получить с клиентов.
— Ну что, друзья?! Вот вам и атомная энергетика! Чернобыль дал понять всем, что без нашей нефти и газа ещё сто лет мир обходиться не сможет! — прокричал с переднего сиденья краснощёкий мужчина, видимо, продолжая разговор, начатый между друзьями на посадочной площадке такси. Два его товарища на заднем сиденье молчали, затем один из них, в чёрных роговых очках, тихо сказал:
— Мы, нефтяники, без работы не останемся, но почему крупная авария на атомной электростанции не повлияла на стоимость нефти? По-моему, в начале апреля цена Североморской нефти впервые упала ниже десяти долларов за баррель и не думает подниматься, несмотря на наш Чернобыль. Ещё в прошлом году нефть стоила, если я не ошибаюсь, примерно, двадцать семь долларов.
— Здесь, Николай Иванович, прямой зависимости нет! Авария на Чернобыльской АЭС на потреблении нефти не скажется! Никто в мире не думает отказываться от атомных электростанций, а одна станция ничего не значит, — опять громко прокричал краснощёкий пассажир.
— Я думаю, — подал голос третий пассажир с коричневым портфелем на коленях, — что падение цен на нефть и Чернобыль быстрее всего скажутся на выполнении тех планов, что в прошлом месяце наметил Горбачев со своими друзьями на съезде. Чует моё сердце, что всех нас ожидают трудные времена. — Человек с портфелем явно с неодобрительным оттенком произнёс слова «Горбачев со своими друзьями». Было видно, что эти люди не простые нефтяники, а какие-нибудь руководители в нефтяном главке, которым явно не нравился реформатор Горбачев. Бурцев посмотрел в салонное зеркало и увидел, что подсаженный им молодой парень до посёлка Судоремонтников, смотрел на нефтяников, открыв рот, словно он оказался в одной машине с марсианами.
— Да! Горбачев опять, как Хрущев в своё время! — заговорил вновь громкоголосый и краснощёкий мужчина на переднем сиденье. — Хрущев к восьмидесятому году обещал, что советский народ будет жить при коммунизме! А Горбачев к двухтысячному году каждому обещал по квартире! С такими ценами на нефть не только квартиры, но и носить нечего будет, да и фуражного зерна не на что будет купить за границей! Они, наверное, предполагали мысленно, сколько, примерно, им осталось жить, и обещали на свою кончину что-нибудь красивое и несусветное. Хрущев умер в ноябре семьдесят первого, поэтому не дожил девять лет до коммунизма. Поди его там спроси за болтовню… Горбачев что-то рано предложил всем по квартире! Он такой гладкий, холеный, не курит, не пьёт, да ещё любит вечером прогулки с Раисой Максимовной! Явно переживёт двухтысячный год! Он, наверное, планирует раньше двухтысячного года сбежать на пенсию или понимает, что в реформенные годы долго в кресле не усидишь. Может, не до двухтысячного года, а позже сбежит, но все равно, думает, что можно сейчас пообещать, а там — трава не расти!
— Если серьёзно, то нам трудностей особенно бояться нечего — мы у нефтяной качалки с голоду не умрём, хоть она и государственная. А вот простой народ — горя хлебнёт, — опять негромко сказал мужчина в чёрных роговых очках.
— Тебе, Николай Иванович, трудностей точно ждать не стоит. Вон какую молодую и жопастую новую секретаршу взял! — прокричал краснощёкий и седовласый балагур, и все мужчины засмеялись. — У тебя даже щеки впали за последний месяц! Все соки она скоро у тебя высосет! — громко хохоча, добавил впереди сидящий пассажир, утирая слезы от смеха платком.
— Вот ваша гостиница, — сказал Бурцев и остановился у гладких гранитных ступеней помпезного парадного крыльца ведомственной гостиницы нефтяников. Продолжающий смеяться краснощёкий пассажир достал бумажник и положил пять рублей на панель приборов. Все трое друзей вышли и направились к гостинице. «Не густо для нефтяных руководителей», — подумал Бурцев и взял с панели новенький пятирублёвый билет.

ГЛАВА 4

— Они со мной из Москвы летели и тоже все время смеялись, — сказал оставшийся позади в одиночестве паренёк.
— У них жизнь, видимо, сложилась неплохо, поэтому можно посмеяться, — ответил Валерий пассажиру и тронулся с места. — Какая погода в Москве?
— Когда я вылетал, то было тепло и сухо, как и здесь, — ответил молодой человек.
— У нас в мае может ещё снег выпасть. Без сюрпризов не бывает.
— Да, — согласился пассажир.
— Как в Москве с продуктами?
— Я особенно по магазинам не ходил, но брат говорит, что купить все можно, но везде большие очереди из иногородних жителей.
— Брат давно в Москве живёт?
— Второй год. Он там учится. Я возил ему продукты и немного денег передал от родителей и от себя. Раз в полгода я езжу его поддержать и узнать, как он там поживает. Он младше меня на два года и сумел там поступить учиться. В своё время мне не удалось набрать баллы и пришлось идти в армию — в погранвойска угодил. А сейчас не очень жалею. Я на нашем судоремонтном заводе сварщиком работаю. Через двенадцать лет пенсионный стаж выработаю. Мы новые баржи варим и старые после навигации латаем. Три сотни я зарабатываю. Мне пока неженатому хватает. Можно больше зарабатывать, но для этого нужно оставаться во вторую смену. Мне погулять больше хочется, — словоохотливо рассказывал молодой человек Бурцеву подробности своей жизни. Так случается, что иногда молодым парням нравятся более взрослые мужчины. Вот и сейчас этот открытый и разговорчивый молодой человек на заднем сиденье был явно зачарован Бурцевым. Пареньку хотелось походить на Валерия во всем: также легко и уверенно управлять автомобилем, иметь подобную лётную кожаную куртку, носить подобную же короткую стрижку, как у Бурцева. Все пассажиру нравилось в спокойном и уверенном Бурцеве. Паренёк был убеждён, что если бы к ним на местную дискотеку пришёл этот таксист, то все самые красивые девочки принадлежали бы ему. Подобная влюблённость молодых людей в более старших мужчин не имеет ничего общего с гомосексуальностью — эта подражательная страсть, напротив, подчёркивает только большое желание иметь успех у противоположного пола.
— Лет десять назад одна моя знакомая в вашем посёлке жила. Сейчас, наверное, она замужем и вся в детях, — сказал Бурцев и почувствовал на мгновение холодок в груди.
— А как её зовут? — спросил парень. Какое-то время Валерий колебался, но подумав, ответил:
— Наташа. Фамилия была тогда Гладышева. Сейчас, возможно, она фамилию сменила.
— А сколько ей лет?
— Примерно, двадцать семь.
— Она старше меня на пять лет. Я её не знаю, — сказал пассажир. — В посёлке проживает двадцать пять тысяч человек, и все почти друг друга знают. Здесь один завод, один гастроном, одна школа. Моя мать в школе работает всю жизнь. Она должна её знать. Если хотите, то я расспрошу мать и вам расскажу, где найти вашу знакомую или узнаю что-нибудь о её жизни сейчас.
— Нет-нет! Не надо. Прошло много времени. Должно быть, она обзавелась семьёй, а я только подведу её перед мужем.
— Как хотите! А то я быстро справки наведу!
— Вот и посёлок. На какую улицу ехать?
— Мы живём на главной. Как посёлок она и называется — Судоремонтная. Меня можно здесь высадить. Сколько с меня?
— Сколько не жалко, — ответил коварно по привычке Бурцев, когда подвозил молодых или нетрезвых людей.
— Возьмите десятку! Спасибо! — сказал парень и начал быстро выходить, чтобы таксист не подумал, что он ждёт сдачу. Парень экономил в поездке к брату на всем, но ему так хотелось понравиться Бурцеву своей щедростью, что не задумываясь расстался с десятью рублями.
— Подожди! Возьми восемь рублей назад.
— Не надо, — смущённо ответил паренёк и улыбаясь вышел с пустым рюкзаком. — До свидания! Удачи вам! — крикнул он и осторожно закрыл дверцу. Валерию не хотелось почему-то брать лишние деньги именно с этого простодушного и жизнерадостного парня. Бурцев открыл дверь и вышел из машины.
— Стой! Иди сюда! — скомандовал он остановившемуся пареньку. Тот подошёл, и Валерий, глядя сверху вниз на него, сказал: — Ты что, миллионер?! Ты сварщиком работаешь! Тебе приходится вредным дымом дышать в трюмах целый месяц, чтобы триста рублей несчастных получить! Не разбрасывайся деньгами, которые даются тебе тяжело! Тебе неспроста только двенадцать лет надо отработать, чтобы заработать пенсию. Ты лучше девке какой-нибудь шампанского купи и выпей с ней или брату отдай, чем выбросить эти деньги. Никто не оценит по достоинству твои чрезмерные чаевые. Над тобой только смеяться будут одариваемые, поверь мне! Ты видел, сколько трое взрослых и богатых мужиков заплатили за проезд?! Видел?! У них денег столько, сколько мы с тобой за всю жизнь хлеба не съели! Они дали мне только пятёрку вонючую, поэтому они всегда будут с деньгами! Как тебя зовут?
— Николай, — ответил растерянно паренёк.
— Не сердись на меня, Коля. Ты в армии отслужил, а продолжаешь вести себя, как новобранец. Вот тебе восемь рублей и береги их. Со временем ты оценишь мои слова. Теперь беги домой. Удачи тебе! — Бурцев сел в машину и уехал. «Что на меня нашло? Почему я должен учить каждого сосунка?.. Я всегда брал раньше шальные чаевые и ни разу не поперхнулся. Теперь же словно кто-то шилом в задницу меня ткнул и потребовал вернуть парню деньги. Что-то мне становится тошно таксовать — устаю, наверное. Мне ли, чудовищу, вести себя красиво?.. Почему я забываю, что являюсь страшным грешником? Видимо, наступает такое время, что жизнь одного человека становится ничтожной. А если людей на свете станет больше вдвое, втрое, вчетверо, наконец? Тогда исчезновение, убийство или неправедное осуждение на длительный срок одиночки вовсе никого не будет волновать? Только гибель сотен и тысяч людей станет предметом разбирательства. Будут ли действовать законы Божьего возмездия через сто лет также, как сто лет тому назад от сегодняшнего дня? Моя жизнь должна дать ответ на этот вопрос…» — подумал Бурцев и поехал до конца главной улицы посёлка. Доехав до конечной остановки автобусов, он вышел и подошёл к пожилым женщинам.
— Здравствуйте, девушки! — обратился он к ним, — не подскажете, где улица Бакинских комиссаров? — Взрослые женщины заулыбались на обращение «девушки», и одна из них чуть выдвинулась навстречу Валерию и, указывая рукой дальше, сказала:
— Поезжайте вот в этот проулок и первый перекрёсток будет пересечением с улицей Бакинских комиссаров.
— Спасибо! — ответил Бурцев. Свернув налево на пересечении двух улиц, он проехал ещё метров сто и вдруг увидел прибитый жестяной номер с цифрой 18 на торце одного из брёвен дома. Дом был большой и не очень старый. Возле ворот стояла скамеечка от времени вросшая в землю и окрашенная в один синий цвет с воротами. На скамье сидела бледная старушка с поджатыми губами внутрь рта, как у всех беззубых людей. На неё было надето старое зимнее пальто с каракулевым воротником, а на ноги — подшитые старые валенки. На голове у женщины была повязана шаль коричневого цвета с завёрнутым в неё белым платком, чтобы не продувало голову. Было очевидно по отрешённому взгляду старушки, что она прощается с белым светом и мысленно перебирает какие-то моменты прошедшей жизни. «Эта бабушка точно живёт в этом доме. Она, наверное, мать одного из родителей Наташи. Что-то тепло для такой погоды одета бабуся…» — подумал Бурцев и проехал до магазина, расположенного в старой металлической автолавке на колёсах. Колеса у автолавки оказались спущенными, что означало нетранспортабельность магазина. Бурцев остановился и вышел посмотреть, чем торгуют в магазинчике. В окошечке на витрине лежало два сорта хлеба — серый по шестнадцать копеек и белый по двадцать пять копеек, а также новые плетёные сетки авоськи по тридцать копеек. У окна киоска на подставленном винном ящике стояла пожилая женщина и о чем-то разговаривала с продавщицей. Бурцев вернулся к машине и оглянулся на восемнадцатый дом. Бабушка продолжала сидеть на лавочке неподвижно. «Очень неудобно для наблюдения расположен дом. Где же мне неприметно стоять, чтобы наблюдать за входящими и выходящими людьми?.. Проеду до начала улицы и посмотрю там место для стоянки», — подумал Бурцев и медленно поехал по неширокой заасфальтированной улице с бревенчатыми домами по сторонам. В черте города ещё сохранилось множество тихих улиц, больше похожих на улицы в больших деревнях.
Бурцев простоял на перекрёстке, примерно, пятнадцать минут. В салонное зеркало заднего обзора он видел, что никто не входил и не выходил из дома. Бабушку на лавочке уже было не видно из-за большого расстояния и загораживающего палисадника, но людей около дома не появлялось. Валерий тронулся с места и поехал в центр города, надеясь кого-нибудь подвезти попутно. При выезде из посёлка ему махнула девушка.
— В центр?
— Садитесь, — ответил Бурцев. Он оглянулся по сторонам, а потом посмотрел и во все зеркала. Валерий старался определить, видит ли кто-нибудь, что он посадил девушку. «В прежние времена при посадке здесь пассажиров я озирался, стараясь понять, есть ли где ещё пассажиры, желающие уехать в центр города на такси. Теперь же я огляделся не по этой причине… Мне хотелось убедиться: видит ли кто-нибудь, что я посадил эту пассажирку… Почему я после Зои, если подсаживал молодую женщину, начинал непременно оглядываться по сторонам, с целью определить, а не видит ли кто, что в мою машину садится одинокая пассажирка?.. Я боюсь повторного случая, что произошёл с Зоей? Нет! Такое уже не может повториться. Это невероятная случайность, что мне удалось лишить сознания жертву и увезти её в дом отца. Сейчас я подспудно желаю, в случае согласия какой-нибудь женщины ехать ко мне домой за город, оставить её навечно у себя и положить где-нибудь рядом в саду с первой жертвой… Да-да! Мне невольно хочется опять выстрелить женщине в подзатылочную ямочку на шее после любви! Это первые признаки помешательства…» — подумал Бурцев и прогнал прочь навязчивое желание.
— Где в центре вы намерены выйти?
— Можно у главного универмага, — ответила девушка с заднего сиденья. Бурцев знал, что если женщина в пустой машине садится позади, то она почти наверняка тяжело поддаётся на разговор и знакомство. Или она замужем, или такая пассажирка не ищет случайных связей с мужчиной. До высадки пассажирки Бурцев не сказал больше ни единого слова. Девушка рассчиталась и вышла.
«Теперь при каждом приезде в посёлок Судоремонтников мне непременно следует дежурить невдалеке от дома Гладышевой», — подумал Бурцев и поехал за сменщиком.

ГЛАВА 5

Николай Сарви стал жить с родной бабушкой по отцу ещё до судимости за изнасилование. Его родители разошлись. Отец много и часто пил горькую, и мать Коли ушла к другому мужчине. Мать вышла замуж за трезвого, хозяйственного и толкового вдовца. Коля пытался с ними жить, но отчим был человеком аккуратным и педантичным, что очень раздражало пасынка. Все инструменты необходимые для ремонта дома у отчима всегда были прибраны, а Коля часто нарушал этот порядок. Если бы родной отец сказал Николаю, что инструмент нужно прибирать на место после использования, то у сына на отца за подобное замечание вряд ли возникла бы обида. Однако, когда подобное замечание Николаю делал отчим, гнев от несправедливых придирок, как он считал, выводил его из себя. С первых дней Коля после каждой «придирки» отчима уходил ночевать к бабушке. Все реже и реже Коля возвращался к матери и отчиму, а через год и вовсе перестал покидать дом бабушки. Летом Николай с хоккейной командой во главе с тренером регулярно бегали в парк играть в футбол. Там ему случайно приходилось встречать пьяного отца в компании других собутыльников, сидящих на траве под деревьями. Коля начал стесняться отца и часто со слезами на глазах старался обойти стороной то место, где выпивающий родитель часто сидел с друзьями, а потом засыпал в беспамятстве. Возможно, по этой причине Коля стал раньше всех из троих друзей курить табак и пить спиртные напитки. Мальчик он был высокий и тренер ему давно определил роль защитника, где скорость не была так важна, как у ребят играющих впереди. Однако из-за курения Коля и на задней линии не поспевал оказывать достойное сопротивление нападающим соперника, потому что всюду запаздывал. Одышка и быстрая усталость стали заметны не только ему самому, но и тренеру. Если бы не тюрьма, то тренер в скором времени, наверное, отчислил бы Колю из команды.
Удивительно, но первый раз Николай Сарви попробовал сваренный из маковой соломки наркотик — в лагере. Казалось бы, что в колонии такое немыслимо, но реальная жизнь опровергала это наивное заблуждение. У осуждённого человека советское государство в лагере забирало себе пятьдесят процентов зарплаты. Если заключенный за месяц на производстве зарабатывал триста рублей, то только половину он получал на свой лицевой счёт и мог их тратить на себя или переводить почтовым переводом родственникам на свободе. Деньги, что заключённые отправляли почтовыми переводами своим близким, по договорённости возвращались обратно в лагерь. Через вольнонаёмных работников колонии с десятикратной переплатой деньги заключённых возвращались в лагерь в виде чая, спиртных напитков, сильнодействующих снотворных и даже в виде маковой соломки со шприцами, ацетоном и другими необходимыми составляющими для варки наркотика. На «стройки народного хозяйства» Николай Сарви вышел уже опытным наркоманом. Если первые уколы в вену не превышали двух «кубиков» в день, то на воле Коля «разогнал» дозу до десяти «кубов». Родная бабушка со слезами иногда делилась с ним своей крохотной пенсией, наблюдая, как внук мучится от «ломки» во время отсутствия денег. Николай предпринимал попытки отказаться от наркотиков и бывало, что выдерживал больше месяца. Однако, как говорят наркоманы со стажем, — опиум терпелив.
Отбыв с трудом срок на «химии», Николай стал полностью свободным. От надзора со стороны милиции он был избавлен, потому что освободился из лагеря условно. По этой причине он стал часто попадать в притоны знакомых наркоманов, где сблизился со своей будущей подругой. Для того, чтобы регулярно иметь дозу, нужно было где-то брать деньги. В это время подруге Николая достался в наследство домик с огородом на юге области, почти на границе с Казахстаном. Сначала сожители хотели дом продать, но так как жить было негде, сожительница уговорила Николая ехать на место и заняться заготовкой конопли и выращиванием мака, но уже в собственном огороде. На тот момент, когда Валерий Бурцев решил съездить к другу детства и подельнику, Николай и его подруга Катя прожили в унаследованном доме больше года. Они без опасений в первое лето насадили мака, конопли на большей части своего участка. Никому в сельской местности до них не было дела. Собрав первый урожай мака, они решили главную для себя задачу — обеспечили свои потребности в маковой соломке до следующего года. Иногда из областного центра к ним приезжали друзья наркоманы, которые покупали у них сухую и качественную соломку. На эти деньги молодая семья могла питаться. Избыток наркотического сырья уже не радовал Николая. Большая доза уже не приносила того кайфа, как когда-то, но остановиться он уже не мог. Сарви перестал принимать регулярно пищу. Губы его были всегда пересохшие. А зубы буквально крошились. Все руки Николая были покрыты гниющими и незаживающими язвами. Вены, куда можно было делать уколы, отсутствовали напрочь. Иногда в поиске вены Николай причинял себе неописуемую боль, потому что колоть себя в пах или даже в язык было нестерпимо. Всем казалось очевидно, что человек неумолимо шёл к своему логическому концу. Спутница Николая по несчастью выглядела лучше, так как не колола огромные дозы, подобно мужу, но её дни тоже были сочтены. Переезд супругов в свой дом и наличие неограниченного количества грязного наркотика убивало ещё молодых людей значительно быстрее, чем в городе на голодном наркотическом пайке. Жаркое лето ускорило неминуемую развязку.
С утра сожители сварили двадцать «кубов» наркотика и были заняты поиском места, где хоть чуточку были видны на язвенных ногах вены Николая. Катя, имевшая плохое зрение, скрупулёзно обследовала ноги мужа и нашла мелкую и плохо видимую вену на подъёме стопы, которая то появлялась, то исчезала.
— По-моему, я вижу её… Она то есть, то пропадает.
— Набери сразу побольше, чтобы не пришлось «догоняться». Потом можем не найти! — произнёс нервно Николай. Он опустил ноги с кровати на пол, чтобы вены могли наполниться кровью и легче определиться, а сам лёг поперек широкой кровати с серыми простынями и с засохшими кровяными пятнами на них. Катя набрала полный толстый шприц и, как охотница за исчезающей веной, встала на колени и на локти, склонившись над ступнями мужа на полу. Вонь от варки наркотической гадости в комнате была непереносимой для нормального человека, но не для супругов. Наконец-то, Катя изловчилась и воткнула тоненькую иглу в появившуюся вену. Николаю казалось, что прошла целая вечность, пока жена выдавила всю жидкость.
— Одиннадцать кубов мы ещё ни разу не вгоняли, — произнесла вспотевшая Екатерина, но Николая уже ничего не волновало. Он поднял ноги на кровать и развернувшись лёг во всю длину, закрыв глаза. Катя набрала в шприц из склянки остатки и легко попала себе в вену на тыльной стороне ладони левой руки. Катя не пыталась лечь рядом с другом, а взяла свободную ватную подушку без наволочки и улеглась на пол. Жара с утра начала проникать в дом, несмотря на запертые двери и ставни на окнах.

ГЛАВА 6

Лето выдалось жарким, а в городе жара казалась особенно нещадной. Работать днём без опущенных в машине стёкол стало невозможно. С другой стороны, опущенные стекла способствовали частым простудам, хроническому насморку, и оттого плохое настроение не покидало Бурцева в дневные смены. Вот и сегодня насморк не давал возможности обходиться без носового платка ни минуты. Температуры не было, поэтому рассчитывать на бюллетень не имело смысла, и Валерий выехал на линию согласно графику в ночь. Ночью работа представлялась более терпимой. После того, как старый сменщик Виктор Смирнов вышел у дома, Валерий поехал в сторону универмага, чтобы купить носовых платков. Не доезжая до назначенного места, ему махнула парочка — парень с девушкой. Валерий остановился.
— Посёлок Судоремонтников?! — спросил паренёк в яркой рубашке без рукавов с зелёными пальмами и красно-желтыми попугаями на них.
— Садитесь, — был вынужден сказать Бурцев. Носовой платок лежал на коленях уже весь скомканный и мокрый. «Нужно не забыть, когда приеду домой обедать, попросить у матери маленькое полотенце вместо носового платка…» — подумал Валерий.
За прошедшие месяцы Бурцев сбился со счета, сколько поездок он совершил с пассажирами в разное время суток в посёлок Судоремонтников. У злополучного восемнадцатого дома Валерий видел опять в том же теплом одеянии, несмотря на лето, ту же бабушку на лавочке. Случалось так, что бабушки у дома не оказывалось, но в следующий приезд она вновь появлялась. Бурцев предположил, что Наташа Гладышева, возможно, здесь не живёт, но спрашивать у кого-либо было опрометчиво. Валерию хотелось рискнуть и выскочить на минуту из машины около старушки и спросить её о внучке, но он никак не решался. Бурцев опасался, что в этот момент может кто-то из родственников выйти из дома и увидеть его. Старая женщина опасности не представляла, так как казалось очевидным, что долго она не проживёт. Однако старушка могла дома сказать кому-нибудь, что какой-то парень на такси спрашивал о Наташе, а это плохо. Посвятить наблюдению за домом свой выходной день Бурцев не хотел, потому что спрятаться на улице было негде.
Пассажиры, парень с девушкой, расположились на заднем сиденье и негромко разговаривали. Несколько раз за дорогу Бурцев чихнул и извинился, на что молодая пара ему каждый раз желала здоровья. Подъезжая к повороту на главную улицу посёлка, Бурцев спросил:
— Где вас высадить?
— Мы выйдем у гастронома. Для этого надо повернуть сейчас направо на улицу Судоремонтную, потом через квартал мы выйдем, — пояснила девушка.
— Возьмите, — сказал парень и протянул Бурцеву три рубля. Валерий положил деньги в нагрудный карман, и молодой человек одновременно с девушкой произнесли: — Спасибо! — Молодая пара засмеялись от того, что случайно одновременно поблагодарили таксиста, словно по команде. Бурцев кивнул, не оборачиваясь. Ему не хотелось показывать покрасневший нос от насморка. Постояв какое-то время у гастронома, Валерий решил зайти в магазин. Бурцев подумал, что, вероятно, в здании гастронома есть отдел с галантерейными товарами, где можно будет купить носовой платок. Внутри толпился народ. В два отдела тянулись длинные очереди преимущественно из женщин с детьми. Что продавали и за чем стояла длинная очередь — казалось непонятно. Позже Бурцев определил из разговоров, что привезли говядину по рубль девяносто за килограмм. Из-за длительного отсутствия мяса у всех скопилось много талонов на этот продукт, и люди надеялись отовариться сполна. Вспотевшие женщины с утомлёнными детьми шумели и контролировали окриками нарушение порядка в очереди. Шум стоял невообразимый. Протиснувшись через толпу вдоль всего гастронома, Валерий понял, что носовые платки здесь купить невозможно. С трудом Бурцев выбрался из душного помещения на улицу и пошёл к машине. Открыв дверцу, он услышал приветствие.
— Здравствуйте! — Валерий обернулся и увидел загорелого улыбающегося паренька. Сначала лицо молодого человека показалось ему незнакомым, но потом Бурцев понял, что перед ним тот самый молодой человек, которого он привёз в мае из аэропорта и которому посоветовал не бросаться деньгами.
— Здравствуй, — ответил Валерий, утирая уже по привычке нос измятым платком.
— Вы меня не помните?
— Помню. По-моему, Николай?
— Да!
— Ну, как дела, Николай?! Как твоя молодая жизнь? Не женился ещё? — спросил Бурцев снисходительно первое, что пришло на ум, усаживаясь за руль.
— Нет! Я ещё погуляю годика два! — ответил парень, продолжая довольно улыбаться. — Помните, вы спрашивали меня о Наташе Гладышевой?! — и здесь улыбка сошла с лица Николая.
— Помню, — ответил Бурцев, непроизвольно предлагая парню присесть на переднее сиденье в машине рядом и поговорить. Сердце учащенно забилось в груди, и Валерий почувствовал, что сейчас узнает важную новость, но не был уверен, хорошо ли то, что эту новость ему сообщит этот парень.
— Когда весной вы меня привезли домой, то я в тот же день вечером узнал у матери о вашей подруге. Мать спросила, почему мне это интересно, и я рассказал про вас. — При последних словах у Бурцева все похолодело внутри. Немедленно он подумал, что теперь не сможет без риска устранить эту девушку и успел пожалеть о том, что тогда спросил о ней у Николая. — Мать мне сказала, что Наташа Гладышева погибла два года назад.
— Погибла?! Отчего?! — спросил поражённый новостью Бурцев.
— Мать рассказала, что пять лет назад Гладышева вышла замуж за парня однокурсника. Они оба учились в индустриальном институте. После учёбы их распределили работать на север области. Молодая пара по специальности были связаны с добычей нефти. Два года назад Наталья с мужем и ещё с десятью пассажирами на вертолёте упали где-то в тайге в болото. Когда их нашли, то все были мертвы. У молодых остался пятилетний сын. Родители Натальи ездили туда на похороны. Там у Гладышевой с мужем осталась квартира. Теперь родители Натальи большую часть времени живут с внуком в той северной квартире. Старики планируют поменять квартиру погибшей дочери на какую-нибудь здесь, в областном центре. Им хочется, чтобы у внука, когда он вырастет, имелось собственное жилье здесь. Однако пока вариантов нет. В нашем посёлке в доме осталась бабушка Натальи по матери и сестра.
— Да-а-а?! Как печально, — искренне и задумчиво произнёс Бурцев, забыв на мгновение, что искал эту погибшую девушку, чтобы лишить жизни. — Никто не знает, где и когда его ждёт конец, — добавил Бурцев. — Николай, ты не в город собрался? Я могу тебя бесплатно подбросить.
— Нет! Я шёл мимо с другом из нашей бригады и увидел вашу машину. Я тогда запомнил её номер — 86–14. В сумме эти цифры дают сотню, поэтому легко отложились в памяти.
— Николай, я поеду. Надо работать. При случае как-нибудь пива попьём, хорошо?!
— Хорошо! Я до сих пор не знаю, как вас зовут!
— Валерий меня зовут.
— До свидания! — крикнул Николай отъезжающей машине. Бурцев дважды посигналил и, подняв пыль с обочины дороги, быстро уехал.
Бурцев был подавлен. Он сейчас чувствовал ещё большую вероятность того, что его преждевременный конец определён. Казалось бы, что нужно радоваться тому обстоятельству, что нет надобности лишать жизни очередную виновницу его бед. Однако предчувствие ему подсказывало, что все эти известия о смерти судьи Низовских, а сейчас и Натальи Гладышевой — роковое предупреждение ему. Он гнал от себя эту мысль, потому что у него в списке оставалось ещё два друга детства. Роман из десяти лет отсидел только два года и с уверенностью можно сказать, что через восемь лет его можно встретить здоровым и невредимым. Коля Сарви тоже был жив, хотя являлся наркоманом. «Словно кто-то вновь опережает меня… Мне не дают дотянуться до очередного виновника моих страданий… Мне словно говорят этими смертями, что не твоё это дело… Но почему судья Низовских и Гладышева погибли до моего смертного греха? Мне этого не понять… Значит, смерть Зои была неизбежна, и Господь взыскал с Низовских и Гладышевой вперёд потому, что моя досрочная смерть после убийства Зои тоже неминуема. Однако оставшиеся два моих друга детства все ещё живы, а они больше, чем уже двое погибших виноваты передо мной… Господь им даёт пока жить, но, видимо, очень тяжело и их сегодняшняя жизнь ничем не лучше, чем смерть судьи и Натальи… Всё-таки я должен попытаться дотянуться до Коли Сарви и опровергнуть моё предчувствие… Нужно взять отпуск и ехать к нему… Для Кольки будет достаточно простой передозировки, и он легко уйдёт на вечный покой в дурмане», — рассудил Бурцев, но необъяснимо почему не стал обдумывать заранее в деталях, как именно он это исполнит.

ГЛАВА 7

Бурцев согласно графику ушёл в отпуск и прежде, чем поехать к Николаю Сарви, зашёл к его бабушке узнать точный адрес друга. Седая старая женщина приняла Валерия с радостью. Бабушка Маруся всегда восхищалась Бурцевым и часто советовала Николаю держаться Валерия. Пожилая женщина была счастлива оттого, что Бурцев в свой отпуск решил съездить и навестить её непутёвого, но любимого внука. Сама она уже не решалась ездить на поездах, и то, что Валерий мог привезти весточку от внука, очень её обрадовало. Старушка с юности прожила в России до старости, но так и не избавилась от акцента представителей своей истинной родины — Финляндии. Бабушка Николая не знала, чем угодить Валерию. Полноватая женщина выставила на стол торт, какую-то выпечку, варенье и, не переставая, рассказывала о своей нехорошей снохе, которая давно бросила её сына, а потом и её внука, ради нового мужика. Бабушку Марусю можно было понять. Своего спившегося сына и отца Николая она жалела и в его несчастной участи винила только сноху. Эти рассказы Валерий слышал каждый раз, когда встречал бабушку друга. Потом бабушка Маруся расспросила Валерия о его маме и, утирая слезы кухонным фартуком, сказала, что ей очень жаль, что отец не дожил до его, Валерия, освобождения.
Попив для приличия чаю, Бурцев начал собираться. У дверей женщина со слезами в глазах сказала:
— Фалера, не снаю, шив ли мой Коленька… Он феть не тает о сепе снать уше польше кота. Как уехал с шалавой своей — так не пишет… Фчера плохой сон фитела… У меня своих супов не осталось, а во сне суп фыпал… Сердце палело фчера и сефотня… Фот эту сумку перетай ему. Сдесь конфеты, шоколат, чай и копченая колпаса. Еще там тве пары носкоф, я им сфясала, конферты с сапиской и сто руплей отной пумашкой. Пусть мне сфоей рукой напишет, как шифет. Путу штать тепя, Фалера…
Бурцев удалялся от дома и долго чувствовал спиной взгляд сердобольной женщины. «Каким человеком надо быть, чтобы прийти к старой больной женщине и взять у неё адрес её любимого внука, чтобы найти того и лишить жизни? Каким надо быть человеком, чтобы спокойно пить с этой старушкой чай, слушать, как она сильно любит своего внука и волнуется за него, сознавая, что пришёл по его душу? Каким надо быть человеком, чтобы ложно, но правдоподобно сочувствовать этой женщине? Каким надо быть человеком, чтобы делать вид, что тебе хочется только из дружеских чувств съездить в свой отпуск и навестить друга детства и товарища по несчастью в другой город за триста километров, а потом хладнокровно сделать ему укол со смертельной дозой наркотика? Это не может быть по Богу… как бы ни были виноваты передо мной мои жертвы. Я совсем запутался… Богоугодное дело не может твориться убийством… Я чувствую это. Это может быть только по воле дьявола… Но я все равно не смогу избежать печальной участи, даже если откажусь от мщения…» — думал Бурцев, направляясь на вокзал за билетом на поезд.
У вокзальных касс стояли длинные очереди. Лишняя масса напечатанных денег всегда заметна в стране Советов по очередям. Измождённые люди часами стояли, чтобы купить недорогой билет на поезд. Валерий понял, что не хватит никакого времени и терпения, чтобы купить билет. Бурцев подошёл к окошку администратора, где не было людей, и бросил свёрнутую купюру в двадцать пять рублей полнощёкой женщине на стол, и сказал, куда ему нужен один билет. Женщина посмотрела Бурцеву за спину, будто пытаясь определить, есть ли кто рядом с просителем, и сказала еле слышно:
— Приготовьте паспорт и тринадцать рублей за место в плацкартном вагоне. — Валерий быстро все исполнил, как его попросила полнощёкая и крашеная блондинка с облезлым на кончиках ногтей лаком. Администратор с его паспортом и деньгами вышла из своей кабины, задёрнув перед этим белую, давно не стираную шторку в окошечке. Через десять минут женщина вернулась и отдала Бурцеву документ с билетом внутри. Поезд уходил рано утром и прибывал на место в обед. Валерий поехал домой, чтобы лечь пораньше и выспаться перед дорогой.
Вечером Августа Алексеевна Бурцева приготовила сыну плов из баранины, который всегда нравился ему больше всех блюд. Валерия удивило, что мать накрыла стол в большой комнате.
— Валера, я не знаю, зачем тебе ехать к Кольке в такую даль. Он наркоман, поэтому будет опять просить у тебя денег! Колька с Романом так тебя подвели тогда, что я бы на твоём месте обходила их обоих за версту. Эти твои друзья уже пропащие люди… Зачем они тебе?
— Последний раз посмотрю, что с ним. Больше встречаться с ними не буду, — ответил Валерий, чтобы успокоить мать.
— Где-то обещала зайти соседка сверху, Аннушка, и попробовать плов. Я шутя говорю ей, что неси красного сухого вина, тогда угощу. Она согласилась, — при этих словах Августа Алексеевна старалась не смотреть на сына. Валерий знал, что мать опять пытается навязать ему одинокую соседку, которая была младше Валерия на три года и работала в школе учителем математики. Анна уже побывала однажды замужем, но прожила в браке меньше года и ушла от мужа, потому что застала его с другой женщиной. Мать считала Анну очень достойной женщиной, которая точно необходима Валерию. А Валерий не жаловал избранницу матери, потому что она казалась ему без «перчинки». Подобных женщин часто встретишь в школах, в библиотеках и в залах картинных галерей в качестве смотрительниц за посетителями.
— Мама, я не смогу долго сидеть с вами. Мне завтра рано на поезд, — сказал Валерий, не одобряя скрытого сватовства матери.
— Долго никто и не станет сидеть! — чуть обидевшись, ответила мать. Раздался звонок в дверь. Мать с довольным видом побежала открывать, желая, чтобы сын и соседка встретились за столом.
— Валера, к нам гостья со своим вином! Встречай! А у нас, Аннушка, как раз мужчина за столом оказался! Значит, есть кому открыть бутылку и разлить вино! — объявила лукаво мать, как будто это не было ей и Аннушкой задумано загодя. Бурцев почти был уверен, что мать подмигнула гостье во время громкого объявления в прихожей. Валерий решил не расстраивать мать и не противиться театру двух женщин. Аннушка вошла в зал с вином в руках. Лёгкий румянец на щеках выдавал её волнение, а укорочённая светлая обтягивающая юбка в сочетании с чёрными колготками подчёркивала приятно полноватые, но всегда желанные для Валерия женские формы.
— Здравствуйте! — произнесла женщина с ярко накрашенными губами. Валерий вышел из-за стола и взял из её рук бутылку сухого крымского вина.
— Здравствуй, Аня! — ответил буднично Бурцев на «ты» и предложил гостье садиться рядом, а сам тем временем пошёл с бутылкой на кухню за штопором. Валерий нисколько не волновался перед Анной, потому что чувствовал своё превосходство над ней. Это чувство даётся мужчине немедленно, как только он впервые видит женщину. Валерий давно знал Аннушку, но на близость с ней никогда не находил времени, потому что был уверен, что эта женщина будет принадлежать ему в любое время, если он этого пожелает. Из кухни Валерий слышал, что женщины еле слышно переговариваются, и когда он направился обратно в зал, — они вдруг громко заговорили о погоде.
— Просто удивительная жара нынче! — произнесла хозяйка. — Валерий решил в жару уйти в отпуск. В машине ездить невозможно.
— У нас всегда отпуск летом, поэтому нам, учителям, страдать от жары на работе не приходится, — включилась в разговор Аннушка. Валерий поставил перед всеми бокалы и начал разливать вино.
— Аннушка, сейчас положу тебе плов и ты скажешь, как получилось моё блюдо. В этот раз я долго держала маленький казан на газу, пока вся вода не выпарилась. Моркови положила больше, чем обычно, поэтому цвет риса получился золотистым.
Как только мать ушла, Валерий спросил:
— Во время отпуска куда-нибудь поедешь или дома останешься?
— Могла бы на Чёрное море съездить на неделю, но одна не хочу.
— А со мной бы поехала? — зачем-то спросил Валерий, нисколько не опасаясь получить отказ.
— С вами бы поехала, да вы не захотите, — грустно произнесла Аннушка. Из кухни вышла мать с большой тарелкой полной плова.
— Августа Алексеевна, куда вы столько много мне наложили?! Я не съем! — сказала Аннушка явно для Валерия, хотя он был уверен, что такие широкозадые женщины любят поесть, но стесняются показывать хороший аппетит.
— Поправляйся! — сказал иронично Валерий и взял бокал в руку. — За что выпьем?
— Как за что? За твой отпуск! — сказала мать и подняла бокал, наполненный вином на три четверти. Все трое чокнулись звонким хрусталём. Мать сделала так, что молодые последними между собой сомкнули бокалы. Все отпили немного вина и начали есть.
— Плов — настоящий! — сказала Аннушка, желая похвалить хозяйку.
— Да! Как тебе в этот раз удалось не переварить рис? — спросил сын у матери.
— Не уходила далеко от плиты, чтобы не просмотреть нужную кондицию, — сказала довольная Августа Алексеевна оттого, что молодым понравилось её кушанье.
— Сегодня соседка по лестничной площадке, тётя Маша, отдала мне талоны на водку. Говорит, что у неё пить некому — муж умер именно от неё родимой в прошлом году, — вдруг сказала Аннушка, обращаясь к матери Валерия. — Мне они не нужны. Я водку не пью. — Она явно это сказала для Бурцева, потому что была наслышана, что таксисты ночью торгуют водкой.
— Отдай мне, — сказал Валерий, слегка захмелев. Он понял, что таким образом Аннушка приглашает его после ужина подняться к ней за талонами.
— Я с собой не взяла. Поднимитесь — я вам их отдам, — продолжала на «вы» обращаться к Бурцеву Аннушка, чуть краснея потому, что её план по заманиванию парня, так легко осуществляется.
— Удивительно! Куда скатываемся с этой антиалкогольной кампанией?! — сказала Августа Алексеевна, мысленно одобряя находчивость Аннушки. — Горбачев всё-таки заболтает страну до ручки. Он и своих бездельников боится напугать, которые, как он сам, всю жизнь у кормушки на пайках просидели, и понимает, что перемены нужны. Не меньше он боится и того, что все с такой силой может повалиться и рухнуть, что никому не удастся убежать. Если ты осознаешь, что не могут в нормальной стране парикмахерские, бани и прачечные быть государственными, то не болтай, а продай или раздай все людям. Надо, как Сталин, силой и кровью продвигать свою идею, если считаешь её верной. Отобрать частную собственность было трудно, потому что весь мир за это на нас ополчился, а вернуть её людям — намного легче. Этот самый мир будет только аплодировать тебе. По крайней мере, убежать от домашних мракобесов будет куда, если что не получится. Люди перестали всего бояться. Работать никто не хочет. Все только думают о водке, о самогоне, о браге, поэтому не только сахар пропал в магазинах, но и дешёвая карамель в «подушечках» исчезла, — завершила свою тираду Августа Алексеевна, родившаяся в интеллигентной семье, в которой отец сидел в сталинских лагерях за необдуманное помещение портрета Сталина в туалет на время ремонта в конторе.
— Пить стали, по-моему, ещё больше, чем прежде! Наркоманов развелось — тьма- тьмущая! В соседнем подъезде чуть не сгорела одна квартира! Там варили наркотики, и какая-то горючая жидкость попала на открытую спираль электроплитки. Все вспыхнуло — еле погасили. В подъезде гарью до сих пор воняет, — поведала Аннушка. Она раскраснелась от вина и горячего плова. Валерий прижался коленом к её бедру, но Аннушка не убрала свою ногу, а напротив, как показалось Бурцеву, сделала встречное движение. Теперь они касались под столом ног друг друга и без сомнения желали близости. Валерий вышел в свою комнату приготовить одежду, деньги, паспорт и билет на утро. Женщины ещё долго разговаривали. Аннушка рассказывала о школе и о том, что мало платят, о том, что молодые учителя бегут на производство и не хотят по двенадцать часов сидеть в школе за копейки, мучаясь с непослушными детушками. Однако Валерия не покидало ощущение, что все рассказы Аннушки служили прикрытием для её истинных плотских намерений, которые были очевидны для него.
— Валера! Иди к нам! Что ты ушёл?! — Бурцев вернулся в зал. — Будете допивать вино? — спросила Августа Алексеевна.
— Нет. Я больше не хочу, — сказала Аннушка. — Спасибо, Августа Алексеевна, за ужин! Такого плова я никогда не ела! — добавила гостья и засобиралась домой.
— Да! Талоны нужно подняться забрать у Аннушки! Сходи, Валера! Тебе они сгодятся! — сказала Августа Алексеевна.
— Пойдёмте — отдам, — коротко сказала Аннушка, не глядя на Бурцева. Молодые люди поднялись на этаж выше.
— Заходите. Сейчас включу свет, — сказала в прихожей Аннушка. Бурцев сзади нежно обхватил девушку одной рукой за нижнюю часть живота, а другой за грудь и тихо сказал:
— Подожди, пока не включай свет… — Аннушка не мешала его рукам касаться себя. Своим задом женщина чувствовала твёрдую плоть Валерия. Потом Анна повернулась лицом к Бурцеву, и они начали целоваться. Это продолжалось недолго. Аннушка отстранилась и, прерывисто дыша, почему-то шёпотом сказала:
— Пойдём в комнату… — За окном смеркалось, но слабый свет через окно ещё освещал комнату. Аннушка села на диван. Бурцев присел справа от неё и опять начал целовать хозяйку. Он запустил руку под юбку и почувствовал между ног у женщины проступившую влажность на колготках. Повалив Анну за шею на диван, Бурцев быстро задрал юбку и, встав с дивана, двумя руками снял с девушки полностью колготки. Анна не препятствовала ему, а напротив, лёжа помогала снять с себя быстрее колготки вместе с трусами, приподнимая свой зад над диваном. В одно мгновение Бурцев приспустил с себя брюки вместе с нижним бельём и, скинув спешно туфли, лёг на Анну. Молодая женщина тихо стонала, на каждое резкое движение Бурцева, и через минуту молодые затихли. Разрядка пришла к Валерию быстро из-за того, что он весь вечер был возбуждён от прикосновений под столом. Бурцев ладонь подложил Анне под затылок и невольно попытался ощутить ту самую ямочку, которая для него теперь имела магическое значение. «В таком положении у женщины не прощупывается ямочка…» — подумал Бурцев и опять по привычке испытал знакомую слабую брезгливость к использованной женщине.
— Анна, я пойду… Мне завтра рано вставать, — сказал Валерий и был рад, что в комнате уже темновато, и Анна не видит его глаз.
— Иди… — тихо, не вставая с дивана, ответила соседка. Мать дома мыла посуду и удивлённо посмотрела на сына.
— Вы даже не поболтали?!
— Если бы завтра не уезжать, то побыл бы у неё подольше. Вот вернусь — схожу к ней в гости, — сказал Валерий намеренно, чтобы порадовать мать.
— Ну, ладно. Ложись тогда спать. Не забудь будильник завести! — сказала мать чуть громче. Валерий пошёл в ванну и принял тёплый душ.
Утром за Бурцевым пришла машина, заказанная с вечера по телефону. Через час поезд тронулся с вокзала. Валерий сидел у окна и наблюдал, как проплывают мимо старые с отлетевшей штукатуркой деревянные двухэтажные пригородные бараки. Затем пошёл смешанный лес, поля, маленькие деревеньки из нескольких изб, опять лес. Бурцев вспомнил вчерашний вечер и Аннушку. «Какая хорошая девица, но не для меня… Что я могу ей дать? Только неприятности и горе в будущем. Какой открытый, чистый, но грустный у неё взгляд… Я ей, по-моему, нравлюсь… Она не та, ради которой я бы мог потерять голову, но может ли теперь существовать такая после того, когда я в пьяном состоянии застрелил женщину тотчас после близости?.. Трезвый я не смог бы убить Зою… Я почти уверен в этом, но Бог зачем-то лишил меня разума…» — думал Бурцев, глядя на мелькающие огромные сосны за окном. Через два часа дороги на юг лес сменился полями и небольшими кустарниками. Открылся далёкий горизонт. Напротив Бурцева за столиком сидела молодая женщина с ребёнком лет пяти, который не мог сидеть на месте и смотреть только в окно. Женщина то и дело заправляла волосы за уши, чувствуя взгляд Бурцева. Мальчик все время рвался к проходу, чтобы обследовать вагон и повидать всех пассажиров. Мать на непоседу шипела, но это на мальчишку не действовало. Молодой маме пришлось вылезти из-за стола и пойти за сыном, чтобы он чего-нибудь не натворил. «Мальчику непременно нужен отец. Если бы я взял в жены Аннушку, и она родила бы такого же ребёнка, то кто бы из него вырос без отца? Это, возможно, был бы несчастный человек, потому что без отца мальчик редко не попадает под влияние таких же ребят из неполных семей, которых в стране очень много… А может, моя мать с Аннушкой смогут воспитать достойного парня? Нет! Если со мной что случится, то Анна выйдет опять замуж. У мальчика обязательно возникнут проблемы с отчимом, и сын, как тысячи детей, вынужден будет уйти, в лучшем случае, к бабушке… Это только тем хорошо, что моя мать будет иметь смысл жить после моего ухода…» — продолжал рассуждать Бурцев.

ГЛАВА 8

— Поезд будет стоять пять минут! — громко объявила полная проводница в тёмно-синей поблескивающей юбке со складками ниже живота для пожилой пассажирки, которая хотела выйти на перрон и что-то купить. Бурцев с большой сумкой вышел из вагона.
— До свидания, — сказал Валерий проводнице на выходе и направился к небольшому зданию вокзала, оштукатуренному и окрашенному с добавлением светло-зелёного колера. Вокруг тюльпанообразных переполненных бетонных мусорниц было наплёвано, набросано много окурков, обёрток и всевозможных измятых и разорванных бумажек. У входа в здание стоял заросший и сутулый мужчина в измятом пиджаке. На ноги у него были надеты сношенные сандалии с открытым носком, откуда торчали грязные пальцы с длинными, загнувшимися внутрь, чёрными ногтями.
— Парень, дай сколько можешь. Не ел уже три дня, — сказал нетрезвый и дурно пахнущий мужик Бурцеву. «Просящему у тебя дай и не отвращайся…» — вспомнил Бурцев тотчас Евангелие. Хотя сначала ему хотелось сказать неприятному просящему, что нужно работать. Было очевидно, что хлеб этого несчастного человека интересует в последнюю очередь — ему прежде всего хотелось чего-нибудь выпить. «Мне не дано знать, почему и для чего он просит…» — подумал Бурцев и выгреб всю мелочь, что была в кармане брюк. Высыпав в грязную ладонь опустившегося человека все монеты, Валерий почувствовал лёгкое удовлетворение и приятную уверенность среди незнакомых людей. Заросший нищий долго кланялся и крестился вслед Бурцеву.
На небольшой площади перед вокзалом стояли в сторонке две «чувашки», так называемые автомобили такси, прошедшие капитальный ремонт в Чебоксарах, которые легко определялись по угловатым передним крыльям. Было видно, что услугами такси в этом маленьком городке мало кто пользовался. Валерий подошёл к двум разговаривающим таксистам и спросил, кто из них согласится довезти его до села Степное.
— Если двадцать рублей не жалко, то поехали, — сказал паренёк с угрястым ухом.
— Сколько туда километров? — спросил Бурцев.
— Километров двадцать пять будет, — ответил второй таксист, что постарше.
— Поехали, — согласился Бурцев. Через некоторое время машина пронеслась мимо знака «с. Степное». Две длинные улицы пересекали друг друга в центре населённого пункта.
— Мне нужна улица Молодогвардейцев, дом 2. Это значит, где-то в начале одной из улиц, — сказал Валерий. Таксист посмотрел по сторонам и определил, куда ехать. Всюду ходили гуси с грязными лапами, а толстые куры что-то беспрестанно клевали в траве. Кое-где паслись у домов козы, привязанные на верёвку к вбитому в землю колышку. Народу в селе казалось словно не было вовсе.
— Вот этот дом должен быть по улице Молодогвардейцев вторым, — сказал таксист и остановил машину возле трёх женщин, что стояли рядом с бортовой автомашиной. — Это Молодогвардейцев, 2? — спросил таксист у женщин, и те подтверждая кивнули головами.
— Вы кто им будете? — спросила одна из женщин вышедшего из машины Бурцева.
— Кому им? — в свою очередь спросил у женщин Бурцев.
— Хозяевам дома — Катерине с Николаем.
— Я от родственников Николая приехал, — с нехорошим предчувствием ответил Бурцев на вопрос женщин с хмурыми лицами.
— Померли они оба, видимо, ещё третьего дня… Там сейчас в доме участковый с мужиками.
— Подожди меня минут десять, — сказал Валерий таксисту и прошёл в открытую просевшую калитку рядом с воротами. Во дворе Бурцев увидел два открытых длинных ящика на земле. Крышки с этих ящиков стояли прислонёнными к забору, отделяющему двор от огорода. Двери в дом были широко распахнуты. Тяжёлый запах ударял в нос на подступах к этим дверям. Бурцев достал платок из кармана, приложил его к носу и вошёл внутрь. В большой комнате на полу лежал Николай Сарви и его подруга Катя. Возле них сидел на корточках молоденький милиционер с погонами младшего лейтенанта и осматривал руки умерших. Три мужика стояли чуть поодаль и ждали распоряжений от участкового милиционера.
— Здравствуйте! — сказал Бурцев, не отрывая взгляда от сильно исхудавшего тела друга, лежащего на полу. Николая почти невозможно было узнать, и только высокий рост и неправильный прикус его челюстей говорил Бурцеву, что этот тщедушный и бездыханный мужчина на полу — друг его детства. Нижняя челюсть Николая всегда выдавалась вперёд, и Валерий вспомнил как в детстве учил его правильно закрывать рот, чтобы нижняя челюсть не выходила вперёд верхней, а наоборот, чтобы верхние зубы закрывали нижние. Однако Николай через пять минут забывал о правильном прикусе, и подбородок его вновь привычно выдавался вперёд. Валерий вспомнил, что Николая Сарви учительница математики на контрольных работах самого первого отпускала в коридор, чтобы он никому не подсказывал. Он был очень способным по математике и кроме пятёрок не знал других оценок, что не относилось ко всем другим школьным предметам.
— Здравствуйте, — ответил милиционер и с недоверием посмотрел на Бурцева. — Вы родственник? — поинтересовался он.
— Нет. Я не родственник, но от родственников привёз ему продукты, — ответил Валерий, почему-то умалчивая, что Николай друг его детства.
— Продукты им живым-то не очень нужны были, а теперь и вовсе… Они оба позавчера одновременно умерли от передозировки наркотиков. По-моему, они добавили в свою «ширку» какую-то гадость из толчёных таблеток. Соседка пришла к ним вчера передать молодую картошку, они накануне у неё попросили, но ей никто не открыл. Соседка знала, что они наркоманы, поэтому с улицы открыла ставни и заглянула к ним в окно. Хозяин лежал на кровати неподвижно, а хозяйка, если можно так сказать, на полу… Бабушка Шура увидела, что у него рот весь в пене. Я вчера вечером приехал и сломал дверь, а они уже были оба холодные… Сегодня начальник районного отдела дал мне машину грузовую и трёх мужиков «суточников» для того, чтобы покойников свезти на сельское кладбище и похоронить. Если хотите, то присутствуйте. Прошу только моим мужичкам денег не давать, а то они быстро им применение найдут. Если захотите их покормить, то деньги передадите мне, а я им куплю продуктов в райцентре.
— Хорошо, — тихо ответил Бурцев, продолжая смотреть на жалкое и очень исхудавшее тело друга, оголённое по пояс. Мощная электрическая плитка, пожелтевшие алюминиевые чашки, ложки, бидоны, бутылки от ацетона и уксусного ангидрида, старые газеты — все лежало на облупившейся столешнице круглого стола. Из мебели в комнате стояли только железная панцирная кровать полуторка и стол. Остальное, что не умещалось на столе, было разбросано беспорядочно на немытом давно полу. Один небольшой грязный домотканый половик из обрезков ткани, казалось, вобрал в себя уличную землю и песок за несколько лет. Но главный раздражитель для постороннего человека был не в ужасной грязи и запущенности помещения, а в чудовищно отвратительной вони, состоящей из запахов варки грязных наркотиков, мочи, какой-то затхлой рыбы, пота и человеческого дерма.
— Эй, молодцы, можете уносить их во двор. Кладите сразу в ящики, а крышки прибейте гвоздями! — крикнул участковый невольным работникам.
— Лейтенант, а что у покойника нет никакой одежды? — спросил очнувшийся Бурцев.
— Посмотрите! Здесь ничего нет, кроме принадлежностей для варки мака. Слава богу, что паспорта нашёл. Родители от них, видимо, отказались давно. К ним ни разу из родственников никто не приезжал. Есть здесь телогрейка, но, думаю, очень она вымазана. Он ведь здесь в селе ремонтником тракторов иногда подрабатывал. В этой телогрейке и ремонтировал технику. Соседи говорят, что у него был пиджак где-то, но мы ничего не нашли. На ней хоть платье есть… Как жили?! Непонятно… Ведь молодые оба, а так опустились… Наркоманов развелось как собак нерезаных. В таком маленьком селе и то нашлась парочка. В огороде, кроме мака и конопли, ничего не сеяли. Они, когда приехали, то у соседки бабушки Шуры первым делом мака на рассаду выпросили. Говорили ей, что очень любят булочки с маком. Словом, она потом поняла, куда им нужен был мак.
— Как же без одежды в гроб? — удивился Бурцев и начал перекладывать из своего пиджака документы и бумажник в брюки, чтобы отдать его Николаю.
— Ребята, наденьте этот пиджак на него, — обратился Бурцев к помощникам участкового.
— Парень, тебе не жалко такую хорошую вещь? Давай я на него свой старенький надену, а твой хороший себе возьму? Какая разница ему, в чем лежать в земле?
— Нет! — хмуро, но твердо ответил Бурцев, вспоминая неприятную манеру молодых заключённых выпрашивать хорошую одежду у новеньких и неопытных заключённых.
— Надевайте! Вам говорят! — прикрикнул участковый на мужиков, и те быстро надели на голое тело Николая пиджак Бурцева. Покойников вынесли во двор и положили в ящики.
— Фу! В доме задохнуться от вони можно! — проговорил участковый на улице, снимая фуражку и вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Застучал молоток. Мужики прибили крышки к ящикам и понесли их к бортовой машине на дороге.
— Парень, надо съездить до кладбища и похоронить моего знакомого, — сказал Бурцев таксисту. — Я тебе ещё двадцатку добавлю.
— Хорошо! — ответил таксист.
— Поезжай за этой машиной. Участковый сказал, что кладбище здесь не очень далеко за селом, — произнёс Бурцев. Милиционер уселся в кабину грузовой машины, а три мужика помощника залезли в кузов и сели на ящики с покойниками.
«Теперь мне определённо ясно, что после Романа придёт и мой черёд преставиться… Пока Роман в лагере — я буду жить…» — почему-то подумал Бурцев. На кладбище две могилы были выкопаны ещё утром. Пятнадцатисуточники проголодались и поэтому быстро на верёвках спустили ящики с покойниками по ямам, и в течение часа над могилами уже образовались холмики.
— А крестов нет, чтобы поставить на могилах? — спросил Бурцев. Участковый пожал плечами и ничего не сказал. Бурцев подошёл к нему и отдал пятьдесят рублей на питание мужикам.
— Если хотите, то я сейчас в деревне закажу плотнику Тимофееву два креста? Приедете к нему на Молодогвардейцев, 34 и заберёте через час. Придётся только оплатить ему работу и материал.
— Хорошо. Закажите, пожалуйста… — сказал Валерий, как будто просил тем самым господа в будущем позаботиться и о нем при похоронах.
— Ну, всего доброго вам, — сказал участковый Бурцеву и пошёл к машине проследить, чтобы его люди не забыли лопаты, молоток, верёвки и уселись в кузов грузовика.
— Может, ты меня потом прямо до областного центра довезёшь? — спросил Бурцев таксиста.
— Дорого будет, — ответил водитель, прикидывая в уме, сколько можно запросить.
— Сколько?
— Рублей двести надо, — ответил неуверенно с угрями в ухе таксист.
«Слава богу, что три сотни не запросил…» — подумал Бурцев.
— Значит, за все — двести?!
— Да, — согласился таксист, понимая с запозданием, что лишился двадцати рублей за поездку в село и ещё двадцати рублей за поездку на кладбище. Однако, чтобы не показаться тугодумом и скрягой, промолчал.
Через час Бурцев съездил за крестами к сельскому плотнику. После установки крестов Валерий ещё недолго постоял у могил, затем сел в машину на заднее сиденье и поехал в сторону дома…

ГЛАВА 9

«Это невероятно, чтобы трое из четырёх намеченных мною жертв ушли преждевременно. Четвёртый пока оказался для меня недосягаемым… Теперь я почти уверен, что и Роман без моей помощи уйдёт раньше… и я не смогу до него добраться… Это не может быть случайностью. Если они гибнут, значит, на них смертный грех… Значит, я приговорён без сомнения тоже, — рассуждал Бурцев на заднем сиденье автомобиля, у которого подвывал задний мост на дорожных спусках, — значит, мои дни ограничены жизнью четвёртого человека — жизнью Романа Ибрагимова… Мне только дадут убедиться в этом… Есть ли смысл мне вести праведный образ жизни теперь, когда мне стало очевидно, что я уйду тоже раньше срока? Как я должен жить? Мне надо убивать женщин при каждом удобном случае? Если близость с приятной особой для мужчины важное в жизни, а это несомненно, то тогда нужно пользоваться этими женщинами, несмотря ни на какие препятствия… Только плотская пресыщенность уменьшает наше желание цепляться за жизнь и бояться смерти… Я должен разлюбить жизнь, как Коля Сарви разлюбил жизнь ради наркотиков, которые уносили его в прекрасную, но нереальную для нормальных людей действительность. Он осознавал, что отдаёт телесное здоровье ради того, чтобы снова и снова прийти в ту сказку, где ему хорошо и радостно… Я же становлюсь слугой дьявола… Он будет отдавать мне жизни только тех женщин, которые заслуживают этого… Мне уже известно, что смерть человека любого возраста всегда оправдана, но причина преждевременной смерти человека известна только Господу… Он не может ошибаться… иначе люди изничтожили бы друг друга давно… Кто обо мне вспомнит после? Никто! Как никто не вспомнит о Коле Сарви и о миллионах подобных ему. Мне остаётся только идти в тайные помощники… Я буду убивать, пока меня не остановят за оплошность…»
Через пять часов такси с Бурцевым подъехало к дому бабушки Маруси. Валерий рассчитался с водителем и, поблагодарив за работу, вышел на воздух. Тёплый летний вечер встретил Бурцева в городе. Валерий постоял перед домом бабушки друга с её сумкой и подумал, что всё-таки тяжело сейчас будет все рассказывать пожилому человеку. «А может, все отложить на завтра? Как не хочется приносить дурные вести знакомым людям… Нет! Нужно все рассказать ей, не откладывая на следующий день…» — подумал Бурцев и решительно вошёл в подъезд. «Мне хочется завтра весь день побыть с Аннушкой — вот почему я не хочу откладывать встречу…» — промелькнуло на миг в голове у Валерия. На звонок в дверь долго никто не отвечал, потом неожиданно, потому что шагов не было слышно, бабушка в тишине спросила за дверью низким голосом:
— Кто там? — Бурцев вздрогнул.
— Баба Маруся, это Валера Бурцев! — в ответ зашумел ключ в замке, и приоткрылась дверь. Баба Маруся, видимо, уже спала, и поэтому стояла в длинной широкой ночной рубашке с распущенными седыми волосами.
— Фалера, ты уше фернулся? — спросила дрожащим голосом удивлённая женщина и запустила позднего гостя.
— Давайте присядем на кухне, — предложил Бурцев, опасаясь напугать стоящую женщину, снимая туфли один о другой.
— Та-та, Фалера! Пойтем на кухню — я чаем тепя напою. — Женщина посмотрела в глаза Бурцеву, пытаясь по ним что-то предугадать. Её тревожила сумка в руках Валерия, но спросить что-нибудь она не решалась. Когда они уселись за кухонный стол, Бурцев сказал:
— Баба Маруся, Коля позавчера умер… — Бурцеву показалось, что он не успел до конца договорить фразу, а женщина уже вскрикнула и причитая заплакала, словно она знала эту страшную новость загодя и только ждала подтверждения. Бурцев молчал. Он не пытался её успокоить. Бабушка плакала, не глядя на Валерия. Она что-то говорила плачущим голосом по-фински, но разобрать ничего было нельзя. Баба Маруся, вероятно, проклинала бывшую сноху за смерть внука. Завёрнутую кисть правой руки в широкий подол ночной рубашки женщина прижимала ко рту и носу. Её открывшиеся полные и бледные икры ног, испещрённые толстыми набухшими синими венами, говорили, что её ноги больны. Бабушка так горько плакала, что Бурцев невольно почувствовал ком в горле. Вид искренней печали и боли старой женщины бередил его душу, и он невольно потянулся за платком в карман брюк. «Как же так? Я хотел смерти её внука, а теперь, глядя на неё, горем убитую, сам готов плакать… Признаться, мне жалко её, а он сегодня не вызывал у меня такой же жалости, когда его опускали в могилу… И всё-таки удивительно близки неприязнь и сочувствие…» — подумал Бурцев, утирая быстро глаза измятым платком. «Господи! — с сожалением вспомнил вдруг Бурцев. — Я не подписал на крестах, кто из супругов, где лежит. Как же родственники это определят, если участковый им не подскажет?»
— Фалера, а кто его похоронил?! — на мгновение перестав плакать, спросила вдруг с испугом в мокрых глазах баба Маруся.
— Участковый с помощниками… Я тоже был на похоронах. Он вместе со своей женой умер в одно время. Они добавили в наркотик какие-то таблетки в день смерти, поэтому не выдержали дозы… Так сказал мне участковый. Хотя, может быть, он ошибается… На вскрытие их не повезли, потому что причина смерти была очевидна для милиции. — Баба Маруся опять заплакала. — Вот сумка. Мне её даже не пришлось открывать.
— Фалера, посити немного со мной! Не ухоти, пошалуста! — взмолилась несчастная женщина. Она не хотела оставаться одна со своим огромным горем. Бурцев был другом её внука с детства. Живой и невредимый Бурцев создавал у неё невидимое, но приятное ощущение присутствия с ней где-то здесь рядом живого и невредимого родного внука.
— Да-да! Я посижу — не беспокойтесь, — ответил Бурцев плачущей безостановочно женщине.
Валерий просидел у несчастной женщины до полуночи. Он рассказал в подробностях все, что видел, а утаил только то, что Николая не в чем было положить в гроб, и что этот гроб был обыкновенным ящиком. Валерию было жалко старушку, а потому не хотелось ещё больше этой подробностью огорчать и без того убитого горем несчастного человека…

ГЛАВА 10

Утром Бурцев проснулся поздно. Перед пробуждением ему снилась женщина с крупным задом. Валерий уговорил её на интимную близость, уже приподнял ей сзади юбку и приспустил с неё огромные белые рейтузы в обтяжку. Незнакомка не противилась, а только о чем-то продолжала с кем-то стоящим перед ней разговаривать, не обращая никакого внимания на то, что Бурцев вот-вот проникнет в неё, но неожиданно пришло пробуждение, и женщина растворилась. Осталась только умопомрачительная эрекция. «Как жаль, что я не закончил задуманного с этой фигуристой бабой… Кто она? Она мне незнакома. Но её зад напоминает мне зад Аннушки… Как хорошо, что я в отпуске. Мне не нужно ехать на работу! Мне не надо никуда спешить, слава богу. Сходить бы сейчас к Аннушке и успокоить себя после такого сна… Нет-нет! Она не поймёт меня… Подумает, что я пришёл и сразу потащил её в кровать. Им всегда необходимо обхождение, а мне, напротив, хочется без лишних слов скорее проникнуть в горячую женскую плоть… Зачем женщины так устроены? Эта разница между мужчиной и женщиной часто служит причиной изнасилований… Нет! Не буду пугать её. Не пойду сейчас, но чуть позже надо зайти к ней обязательно и насытиться вдоволь её слегка полноватым и горячим телом… А лучше посвятить ей весь день. Мне любопытно, заметна ли у неё ямочка?.. В прошлый раз я её не нащупал, а, возможно, ямочки есть только у худеньких женщин? Буду любить её до тех пор, пока не станет противно… чтобы неделю я не мог о ней думать… А может, мне действительно на ней жениться и не искать жену среди стильных и стервозных девок, которые меня особенно тревожат?.. Сколько я каждое утро буду страдать и мучиться? Черт с ним, что меня ждёт расплата! Надо жить, пока Бог даёт мне такую возможность…» — подумал Бурцев с твёрдым намерением исполнить, что наметил. Он скинул с себя простыню и, сложив ноги вместе, стал их подтягивать коленями к подбородку, давая нагрузку на мышцы живота. Подтянув таким образом ноги несколько раз, Бурцев резко сел в кровати. Высокое солнце грело комнатные цветы на подоконнике, а в спальне казалось чуть жарче, чем накануне вечером. Мать что-то делала на кухне, стараясь не греметь, и Валерий, надев халат, незаметно прошёл в ванную комнату, прижимая возбуждённую плоть рукой к животу через карман халата. Опять Валерий вспомнил вчерашний вечер у бабушки Маруси, но теперь солнечный день и сильное желание иметь близость с женщиной не позволяли горю посторонних людей тревожить душу. Сейчас несчастье старой женщины не волновало Бурцева, и ему показалось, что он доволен тем, что смерть от наркотиков никогда не коснётся его, потому что он совершенно другой человек по разуму, чем его друзья детства. «Как жаль, что в юности мы не понимаем, что определённых друзей нужно сторониться и избегать… Это забота родителей, потому что молодые люди не могут самостоятельно уберечь себя от опасных знакомств. Мои родители любили меня и во всем потакали… По этой причине я сблизился с теми, с кем не следовало…» — подумал с сожалением Бурцев, намыливая помазком подбородок. «Если бы отец оградил меня несмышлёного от дружбы с детьми из неполных семей, то моя жизнь, несомненно, сложилась бы иначе… Ему просто требовалось меня встречать после хоккейных тренировок и только. Я бы уходил с ним домой, а не шёл бы болтаться со своими непутёвыми товарищами, которым домой не хотелось, потому что дом для них был нелюбимым местом, и туда они были вынуждены приходить, чтобы только переночевать. Отец часто был занят то работой, то домашними делами и ненароком упустил меня из вида…» — опять с горечью подумал Бурцев о роли родителей в жизни. Тотчас Валерию стало жалко отца за его неподготовленность к воспитанию единственного сына. Отец любил его безумно и несчастье сына не смог пережить. «Вполне возможно, что отец с запозданием осознал, что мог оградить меня от предстоящих испытаний. Может быть, именно это понимание и убило его…» — вдруг заключил Бурцев, глядя на себя в зеркало.
— Валера! — послышался голос матери, и Бурцев ответил:
— Мама, я умываюсь!
— Есть будешь сразу?!
— Чуть позже! — крикнул Валерий. После бритья Бурцев залез в ванну под душ и одновременно стал чистить зубы, не замечая прохладной воды. «Я стал забывать о совершенном убийстве… Это, наверное, признак того, что убийство не будет раскрыто. Иначе предчувствие не давало бы мне покоя. Я знаю себя. Скоро исполнится год, как я застрелил женщину… Я невольно начал забывать о своём злодеянии и если бы не приходилось ездить в загородный дом, то я не вспоминал бы о случившемся… Нет! Это не так. Я все это время не мог чувствовать себя полностью беззаботно и весело, как до убийства. Только, наверное, двадцать лет жизни вернут успокоенность, но больше потому, что собственная жизнь перестанет иметь прежнюю ценность… Эта баба после выстрела какое-то мгновение не отпускала меня… Это удивительное и незабываемое ощущение, которое я не отказался бы вновь испытать… Убийство может остаться в тайне навсегда, если неизвестно точно, что человек убит. Но может ли быть так, что за него господь не взыщет никогда? По Библии возмездие неизбежно, но все ли случаи убийств осуждены Богом? Почему солдат, убивающий для того, чтобы не убили его, доживает до естественной смерти, и господь не взыскивает с него? Я знал и знаю много таких людей», — подумал Бурцев.
— Валера, я купила утром в нашем гастрономе камбалу! Давно её не привозили! Очередь за ней была, как в мавзолей на Красной площади, потому что стоит она копейки, а вкусная, словно деликатес — язык проглотишь! Я нажарила её в муке с луком!
Справная получилась рыба! Хочу, чтобы ты поел её, пока она не остыла! Я пойду Аннушку угощу! Я ей звонила — она дома! Я тебя пока закрою снаружи! — прокричала в закрытую дверь ванной комнаты Августа Алексеевна.
— Хорошо, мама! — ответил Бурцев. «Мать очень сдружилась с Аннушкой и уже только в ней видела сноху. Разве я могу после этого сближения женщин разочаровать их?.. Нет! В крайнем случае, я всегда смогу любить более красивую и желанную женщину, проживая с Аннушкой. Я почти уверен, что она будет прощать мне измены, если я никогда не буду признаваться в этом… даже в очевидных случаях… Мне кажется, что если я приговорённый, то неверность жене мне не может повредить больше, чем неминуемая смерть за уже совершенное убийство… Разве есть смысл просить прощение у палача за то, что ты невольно чихнул от прохладного утреннего ветерка перед казнью?.. А как я приведу Аннушку в загородный дом, где она захочет отдыхать летом и делать посадки всевозможной зелени?.. Я чувствую там себя плохо. Может быть, и она невольно почувствует там запах смерти?.. Я туда привозил несколько девиц, и все они чувствовали себя до принятия спиртных напитков неуютно. Я помню это… Плохая аура загородного дома, особенно в полуподвале, даёт о себе знать и подавляет человека любой чувствительности…» — рассуждал Бурцев, выходя из ванной комнаты надушенным чрезмерно лосьоном после бритья. «Что-то я сегодня значительно обильнее полил себя лосьоном… Это неосознанно для Аннушки! Через час останется слабый приятный запах, и Аннушка сможет его почувствовать только при поцелуях. Я садист… Я уверен, что Аннушка принадлежит мне безо всяких усилий, но я желаю ещё больше её привязать к себе, чтобы потом и вовсе вить из неё верёвки… У неравных партнёров в любви всегда так, поэтому — не я первый, не я последний…» — рассудил Бурцев.
Мать вернулась от Аннушки радостная. Её глаза выражали удовлетворение. Несомненно, не было прямого сообщения о том, что между Аннушкой и Валерием была близость, но имел место какой-то разговор между женщинами, из которого Августе Алексеевне стало ясно, что между её сыном и Аннушкой произошло важное событие. По этой причине пожилая женщина светилась глазами и была весела.
— Аннушке рыба очень понравилась! Она тоже недавно проснулась. Валера, у неё дверной замок нужно сменить. Остался один ключ. Она, конечно, может отца вызвать, но Николай Сергеевич и Людмила Ивановна сейчас все время за городом на даче. Ты бы, сынок, заменил ей замок. Она уже его купила.
— Хорошо. Поем и схожу, — ответил Бурцев, зная наперёд, что мать этого хочет не меньше Аннушки. «Видимо, ключ давно остался в единственном экземпляре, но именно теперь, когда близость с Аннушкой уже произошла, замок подошло время менять…» — подумал Бурцев, понимая план женщин.

ГЛАВА 11

С отвёрткой в руках Бурцев поднялся на этаж выше и, нажав на кнопку звонка, стал ждать, когда откроется дверь квартиры Анны. В тёмном «глазке» мелькнул свет, и дверь отворилась. Аннушка стояла в шелковом тёмно-зелёном халате перетянутым в талии красным пояском. Её тёмные волосы были собраны в пучок на макушке, и оттого шея казалась длиннее и изящнее, да и сама хозяйка сейчас казалась выше ростом. Чуть припухшие верхние веки не портили лица Анны, потому что под глазами кожа была ровная и гладкая, как у ребёнка, несмотря на недавнее пробуждение ото сна. Было очевидно, что Анна готовилась к приходу Бурцева, и от неё исходил едва уловимый аромат духов. Какое-то мгновение молодые люди молчали, глядя спокойно друг другу в глаза.
— Можно войти? — негромко спросил Валерий, не переставая смотреть в глаза женщине. Анна молчала. Затем её губы дрогнули. Она улыбнулась и ответила:
— Ты же знаешь, что тебе можно…
— Неси новый замок, — сказал Бурцев и, не откладывая, начал отворачивать накладки на замочной скважине.
— Какой ты, Бурцев, молодец — сразу за дело, — сказала довольная Аннушка и ушла на кухню. Валерий вынул старый замок из двери. Анна принесла увесистую картонную коробку и протянула Бурцеву.
— Может, проще было не замок менять, а ключи сделать?
— Ключ стал плохо открывать, поэтому я решила купить новый замок. Новый есть новый, — произнесла Анна.
— А новый замок по размеру подойдёт на старое место?
— Мне кажется, я купила точно такой же. Сравни. Ключи даже одинаковые.
— Сейчас посмотрим, — словно себе сказал Валерий и приставил старый замок к новому. — Угадала, по-моему.
— Я женщина одинокая, поэтому кое в чем приходится быть не хуже мужчины, — сказала Аннушка улыбаясь. У неё явно было хорошее настроение.
— Попросила бы меня, — сказал Валерий, уже приворачивая новый замок.
— Ты иногда даже не здоровался, проходя мимо по лестнице. Как же тебя можно было о чем-то просить?
— Что-то я такого не припомню, — удивился Валерий.
— В прошлом году летом часто разминёмся, а ты и не смотришь, кто мимо тебя проходит. Все какой-то задумчивый.
— Может быть, не замечал тебя на улице, но в подъезде не мог не поздороваться, — сказал Валерий. Мысленно он согласился с тем, что в прошлом году в конце лета мог и в самом деле после убийства Зои быть невнимательным и никого не замечать вокруг.
— Ладно. Может, действительно случайно не видел меня. Я все равно не могла бы к тебе обратиться за помощью. Мы тогда не были знакомы настолько… — сказала, улыбаясь многозначительно, Аннушка. — Ты бы, вполне вероятно, мог подумать, что дева набивается в любовницы…
— Наверное, подумал бы, — согласился Бурцев, пробуя открыть и закрыть новый замок. — Попытайся сама, — сказал Валерий и передал ключ Анне.
— Вот что значит мужчина, — сказала Аннушка, — хотя это, конечно, не самое главное в нем… Я приготовила тебе мясо по-французски. Ты должен попробовать обязательно.
— Но мы с тобой недавно ели рыбу, — улыбаясь сказал Валерий и, подойдя ближе, положил ладони на ягодицы Анны поверх её шелкового и прохладного наощупь халата. Затем Бурцев, не открывая рта, провёл своими тонкими сухими губами по губам Анны. Она закрыла глаза. Валерий начал целовать её.
— Пойдём на тахту… — предложила едва слышно Анна. — Ты раздевайся и ложись, а я приду… — почти прошептала женщина. Она ушла, а Бурцев спокойно разделся и забрался под одеяло. Через минуту Анна вернулась голая. Она быстро юркнула к Бурцеву и легла на него сверху. Какое-то мгновение они целовались. Медленно Бурцев переместил Анну под себя, и она, раздвинув ноги, пропустила его… Бурцев проник в женщину до конца, и тут она ему прошептала в ухо:
— Не спеши, пожалуйста… Можно… медленно-медленно?.. — Валерий стал проникать в Анну медленно, но не останавливаясь. Через минуту он почувствовал, что молодая женщина остановила дыхание. Теперь Валерий не выходил из неё, а только еле ощутимо пытался войти глубже и глубже. Анна замерла, напряглась всем телом и с выдохом громко вскрикнула:
— А-а-а-а-а! — Бурцев почувствовал, что в этом безумном крике выразилось наслаждение огромной силы. Валерий понял, что пришла его очередь. Просунув руки под ноги Аннушки, он поднял их высоко и с остервенением, как любил, начал буквально вгонять до упора в расслабленную плоть женщины свою. Опять послышались безумно возбуждающие Бурцева громкие шлепки тела о тело, и через несколько секунд он буквально зарычал как зверь. Очень долго молодые люди лежали неподвижно, чувствуя, как учащенно бьются сердца, а их половые органы независимо от воли судорожно сокращались, словно по собственному желанию, упиваясь наслаждением. Это было то, ради чего мужчина и женщина теряют разум и забывают об окружающем их мире, и могут думать только друг о друге… Впервые Бурцев не почувствовал отвращения к женщине, которая отдалась ему. Валерию хотелось целовать её, и он целовал её с благодарностью за наслаждение. Вдруг он осознал, что что-то в нем переменилось в течение нескольких секунд. Бурцев с удивлением почувствовал, что стал другим и по-иному начал воспринимать женщину. Аннушка изменила его ощущения после любви в одно мгновение. Валерий лёг рядом с Анной, а она непроизвольно сдвинула ноги, не открывая глаз.
Бурцев сбросил одеяло на пол и начал разглядывать голое тело молодой женщины. «Что в ней такого, чего я не видел в других?.. Почему мне хочется её благодарить и целовать после акта любви?..» — гадал Бурцев, стоя уже на полу возле тахты. Валерий смотрел на вытянувшееся тело Анны. Её руки лежали вдоль туловища, и с закрытыми глазами она казалась спящей. Валерий нагнулся к Анне и начал целовать её ниже пояса с едва видимой растительностью. Удивительно, но Бурцеву хотелось благодарственно целовать то место, откуда он недавно вышел. Чуть раздвинув ей бедра, он поцеловал влажную плоть. Только теперь ему стало понятно, что плоть этой женщины не имеет никаких посторонних и неприятных для него запахов. «Она чиста во всем. Ну, хоть какой-то неприятный запах должен быть?!» — удивляясь спрашивал Валерий мысленно себя, и не мог ничего почувствовать раздражающего, кроме приятного запаха чистого тела.
Через несколько минут любовники сидели на кухне, и Анна наблюдала, как Бурцев ест сочные плоские кусочки мяса, предварительно перед обжаркой отбитые хозяйкой зубчатым металлическим молотком на толстой разделочной доске.
— Почему ты так внимательно смотришь на меня? — спросил Бурцев.
— Ты не представляешь, какое большое удовольствие смотреть на мужчину, который с желанием ест тобой приготовленную еду. Я как будто впервые чувствую свою полезность…
— А с первым мужем ты этого не чувствовала?
— Нет… — тихо, с явным нежеланием вспоминать сейчас бывшего мужа, ответила Анна и посмотрела в окно. — Мне не нравилось, как он ел… У него изо рта иногда что-нибудь вываливалось…
— Тебе не скучно жить одной в этой квартире? — спросил Бурцев, чтобы сменить тему. Молодая женщина находилась все ещё под впечатлением от недавней близости, и Бурцев знал, что женщины часто превозносят последнего мужчину за то, что он дал им испытать удовольствие. Это казалось ему естественным, поэтому Валерий решил не слушать возможные дежурные восхваления в свой адрес.
— Часто скучно, особенно вечером. Эта была квартира папы, и он после ссор с мамой бывало уходил сюда жить отдельно от нас. Мама говорила, что он приводил сюда женщин. Мамуля очень нервничала и названивала ему сюда, не давая покоя. Через неделю отцу становилось тоскливо, и он возвращался к нам в большую квартиру. Потом я выросла, и мама настояла, чтобы папа передал эту квартиру мне. Мама говорила отцу, что дочь взрослая, и ей нужно устраивать личную жизнь. Он, конечно, сразу согласился. Папа любит меня очень сильно… Он остался из-за меня без своего холостяцкого логова и потерял независимость. Теперь отец постарел и с мамой почти не ссорится. Все свободное время летом они живут на даче. Мне приходится из-за этого ездить каждый вечер проверять их городскую квартиру. Сейчас так часто обворовывают, что если не будешь приходить и проверять — точно залезут.
— Я наелся, спасибо. Могу я оставить тебе деньги на мясо, чтобы ты мне раз в неделю готовила его таким же образом? — спросил улыбаясь Бурцев. Он понимал, что делал комплимент Анне за приготовленную еду и давал понять, что готов приходить к ней впредь, если она не против.
— Можешь… — ответила удовлетворённая Анна.
— Ты с желанием работаешь в школе? — спросил Валерий.
— И да, и нет. Каждую осень первого сентября меня словно кто-то зовёт в школу, но к весне я устаю и часто думаю, что уволюсь. Наступает опять первое сентября, и я, как ненормальная, вновь все забываю и бегу в школу к детям. Вот уже четвёртый год пойдёт моей работы в школе. Зарплаты мизерные, а работы — прорва. Мне зарплата не очень важна — папа с мамой помогают, поэтому я отработала свои часы — и домой. А те, кто взвалил на себя классное руководство, белого света не видит, — допоздна пропадая с детьми в школе. Собрания, кружки по интересам, проверка тетрадей, написание плана уроков на следующий день по своему предмету, педсоветы и так далее и тому подобное — такова доля классного руководителя. Нужно иметь понимающего мужа или вовсе его не иметь… Учителя великие подвижники… Сейчас ещё проблемы с продуктами, с тряпками и вообще со всем на свете. Я всё-таки решусь и уволюсь. Мама хочет устроить меня на свою базу. Хозяйственные товары будут всегда в достатке, — улыбаясь сказала Аннушка. — К маме с соседних баз часто приходят товароведы и что-нибудь просят, а взамен предлагают свои продукты и тряпки. Так и живём. Что-нибудь стоящее до прилавка никогда не доходит…
— Если деньги для тебя не главное, то нужно работать там, где работа доставляет удовольствие, — сказал Бурцев, понемногу отпивая горячий крепкий чай из стакана установленного в подстаканник. Минуту Анна ничего не говорила, потом, царапая длинным ногтем на столе мнимое пятнышко, произнесла:
— У нас в школе из всех учителей только процентов десять состоят в браке и довольны своей семейной жизнью. Остальные — или незамужние, или разведены. Школа — это часто прибежище для несчастных в семье женщин…
— Что-то очень печально. Зачем же ты училась на преподавателя математики?
— Любила в школе математику — вот и пошла на физмат. Разве мы понимаем что-нибудь в жизни сразу после школы. Надо было идти учиться в такой институт, где на будущей работе много парней. Тогда бы я не выходила замуж за первого попавшегося придурка, а встретила бы достойного и любимого.
«Несомненно, она знает, что я судим. Но почему она приняла меня? Это — работа моей матери… её заслуга… Почему до убийства я не замечал такую прекрасную женщину, которая жила-то все время рядом?.. Если когда-нибудь Аннушка согласится выйти за меня замуж, то как я буду с ней жить, имея страшную тайну? Это всегда будет отражаться на моем лице, на моем настроении и самочувствии. Я заметил, что перестал беззаботно смеяться… Разве можно иметь любимого человека, который о тебе знает не все, которому ты никогда не сможешь рассказать о себе всю правду?.. Это немыслимо! Каждый, кто убил, — не сможет жить нормальной жизнью. Я это сейчас чувствую очень хорошо. Я человек, который вырван из общества нормальных людей. Я не должен привязывать её к себе… но как справится с собой и объяснить своё поведение маме, этой желанной теперь для меня молодой женщине?..» — размышлял Бурцев, глядя на Аннушку.

ГЛАВА 12

Весь день Бурцев провёл у Анны в гостях. Молодые люди пили красное вино, постоянно что-то ели. Вновь и вновь они ложились на тахту, которую чуть не сломали, и самозабвенно любили друг друга, и казалось, что никогда не смогут насытиться близостью. Любовники вместе принимали душ. Находясь позади Анны, стоящей послушно, как ребёнок, которого моет мать, Бурцев, нежно омывая Анне ладонью промежность, невольно посмотрел на её шею. Анна в это время, расставив чуть шире ноги, двумя руками подняла волосы вверх на затылке. На шее у неё Бурцев увидел едва заметную ямочку. Он неожиданно вздрогнул! На мгновение перед его глазами всплыла картина выстрела в такую же ямочку Зое. Анна даже обернулась, но буквально тотчас Бурцев взял себя в руки и продолжил поливать зад женщины из душа на гибком шланге. Никто им не мешал, и только однажды позвонила по телефону мать Анны, и спросила о планах дочери, и все ли у неё в порядке. К концу дня любовники так обессилели, что обнявшись заснули мертвецки от усталости и расслабленности. Один день сблизил молодых людей настолько, что им казалось, будто живут они вместе уже не один год.
— Мне нужно пойти домой, — вдруг сказал Валерий после пробуждения поздно вечером. — Не хочу, чтобы мать подумала о тебе, как об очень доступной девушке.
— Августа Алексеевна вряд ли осудит меня за затянувшееся хлебосольство… Но если ты считаешь, что не нужно у меня оставаться на ночь, то иди… — чуть грустно и с иронией сказала Анна.
— Не сердись… Я ещё тебе надоем, — сказал успокаивающе Бурцев и начал одеваться. Он протянул сто рублей. — Это тебе на мясо, а не расчёт за любовь. Поняла? — спросил он улыбаясь. Анна не удержалась и тоже заулыбалась.
— Поняла, — ответила она, и он поцеловал её в щеку. Бурцев вышел из квартиры, и когда дверь за ним захлопнулась, он вдруг почувствовал какое-то облегчение. «Все же, как хорошо быть свободным! Как бы ни было мне приятно сегодня с ней, свобода от женщины и от обязательств перед ней в моем возрасте всё-таки дороже мне пока… Я настолько привык жить без забот о ком-либо, кроме матери, что решиться сейчас на брак для меня непросто… К тому же ужасное преступление, совершенное мной по необходимости, не даёт мне право жениться. Я столько раз это себе говорил, а сам все продолжаю и продолжаю думать о женитьбе в угоду матери… Если сделать Анне предложение, то сколько немедленно возникнет проблем?.. Необходимо близкое знакомство с её родителями, многочисленными родственниками, друзьями и подругами. Весь процесс приготовления к свадьбе сведёт меня с ума, а без свадьбы женщины не мыслят свой брак. Тут же возникнет масса неинтересных, нудных, но необходимых дел, которые мне придётся выполнить. Тысячи мелочей по подготовке к регистрации и к свадьбе — не основное препятствие на пути моей женитьбы. Основная сложность в том, что на глазах десятков незнакомых мне людей придётся вести себя весело, раскрепощено и изображать искреннюю радость счастливого человека, сознавая, что все окружающие тебя люди на свадьбе не догадываются и даже в страшном сне представить себе не могут, что я убийца… Каким нужно быть бесчувственным лицедеем, чтобы успешно играть роль простого и прекрасного жениха, являясь в действительности душегубом слабой и беззащитной женщины… Необходима решительность, чтобы выдержать все предстоящие приготовления и переживания. Если бы не мать, то думать о женитьбе я никогда бы не посмел…» — рассудил Бурцев, спускаясь на свой этаж.
Августа Алексеевна встретила сына с вопросом в глазах.
— Тебя не оставили ночевать? — спросила она неуверенно, чувствуя, что сыну это может не понравиться.
— Я сам не остался, мама, — ответил Бурцев немного раздражённо от того, что мать так упорно и последовательно подталкивает его на скорую женитьбу.
— Валера, прости меня… Если тебе в чем-то не грянется Анна, то поступай, как знаешь, — оправдываясь сказала Августа Алексеевна. — Мне она очень симпатична и родители у неё хорошие, но жить-то, конечно, тебе с ней, а не мне. Для меня важно, чтобы девушка тебе нравилась…
— Мама, она мне нравится. Я просто не хочу спешить.
— Ладно-ладно, сынок, не спеши. Ты взрослый и все сделаешь так, как следует. Я уверена в тебе. Не хочешь ли ты в отпуске съездить в отцовский дом?
— Завтра поеду и поживу там неделю, — ответил Валерий, довольный тем обстоятельством, что мать сменила тему.
Утром следующего дня Валерий Бурцев встал рано, тихо собрался, чтобы не разбудить мать, и уехал на такси в деревню, где безвылазно прожил неделю. Валерий все прибрал в доме после беспорядка, оставленного от последнего приезда компании друзей из таксопарка. В подвале, в бане, в жилых комнатах — все стало выглядеть чисто и красиво. В огороде, который зарос травой, Валерий литовкой скосил траву и вымостил напиленными тонкими чурочками тропинки. Неожиданно для него на месте захоронения Зои и в других местах обширно разрослись ввысь и в стороны кусты роз. Цветы вымахали больше чем на метр от того размера, какими они были при посадке. Многочисленные розочки распустились и притягивали к себе взгляд, что не очень нравилось Бурцеву. Яблони по бокам кустарников роз были усыпаны мелкими красными плодами. «Мне нужно вместо роз посадить высокие ели, чтобы продать дом, и чтобы новым хозяевам не пришло в голову копать землю на месте больших хвойных деревьев. Скоро исполнится год, как я осквернил дом отца… Дом непременно нужно продать под предлогом того, что нужно купить автомобиль и сыграть свадьбу», — определённо решил Бурцев и ощутил облегчение.

ГЛАВА 13

Отпуск подходил к концу, и Бурцев решил до выхода на работу ещё раз встретиться с Анной. Возвращаясь на такси из загородного дома, он намеревался прежде зайти не к себе домой, а на этаж выше — к Анне. Позвонив несколько раз, Валерий понял, что хозяйки нет дома. «Господи, она же мне говорила, что в середине августа нужно выходить на работу… Я же помню, как она смеялась, когда я предположил, что учителя отдыхают до первого сентября. Она объясняла, что к новому учебному году преподаватели возвращаются из отпусков загодя, чтобы подготовить школу и классы к приёму детей. Я даже не спросил, где находится её школа…» — подумал с сожалением Бурцев и спустился на площадку квартиры матери.
— Ну, наконец-то! — сказала хмурая и встревоженная Августа Алексеевна, открыв сыну дверь. — У нас гостья… Иди, поздоровайся. — Валерий подумал, что, возможно, это Анна пришла, но когда он вышел из прихожей, то увидел на кухне женщину в чёрном платке, которая сидела к нему спиной и смотрела в окно. Сердце у Бурцева заколотилось от необъяснимого волнения. Незнакомка повернулась, и Валерий увидел заплаканную пожилую женщину. От неожиданности он не сразу понял, кто перед ним сидит с красными от слез глазами, закусив кончик чёрного платка.
— Валера, здравствуй, — сказала тихо гостья и заплакала. Только теперь Бурцев понял, что перед ним мать Романа Ибрагимова.
— Что случилось, Ирина Васильевна?! — спросил Бурцев с искренним испугом на лице, хотя тотчас почувствовал, что именно ему сейчас объявят.
— Романа убили в лагере, — женщина не смогла больше ничего сказать и неудержимо заплакала, как плачут безутешно женщины перед гробом близкого человека. Бурцев замер, как поражённый молнией. Он уже не слышал, как женщина сквозь плач и слезы рассказывала ему, что Романа в лагере во время работы ударили сзади по голове чем-то металлическим, что ему пробили череп, и он, не приходя в сознание, скончался в медпункте. Несчастная мать друга рассказывала, что на краткосрочном свидании в прошлом году Роман сказал ей, что у него в колонии есть враги. Сын поведал, что встретил в лагере одного авторитетного заключённого, которого когда-то избил в следственном изоляторе на «малолетке», когда сам был членом актива. Офицеры воспитатели вызывали к себе в кабинет нарушителей режима среди малолетних преступников и оставляли их с группой активистов из числа тех же заключённых несовершеннолетних преступников, которые избивали для профилактики непослушных нарушителей. Воспитатели под предлогом неотложных дел выходили на десять минут из кабинета и три или четыре активиста били одного нарушителя режима содержания. За это активисты пользовались послаблениями и привилегиями у администрации тюрьмы. Один из таких побитых заключённых встретился Роману через много лет в лагере особого режима, который располагался в Заполярье. Ирина Васильевна ходила на приём к начальнику колонии и рассказала об опасениях сына. Мать Романа просила начальника отправить сына в другой лагерь, но тот сослался на то, что в стране учреждений с особым режимом очень мало, и все они друг от друга находятся на большом расстоянии. Ещё начальник ей сказал, что причину перевода заключённого из одной колонии в другую тюремная молва тут же принесёт на новое место, поэтому в переводе нет большого смысла. Начальник успокоил её тем, что Роман сидит в камере с такими же людьми, как он. В такой камере он в безопасности. Когда заключённых выводят из камер на работу, то на объекте все осуждённые находятся под контролем охранников. Однако, как это часто бывает, покушение на Романа охранники проглядели. Они даже не видели, кто его ударил и чем.
Весь этот рассказ Бурцев слушал, но не слышал. Он ещё некоторое время оставался неподвижным и безмолвным. «Почему господь не дал мне ещё времени пожить? Теперь, несомненно, пришёл мой черёд… Я так сильно и уверенно полагался на восемь лет спокойной жизни, и вот сейчас до меня довели, что мои дни, возможно, сочтены…» — подумал Бурцев, чувствуя растерянность и безысходность.
— Гутя, я пойду. Мне нужно ещё телеграфировать в колонию, что я не смогу забрать тело сына… Оттуда его можно перевезти только самолётом, но у меня нет ни сил, ни денег… Похоронят его несчастного в вечной мерзлоте в безымянной могиле под номером, и будет он там, родимый, далеко от меня… — успела сказать Ирина Васильевна и вновь заплакала, с трудом поднимаясь со стула. Бурцев не пытался предложить свои услуги и деньги, потому что никто его об этом не просил, а пойти на это — значит, проявить вновь верх лицемерия и лицедейства. Но главная причина, почему Валерий не стал предлагать помощь, заключалась не в том, что это было бы опять, как с Николаем Сарви, а потому, что теперь каждый день жизни Валерий будет вынужден воспринимать как подарок судьбы. Тратить время на похороны человека, смерти которого он желал, Бурцев теперь считал неоправданной роскошью. Валерию вдруг показалось, что он начал лучше слышать ход настенных часов в зале. Часы словно давали ему понять, что не забывай о времени, твоё время ограничено и может в любую минуту закончиться.
— Пойдём, Ира, я тебя провожу, — сказала Августа Алексеевна, поглаживая мать Романа по сутулой спине. Бурцев прошёл в свою спальню и прилёг в одежде на кровать. Он смотрел в потолок и не хотел куда-либо идти. Два дня Валерий не выходил из дома после потрясшего его известия. Мысль об Анне теперь казалась молодому человеку такой неуместной, что он явно почувствовал, что улыбаться желанной женщине не сможет. О чем только он не думал за эти два дня. «Неужели за каждый проступок человеку приходится расплачиваться?.. Вполне вероятно господь сидит в микромире и управляет всем во вселенной… Не в состоянии господь, порождённый воображением людей, находиться где-то на небе, чтобы из бесконечной вселенной управлять судьбой каких-то грешных людишек на земле песчинке, с которой людям во плоти, видимо, никогда не переселиться. Бог непременно прячется внутри нас! Он определённым образом складывает невероятно малые микрочастицы, которых миллиарды миллиардов только в одном атоме, словно звёзд во вселенной, но которые человек никогда не сможет разглядеть все… Именно эти частицы изначально сложены творцом таким образом, что поддержка добра и подавление зла в мире людей неизбежна… Иначе живые существа вымерли бы всюду непременно…» — непонятно почему именно сейчас это предположил Бурцев, но верней всего потому, что неотвратимость наказания грешников, а это он сейчас начал осознавать, не мог объяснить больше ничем вразумительным на мизерной по масштабам вселенной планете земля…

Часть 3

ГЛАВА 1

На третий день после известия о смерти Романа Ибрагимова Бурцев поехал в таксопарк и попросился на пять дней раньше срока выйти из отпуска с правом отгулять оставшиеся дни в другое время. Начальник автоколонны без раздумий согласился и разрешил ему выехать на линию в ночь, так как в конце лета часто не хватало водителей из-за сезона отпусков. «Теперь мне не придётся вынужденно встречаться с Анной и мозолить глаза матери… Я буду занят работой и, возможно, определюсь с линией поведения на будущее… Или мне нужно жить как прежде, не обращая внимания на кажущееся мне предупреждение от господа, или нужно каким-то образом просить Бога о прощении… Но что я могу сделать в своё оправдание… возможно ли этого оправдания добиться? Разве могу я, молодой человек, полный жизненных сил, все бросить и уйти в монахи, чтобы замаливать свой страшный грех?.. Как это возможно, если я ежедневно до головных болей думаю о близости с женщиной? Как можно отказаться от прелестей жизни в моем возрасте? Так и хочется сказать, что лучше смерть, чем жизнь схимника…» — рассуждал Бурцев, ожидая в красном уголке административного здания таксопарка приезда своей машины с линии. Время подходило к пересмене, и Валерий вышел на территорию гаража. Возле высокого ангара ремонтной базы стали скапливаться заезжающие автомобили. Здесь же заехавшие водители из ведра поролоновой губкой мыли машины, чтобы передать их сменщикам, так как в новом таксопарке мойка то работала, то ломалась. Бурцев оглядел все такси, но его автомобиль ещё не заехал. В это время Валерия окликнула небольшая компания друзей, сидящая на большой старой покрышке от колёсного трактора, возле помытой машины с открытыми нараспашку всеми четырьмя дверями, капотом и багажником.
— Бурцев! Иди к нам! — позвал Валерия Александр Адамов, весёлый балагур, любитель анекдотов и весельчак из одной с ним бригады. Адамов на удивление имел идеально правильные черты лица и больше походил на смазливого паренька бездельника, каких примечают женщины. Рядом сидел его друг Виктор Федченко и разливал в три гранёных стакана водку. Если эти стаканы брать неосторожно, то можно расплескать жидкость. На весь таксопарк было три неразлучных друга — русский Адамов, украинец Федченко и татарин Сабитов, которые после смены всегда наливали полные стаканы водки, но пили один раз.
— Привет! — сказал Бурцев сидящим друзьям.
— Ты чё уже вышел из отпуска?! — спросил Адамов, с которым Бурцев ещё в детстве играл в хоккей в одной команде. Адамов был вратарём.
— Да!
— А чё так быстро?!
— Устал сидеть дома.
— Мы вот собираемся втроём на рыбалку на одно дальнее озерцо съездить. Ружьишко с собой возьмём на всякий случай. Поехали с нами! Нам как раз нужен на мою «Ниву» трезвый шофёр! — заулыбавшись сказал Адамов.
— Значит, вы будете пьянствовать, а я вас катать? — спросил Бурцев.
— Зато рыбы домой привезёшь! — с трудом сделав серьёзное лицо, сказал Адамов, затем вдруг не выдержал и рассмеялся.
— Нет. Спасибо. Поеду работать. Если бы вы с девками поехали, то я бы ещё подумал, — сказал Бурцев, присаживаясь рядом на огромную колёсную покрышку. Валерию хотелось ещё раз понаблюдать, как три друга за один приём выпивают по двести пятьдесят грамм водки.
— Правильно, Валера! Хуже нет ничего на свете, чем возить пьяных таксистов, да ещё к тому же без баб, — поддержал Бурцева Федченко, нарезая складным ножом солёное сало.
— Хохол, вот тогда сам и будешь нас возить! — сказал Адамов. — Бурцев, ты же знаешь, что у нас с двух бутылок всегда полбутылки остаётся, выпьешь с нами? Водка свежая! — продолжая шутить, спросил Адамов.
— Нет! Я же сказал, что запланирован сегодня в ночь. Жду Смирнова с линии, — ответил Бурцев, понимая, что ему шутя предлагают выпить.
— Ну, как хочешь! Наше дело предложить — ваше отказаться! Федченко, где татарин?! — крикнул Адамов.
— Наверное, пошёл путёвку сдавать, — ответил Федченко, заканчивая резать хлеб и свежие огурцы.
— Вечно он опаздывает! — сказал Адамов и оглянулся. В этот момент Сабитов как раз вышел из-за ангара и подошёл к друзьям. — Мы татары молодцы — у нас обрезаны концы! — громко продекламировал Адамов и протянул подошедшему другу полный стакан.
— Лучше обрезанные, чем лежачие! — сказал Сабитов Адамову и осторожно взял стакан в руку.
— Вот-вот! Правильно он тебя отбрил, Адам! — сказал Федченко и засмеялся.
— Я и не спорю, — ответил улыбаясь Адамов. — Кто с водкой дружен — тому хер не нужен! — добавил Адамов, и три друга добродушно засмеялись. Первым не поперхнувшись, запрокинув голову, вылил в рот водку Федченко. Он так приловчился открывать горло, что выпивая весь стакан, делал только одно глотательное движение. Адамов, как часто пьющий человек, невольно вздрогнул плечами.
— Вот хохол даёт! — с восхищением сказал Адамов и в несколько глотков тоже опустошил полный гранёный стакан водки. У Сабитова, глядя на друзей, тоже передёрнуло плечи от отвращения, и он медленно поднёс стакан к губам. Сабитов один из троих друзей пил неспешно, но так же не прерываясь. Полный стакан он мелкими глотками выпивал в течение целой минуты. На это время Адамов и Федченко по привычке отвернулись от Сабитова. Они считали, что так пить водку сродни пытке.
Первым делом после выпитого стакана Федченко не стал закусывать, а достал из кармана красную пачку сигарет «Прима» и закурил. Адамов же стал закусывать салом. Закусил салом и Сабитов.
— Какой же ты татарин, Сабитов, если сало ешь?! — в очередной раз, как и в предыдущие пьянки, спросил по традиции Адамов. Но Сабитов махнул на него рукой и отвернулся. Он стал жевать сало, больше при этом откусывая хлеба.
— Правильно, Сабитов, — сказал Федченко. — Если по столько пить зараз водки, то не только сало начнёшь жрать, но татарский язык забудешь, — сказал с серьёзным лицом Федченко, и все громко расхохотались, включая Сабитова. Всем было известно, что Сабитов почти не говорит на родном языке, потому что из родни у него осталась только сестра, которая жила в другом городе. Сабитов с детства все время воспитывался среди русских и родной язык, кроме нескольких слов, давно начал забывать.
— Вы моей конской колбасой закусываете, когда сестра мне привозит! Я не говорю, что вы после этого татары! — сказал Сабитов, и все опять заулыбались. Три друга на глазах начали пьянеть от умопомрачительной дозы, но чувство юмора их не покидало. Подъехал к друзьям сменщик Сабитова, готовый выезжать на линию. Сабитов было засобирался, чтобы не задерживать сменщика, но Адамов сказал:
— Сабитов, отпусти сменщика! Мой напарник ещё в очереди за путёвкой стоит! Он как получит — развезёт нас всех! — Сабитов махнул сменщику, давая понять, чтобы тот уезжал без него.
— Сабитов, почему сменщику плохо машину помыл?! — продолжая шутить, крикнул Адамов.
— Нормально помыл! — ответил Сабитов, опять махая в сторону Адамова рукой, понимая, что тот опять шутит.
— Я все время говорю, что татарин — не шофер, а КАМАЗ — не машина! — и все опять начали неудержимо громко хохотать на шутку Адамова.
— Пошёл ты в задницу! — протяжно сказал Сабитов, и Адамов по-дружески обнял друга, давая понять, что любит его и как всегда шутит, чтобы посмешить компанию. Сабитов никогда не обижался, потому что знал, что Адамов за него не задумываясь ввяжется в любую драку, что не раз случалось в таксопарке. Бурцев смотрел на друзей и завидовал их безмятежности и искреннему веселью. «Я навсегда лишён такого счастья, как эти простодушные люди… Они никого не убивали в своей жизни и поэтому не отягощены теми мыслями, чувствами и проблемами… Узнаю ли я когда-нибудь, почему моя жизни сложилось так?.. Кто определяет и почему так, а не иначе судьбу каждого человека?..» — думал Бурцев с чувством безысходности от своего положения. Заехала машина Бурцева. Попрощавшись с захмелевшими друзьями Валерий пошёл навстречу сменщику.
— Ты чё уже отгулял отпуск?! — удивлённо спросил Смирнов, и Бурцев утвердительно кивнул, радуясь давнишнему напарнику. — Тогда я сейчас быстро сполосну машинку и поедем, — хихикнув, сказал Смирнов. Он побежал отметить время заезда у контрольного механика, выворачивая ступни ног таким образом, словно аквалангист идущий по земле в ластах. Через полчаса Бурцев выехал на линию. Он довёз Смирнова до дома и тотчас поехал к себе, чтобы поставить в известность мать о решении прервать отпуск.

ГЛАВА 2

— Валера, а почему ты не догулял?! — удивлённо спросила теперь и мать. — Ты всегда прежде с большим желанием ожидал отпуска, а тут взял и вышел на работу раньше времени.
— Я позже догуляю пять дней, когда мне понадобится, — ответил Бурцев. — Сейчас жара спала и работать стало легче, — добавил он в своё оправдание, чтобы мать не тревожилась и не стала себя мучить разными догадками об истинных причинах его решения.
— Сегодня Аннушка звонила. Она рассказывала, что опять окунулась с головой в работу школы, она говорила, что точно определилась на будущее: это последний год её школьной жизни. Весной девочка подаст заявление на увольнение и пойдёт работать к маме на метизо-хозяйственную базу.
— Да?! — удивился картинно Бурцев, давая понять, что это для него откровение. Бурцеву не хотелось признаваться, что это намерение Анны ему известно. Валерий совсем не желал разговаривать о соседке. В течение двух дней его не покидали мысленные рассуждения на тему, что делать, как жить и стоит ли что-нибудь менять в поведении в связи с гибелью последнего человека из своего списка намеченных жертв. Бурцеву было важно внести ясность и определённость в дальнейшую жизнь, потому что иначе он не знал, что следует планировать на будущее и каким образом следует вести себя с окружающими людьми. Несмотря на постоянное обдумывание своего положения, ничего спасительного и успокоительного ему не приходило в голову. В конце концов, Валерий понял, что ничего не сможет изменить. Он решил, что будет продолжать жить как жил, но постоянно помнить о том, что каждый наступивший день, возможно, последний для него. После этого определения парню стало грустно, но намного легче.
Поужинав, Бурцев поехал работать. К полуночи он легко набрал плановую выручку и направился на вокзал, чтобы вздремнуть до пересмены. Срезая дорогу к вокзалу, Валерий поехал по неосвещённым маленьким улочкам. На одном из поворотов машина осветила фарами идущую по правой обочине девушку в коротком платье в крупный белый горошек на чёрном фоне.. Девушка махнула левой рукой, не поворачиваясь лицом на свет. Бурцев проехал пассажирку и остановился. Молодая особа не очень спеша подошла и открыла переднюю дверь.
— У вас водка есть?! — спросила она, расширив глаза, и Бурцев понял, что незнакомка немного пьяна. Водки с собой у Валерия не было, но была водка в загородном доме отца.
— С собой водки нет, но если очень нужно, то дома у меня есть. Придётся только заплатить и за водку и за дорогу до моего дома, — сказал Бурцев.
— Хорошо! — не задумываясь согласилась девица и села на переднее сиденье. — У тебя есть музыка? — переходя легко на «ты», спросила нетрезвая, но приятная молодая девица. У Бурцева стоял в машине радиоприёмник совмещённый с кассетным магнитофоном. Валерий открыл бардачок и достал три кассеты. Пока Валерий открывал крышку бардачка, то увидел, что круглые колени длинных ног пассажирки почти упирались в нижнюю часть панели приборов. Валерий стал закрывать крышку бардачка и невольно коснулся коленей девицы, но она не обратила на это никакого внимания.
На ней были надеты чулки или колготки чёрного цвета, и она не пыталась прикрыть подолом значительно оголившиеся бедра. Бурцев протянул ночной пассажирке кассеты и сказал:
— Вот сюда вставляй и определяй, какая музыка тебе понравится больше. — Девушка начала вставлять по очереди кассеты и остановилась на одной для неё более интересной. Какая-то знакомая ей англоязычная группа заиграла и запела. При звуках этой музыки пассажирка установила максимальную громкость и, потрясая сжатыми кулаками в такт ритму, начала сидя подтанцовывать и подпевать. Бурцев убавил громкость и спросил:
— Ты с водкой куда потом поедешь? Куда тебя потом довезти?
— Пока не знаю. Я хочу выпить сама. Сделай опять громко музыку, — сказала хмельная девица и, отстранив бесцеремонно пальцы Бурцева от регулятора громкости, вновь добавила громкость до предела. Максимальный звук не только резал Бурцеву слух, но и словно бил по голове. Валерий решил терпеть до самого загородного дома, а там угостить девицу водкой и обязательно попытается соблазнить её. Уж очень пассажирка показалась Валерию привлекательной и доступной. Подъехав к воротам загородного дома, Бурцев опять убавил громкость музыки и спросил:
— Закуски тебе вынести?
— Вынеси!
— Мне, правда, не хочется таскаться с рюмками и закуской. Может, в доме у меня выпьешь? Только нужно неслышно пройти в полуподвал, чтобы моих родителей не разбудить наверху, — сходу придумал Бурцев про родителей, чтобы девица не подумала, что в доме ей может грозить опасность.
— А мы тихонечко, на цыпочках! — тотчас предложила игриво девица.
— Ну, ладно, — как бы делая одолжение гостье, сказал Бурцев. Он вышел из машины, открыл замок на воротах и распахнул их, чтобы заехать во двор. Этого можно было не делать, но необъяснимо почему Бурцев решил загнать такси во двор. Спустя мгновение Валерий осознал, что подвигло его заехать внутрь: он интуитивно решил исключить возможность случайного подглядывания соседей. Соседи не должны были видеть, что он зашёл в дом с девушкой. Несомненно, соседи должны были спать в первом часу ночи, но осторожность уже руководила Валерием без его осознанного участия. Заехав во двор и закрыв ворота, Бурцев поманил рукой пассажирку на выход из машины. Включив свет в сенях, Бурцев приставил к губам указательный палец и открыл двери в дом, затем взял девушку за руку и повёл в полуподвал, чтобы она не споткнулась. Открыв дверь, Валерий зажёг свет. Осторожно ступая, молодые люди спустились вниз.
— Говори негромко, пожалуйста, — обратился Бурцев к девушке, продолжая давать понять, что в доме есть спящие люди.
— Жаль, что музыку нельзя послушать, — тихо сказала гостья и уселась за столом на кровать. Валерий открыл холодильник и достал начатую бутылку водки, сыр и копчёную колбасу.
— Как тебя зовут? — спросил Бурцев.
— Люда, — ответила девушка. — А тебя? — спросила она в свою очередь.
— Валерий.
— А ты ничего, симпатичный, — сказала девица, улыбаясь и оставаясь ещё явно нетрезвой. На вид ей было меньше тридцати лет. Бурцев нарезал колбасу с хлебом и поставил на стол одну рюмку, затем налил в неё водки и придвинул к Людмиле.
— Как ты оказалась так поздно на дороге одна? — спросил Бурцев.
— Я была в компании. Там один чувак начал приставать ко мне. Он такой противный мне показался, что мне пришлось убежать с вечеринки. Слушай, давай вместе выпьем! — вдруг предложила, как заговорщица, Людмила.
— Как я могу? Я же за рулём, — возразил с искренним удивлением Валерий.
— Ну, как знаешь, — сказала девица и выпила рюмку до дна. «Как же она хотела купить водки, если у неё нет карманов на шелковом платье, где можно было бы держать деньги. Странно…» — подумал Бурцев и подсел к гостье на кровать.
— Я вижу, ты хочешь меня, — улыбаясь, произнесла девица. Она с хитрецой посмотрела на Валерия нетрезвыми глазами, жуя бутерброд с колбасой. — Не выйдет. Я буду шуметь и разбужу твоих родителей, если ты начнёшь наглеть.
— Если не хочешь, то и не надо, — был вынужден согласиться Валерий и пересел на стул.
— Я подумаю над твоим предложением, если ты сейчас выпьешь со мной, — сказала, лукаво глядя, Людмила, опьянев, видимо, от выпитой водки ещё сильнее.
— Я выпью с тобой, если ты точно пообещаешь мне любовь, — улыбаясь предложил Валерий.
— Ладно — наливай обоим. Ты клевый парень, — согласилась Людмила. Бурцев поставил на стол ещё одну стопку и наполнил водкой обе.
— За знакомство, — сказала молодая женщина и подняла маленький стаканчик. Бурцев, чуть коснувшись стопки Людмилы, выпил всю водку.
— Молодец! — забывшись вскрикнула Людмила и так же быстро выпила свою водку. Бурцев машинально опять поднёс указательный палец к губам, продолжая изображать беспокойство по поводу сохранения тишины. Людмила втянула шею в плечи и хихикнула, давая понять, что забыла о спящих родителях.
— Где у тебя здесь туалет, — спросила тихо девушка, и Валерий указал на узкую дверь рядом с входом в предбанник. Бурцев посмотрел вслед Людмиле и почувствовал прилив сильного желания. «Зачем она заставила меня выпить водки? Теперь мне хочется её пристрелить после… как первую жертву… и почувствовать именно те … спазмы… Мне опять не страшно… Она виновна в том, что после водки ко мне пришло знакомое желание выстрелить ей в ямочку… Мне все равно, наверное, недолго осталось ждать своей участи…» — успел подумать Бурцев, и Людмила вышла из туалета. Валерий обратил внимание, что девушка держала что-то в руке. Это что-то она положила под матрас в ногах, и тут Бурцев определил по голым ногам, что в туалете Людмила сняла трусы вместе с колготками. Бурцев поднялся со стула и притянул Людмилу к себе за талию. Девушка не противилась. Роста она оказалась высокого. На туфлях с небольшими каблуками девушка была почти вровень с Валерием, и это обстоятельство распалило парня ещё сильнее. Он начал гостью целовать и одновременно поднял подол её платья до пояса. Под подолом девушка ожидаемо оказалась голая. Бурцев прервал поцелуй и сказал:
— Давай ещё немного выпьем?
— Погнали! — ответила Людмила, заулыбавшись своим покрасневшим выше губ ртом.
— Я сейчас тихонько схожу наверх к родителям на кухню и возьму что-нибудь у них ещё закусить.
— Класс, — прошептала Людмила и налила опять в пустые стопки водки. Было видно, что она прилично пьяна, потому что немного налила водки мимо стопок. Бурцев ушёл наверх, быстро подошёл к серванту и достал из банки пистолет. Опять Валерий вытащил обойму, проверил наличие патронов, как в прошлый раз с Зоей, и передёрнул затвор. По тому, как с небольшим сопротивлением передёрнулся затвор, стало понятно, что патрон вошёл в ствол. В груди Бурцев ощутил холодок, словно от затяжки ментоловой сигареты. Положив осторожно в правый карман пиджака заряженный и взведённый пистолет, и взяв в холодильнике сыр с жареной курицей на широкой тарелке, Валерий торопливо спустился вниз.
— Я налила, — улыбаясь сказала девушка. Её глаза явно выдавали уже заметное опьянение.
— Погнали, — согласился Бурцев, повторяя забавное выражение новой подруги, и взял свою стопку, затем он наклонился к сидящей на кровати девушке и, чуть касаясь, поцеловал её. Молодые люди выпили. Закусив немного сыром, Бурцев вновь начал целовать Людмилу, потом решительно просунул руку ей между ног. Повалив молодую женщину на кровать, Валерий быстро ослабил ремень и спустил брюки с трусами. Людмила безропотно подчинялась напору Бурцева. Упираясь в матрас руками, Бурцев навис над девушкой, а она в свою очередь, просунув руки под его пиджак, обхватила его голые ягодицы ладонями, пытаясь как бы подталкивать партнёра глубже внутрь себя. Бурцев молил бога, чтобы Людмила случайно не нащупала пистолет в кармане пиджака. Чувствуя, что может скоро не удержать прихода разрядки, Бурцев хрипло сказал:
— Пойдём на пол, на половик. Там тверже…
— Пойдём, — быстро согласилась Людмила, желая, чтобы Бурцев скорее опять продолжил своё дело.
— Встань на колени и на локти — я хочу быть позади… — запыхавшись произнёс Бурцев, и любовница немедленно встала в нужную позу. Людмила держала сотрясаемую от мощных ударов голову параллельно спине, и от этого ямочка на её шее чётко выделилась, как когда-то у Зои. Людмила была крупнее Зои, а тонкая талия новой гостьи подчёркивала её большой зад. Бурцев с остервенением исполнял привычное дело, а Людмила, оттого что была пьянее партнёра, невольно запаздывала с получением удовольствия, которое у Бурцева вот-вот должно было наступить. Внезапно Валерий застонал и в этот самый момент проворно трясущейся рукой выхватил пистолет из кармана пиджака и тотчас без колебаний выстрелил в хорошо видимую ямочку на шее партнёрши. В предсмертных судорогах тело несчастной жертвы на долю секунды окаменело, и пристреленная девица также, как когда-то Зоя, медленно рухнула на бок. Вновь Бурцев почувствовал на мгновение, что его крайняя плоть была словно обжата предсмертными судорогами жертвы. Теперь Валерий не сидел возле убитой, как прежде, а встал с колен, положил пистолет на стол, надел быстро брюки с трусами и застегнул ремень. Теперь крови на полу растеклось значительно больше, чем от первой убитой женщины. Весь половик под головой мёртвой гостьи был залит кровью. Теперь грохот выстрела не так сильно оглушил Бурцева из-за ожидания невероятной громкости от выстрела. Валерий смотрел на труп с чувством брезгливости и опять, как в первый раз, ощутил удовлетворение, что ловко пристрелил использованную сексуальную партнёршу. Бурцев даже был доволен тем, что лишил жизни несчастную, потому что во время близости, находясь позади, ощущал неприятный запах её немытой вагины, что злило его. «Как мгновенно погибает жертва, и это сейчас забавляет меня… Надо ехать на пересмену, затем вернуться и закопать её…» — подумал Бурцев и стал жадно доедать курицу, оставшуюся на тарелке от девицы. Ему было важно, чтобы от него сменщик не почувствовал запах спиртного. Автоинспекторы его не беспокоили, потому что такси с зелёным огоньком останавливали только в случаях очевидных нарушений правил дорожного движения.

ГЛАВА 3

В четыре часа утра Бурцев забрал напарника из дома и поехал в гараж. Быстро сдав путевой лист, выручку и помыв машину, Валерий велел везти его в загородный дом.
— Буду ждать тебя после работы здесь. Подъезжай полчетвертого — я выйду, — сказал Бурцев напарнику и пошёл к дому. Валерий открыл ключом дверь и вошёл в ограду. Уже начало светать. Не заходя в сени, Бурцев взял в дровянике лопату и прошёл в огород. Сняв с себя одежду, Валерий выбрал место для захоронения недалеко от первой могилы и, не откладывая, начал копать землю. Теперь он поленился и решил копать не продолговатую яму, как для могилы на кладбище, а намного меньшую — квадратную, какую делают для уличного туалета в деревне. Без перерыва через два часа яма, примерно, метр на метр и чуть меньше двух метров в глубину была готова, хотя последние сантиметры заняли больше времени и заставили проявить значительную сноровку, потому что с глубины квадратной ямы неудобно было выбрасывать грунт наверх. Весь в поту Бурцев быстро спустился в подвал, надел на окровавленную голову мёртвой девушки пластиковый пакет, чтобы по дороге не капала кровь, завернул труп в окровавленную дорожку и, взвалив тяжёлую ношу на плечо, вынес её в огород. Валерий осторожно положил тело на кучу земли, затем двумя руками столкнул его вниз. Домотканая дорожка ослабла и раскрутилась, и жертва на дне ямы осталась с пластиковом пакетом на голове в полусидящей позе. В таком положении Бурцев быстро закопал мёртвую ночную гостью, периодически утрамбовывая землю ногами. Через час все было закончено и опять вырезанные куски дернины с травой лежали на прежнем месте. «Нужно купить саженец быстрорастущей ели и посадить на месте могилы… У ели корни, кажется, растут по поверхности…» — подумал Бурцев. Он пошёл в дом, чтобы затопить баню и навести порядок в полуподвале, отыскивая по пути случайные следы крови на тропинке. Ничего не обнаружив, Валерий занялся намеченными делами. К обеду весь дом был в исходном положении. Опять Бурцев нашёл пулю от пистолета, но теперь она хоть и пробила голову жертве, но не срикошетила — пуля вновь расколола половую керамическую плитку и расплющенная осталась на полу чуть поодаль от двери в предбанник. В полуподвале никак не выветривался запах от выстрела, как казалось Бурцеву, и он вынужден был открыть двери из полуподвала и из сеней. Чтобы создать слабый сквозняк, Валерий открыл туалет, где имелась вытяжка на улицу с другой стороны дома. Неожиданно Бурцев обнаружил свёрнутую купюру в пятьдесят рублей около унитаза. Стало понятно, что это деньги Людмилы, которая, когда снимала трусы и колготки, выронила их. Банкнота, видимо, была спрятана в колготках на поясе. Эта находка помогла Бурцеву вспомнить, что девушка при нем прятала под матрас трусы и колготки. Валерий пошёл к матрасу и нашёл вещи, что остались от убитой молодой женщины.
Банная печка топилась хорошо. Вместе с дровами быстро сгорели все окровавленные тряпки, которыми Бурцев оттирал со стиральным порошком тёмно-коричневую плитку на полу в полуподвале. Сгорели и колготки с трусами. Валерий сидел возле топки на низкой табуретке и смотрел, как заворожённый, на огонь через отверстия в чугунной дверце печки. «В этот раз я, как опытный забойщик скота на конвейере, быстро и не рассуждая расправился с жертвой и так же быстро и без промедления закопал её… Сегодня я стал определённо расстрельным… Умышленное убийство двух и более человек предусматривает наказание и в виде расстрела… Как легко меня чуть пьяного соблазнила эта ямочка у девки на шее… Я определённо стал больным. Теперь, вероятно, пока я жив, дом с моим кладбищем в огороде не может быть продан ни при каких обстоятельствах. Сколько господь мне ещё позволит сделать могил там?.. Я получил от людской судебной власти восемь лет лагерей за изнасилование несовершеннолетних девочек, которого не совершал, а за два убийства — и чувствую, что не последних в моей жизни, — остаюсь пока безнаказанным. Люди слепы и бесчувственны к чужому горю… Они не могут судить себе подобных, потому что становятся со временем как машины, оставаясь живыми существами, подобно мне… Я на первое убийство пошёл по необходимости… из-за невозможности сидеть в советской тюрьме… И прежде, чем совершить это убийство, я вывернул наизнанку свою душу… Второе убийство я совершил легко и без забавных, как теперь мне кажется, переживаний. Так и люди в судебной власти: становясь бесчувственными машинами, они неминуемо будут осуждать невиновных и калечить их жизни, но страшнее всего то, что такой невиновный, как в случае со мной, перестаёт ценить свою жизнь и, как следствие, перестаёт ценить жизни окружающих его людей. Судьбу преступников должны решать именно человеком созданные электронные машины, но машины со встроенной в них божественной справедливостью… Эти машины со временем не потеряют заложенных в них библейских требований: лучше отпустить десять виновных, чем осудить одного невиновного! Не одну тысячу лет люди осуждали невинных, становясь грешниками, и порождали грех своим судом, но до сегодняшнего дня ничего не изменилось… Человек судья не должен вершить правосудие за деньги, опасаясь потерять свою работу, а значит, средства к существованию, но это в наше время кажется немыслимым. Когда же наступит время божественных машин — одному Богу известно… Теперь только господь меня остановит, и я, возможно, должен почувствовать это прежде, чем придёт мой черёд отвечать перед создателем, который несомненно притаился в микромире моего тела и видит мои деяния, которые нарушают созданный им порядок… Почему человек не всегда справедлив, а электронная машина вместо судьи будет всегда справедлива?.. Это потому, что в электронную судебную машину невозможно будет загрузить сомнительные улики виновности подозреваемого…» — подумал Бурцев и пошёл мыться.
К часу дня Бурцев вышел из бани. Ему очень сильно хотелось спать. Валерий завёл будильник и установил стрелку звонка на половину четвёртого. В ту же минуту Бурцев крепко заснул. В назначенное время будильник его с трудом разбудил. Сквозь сон Валерий слышал, что что-то звонкое перестало шуметь где-то рядом. Потом вдруг осознав, что это будильник, Бурцев вскочил и побежал выглянуть на улицу. Его машина уже стояла у ворот. Подняв вверх указательный палец, Валерий дал понять сменщику, что скоро выйдет. Бурцев вернулся, почистил зубы, снова все оглядел, закрыл везде двери на замок и уехал на пересмену.

ГЛАВА 4

Как это ни странно, но после второго убийства Бурцев почувствовал успокоение от очевидной безнаказанности и не терзался больше теми переживаниями, что одолевали его после первого злодейства. Валерий уверовал, что если не совершать ошибок при расправах над жертвами и не убивать без нужды, то его вряд ли остановят правоохранительные органы. Это успокоение подвигло его не отказываться от сближения с Аннушкой. Как ему казалось сейчас он, напротив, должен искать возможность поскорее жениться на ней и завести общего ребёнка. Словно кто-то дал знать ему, что он может это позволить себе.
В этот год и после окончания по сроку бабьего лета сентябрь продолжал оставаться солнечным и тёплым. Проезжая с пассажирами на такси по загородной трассе, Бурцев радовался солнечному дню, синему небу без единой тучки и ярко-жёлтому березняку по обочинам. «Никакой художник не сможет точно передать этой красоты с её чистым и прохладным воздухом… Мне всё-таки не хотелось бы лишиться возможности видеть эти краски…» — подумал Валерий и остановился у села Дровенки, в трёх километрах от города, для высадки пассажиров. Смена подходила к концу, и Валерию предстояло уходить на длинные выходные.
«Сегодня вечером обязательно пойду к Аннушке!» — решил он и поехал в гараж, опять представляя мысленно возбуждающие подробности последней постельной сцены с соседкой.
На пересмене три друга из одной с ним бригады вновь позвали его к себе выпить водки, но Бурцев отказался, сославшись на свидание.
— Бурцев, смотри какая погода! Грех не выпить! Иди к нам! У нас водка свежая! — кричал опять Адамов, улыбаясь и сверкая на солнце золотой коронкой на одном из верхних зубов.
— Не могу! Одной девке обещался! — крикнул в ответ Валерий, обливая из ведра машину. Он знал по себе, что употребление водки для него губительно. Ему очень хотелось выпить в компании, но Валерий не мог угадать, чем это может закончиться. Вернее, Бурцев чувствовал, что это может его погубить раньше времени. Отказ от водки для него теперь оставался обязательным ограничением, которого он непременно должен придерживаться. Вино и пиво были не столь рискованны, но крепкие напитки таили в себе смертельную опасность. Бурцев мог повести себя с незнакомыми женщинами при свидетелях агрессивно или мог сболтнуть что-нибудь лишнее в его сегодняшнем положении. Пить спиртное без последующего поиска новой женщины для него не имело никакого смысла.
— Как знаешь! Мы два раза не приглашаем! Твои полбутылки водки мы отдадим другому из бригады! — на этот раз сказал Сабитов.
— Вы пьёте много, но один раз, а я поменьше, но много раз, поэтому вам со мной будет неинтересно!
Спустя час Бурцев с домашнего телефона позвонил Аннушке.
— Добрый вечер, — тихо сказал Валерий.
— Здравствуйте, Бурцев, — сразу узнав его, с ноткой игривости в голосе ответила Анна.
— У вас, девушка, ничего не сломалось из электрических приборов или из приборов санитарно-технического назначения?
— У меня для вас всегда дело найдётся. Не могли бы вы зайти? Ваши руки и не только руки, мне помнится, поразительно способные… — ответила девушка в тон Бурцеву, давая понять, что нуждается в нем всегда.
— Я готов оправдать ваши надежды, мадам… Я смогу подняться через час.
— Ваше мясо заполнило всю мою морозильную камеру в холодильнике, а вы так редко приходите его отведать, что я несказанно рада началу освобождения моего холодильника. Ваше мясо по-французски будет готово к вашему приходу, — сказала Анна. По её шуточному разговору и обращению на «вы» было понятно, что она рада его желанию прийти.
Бурцев удивлялся тому, насколько быстро в этот раз он забыл о недавно совершенном повторном убийстве. «В кого я превращаюсь? Как легко теперь я могу совмещать жизнь убийцы и жизнь нормального человека… А как легко я стал перестраиваться на жизнь добропорядочного парня, забывая о недавнем преступлении, как о вчерашнем насморке. Мне даже нравится такое перевоплощение!» — поражался себе Бурцев.
На звонок в дверь Анна открыла с задержкой.
— Проходи! — крикнула она, убегая опять на кухню. — Мне нужно не прокараулить мясо! Иди сюда!
— Душа моя, я сегодня подвозил одну тряпичницу и купил у неё тебе вот эту французскую туалетную воду. За подлинность не ручаюсь, но, может быть, ты сама определишь? Вроде бы коробка запечатана в целлофан, — сказал Бурцев и протянул Аннушке чёрную коробочку в прозрачной обёртке.
— Ну, Бурцев, спасибо! Ты оказывается галантный кавалер! Можно я тебя поцелую?
— На счёт поцелуев можешь не спрашивать моего согласия! — ответил Валерий и поцеловал Анну сам.
— Девочка моя, выключай ты это мясо и пойдём скорей на тахту. У меня голова кружится от страшного желания… — сказал негромко Валерий после поцелуя.
— Иди и ложись — я сейчас быстро приду к тебе… — тут же согласилась Анна. Через десять минут она уже лежала под Бурцевым и еле слышно, как прежде, просила его в ухо:
— Пожалуйста, входи и выходи медленно… Так приятно чувствовать твоё медленное проникновение…
— Я хочу одновременно и язык вводить в твой рот… — отозвался шёпотом Валерий, как будто опасаясь, что его может кто-то ещё услышать. Через три минуты Анна закричала так громко, как могут кричать только от наслаждения прошедшего током по каждой клеточке тела.
Этот крик взорвал и Валерия. Он зарычал. Его рык перешёл в низкий крик. Через две минуты неподвижности и тишины молодые люди засмеялись.
— Соседи за стеной подумают, что меня прибили грабители! — хохоча, произнесла Анна. Валерий встал рядом с тахтой, а Аннушка закинула свои длинные ноги на стену. Бурцев тотчас упёрся носом ей между плотно сжатых ног.
— Это и есть то дело, которое всегда для меня найдётся? — спросил он. — Другого я что-то не вижу.
— Да! Это то самое дело, которое требует регулярности и будет нуждаться впредь в постоянном мастере! Бурцев, твои «головастики» сейчас точно попадут туда, куда мне хочется. — Какое-то время Бурцев стоял и молчаливо смотрел на удовлетворённую и счастливую Анну, любуясь её длинными ногами.
— Ты могла бы выйти замуж за такого мужчину, как я? — вдруг спросил Валерий, стоя голый подле лежащей Анны. Она молчала, потом тихо спросила:
— Зачем ты спрашиваешь так? Ты же не боишься отказа, я чувствую…
— Прости… Мне хорошо с тобой, но не знаю, можно ли это назвать как-то иначе… Я предлагаю тебе выйти за меня замуж, — сказал негромко Бурцев. Убрав ноги со стены, Анны села на тахте, глядя любовнику в глаза снизу вверх, как бы желая убедиться, что она не ослышалась. Аннушка не решалась переспросить, опасаясь не услышать больше никогда повторения его предложения. Мгновенно глаза Анны наполнились слезами, и она заулыбалась. Потом девушка поднялась, обняла Бурцева за шею и нежно поцеловала.
— Я честно скажу тебе, что принимаю твоё предложение с большой радостью… — сказала молодая женщина.
— Должен признаться тебе, что я человек грешный и в прошлом судим, — попытался Бурцев открыться перед Анной насколько возможно, но она не дала ему закончить фразу и зажала его рот ладонью.
— Ничего не говори… Я ещё раз повторяю тебе, что согласна на твоё предложение, несмотря ни на что… Я чувствую, что ты хороший…
Весь вечер молодые ели сочное жареное мясо и обсуждали возможные перспективы в связи с намерением пожениться. Будущие супруги быстро сошлись на том, что свадьбу не станут делать подобно молодожёнам: с белым платьем, с фатой, с большой компанией и с другими забавными для зрелых людей атрибутами. У Анны подобная свадьба уже была, а Бурцев хотел посидеть после регистрации брака в окружении немногочисленных родственников и самых близких друзей в квартире у Анны. Жить первое время жених и невеста решили пока у невесты, а в дальнейшем будут совместно определять, как улучшить квартирные условия. Предстояло только объявить родителям Анны о желании пожениться. Та же процедура должна быть исполнена и перед матерью Валерия. На этот раз Бурцев остался ночевать у будущей жены, позвонив предварительно матери. Мать была рада, что сын впервые остаётся на ночь у её любимой соседки.

ГЛАВА 5

В пятницу наступили очередные выходные дни у Валерия, и он с Анной пошёл к её родителям на первую ознакомительную встречу, чтобы, как заведено, объявить о своём намерении пожениться. Анна предупредила мать по телефону за три дня, с кем она придёт и зачем. Пожилые люди волновались и беспрестанно обсуждали выбор дочери все это время и в день встречи с утра готовили в суете еду для гостей. Родители Анны знали семью Бурцева и всю ту историю, что привела Валерия Бурцева в тюрьму. Несмотря на утверждения отца и матери Валерия среди соседей и знакомых о невиновности их сына, все люди считали, что дыма без огня не бывает, и вина Валерия несомненно была в этом деле. Будущая тёща, Людмила Ивановна Моренко, после того как все работы на кухне были завершены, переоделась в чёрное платье с золотистыми восточными узорами. Николай Сергеевич Моренко не волновался так сильно, как жена. Подошло время обеда и встречи молодых людей, и будущий тесть Бурцева сменил домашнюю пижаму на серый костюм с белой рубашкой без галстука.
— Коля, посмотри на меня! Как я в этом платье? — спросила Людмила Ивановна, разглаживая нарочито нарядное платье на себе от мнимых помятостей.
— Хорошо, — ответил спокойно Николай Сергеевич и продолжил читать газету «Известия».
— Может, мне не очень блестящее платье надеть? Не вечер же, — не отставала от мужа взволнованная Людмила Ивановна.
— Надень не блестящее, — согласился Николай Сергеевич, не отрываясь от чтения.
— Можешь ты пока не читать?! — возмутилась Людмила Ивановна, не ощущая у супруга той же взволнованности, что у себя, перед встречей с новым зятем.
— Могу, — ответил Николай Сергеевич и отложил послушно газету в сторону.
— Посмотри внимательно на меня. Не слишком ли я нарядно выгляжу в этом платье? — спросила Людмила Ивановна, с любопытством вглядываясь в глаза мужа и пытаясь по его непроницаемому лицу угадать, нравится ли ему её наряд.
— Думаю, что знакомство с очередным зятем стоит того, чтобы выглядеть достойно, и это царское платье очень подходит по такому случаю, — сказал с серьёзным видом отец Анны. Однако его фраза об очередном зяте говорила, что на самом деле он полагает, что вполне возможно новый зять не последний в их семье, поэтому не следует придавать большого значения одежде.
— Тебя не поймёшь! — раздосадовано сказала Людмила Ивановна и ушла в спальню к зеркалу.
Послышался звонок в дверь, Людмила Ивановна выскочила из спальни и прошипела:
— Пришли! Иди — открывай!
— Иду, — спокойно сказал Николай Сергеевич и направился в прихожую. Он широко распахнул дверь и, улыбаясь Анне с Валерием, отступил назад, пропуская гостей в прихожую.
— Здравствуй, папа! — глядя оценивающе на костюм отца, сказала дочь и отошла чуть в сторону, чтобы мужчины могли пожать друг другу руки.
— Валерий, — сказал Бурцев, спокойно и уверенно глядя Николаю Сергеевичу в глаза и пожимая не очень крепко мягкую кисть будущего тестя. Валерий тоже был одет в серый костюм с расстёгнутой пуговицей на вороте белой сорочки. То, как буднично и просто Бурцев посмотрел в глаза Николаю Сергеевичу, понравилось пожилому человеку, потому что он не забыл неприятно бегающие глаза первого мужа дочери.
— Николай Сергеевич, — ответил отец Анны и неожиданно почувствовал лёгкую неуверенность от того, что перед ним стоял совершенно спокойный человек, глаза которого смотрели чуть равнодушно. Бурцев был высок и по-мужски обаятелен. Дошла очередь до Людмилы Ивановны. Бурцев поцеловал покрасневшей и улыбающейся вымучено женщине руку, затем буднично вынул из-за спины букет крупных бордовых роз и протянул будущей тёще. Когда Бурцев склонялся к руке Людмилы Ивановны для поцелуя, то будущая тёща невольно заметила, что у нового избранника дочери нет облысения на темени, как у первого зятя, и это её порадовало. К тому же новый зять казался невероятно плечистым, что приятно смутило пожилую женщину. Людмила Ивановна про себя одобрила выбор дочери, что чувствовалось по её глазам, которые светились трудно скрываемым удовлетворением. Анна смеялась в душе, глядя на встревоженных и неузнаваемых родителей. С первым зятем они вели себя увереннее, как она помнила, а теперь казались забавно смущёнными и с заметной растерянностью.
— Проходите! Мы вас ждём и к вашему приходу приготовили уху из стерляди. Отец где-то вчера раздобыл её у знакомых, — объяснила Людмила Ивановна молодым, не переставая улыбаться.
— Не где-то, а в магазине «Океан» у моего друга — Алексея Петровича Старостина, — открылся Николай Сергеевич, больше для Бурцева, чем для дочери с женой, которые знали о его связях.
— К ухе нужна водка! У вас есть?! — спросила Анна у родителей.
— А как же?! — ответил удивлённо отец. — У нас не только водка есть, но и коньяк, и вино есть на всякий случай.
— Ну-у-у! Вы серьёзно подготовились! — одобрительно сказала Анна и повела Бурцева помыть руки. Оказавшись вдвоём в ванной комнате, молодые люди заулыбались, довольные тем, что приятно растревожили родителей. Перед тем как выйти, Анна поцеловала Бурцева и прижалась к нему, будто желая убедиться, что его мужское достоинство никуда не исчезло. Они жаждали друг друга беспрестанно.
— Подожди… Ты съел у меня всю помаду, — шёпотом сказала Анна и подошла к зеркалу вновь накрасить губы.
— Ещё раз напомни мне, как зовут маму и папу, — тихо обратился Валерий к Анне, чтобы не оконфузиться.
— Мама — Людмила Ивановна, а папа — Николай Сергеевич.
— Мама — Людмила Ивановна, а папа — Николай Сергеевич, — как школьник, повторил Бурцев за Анной, протёр руки большим полотенцем, и невеста с женихом вышли из ванной комнаты. Мысленно повторяя имена родителей Анны, Валерий понимал, что родители его избранницы не очень ему интересны и воспринимались им как люди, благодаря которым появилась на свет его будущая жена.
Спустя несколько минут родители и молодые выпили за столом водки и начали есть пахучую уху.
— Валерий, я хорошо запомнил вас мальчишкой с большим хоккейным баулом на клюшке через плечо. Как мне рассказывал ваш отец, это он отдал вас в хоккейную школу. Я знал вашего отца… Мы одновременно с ним вступили в строительный кооператив, чтобы купить квартиры в доме, где вы сейчас живёте с мамой, и где живёт наша Аня. Отец ваш, по-моему, работал начальником цеха на заводе электротракторного оборудования?
— Да-да, — ответил Бурцев, поедая с удовольствием уху после водки. — Отец мой и дом успел выстроить за городом в Колюшево… Теперь я туда приезжаю редко и то только ради того, чтобы создавать эффект присутствия. Работа не оставляет много времени для загородного дома. Мама перестала туда ездить, потому что у неё ноги побаливают… — сказал Валерий, чувствуя подспудно, что родители Анны избегают разговоров о нем самом.
— Августа Алексеевна уже года два на пенсии? — спросила Людмила Ивановна, чтобы сменить разговор об отце Бурцева.
— Да, верно, — подтвердил Бурцев. «Они, безусловно, знают, что мой отец умер не без моей помощи, — подумал Валерий. — Какие прекрасные люди… А я — человек совершенно из другого мира… Что я здесь делаю? Я осознаю, что через какое-то время обязательно принесу горе в этот дом… Благо, если родители Анны никогда не узнают о моих преступлениях. Я пытаюсь войти в их семью, зная, что моё место сейчас только в тюрьме или на том свете… Я словно пытаюсь оставить с этими хорошими людьми своё будущее потомство, если Аннушка сможет родить…» — продолжал молча рассуждать Бурцев.
— На второе, ребята, у меня гусь запечённый в духовке! — объявила Людмила Ивановна. — Если кто ещё желает ухи, то я могу добавить! У меня ещё много осталось, — объявила хозяйка больше для Бурцева, чем для дочери с мужем, глядя при этом на главного гостя.
— Нет. Спасибо. Достаточно, — сказал Валерий.
— Мы умышленно утром только кофе попили, чтобы место оставить для ваших блюд. Давай, мама, своего гуся всем, — сказала Аннушка, тоже доев уху.
— Надобно ещё налить водки по стопочке, Коля, чтобы гусь хорошо пошёл, — сказала улыбаясь Людмила Ивановна и забрала у всех фарфоровые суповые тарелки, специально взятые из сервиза для гостей.
— Мама, давай вместе всем наложим и принесём, — сказала Аннушка и пошла за матерью на кухню.
— Дачный сезон у вас закончился? — спросил Бурцев Николая Сергеевича, чтобы не молчать.
— Ещё осталось выкопать морковь и свёклу, а в последнюю очередь срежем капусту, но это через месяц, — ухватившись за любимую тему произнёс преобразившийся Николай Сергеевич. — Нынче летом с водой были проблемы. Все как начнут поливать вечерами, так вода пропадает. Дождей было недостаточно. На следующий год решили скважину бурить. Вода у нас близко — метра два от поверхности, поэтому надеемся будет недорого.
— У нас в Колюшево скважина давно, поэтому круглый год вода в доме, — сказал Валерий. — Отец ещё лет десять назад пробурил скважину.
— Это хорошо! Нам тоже надо было давно сделать скважину и домашний водопровод. Мы там только летом живём, поэтому посчитали, что тратиться не стоит. Мы полагали, что обойдёмся летним водопроводом, но оказалось, что летний водопровод от общественной колонки не каждый год справляется.
— Вот и гусь! — объявила Аннушка, ставя тарелки перед отцом и Валерием. Две другие тарелки принесла Людмила Ивановна. Все уселись. Николай Сергеевич всем налил водки.
— Николай Сергеевич и Людмила Ивановна, я хочу сказать вам, что мы с Анной решили пожениться и подать заявление на регистрацию брака… Мне очень бы хотелось, чтобы вы одобрили наше решение. Я со своей стороны обещаю, что буду делать все для того, чтобы ваша дочь была счастлива со мной… — неожиданно вдруг сказал Бурцев, и ненадолго установилась тишина. Родители Анны переглянулись, смущённо улыбаясь. Было понятно, что они знали о том, что им скажут сегодня, но одно дело знать и совсем другое дело это реально услышать. Первым очнулся Николай Сергеевич, потому что понимал, что жена вряд ли скоро сможет взять себя в руки от волнения.
— Если наша Аня приняла решение выйти за вас замуж, то мы только «за» с матерью… Мы знали вашего отца и знаем вашу маму и кроме хорошего ничего о них сказать не можем… Мы надеемся, что вы тоже хороший человек, как ваши родители… — сказал Николай Сергеевич, глядя на всех по очереди, а затем опустил взгляд на свою тарелку, как только его глаза встретились с глазами Бурцева. Вдруг у Людмилы Ивановны потекли слезы, она поставила стопку на стол, взяла с коленей полотенце и не стесняясь заплакала, посмотрев на дочь.
— Мама! Ну, ты чего?!. Ну, не плачь, пожалуйста… — заулыбалась Анна, а у самой тоже глаза наполнились слезами.
— Не буду, моя хорошая… — тихо произнесла растроганная женщина и поспешно приложила полотенце к глазам.
— Давайте выпьем за вас, — сказал Николай Сергеевич, и чувствовалось, что если бы не тост, то он бы тоже не удержал слез. Бурцев был поражён огромной любви родителей к единственной дочери. Их любимая и единственная дочь переходит к такому человеку, который заслуживает пули по закону. После первого неудачного брака их дочь переходит в руки к чудовищу в человеческом обличии, наверное, сказали бы её родители, если бы вдруг узнали о Бурцеве всё. «За что дочке этих прекрасных людей выпадает такая доля?» — спрашивал себя Бурцев и не находил объяснения этому стечению обстоятельств. В какой-то степени родители Анны жалели дочь, оттого что ей приходится выходить замуж за небезупречного человека, и от этого пожилым людям хотелось плакать.
Спустя несколько минут все успокоились, и разговор естественно пошёл о деталях предстоящей регистрации брака и о праздновании свадьбы. Все это было обсуждено в подробностях, и молодые поспешили по своим делам. Анна нашла причину зайти в свою школу за какими-то бумагами, а в это время Бурцев стоял и ждал её в коридоре у окна. Было видно как из учительской выходили учителя и украдкой пытались разглядеть Бурцева. Валерий предположил, что Анна умышленно затащила его в школу, чтобы показать своего жениха. Бурцев не возражал, а, напротив, повернулся к окну спиной, чтобы все проходящие мимо женщины могли его видеть. Школьники второй смены бегали по коридору, как сумасшедшие, и Бурцев вспомнил школьное детство. Скоро Анна вышла с какой-то молодой учительницей, чему-то улыбаясь. Молодые женщины остановилась недалеко от Бурцева, и распрощавшись с коллегой Анна подошла к Валерию.
— Теперь все тебя видели. Завтра разговоров будет — не переслушаешь. Бабы есть бабы — все косточки нам перемоют, — довольно улыбаясь сказала Аннушка, и Бурцеву показалось, что она больше рада предстоящим пересудам, чем их отсутствию.

ГЛАВА 6

Прошла неделя, как Валерий и Анна объявили родителям о желании пожениться и подали заявление на регистрацию брака. В тот же день после визита к родителям Анны молодые вечером на ужине у матери Бурцева объявили и ей, что приняли решение пожениться. Августа Алексеевна тоже заплакала слезами радости и потом без конца суетилась счастливая, меняя молодым тарелки с едой на столе. Анна перед уходом помогла будущей свекрови помыть посуду, а Бурцев в своей комнате набрал чемодан необходимых в первую очередь вещей и принадлежностей, чтобы перенести в квартиру Анны. Остальные вещи Валерий решил уносить от матери позже, по мере надобности. Регистрация брака была назначена в канун октябрьских праздников, и Бурцев на работе заранее написал заявление на три дня отдыха, положенные на проведение свадьбы, и попросил к этим трём дням прибавить ещё пять, что он не догулял полностью в летний отпуск. С учётом праздничных дней седьмого и восьмого ноября у него после регистрации окажется десять дней отдыха. Анна тоже взяла в школе восемь дней отпуска за свой счёт, и таким образом молодых ожидал короткий медовый месяц.
До свадьбы оставалось немного времени, и Валерий решил хорошо поработать, чтобы накопить денег. Затрат ожидалось много и со своими накоплениями ему пришлось бы расстаться полностью. Мать Валерия и родители Анны планировали выделить молодым приличные суммы, но свадьбу Валерий должен был оплатить из своих денег. Он, как мужчина, понимал, что это важно для него, как для жениха, в глазах будущей жены и её родителей.
В дневные смены вместо трудоёмкой и хлопотной работы по городу Валерий простаивал на автостанции. Бурцев непременно в течение смены уговаривал пассажиров в складчину ехать на такси в любой отдалённый населённый пункт области. Многие люди поддавались его уговорам, когда между загородными маршрутами автобусов образовывался временной разрыв по расписанию. В ночные смены Валерий возил по пять бутылок водки и реализовывал их. В доме за городом он хранил ящик водки. Это было предусмотрено на тот случай, если в машине водка ночью заканчивалась. Таким образом, не проходило ни единой смены, чтобы Бурцев не заработал минимум сто рублей чаевых. Такая ударная работа изматывала, но поставленная цель — заработать за месяц ещё две тысячи рублей — неуклонно приближалась.
Выехав в ночь с пятницы на субботу, Бурцев до полуночи успел продать три бутылки водки и собрать плановую выручку. Он встал на вокзале, чтобы немного передохнуть и подождать какой-нибудь поезд. Бурцев не заметил, как сзади подошёл человек и быстро сел на переднее сиденье рядом с ним.
— Земляк, продай бутылку водки! Нам не хватило, — сказал проситель затрапезного вида. На нем была надета телогрейка без ворота и с одним карманом слева, какие выдают только в лагерях заключённым, хотя было не очень холодно. — Вот, «пятнашку» возьми! — Небритый мужик протянул деньги. Валерий смог различить десятку и пятёрку в слабом свете вокзальных осветительных фонарей. Бурцев знал, что на вокзале водку продавать опасно, но нужда в деньгах на свадьбу словно шептала ему в ухо, что продай ему и получишь десятку прибыли. Произнесённое клиентом слово “земляк” обмануло Валерия.
В лагере заключённые всегда использовали это обращение, несмотря на то, что тот, к кому так обращались, не обязательно мог быть истинным земляком. Это было универсальное лагерное обращение, и в колонии оно Валерия раздражало, но именно оно поколебало чувство осторожности у Бурцева. Телогрейка без ворота и обращение «земляк» заставили Бурцева рискнуть. Валерий взял протянутые деньги и достал из-под своего сиденья бутылку водки. Клиент принял бутылку, полез во внутренний карман телогрейки и достал вдруг удостоверение.
— Старший лейтенант ОБХСС Новиков! — объявил с ухмылкой человек, похожий больше на бездомного или бывшего заключённого. — Ваше водительское удостоверение! — скомандовал закамуфлированный милиционер со звонкими нотками в высоком голосе. «Такие голоса могут принадлежать только ментам, без сомнения…» — подумал Бурцев. Неожиданно на заднее сиденье подсел ещё один человек в штатском. Это был напарник первого милиционера. Валерий протянул права, путевой лист и стал ждать, что ему скажут.
— Валерий Николаевич Бурцев, вы понимаете, что совершили правонарушение?
— Да, понимаю, — был вынужден ответить Бурцев. «Теперь я точно потеряю работу. Как печально и, наверное, символично обрести неприятности перед свадьбой. Однако это, к счастью, ещё не потеря головы…» — успел подумать Валерий.
— Гражданин Бурцев, предлагаю вам выдать добровольно всю водку, что у вас имеется в машине. Если вы откажитесь, то я буду вынужден с моим напарником произвести обыск машины и составить протокол.
— У меня есть только ещё одна бутылка. Хотите — обыскивайте.
Больше все равно ничего нет.
— Где она? — спросил рядом сидящий сотрудник милиции.
— Под вашим сиденьем, — ответил Валерий, и милиционер достал бутылку из-под своего кресла.
— Деньги верните мне, что я вам заплатил, — приказал сосед Бурцева, и Валерий передал принятые пятнадцать рублей.
— Протокол будем составлять на изъятую водку? — спросил милиционер в телогрейке.
— Не желательно, — ответил Валерий и почувствовал, что милиционеры просто захотели выпить сами. И что это не рейд по борьбе с ночной продажей водки таксистами. Оба сотрудника вышли из машины и на прощание один сказал:
— Возьми права, Валерий Николаевич, и будь осторожней, — через минуту два милиционера в театральном наряде бывших заключённых исчезли в толпе людей у главного входа вокзала. У Бурцева будто тяжкая ноша свалилась с плеч. Ещё минут пять Бурцев молча сидел и радовался тому, что все обошлось. «Как я мог, подобно юнцу, клюнуть на пятнадцать рублей в таком опасном месте?..» — спрашивал себя Валерий и благодарил бога, что ему повезло так дёшево отделаться.
Опять пришёл какой-то поезд, и к Бурцеву попросились два пассажира.
— Шеф, довези нас до телецентра! — сказал один явно нетрезвый мужчина без поклажи. Другой пассажир оказался тоже нетрезвый, но с дипломатом. Оба клиента уселись позади и начали что-то обсуждать. Бурцев включил счётчик и поехал. Валерий не слушал пассажиров, потому что все ещё был под впечатлением от случившегося. Его сердце продолжало учащенно биться от неприятного контакта с милиционерами в штатском. «Господи, неужели я так разволновался только потому, что меня могли привлечь к ответственности за спекуляцию и уволить из такси перед свадьбой?.. Я убил уже двух человек и не поперхнулся… Нет. Я испугался не ответственности, а того, что это могло быть началом моих неудач в дальнейшем… Да-да, именно этого…» — подумал Бурцев и начал успокаиваться, потому что ему несказанно повезло несколько минуту назад, если не считать, что он лишился двух бутылок водки на десять рублей. «Я сейчас эти десять рублей попробую заработать на этих двух пьяненьких мужичках. Если у меня получится — значит, господь мне продолжает помогать…» — загадал Бурцев и положил бумажный рубль в нагрудный карман рубашки под расстёгнутой курткой. Через двадцать минут Валерий остановился по требованию пассажиров.
— Сколько там набило, шеф? — спросил сидящий прямо за Валерием мужчина без дипломата, а в это время другой начал выходить из такси.
— С вас три рубля сорок копеек, — сказал Бурцев и стал ждать деньги.
— Шеф, что-то я плохо вижу. Включи мне, пожалуйста, свет в салоне.
— К сожалению, лампочка перегорела, — солгал Валерий.
— Вот! Возьми, шеф! — наконец сказал нетрезвый пассажир, и Бурцев почувствовал, что ему в протянутую назад руку вложили купюру. В одно мгновение Бурцев определил, что это десятка, которую он тотчас бросил перед собой на колени. Вытащив быстро рубль из нагрудного кармана рубашки, Бурцев демонстративно приставил его к глазам. Повернувшись к пассажиру с рублём в руке, Валерий сказал:
— Дружище, этого мало! — пассажир взял у Бурцева рубль из рук и тоже приставил в темноте к глазам.
— Ой! Прости, шеф! Я по ошибке рубль тебе дал вместо десятки. Мне показалось в темноте, что я дал тебе десятку. — Пассажир опять начал рыться в бумажнике и достал на этот раз пять рублей. — Вот! Нашёл! Это, кажется, пятёрка! Сдачи не надо! — Бурцев взял пятёрку и поблагодарил пассажира за рубль шестьдесят чаевых. Отъехав немного, Бурцев поднял с коленей брошенную десятку. «Пока господь меня балует…» — подумал Бурцев и поехал обратно на вокзал, чтобы постоять ещё час до поездки за сменщиком.
Проезжая мимо автобусной остановки, Валерий разглядел на лавочке под навесом девушку. Он остановил около неё машину и стал ждать. Кругом не было ни души. Ночная пассажирка несмело подошла к машине, немного приоткрыла переднюю дверь и робко сказала:
— У меня нет денег… — её глаза были заплаканы.
— Садись! Я бесплатно тебя довезу. Куда тебе нужно?
— На Профсоюзную… — тихо сказала девушка и медленно, несмело уселась в машине, уместившись на половине сиденья ближе к двери.
— Что ты в три часа ночи делаешь на остановке? — Вместо ответа девушка закрыла руками лицо и заплакала.
— Тебя кто-то обидел?! — спросил Бурцев, но она только плакала и ничего не отвечала.
— Не расстраивайся! Я сейчас тебя довезу до дома, — сказал Валерий и, открыв бардачок, вынул колпак, который надел на зелёный фонарик, чтобы не включать счётчик, а через пятнадцать минут был уже на улице Профсоюзной. — Где тебе? — спросил он, и девочка указала рукой на длинный многоэтажный дом. Бурцев подъехал к указанному дому и остановился. — Беги и не плачь, — напутствовал Валерий заплаканную ночную странницу.
— Спасибо вам большое… — сказала повеселевшая девчонка в тонкой курточке ветровке. Девушка проворно побежала к подъезду, будто опасаясь, что её могут догнать и не пустить домой. Ещё минут пять Бурцев постоял и затем поехал за сменщиком. «Эту ночную бабочку кто-то обидел или, возможно, изнасиловал, и если бы она знала, к кому села в машину, то, несомненно, умерла бы от страха… Она оказалась не только в руках насильника, но и убийцы. Мне словно кто-то сказал, что ты должен помочь этому несчастному юному созданию. Я определённо это почувствовал и, несмотря на её привлекательность, у меня даже мысли не возникло изнасиловать её и, тем более, убить моим способом. Мне неинтересны слабые и беззащитные жертвы… Они мне кажутся лишёнными привлекательности. Может, мне вообще отказаться от своей страшной охоты на тех, кто мне интересен? Чем меньше я буду убивать, тем меньше у меня шансов попасть под пулю палача… Охотник на медведя, чем меньше убивает, тем меньше у него шансов погибнуть. Кто из охотников не останавливается — неминуемо, говорят опытные люди, погибает от сорокового по счёту зверя. Удача не может сопутствовать мне всегда. Но я невольно теперь, когда вижу женщину, мысленно определяю для себя, хочу ли я её пристрелить после любви… Не каждая мне подходит для этого. Я это чувствую… Нет-нет! Я не смогу отказаться от своего дьявольски сладостного промысла… Разве я смогу теперь жить постной жизнью нормальных, а по-моему, — ущербных мужчин? Точно нет…» — мысленно заключил Бурцев.

ГЛАВА 7

Наступил день регистрации брака Валерия Бурцева и Анны Моренко. Накануне жених был занят подвозкой съестных припасов. Три женщины — Августа Алексеевна Бурцева, Людмила Ивановна Моренко и Анна совместно составили Валерию длинный список продуктов, что необходимо было доставить с рынка. Покупка спиртных напитков была возложена на отца Анны, так как у него имелось много друзей среди директоров магазинов. Женщины с вечера начали готовить разнообразные салаты, закуски и сладкое, что можно было положить до следующего дня в холодильники. Приготовление блюд шло в двух квартирах — у матери Бурцева и у Анны. На немноголюдную свадьбу были приглашены родители, свидетели регистрации брака, по два родственника с каждой стороны, два близких друга жениха и две подруги невесты. Суеверный Бурцев с недавних пор стал просто бояться цифры тринадцать — столько человек ожидалось за столом. Валерий себя успокаивал тем, что возможно, кто-либо не придёт или, наоборот, неожиданно добавятся гости сверх запланированных. Анна вспомнила, что на первой её свадьбе было почти восемьдесят человек приглашённых, и то, что волнение тогда её захлёстывало. Теперь же приглашённых гостей было сравнительно мало, и чувство волнения сменилось расчётливостью и обдуманностью в подготовке застолья.
Регистрацию назначили на одиннадцать часов, и в десять утра у подъезда дома уже стояли три новых автомобиля, украшенных разноцветными ленточками и большими бутафорскими обручальными кольцами на крыше. Машины на проведение свадьбы выделил таксопарк. Бурцев у матери в квартире принял душ, остриг ногти на руках и ногах, обработал их пилочкой, побрился, затем надел новое нижнее белье, белую рубашку с запонками, длинные чёрные носки гольфы, чёрный костюм и светлее костюма повязал на шею серый шелковый галстук, который приобрёл у знакомой спекулянтки. Последними Валерий надел чёрные туфли оксфорды, которые по невероятному блату купил у знакомого фарцовщика. Бурцев смотрел на себя в зеркало, а мысленно не переставал удивляться изменениям, что произошли в нем после второго убийства. Он стал легко забывать, что совершил уже два тяжких преступления и продолжал жить, как жил до совершенных злодеяний.
«Как можно спокойно вести жизнь подобно всем нормальным людям, но иногда тайком убивать этих нормальных людей и обратно возвращаться к ним в нормальную жизнь?.. Как можно потом ничем не отличаться от этих нормальных людей и жить их жизнью, и участвовать искренне во всех мирских делах с ними вместе? Как вести две жизни параллельно — жизнь убийцы и жизнь обыкновенного человека, сохраняя успешно эту параллельность?.. Неужели мне долго удастся жить в двух ипостасях?» — успел подумать Бурцев, и услышал звонок в прихожей. Валерий открыл дверь и увидел Анну в голубом платье и в такого же цвета лаковых туфлях на высоком каблуке.
— Через полчаса выезжаем! Бурцев, ты такой красивый, что я от желания с ума схожу, — сказала негромко Анна и закрыла дверь на замок с лукавой улыбкой блудницы. — Я хочу тебя… чтобы потом у меня было хорошее настроение и не возникало соблазна затащить тебя куда-нибудь на несколько минут…
— Но мы уже одеты! — попытался воспротивиться напору невесты Валерий, однако Анна бесцеремонно взяла его за руку и повела в ванную комнату. Аннушка быстро и аккуратно подняла подол свадебного платья и белую тонкую юбку под подолом, прижала их к телу локтями, затем провела ладонью по ширинке Бурцева и спустила свои ажурные трусы до того места, где чёрного цвета чулки крепились к резинкам от пояса.
— Быстрей-быстрей, Бурцев! — нетерпеливо требовала улыбаясь Анна, поворачиваясь оголенным задом к жениху. Валерий медленно спустил брюки с трусами на туфли, чтобы не очень помять, и легко проник в плоть возбуждённой невесты. Анна руками упёрлась сначала в дальний край ванны, но что-то в такой скромной позе её не устраивало, и она опустила руки на дно ванны. Освободившаяся от свесившихся волос шея Анны показала едва приметную ямочку, и Бурцев почувствовал, что мог бы пристрелить и Анну, если бы это было безопасно для него. Валерий только на миг представил ямочку на шее с маленьким входным отверстием от пули и опалённую порохом кожу вокруг ранки.
Бурцев отчётливо видел и чувствовал, как Анна на долю секунды пристреленная зажмёт предсмертными судорогами его и медленно свалится в ванну. После этой мысленной картины, Бурцев тотчас первым застонал, и тут же на его возгласы отозвалась и Анна. Подрагивая, они затихли.
— Какой ты… — произнесла еле слышно удовлетворённая Анна, когда он отошёл от неё.
— У меня ноги дрожат от напряжения, — произнёс скрипучим голосом Бурцев, словно после длительного отсутствия в горле влаги. Анна, не теряя улыбки, намочила полотенце под краном горячей воды, быстро и тщательно вытерла всё между ног.
— Нужно протереть все досуха и положить в трусики новую прокладку, что бы на платье не выступило пятно во время поездки во дворец бракосочетания, — сказала Анна. Валерий тоже обмылся под краном и через минуту молодожёны присоединились к родителям и гостям наверху.
— Где вы ходите?! — возмутилась наивная и потому смешная для молодожёнов своим вопросом мать Анны. Молодые люди с серьёзными лицами переглянулись, но всё-таки с трудом сохранили невозмутимость и даже не улыбнулись. — Уже нужно выезжать! Вы садитесь в среднюю машину, мы с папой и Августой Алексеевной в последнюю, а свидетели — в первую! Все остальные гости остаются нас ждать дома.
Бурцев уже был в пальто, а Анна надела длинные перчатки в тон платью, накинула на плечи серую норковую шубу, взяла маленький букетик, и все направились вниз к машинам.
В автомобиле на заднем сиденье довольная Анна смотрела на Бурцева сбоку, потом положила ему голову на плечо. Невеста, без сомнения, была счастлива…
В доме бракосочетаний, как на конвейере, шла регистрация многочисленных пар, что толпились в особой комнате, откуда по очереди молодожёнов со свидетелями и родственниками вызывали по фамилии в главный, просторный и торжественный зал регистрации. Перед вызовом в зал у молодожёнов забирали обручальные кольца, чтобы потом жених и невеста могли с маленького подноса взять их и надеть друг другу перед объявлением их мужем и женой.
Бурцев обратил внимание, что Адамов, который был свидетелем с его стороны, о чем-то довольный и весёлый разговаривал со свидетельницей со стороны Анны. По их горящим глазам Бурцев заподозрил, что они проявляют больший интерес друг другу, нежели тому событию, куда их пригласили в качестве свидетелей. Валерий осознал, что невольно разглядывает оголённые шеи незнакомых девушек, что толпились в большой общей комнате, невольно отыскивая углубления на всех шеях.
«Да, я определённо с больным сознанием…» — мелькнуло в голове Валерия. Потом он посмотрел на мать в нарядном платье, которого раньше у неё не видел.
«Она специально купила или сшила новое платье на мою свадьбу…» — подумал Бурцев и вспомнил, что женится только ради спокойствия этого человека. «У мамы тоже сегодня видно ямочку на бледной и слегка морщинистой худой шее… Но почему это углубление на её шее мне кажется отвратительным?.. Меня подмывает сказать ей, чтобы она опустила волосы вниз, как в повседневной жизни. Я как будто ревную её…» — не переставал рассуждать Бурцев.
Наконец, дошла очередь до Валерия и Анны. Ведомые штатной нарядной женщиной дома бракосочетания молодые оказались перед длинным столом, что был накрыт бордовой скатертью. Стол располагался прямо под огромной хрустальной люстрой на высоком потолке. За столом стояла полная женщина с круглым лицом и завитыми белыми волосами, как на париках у императрицы Елизаветы Петровны на многочисленных портретах в Эрмитаже и в Русском музее. За день полная дама объявляла мужем и женой десятки пар, поэтому торжественно, но без особого волнения зачитала текст из большой развёрнутой книги, состоящей только из двух картонных обложек, обтянутых красной кожей. «Почему объявление нас мужем и женой напоминает мне тот момент, когда судья Низовских к концу трёхдневного судебного заседания монотонно и без эмоций объявлял меня приговоренным к восьми годам колонии усиленного режима? Что-то общее есть у умершего судьи Низовских и у этой толстой бабы, что сейчас поздравляет нас с созданием новой семьи… Общее у них то, что они исполняют свои обязанности с полным безразличием к тем, чью судьбу решают… Но иначе и быть не может. Не может человек быть чувственно сопричастен к судьбе каждого осуждённого или каждого вступающего в брак на протяжении многих лет… Когда-нибудь люди заключение браков тоже будут доверять электронным машинам, и это будет действительно волнительно. Важно, что это будет приятнее, чем видеть ложную сопричастность к своей судьбе несимпатичных и равнодушных к тебе людей…» — подумал Бурцев.
Как только Валерий с Анной расписались, надели друг другу кольца и их объявили мужем и женой, им тут же предложили пройти в соседнюю комнату, где шампанское, фрукты и музыка. Уходя в дверь, Валерий боковым зрением заметил, что та дверь, в которую они входили, открылась и через неё вошла взволнованная следующая пара молодожёнов. «Торопятся… Им необходимо всех поженить, кого запланировали…» — с сожалением сказал себе Валерий. Его не покидало ощущение, что всем наплевать на немаловажное событие в его жизни, но без чужих людей никак не обойтись. «Моя судьба и судьба Анны близки только нашим родителям. Подобное можно утверждать и о судьбе убитых мной женщин… Их исчезновение волнует только близких родственников, но милиции до них нет никакого дела. Им надо раскрывать преступления, а не искать без вести пропавших женщин. Жизнь так устроена, что никому нет дела до проблем другого человека… С увеличением количества народа — люди будут все дальше и дальше отдаляться от соседей по дому, по подъезду, по лестничной площадке. Приходит такое время в крупных городах, что и родня о смерти какого-нибудь родственника будет узнавать с опозданием или вовсе не узнает…» — с грустью думал Бурцев.
Истинное удовлетворение от свадьбы пришло Валерию только у Анны в квартире, где за двумя сдвинутыми столами собрались самые близкие люди — родственники и друзья. Было много тостов за молодых, за отцов и матерей, а также с пожеланием иметь многочисленное потомство. Часто гости молодым кричали: «Горько!», а затем преподносили конверты с деньгами. Всё-таки Валерий и Анна были не двадцатилетними людьми, а значительно старшими, и это придавало всему празднику спокойствие и меньшую возбуждённость.
— Бурцев, я не хотела тебе говорить до свадьбы, но сейчас скажу, — прошептала Анна на ухо Валерию. — У меня пропали месячные… Вторая неделя задержки. Через несколько дней схожу в консультацию… — Все это время Анна смотрела на Бурцева, желая угадать по его лицу и глазам первую неподдельную реакцию. Бурцев невольно заулыбался и посмотрел на жену пристально. Непроизвольно у него глаза стали чуть влажными от смешанных чувств. Ему хотелось крикнуть от радости, но тут же он вспомнил, что его ребёнок ещё не родился, но его жизнь без отца, возможно, предрешена. Радость и печаль одновременно вдруг начали душить Бурцева. Вновь кто-то из гостей прокричал:
— Горько! — Валерий с Анной поднялись со стульев, и в этом длительном поцелуе Валерий передал всю ту благодарность, что он испытал к Анне за новость о задержке месячных. Бурцев не любил Анну страстно, но начал отделять её в лучшую сторону от всех других женщин, что у него были до неё. Его мать теперь имела реальную надежду, что у неё будут внуки. Этот поцелуй помог Бурцеву сдержать слезы от осознания, возможно, несчастного детства своего будущего ребёнка. «Какой же я удивительно чувственный душегуб! Неужели все изверги и убийцы могут быть такими ранимыми или только я такой?..» — спрашивал себя Валерий, не отрываясь от губ Анны и не открывая глаз, сквозь веки которых проступили наружу едва заметные слезинки.

ГЛАВА 8

Утром после свадьбы пробуждение не показалось Бурцеву тяжёлым. Несмотря на то, что днём в делах он забывал, что когда-то убил двух женщин, однако просыпаясь утром, воспоминание о содеянных преступлениях всегда неизменно, хоть на мгновение, но приходило к нему. Это господь из микромира неизменно напоминает ему об этом, как сейчас стал предполагать Валерий. Спустя минуту он вспомнил, что не нужно ехать на работу и рулить до усталости, собирая монотонно рубли и трёшки у шумных, неинтересных и скупых пассажиров. Яркое утреннее солнце ослепило Валерия, когда он повернулся от стены внутрь комнаты. Прячась от прямых лучей, Бурцев сунул голову под рядом стоящий стол, который примыкал вплотную к тахте и который остался неубранным со вчерашнего вечера. Проснувшись окончательно Валерий понял, что лежит один, а Аннушка находится на кухне, потому что об этом говорил доносившийся звон от мытья посуды, которой много скопилось после свадебного застолья.
— Ку-ку! — подал Валерий голос, чтобы Анна его услышала.
— Ты уже проснулся, мой кукушонок?! — спросила довольная жена.
— Да, моя любовь, — ответил Бурцев и лёг на спину.
— Будешь пить кофе?! Я сварю, если хочешь, — предложила Анна.
— Свари, — согласился Валерий.
Аннушка вышла из кухни и подошла к мужу, вытирая руки о новый сатиновый фартук в красный горошек с большим карманом посредине. Она склонилась над Бурцевым и, закрыв глаза, начала целовать ему грудь, затем скинула с него одеяло. Анна, еле касаясь, стала целовать мужа ниже и ниже, закрыв глаза. Валерий быстро перевернулся на живот, игриво пряча от жены своё мужское достоинство. Тогда Анна начала целовать ему ягодицы и сквозь смех говорить:
— Куда спрятали моего красавца? Почему мне не дают его поцеловать?!
— Аня, я же не мыт с ночи…
— Я люблю тебя любого — и мытого, и немытого… — произнесла Аннушка, выпрямляясь во весь свой высокий рост над мужем. Валерий лежал на животе, засунув руки под себя, а лицом уткнулся в подушку, как когда-то в детстве утром прятался от игривых ласк матери.
— Ты же обещала мне кофе, — еле слышно проговорил Бурцев в подушку.
— Хорошо. Пошла варить, — сказала весёлая Анна, отступив от него. Вдруг она вернулась и бросила ему на спину несколько конвертов с деньгами, что вчера преподнесли гости и родственники на нужды новой семьи. — Родной, пока я варю кофе, — посчитай деньги. Интересно, кто и сколько нам отвалил на счастье, — сказала улыбаясь Анна, и ушла на кухню. Бурцев лежал неподвижно на животе, чувствуя спиной брошенные на него конверты. «Это, наверное, и есть семейное счастье… Почему я не обратил внимания на Аннушку прежде моих страшных преступлений? Мне словно кто-то говорит, что я могу лишиться такого сладостного семейного блаженства, которое сейчас испытываю… Я чувствую, что любим этой молодой женщиной и начинаю привязываться к ней… чувствовать потребность в ней. А как счастлива моя мать… Она, кажется, расцвела из-за моей женитьбы. Создатель мне даёт почувствовать счастье, чтобы я перед уходом в небытие знал жизнь во всех её проявлениях…» — подумал с горечью Бурцев и лёг на спину, чтобы считать деньги. Но вдруг ему расхотелось пересчитывать деньги после промелькнувших грустных мыслей. Невесёлые рассуждения Валерия на некоторое время лишали смысла любые материальные ценности, достаток и прочие блага новой жизни. «Вчера, как я и опасался, за столом присутствовало тринадцать человек… Я надеялся, что вдруг кто-нибудь добавится или, напротив, не придёт, но не случилось сбыться моим ожиданиям… Я понимаю, что числа вряд ли о чем-то говорят серьёзно, но почему цифра тринадцать меня всегда тревожит? Несомненно, какая-то чертовщина существует…» — успел подумать Бурцев, и тут вошла Анна с маленькой чашечкой кофе и с бумажной салфеткой.
— Ну, что ты не считаешь?!
— Не хочу без тебя, — тихо ответил Бурцев, глядя грустно на жену.
— Что с тобой?! — спросила Анна встревожено, заметив печаль в глазах Валерия. Жена присела рядом на тахту.
— Наоборот, все очень хорошо, моя любовь, — ответил Бурцев, улыбнувшись вымучено.
— Ну-ну! Не нагоняй тоску! На вот — попей кофе. Давай я посчитаю деньги. — Анна открыла первый конверт и достала пять сторублевых купюр. — Это, по-моему, конверт твоих друзей из таксопарка. Молодцы ребята! — сказала Анна, хваля троицу таксистов — Адамова, Сабитова и Федченко. — Вот только что-то они мало пили спиртного. Чуть пригубили водки из стопок и не стали допивать. Но потом вдруг пошли покурить и вернулись заметно пьяненькие. Всё-таки табак очень пьянит людей, — искренне удивлялась наивная Анна. Бурцев знал, что друзья пошли покурить и тайком попросили у него бутылку водки со стаканом. На лестничной площадке они налили почти по полному стакану и разом выпили всю бутылку. Это было им привычнее. Друзья не стали так пить при гостях и пугать неподготовленных людей, избавляя тем самым жениха от возможных объяснений. На протяжении всей свадьбы таксисты в дальнейшем оставались равнодушными к спиртному, а ходили только покурить в подъезд. — А этот толстый конверт от мамы с папой, — сказала Анна и насчитала две тысячи рублей. — Вот тоже не худенький конверт. Это, по-моему, от моей свекрови. — И Анна насчитала одну тысячу рублей. — А это конверт от маминых родителей — от бабушки и дедушки. Вот! Тысячу положили! — развернув веером купюры и расширив глаза, произнесла удивлённая и радостная Анна. — Я не ожидала столько денег от бабушки с дедушкой. В прошлый раз они дали только пятьсот рублей! — Анна ещё долго считала деньги и складывала их в разные стопки по купюрам на голом волосатом животе Бурцева. Анна насчитала пять тысяч рублей и была удивлена тому, что на первой своей свадьбе, куда было приглашено более восьмидесяти человек, ей с мужем принесли всего семь тысяч рублей. Аннушка не могла поверить в реальность этой невероятной суммы, что им принесли немногочисленные гости и родные.
— Мне на неделю хочется куда-нибудь съездить, — сказал Валерий.
— Полетели в Москву?! У папы там сестра в гостинице «Украина» работает! Побродим по старой Москве! Куда-нибудь сходим, а?!
— Я согласен, — ответил Бурцев, улыбаясь жизнерадостному задору жены. При всем желании Валерий никак не мог находиться на одном с Анной эмоциональном уровне, но веселье жены и чистая, ничем не омрачённая радость жизни, частично передавалась и ему, и поэтому, общаясь с Анной, Валерий невольно заражался её хорошим настроением. Через час Анна по телефону связалась с родной тётей. Та хотела, чтобы племянница с мужем остановились у неё дома, но Анна по просьбе Валерия настояла на проживании в гостинице. Через час в агентстве Аэрофлота были куплены билеты, и молодожёны на следующее утро вылетели в Москву.

ГЛАВА 9

Самолёт приземлился в Домодедово до обеда. Семью Бурцевых никто не встречал, как и было обусловлено. Тётя и не могла этого сделать, так как нельзя было отпроситься с работы ради встречи племянницы с мужем из сибирского города. Для москвичей это всегда, наверное, будет считаться немыслимым делом. Москва не терпит непродуктивных и сентиментальных деяний. Молодожёны неспешно прошли мимо толпы зазывающих таксистов и вышли на остановку автобусов.
— Нам главное доехать до ближайшей станции метро, а там — мы быстро доберёмся до «Украины», — сказала Анна, радуясь перемене окружающей обстановки, большому городу, скоплению людей и ритму столицы, который чувствовался уже в аэропорту.
В гостинице молодожёны быстро отыскали родственницу. Тётка Анны была ещё не старой женщиной. Она приходилась младшей сестрой Николаю Сергеевичу Моренко. Невысокая, с крашеными в огненно-рыжий цвет волосами, она искренне радовалась племяннице. Потом тётка, не изменяя на лице выражения радости и восторга, кивком головы поприветствовала Валерия, который ей определённо понравился внешне, и это было видно по её невольному движению рук. Тётя Анны непроизвольно дважды поравляла волосы.
— Давайте ваши паспорта! Я пойду заполнить на вас анкеты и принесу ключи от номера.
— Тётя Соня, а деньги сразу вам отдать? — спросила Анна.
— Нет. Потом, когда мне выделят номер для вас и выпишут счёт.
Значит, вам на неделю оформлять? Не передумали?
— Да-да! — сказала Анна.
— Посидите вон на том диванчике, пока я все сделаю. У вас кроме этой сумки нет поклажи?
— У нас все, что нам необходимо, в этой большой сумке, — подтвердила Анна и отошла с Бурцевым, чтобы присесть на свободный диван. То и дело через главный вход гостиницы входили многочисленные группы туристов, они останавливались и озирались по сторонам в самом центре просторного с высоченным потолком вестибюля. Слышалась разноязычная речь. Гости города в удобной одежде и в спортивной обуви еле слышно что-то между собой обсуждали.
Через полчаса Валерий и Анна заселились в большой двухкомнатный номер. Высокие потолки и старый блестящий тёмно-коричневый паркет на полу создавали ощущение слабой освещённости. Мебель и метровые деревянные панели по периметру стен — все было тёмно-коричневого цвета. Из окна затянутого плотными шторами тёмно-зелёного цвета открывался вид на Калининский проспект со знаменитыми, но обшарпанными многоэтажными домами “книжками”.
Анна пообещала тёте Соне, что перед отъездом домой придёт с Валерием к ней в гости, затем отпустила занятую работой родственницу.
— Ещё только середина дня. Ты хочешь есть? — спросила у Бурцева жена.
— Немного.
— Я взяла с собой варёную курицу и хлеб. Сейчас заварим чаю и поедим. Кипятильник я тоже взяла. Здесь все дорого. Тётя Соня мне предусмотрительно ещё по телефону сказала, чтобы я взяла с собой немного еды и кипятильник, чтобы сразу по приезде не бежать в дорогой ресторан при гостинице.
— Сейчас поедим и составим программу по дням, куда и когда сходить обязательно необходимо, — сказал Валерий и распластался на широкой кровати в спальне, раскинув в стороны руки.
— Наконец-то мы добрались до Москвы и поселились в хорошей гостинице рядом с центром! — почти крикнула Анна и повалилась на Бурцева всем телом. Валерий обхватил широкую и упругую задницу Анны и одновременно поцеловал жену в губы. Ему хотелось никогда больше не возвращаться в родной город, где он лишил жизни двух ни в чем не повинных женщин. Ему хотелось отгородиться от прошлого и забыть всё навсегда. Бурцев почувствовал, что если бы был точно уверен, что не понесёт никакого наказания за содеянное, то не вспоминал бы больше о своих жертвах с тревогой по утрам, закопанных в огороде дома отца. «Значит, я боюсь только наказания, а вернее, смерти… Я сейчас понимаю, что меня не очень особенно терзает совесть за мои злодеяния. Я как будто погубил тех женщин, которые того заслуживали…» — вдруг подумал Валерий, но его размышления прервала Анна, которая просунула руку ему под ремень брюк.
— Моя девочка, если мы сейчас займёмся любовью, то я потом раскисну и никуда пойти не смогу, — предупредил Валерий.
— Ладно-ладно… Я потерплю до ночи, — сказала улыбаясь Анна и прежде, чем подняться с Бурцева, лизнула ему нос.
Пообедав курицей, молодожёны через час уже ходили в Доме книги на Калининском проспекте, где в некоторые отделы стояли длинные очереди за какими-то неожиданно выставленными на продажу дефицитными подписными изданиями.
Бурцев увидел маленькую книгу о Моцарте в твёрдом переплёте под авторством Г. В. Чичерина, которую читал ещё в лагерной библиотеке, и решил купить её. Анна накупила каких-то своих книг и методичек, связанных с её любимой математикой. Только через час молодые выбрались из магазина. Анна была сердита, и Бурцев спросил:
— Что с тобой?!
— Ничего, — ответила обиженно Анна, и Валерий вынужден был остановиться.
— Что случилось?! — спросил строго Бурцев, не понимая причину испорченного настроения Анны.
— Почему ты улыбался так продавщице?.. — насупившись проговорила Анна, как обиженная маленькая девочка.
— Какой продавщице и как «так»?! — искренне удивившись спросил Бурцев.
— Той девке, которая продала тебе книгу, — хмуро ответила Анна, не глядя на Валерия. — Ты улыбался ей точно такой же улыбкой, какой улыбался мне, когда добивался близости со мной… — добавила Анна.
— Аня, у меня не было никаких плохих мыслей, что ты мне приписываешь! Я говорю тебе правду! — взмолился Бурцев и обхватил жену за талию поверх пальто.
— Пообещай мне, что не будешь больше так улыбаться посторонним девкам… — тихо произнесла Анна, опустив взгляд на грудь мужа.
— Обещаю… — в тон Анне ответил Бурцев, и прикоснулся губами к её лбу. Это была первая сцена ревности на второй день после свадьбы. Больше молодожёны никуда не пошли, а вернулись в гостиницу и любили друг друга жадно и нещадно до глубокой ночи. Потом влюблённые просыпались вновь и опять любили друг друга, пока не обессилели окончательно и не заснули мертвецким сном до обеда следующего дня.

ГЛАВА 10

Первой проснулась Анна. Пошатываясь она неуверенно прошла голая в ванную комнату. В этот момент в номер постучала горничная. Очнувшись Валерий вскочил на ноги, быстро накинул халат, подошёл к двери и сказал, что через час они уйдут из номера и тогда можно будет прийти, и сделать уборку. Горничная извинилась и удалилась. Бурцев вновь бухнулся на кровать, ожидая выхода жены. Только через полчаса Анна появилась с кругами под глазами, но весёлая и счастливая.
— Как же долго ты мылась… — произнёс Валерий протяжным скрипучим голосом и поплёлся принимать душ.
— Разве долго? — игриво спросила Анна вслед уходящему мужу и начала надевать нижнее белье. — Мы сегодня в Третьяковскую галерею идём или в зал Чайковского? — её вопрос остался без ответа, потому что Валерий уже его не слышал из-за включённой воды.
Вскоре молодые спустились в ресторан позавтракать, хотя время подходило к обеду. Перекусив с особым желанием, Валерий и Анна уже через час шли по недавно замощённому брусчаткой Старому Арбату. Никуда молодым людям не хотелось спешить. Походив вдоль сувенирных лотков и по магазинчикам, они всё-таки решили ехать смотреть картины. В галерее от ходьбы Валерий с Анна притомились и поэтому несколько раз сидели по десять минут в залах, где имелись диванчики без спинок. Затем пара опять шла смотреть картины, а к семнадцати часам вернулась в гостиницу, изрядно уставшая и голодная. На этот раз в ресторане путешественники наелись от души, потом вернулись с полными животами в номер и легли в одежде поверх заправленной кровати. Влюблённые обнялись, как маленькие дети после длительной прогулки, и тотчас опять заснули от сытости.
В три часа ночи молодожёны разделись и легли под одеяло.
— Может, нам не ходить в концертный зал? — спросила Анна. — Что мы можем понять в серьёзной музыке? Мы не приучены слушать инструментальную музыку. Я если слышу классику, то мне она кажется какой-то какофонией.
— Именно поэтому надо ходить и слушать музыку. Я от избытка свободного времени в выходной день в лагере увлёкся чтением литературы о композиторах и музыкантах. Мне тогда было двадцать лет. Сначала я определил великих композиторов и их самые известные сочинения. Потом я по музыкальным радиопередачам стал иногда прислушиваться и легко узнавать талантливые и всем известные мелодии. Чем чаще слушаешь и больше знаешь о жизни автора, и то, что с ним происходило в период написания того или иного произведения, тем легче понимать определённую мелодию. Чаще всего эти мелодии передают душевное состояние композитора, но бывает, что за мелодией угадываются определённые картинки, как например в пасторальных работах, — они имеют вполне характерные звуки. Я начал знакомство с музыки Моцарта и Бетховена, Глинки и Чайковского. Прежде я перечитал несколько раз биографии композиторов и узнал самые популярные их произведения. Я слушал их по музыкальным радиопередачам. Благо времени у меня было предостаточно. Это самый продуктивный способ. Ты слушай музыку известных композиторов и читай литературу великих писателей. Остальные композиторы и писатели в разных вариациях только повторяют великих, потому что великие уже коснулись в своём творчестве всех областей человеческой жизни, и лучше их вряд ли кто что-нибудь создаст. Есть области творчества, где великих творцов много, как например в живописи, но и там можно выделить ограниченное число талантов. Ты не профессионал, а неподготовленный обыватель, поэтому тебе нет надобности знать всю музыку во всех её проявлениях. Музыка тебя не кормит.
— Ну, милый мой таксист! — удивлённо произнесла Анна и приподнялась на локтях, глядя на Бурцева, как на незнакомого мужчину, неожиданно оказавшегося с ней в одной постели. — Я думала, что вышла замуж за симпатичного шоферюгу! А ты оказывается любопытный малый! Сейчас я испытала чувство сродни тому, что человек, возможно, испытывает, когда угадывает в спортлото шесть цифр из сорока девяти!
— Как же ты вышла замуж, не зная меня?
— Для меня и многих женщин важно, чтобы мужчина не пил, не курил и не таскался по бабам. А что у него в голове — никакой женской жизни не хватит узнать. Главное, чтобы характер был твёрдый! — сказала Анна и захохотала от своего намёка на мужскую эрекцию. — Все, мой родной музыкант, завтра идём слушать какую-нибудь симфонию какофонию! — и опять Анна засмеялась в свою маленькую подушку, которую положила себе на лицо. Искренне насмеявшись, она вытерла слезы полотенцем и спросила: — А правду говорят, что большинство музыкантов и композиторов гомосексуалисты?
— Какое нам с тобой дело до их сексуальной жизни? Тебе с ними дружить или из одной кружки пить? — спросил Бурцев, и на этот раз засмеялся он. Ему вспомнилось, как в лагере пассивные гомосексуалисты сидели в большой общей столовой в углу за отдельным столом. В лагере презираются только пассивные гомосексуалисты, а активные не осуждаются. Вид у пассивных гомиков был мерзким — часто они были грязноватыми и неухоженными. Нормальному заключённому нельзя было у них брать вещи, табак или продукты. Нельзя было с ними пить чай из одной кружки или пользоваться их миской и ложкой, в которых раньше иногда специально для наглядности пробивали дырки. Кто из нормальных заключённых это себе позволял — автоматически переходил в разряд опущенных на дно лагерной жизни. Но забавно было то, что в столовой иногда работали пассивные гомосексуалисты, но никто по этой причине от пищи не отказывался, потому что хозяйственная обслуга охранялась от остальных заключённых администрацией и жила в отдельном жилом корпусе. Однако самым смешным было другое. Какой-нибудь из заключённых имел собственного пассивного гомосексуалиста, услугами которого тайно пользовался, и никому об этом не рассказывал, и тот скрытый пассивный гомик сидел со всеми за одним столом и пил со всеми из одной кружки чай. В конце срока Бурцев познакомился в колонии с вновь прибывшим молодым заключённым, у которого был полноватый зад и пухлые розовые губы. Этот восемнадцатилетний паренёк сразу привлёк внимание Бурцева. Валерий договорился с завхозом, чтобы новичка положили на соседнюю кровать. Молодой заключенный только пришёл в колонию и денег на лицевом счёте не имел, а еды ему по норме не хватало. Валерий делился с ним едой из магазина. Однажды с наступлением лета в жилых корпусах администрация колонии затеяла ремонт и заключённых на время побелки и покраски поселили на улице в солдатских палатках, где умещалось по двадцать двухъярусных шконок. В палатках света практически не было, за исключением тусклого света от одной маломощной лампочки а центре палатки, и Бурцев в одну из ночей уговорил молодого «друга» позволить ему прикоснуться под одеялом к его заднице. Молодой паренёк сначала противился приставаниям Бурцева, но потом уступил просьбе старшего товарища, зная, что без продуктов Валерия не сможет. Бурцев обещал, что никогда никому не расскажет об интимной близости с ним и будет за это всегда отдавать молодому любовнику половину продуктов из лагерного магазина. Таким образом, за год до освобождения Бурцев нашёл себе «женщину» и привык к юному созданию.
— Нет. Мне просто любопытно. Ну скажи, если знаешь! — настаивала Анна.
— Думаю, что не большинство, но были и есть. Может быть, нетрадиционная ориентация даже помогла некоторым из них создавать известные произведения. Я слышал только про Генделя, Шуберта. Некоторые исследователи предполагают, что и Бетховен был неравнодушен к племяннику, а Петр Ильич Чайковский точно имел связь с молодыми людьми и даже посвятил племяннику шестую симфонию, а после смерти завещал ему и права на творческое наследие. Кстати, книгу о Моцарте, что я вчера купил, написал Чичерин, который лечился в Германии от гомосексуализма… Душа моя, не обращай внимания на эти вещи. Для нас с тобой важно, что мы, как все нормальные люди желаем друг друга, — сказав это, Бурцев лёг на Анну сверху и коленом легко раздвинул ей ноги. Опять они громко кричали от настигшего их блаженства и смеялись, предполагая, что, возможно, напугали среди ночи людей в соседнем номере.
За оставшиеся четыре дня Анна и Валерий сходили в концертный зал Чайковского и попали на спектакль в театр Вахтангова. Анна открыла для себя мужа с неожиданной стороны: слушая музыку или сидя в зале на спектакле, она замечала, что глаза Валерия в некоторые моменты блестели от слез. В эти минуты в ней просыпалась огромная нежность, и она мысленно благодарила бога, что он послал ей такого сердечного мужчину.
Анна опять заснула, и Валерий вспомнил, что чуть не заплакал от музыки Моцарта в концертном зале, когда зазвучала пронизывающая душу первая часть сороковой симфонии. Бурцев боролся с собой, чтобы подавить нахлынувшую плаксивость. Он помнил, что заткнул уши, и это спасло его. На спектакле в театре от искренней и талантливой игры актёров Валерий опять не смотрел на сцену в финале, чтобы не расплакаться. «Как я могу плакать от талантливой музыки в концертном зале и от талантливой игры актёров в театре, и одновременно безжалостно насиловать и убивать несчастных женщин?.. Как это может совмещаться в одном человеке?.. Анна спросила меня о великих музыкантах гомосексуалистах, и мне вдруг открылось в чем-то моя схожесть с ними. Почему Чайковский мог плакать от музыки Моцарта и сочинить гениального «Щелкунчика», но одновременно быть бугром (от этого, видимо, и ранняя борода), и соблазняться мальчиками, а по суди быть педофилом по современным меркам? Его педофилию прощает ему один «Вальс цветов», а мне за что создатель может простить мои убийства?.. Я только чувственный, возможно, как Чайковский, из чего следует, что чувственность и способность распознавать великую музыку никак не препятствуют совершению преступлений!» — размышлял Бурцев в тишине ноябрьской московской ночи.
В последний день Валерий и Анна сходили в гости к тётке, где просидели до вылета самолёта. Поздно ночью молодожёны прилетел в родной город и налегке, с одной сумкой в руках, доехали на такси до дома. Обзвонив всех родных, молодые люди сходили в гости к Августе Алексеевне Бурцевой на этаж ниже. Анна подарила свекрови халат и тёплую шаль, за которыми заботливо отстояла очередь в ГУМе.

ГЛАВА 11

В конце апреля синоптики предсказали, что тепло пришло окончательно. Анна Моренко была уже на шестом месяце беременности, а её родители и мать Валерия жили в ожидании первенца. Анна продолжала с заметным животом ходить на работу, а после окончания учебного года планировала уйти в декретный отпуск. После оплачиваемого периода декретного отпуска Анна и вовсе намеревалась уволиться из шумной и хлопотной школы. Теперь беременная молодая женщина поправилась и меньше стала пользоваться яркой косметикой. Ей казалось неоправданно и неприлично с животом краситься, и она легко поддалась чувству лени, однако каждый раз к возвращению мужа с работы невольно подкрашивала губы и глаза. Когда Бурцев был на выходных, то часто с женой ходил гулять. Супруги теперь были заняты поиском всевозможных принадлежностей для будущего малыша. Во время этих прогулок было одно неудобство — Анна чаще, чем до беременности, нуждалась в туалете. Советская власть не баловала народ обилием чистых общественных туалетов, а он, народ, в своём большинстве не роптал, потому что именно он и гадил мерзко в тех самых общественных сортирах. В те туалеты, которые всё-таки имелись, зайти было страшно. В таких отхожих местах не только дышать представлялось немыслимым делом, но и появлялось ощущение рези в глазах от зловонной протухшей мочи. Тошнота от одного вида повсюду свежих и засохших фекалий немедленно подступала к горлу, если кто по необходимости не выдерживал и осмеливался посещать такие туалеты. Омерзительные общественные сортиры лучше всяких слов характеризовали не только изъяны той идеологии, что царила в огромной неухоженной стране, но и ущербность несчастного и морально искалеченного люда, населяющего огромную территорию. В городе общественные уборные были редкостью, отчего приходилось справлять лёгкую нужду Анне, где придётся, а именно: на городских стройках, в парках, в кустах и в прочих неприметных углах. Бурцеву порой приходилось собой закрывать от посторонних глаз присевшую на корточки жену, распахивая плащ или пальто.
Из-за растущего списка продуктов, которые можно было купить только по талонам, полученным в ЖЭКах по месту прописки, в обществе за это все чаще начали ругать новое руководство страны, а всегдашнее отсутствие чистых туалетов, беспорядок и грязь на улицах после зимы только усиливали недовольство. Все эти недостатки в стране вдруг особенно стали заметны с постепенным переходом на карточную систему. Горбачевская гласность в первую очередь ударила по самому реформатору. Так всегда бывает: кто дал возможность говорить, тот и страдает в первую очередь. Хрущев Никита Сергеевич первым это ощутил из советских правителей.
Валерий купил в начале апреля три полутораметровых саженца ели, два из которых посадил на месте закопанных жертв в огороде, а третий — посадил поодаль. Бурцев даже мысленно не говорил себе, зачем он купил лишнюю ель, но понимал, что она пригодится, возможно, для следующей жертвы. Пока Анна не родила, Бурцеву не хотелось больше заманивать в дом отца женщин, хотя за всю зиму ему не встретилось ни одной интересной жертвы, про которую бы он мог сказать, что хотел бы её оставить в своём саду.
Анна по секрету сказала Бурцеву, что её родители в случае рождения внука или внучки решили отдать им «открытку» с правом покупки автомобиля ГАЗ-24-10 «Волга», что выделили Николаю Сергеевичу Моренко на работе, а вдобавок — половину стоимости автомобиля деньгами. Бурцев был рад намерениям родителей Анны, но изнурительная ежедневная работа в такси за рулём не давала ему испытывать полный и потрясающий восторг, что испытал бы любой другой молодой человек на его месте. Однако то, что такая дорогая машина добавит ему внимания очень красивых женщин, среди которых он обязательно найдёт интересную жертву, подспудно приятно тревожило Бурцева больше, чем просто факт обладания таким автомобилем. Повышенный спрос на автомобили в Советском Союзе удваивал, а то и утраивал стоимость таких машин на частных рынках по сравнению с её государственной ценой.
Через неделю после майских праздников выходные у Валерия выпали на субботу и воскресение, и Анна настояла на том, чтобы свозить её впервые посмотреть загородный дом мужа, который остался ему от отца. Анна намеревалась в декретном отпуске, если понравится, пожить до родов там с Бурцевым. После завтрака Валерий с Анной поймали такси и поехали в Колюшево. День был солнечный, но хорошее настроение жены никак не передалось Валерию. Ещё никто из родных — ни мать, ни ещё живая бабушка Валерия по отцовской линии — не бывали в загородном доме Бурцевых после того, как там были убиты и закопаны в земле у забора две женщины. Валерий ничего не опасался, потому что недавно был там и посадил ели, о чем никому не сообщил, но чуть ощутимая тревога всё-таки поселилась в его душе. Бурцев опасался, что свежий глаз, возможно, сможет увидеть что-то подозрительное, что ему казалось неприметным. Отказать Анне в первом посещении загородного дома не имелось причины, тем более, что свекровь все время напоминала снохе, что той нужно летом перед родами пожить в деревне — и для здоровья хорошо, и зелень посадить можно. Сама Августа Алексеевна в загородный дом ехать не хотела, потому что все там ей напоминало покойного мужа, и она часто там плакала.
Анна с трудом выбралась из такси и оглядела дом за высоким забором.
— Какой огромный забор, что только крышу дома видно. Твой папа, видимо, опасался дурного глаза.
— Меньше видно — меньше соблазнов проникнуть туда, — ответил Валерий, открывая входную дверь в левой створке высоких ворот.
— Что-то народу в деревне не видно — будто все вымерли, — сказала Анна и перешагнула невысокий железный порог, проходя в дверь. Бурцев открыл сени, потом открыл вход в дом и вошёл первым внутрь. Хозяин непроизвольно старался отыскать что-нибудь, что может вызвать у Анны вопросы, но ему все казалось пристойно и благополучно.
— Проходи и обживайся, — сказал Валерий Анне, а сам спешно спустился в полуподвал. Но и в полуподвале ничего не настораживало, так как Бурцев много раз до этого дня все осмотрел с особым вниманием. На полу две треснутые плитки теперь располагались под столом, и нигде не видно было каких-либо подозрительных следов. Валерий умышленно над сломанными плитками поставил стол. Теперь стол стоял не у кровати, а по центру, где ему и следовало располагаться. Выйдя из подвала на первый этаж, Валерий увидел, что Анна стоит перед буфетом с посудой. В глубине буфета находилась банка с пистолетом. «В следующий раз пистолет нужно перепрятать в другое место…» — подумал Бурцев и сказал:
— Пойду в сад схожу.
— Ты говорил, что у вас здесь два туалета и баня. Где они? — спросила Анна.
— Ты в туалет хочешь?
— Да, сходила бы сейчас.
— Один туалет рядом с кухней, а другой — в полуподвале около бани. Я сейчас включу насос, чтобы вода была в водопроводе и в туалетах, — ответил Бурцев и вышел в сени, где стоял небольшой электрощит. В огороде Валерий подошёл к недавно посаженным елям и, ступив на грунт под деревьями, убедился, что почва под ногами твёрдая. Ещё с детства Бурцев помнил, что когда с друзьями ходил в лес, то приходилось всегда проходить мимо старого и заброшенного кладбища. Друзья говорили, что нельзя наступать на могилу, что есть опасность провалиться под землю. Вот и сейчас, вспомнив детские опасения, Бурцев и теперь словно желал успокоить себя, что в могилу никто не провалится. Валерий наступил с усилием несколько раз на место под елью.
Хозяин обошёл весь сад, потом зашёл в дровяник и убедился, что все в порядке, и только затем опять вернулся в дом.
Анна находилась в полуподвале. Бурцев спустился к ней и увидел, что жена, пряча руки за спиной, смотрит на него пристально и серьёзно.
— Бурцев, ты когда последний раз бывал здесь? — одно мгновение Валерий смотрел в глаза супруге и осознав, что она что-то нашла подозрительное и сейчас предъявит ему, потребовав объяснений, ответил:
— Кажется, в прошлом году в августе, — обманывая, Бурцев интуитивно отодвинул дату последнего пребывания в доме отца на период до свадьбы с Анной. Его сердце учащенно и тревожно забилось в ожидании чего-нибудь неизвестного и пугающего.
— До меня ты, должно быть, весело здесь жил, — сказала Анна улыбаясь. — Это чьи длинные волосы в массажной щётке и чьи губы на чашке? — спросила жена и достала кружку со следами помады Зои и массажную щётку с несколькими застрявшими в ней длинными женскими волосами. Бурцев почувствовал, что внутри у него похолодело. Он решил отказаться от знакомства с женщиной, что оставила в доме следы, на тот случай, если ещё что-нибудь попадётся на зоркие глаза Анны, которые видят то, чего он никогда не смог бы заметить.
— Я зимой давал ключ от дома Адамову, и он, возможно, привозил сюда какую-то свою подругу. Это, видимо, после них осталось. Я в дом отца своих женщин не возил, — не моргнув глазом, солгал Бурцев, и Анна заулыбалась широко. Она догадывалась, что у Бурцева было много женщин, но то, что он отрицает своё участие в предполагаемых оргиях в доме отца, — все равно порадовало её. Молодая женщина сомневалась в правдивости слов мужа, вспомнив, как он ловко и быстро соблазнил её в первый раз, но главное — ей не хотелось препятствовать ему в этом.
Больше подозрительного Анна ничего не нашла в доме, а в огороде ходила возле молодых елей, но не обращала на деревья особого внимания. Только однажды она потрогала иголки на одной ёлочке, и в этот момент Бурцев с замиранием смотрел на мягкие спортивные тапочки жены на сплошной подошве. Анна, видимо, стояла у самого края закопанной в прошлом году ямы с трупом. Ветки ели, как по задумке хозяина, не подпускали всех любопытных ближе. «Как хорошо, что я придумал посадить деревья на месте закопанных тел!» — подумал с удовлетворением Бурцев.
— Эти розы, возможно, промёрзли за зиму и могут не распуститься. Дай бог, чтобы они не погибли, — сказала Анна. — Мне здесь не нравится почему-то… Или здесь очень высокий забор, или что-то такое, чего я не хотела бы знать, — добавила она, глянув мельком на мужа, и потом повернулась к заросшему саду. Женщина, разумеется, не предполагала, что здесь совершены злодеяния и закопаны трупы, но то, что муж здесь вёл холостяцкую распутную жизнь, — она вполне допускала. — Мне кажется, этот дом нужно продать. Я думаю, Августа Алексеевна будет не против этого, потому что ей не хочется бывать здесь. Этот дом напоминает ей о твоём отце…
— Можно и продать, — согласился Валерий, понимая, какой длинный период времени может пройти от желания продать дом, до реальной сделки. — Тебе не хочется тут пожить до родов?
— Нет. Здесь многое нужно приводить в порядок, а у меня скоро живот на нос полезет. Тем более, что твоя работа не позволит тебе много времени проводить здесь со мной. Я без тебя буду бояться… — сказала Анна, продолжая без восторга осматривать все вокруг.
— Да, наверное, ты права — лучше жить в городе, а после продажи дома подыскать что-нибудь более людное и обжитое, — согласился Валерий. Ему хотелось, чтобы жена отказалась от дома, и он был доволен её решением.
— Если после родов выкупим машину, то будем ездить на дачу к моим родителям. У них там все обустроено и сделано. Они нам отдадут второй этаж.
— То, как мы с тобой кричим в постели, — сведёт их с ума, — улыбаясь, заметил Бурцев. Анна на это замечание тоже заулыбалась и, подойдя близко к мужу, чуть толкнула его большим животом и тихо сказала:
— А мы будем кричать в подушку. — Она опять игриво посмотрела на Бурцева и чмокнула его в губы. — Поехали домой! Я опять хочу тебя, но только не здесь…

ГЛАВА 12

В первый день августа в обед скорая помощь увезла Анну рожать. Ещё утром роженица не позволяла вызывать неотложку, затем, словно что-то почувствовала, — срочно попросилась в роддом. Бурцев весь день звонил туда, но Анна ещё никак не могла разродиться, и только под утро следующего дня она благополучно разрешилась здоровым и крупным мальчиком. Бурцев работал в дневную смену и тотчас после выезда на линию в пять часов утра поехал к жене. Молодой отец знал окно нужной палаты в старом одноэтажном здании первого городского роддома. Из-за высоко расположенного первого этажа, в окна палаты невозможно было заглянуть. Валерий с трудом дотянулся до жестяного слива на подоконнике и, зацепившись за него, встал на выпирающую кромку цоколя, и заглянул в окно. Анна чуть бледная, но счастливая стояла в теплом байковом халате с шалевым воротником у окна и прижимала к стеклу записку, написанную крупными печатными буквами: «Скоро принесут кормить. Дождись — я покажу его тебе». Она писала «его», потому что имя будущего ребёнка умышленно не было определено заранее и по нескольким причинам. Неизвестно было, мальчик родится или девочка. Неизвестно было выживет ли будущий ребёнок и поэтому наперёд рождения присвоенное имя будет всегда восприниматься болезненно в случае смерти новорожденного, чем смерть безымянного младенца. А раз имя не присваивалось по суеверию, то после благополучного рождения необходимо было провести тщательное исследование на предмет, какое имя больше подходит к отчеству, какое имя благозвучнее из всех, какое имя будет способствовать наибольшему успеху ребёнка в жизни.
Бурцев кивнул согласно и спрыгнул на землю. День наступал ясный, и большое солнце, но ещё не ослепляющее, показалось на востоке. Все говорило о том, что первый день жизни сына Бурцева будет солнечным, и это был хороший знак. Анна отошла от окна внутрь палаты и через несколько минут показалась с завёрнутым плотно в пелёнки ребёнком на руках. Сердце у Бурцева готово было выскочить из груди. Валерий огляделся по сторонам и убедившись, что в такой ранний час людей нет, завёл автомобиль, заехал на тротуар, и поставил такси вплотную к зданию под окном Анны. Затем Бурцев выбрался через пассажирскую дверь, — его дверь была заблокирована близкой стеной, — взобрался на крышу машины, нисколько не думая о том, что может помять её. Теперь Анна и ребёнок были с ним на одном уровне. Анна близко к окну приставила уже спящего после кормления сына, и Бурцев с неописуемым восторгом обнаружил, что у мальчика по форме такой же высокий круглый лоб, что и у него. Сходство с самого рождения потрясло Валерия. Это, несомненно, был его сын, и похож на него с первых часов жизни. Бурцев стоял на крыше такси и слезы невольно полились у него из глаз. Анна смеялась над мужем, но у самой от радости тоже блестели глаза. Она не ожидала, что рождение сына так сильно может растрогать мужа. Для неё это было очередное откровение. Опять любимый человек удивлял её своей чувственностью и человечностью.
Бурцев видел, что лежащие в палате вместе с Анной женщины тоже смотрят на него и улыбаются с пониманием появлению нескрываемых слез счастья у молодого отца, что Валерий невольно демонстрировал, ни на кого не обращая внимания. Бурцев никого не стеснялся, а стоял в радостном оцепенении. Валерий в эту минуту напоминал неразумного блаженного. Бурцев видел, что в палату пришли нянечки забирать малышей у матерей после кормления. Анна улыбаясь махнула мужу, чтобы он уезжал, а он, распираемый свалившимся на него счастьем, находился как будто в бессознательном состоянии. Валерий спрыгнул с машины и поехал. Он ехал и не понимал, куда он движется. Он был сильно удивлён тем, что сын с рождения так похож на него. Бурцев был убеждён, что появившийся на свет ребёнок не похож ни на кого из родителей, и только со временем начинают появляться черты схожие с чертами родителей. А его сегодня утром родившийся сын имел явно его высокий и выпирающий лоб. Бурцев невольно почувствовал огромную нежность к рождённому родному существу и готов был сделать все, что только можно, ради того, чтобы его ребёнок не знал нужды и болезней. Через час Валерий осознал, что не может сегодня работать. Он решил весь день посвятить жене в роддоме. Первым делом Валерий поехал домой к матери. Бабушка уже все знала. Ей по телефону первыми о рождении внука рассказали родители Анны. Теперь Августа Алексеевна позвонила родителям снохи и сказала, что Валерий в обед может всех свозить в роддом на свидание. В обед опять состоится кормление малышей, и Анна всем покажет сына в окно.
К полудню Бурцев собрал всех родителей и повез на первые смотрины внука. Бросив маленький камушек в окно, Валерий с родителями стали ждать появления Анны. Первая выглянула незнакомая молодая мама с пухлыми щеками и, узнав Бурцева, позвала Анну. Появилась Анна, она улыбалась и показывала жестом, что через несколько минут принесут детей кормить. Родители радостные и взволнованные махали ей руками. Некоторое время спустя, Анна, как утром перед Бурцевым, выставила сына напоказ. Теперь ребёнок не спал, а смотрел своими большими серыми глазами в окно и иногда моргал от яркого света дня, ничего не понимая. Потом Анна опять ушла и вернулась без сына. Она приложила записку к стеклу, из которой стало понятно, что через два дня их обещают выписать. Через десять минут Анна махнула всем, чтобы уезжали. Послав всем воздушные поцелуи, она ушла, а Валерий повез всех по домам. Только за час до пересмены Валерий смог поработать и повозить пассажиров, и все люди ему казались добрыми. Бурцев всем пытался давать сдачу, но клиенты, словно по сговору, оставляли ему приличные чаевые. Перед самой поездкой за сменщиком Валерий заехал в ресторан и уговорил официантку продать ему три бутылки коньяка, чтобы в гараже обмыть с друзьями рождение сына. Валерий решил, что много пить не станет, чтобы случайно чего-нибудь на радостях не натворить.
Сабитов, Федченко и Адамов умышленно работали на разных машинах, чтобы иметь возможность отдыхать и работать в одно время. Когда Валерий заехал со сменщиком на час раньше, чтобы за этот час распить с друзьями коньяк и не отнимать рабочее время напарника, то три друга были уже в гараже.
— Адам! У меня родился сын! — крикнул Бурцев радостно.
— Вот это да! Не бракодел оказался! Водки свежей купил?!
— Купил коньяка!
— Это ещё лучше! Сын того стоит! Наливай! Сейчас хохол с татарином подойдут! Ушли выручку сдавать! В твоей машине будем пить или в нашей?
— В моей! Я на час раньше заехал, поэтому Смирнов подождёт. Ему по графику ещё рано выезжать. Я поехал за ремонтный бокс. Приходите туда! Там нас никто не увидит!
— Давай! А закуски взял?!
— А как же?! Конечно!
— Ну всё, иди! Раскладывай пока все в багажнике, а мы через пять минут подойдём! — сказал Адамов и понёс путёвку с выручкой в диспетчерскую. Через несколько минут три друга с улыбками на лице подошли к машине Бурцева, которая стояла с открытыми дверями, капотом и багажником.
— Сразу видно, что машина к «бухаре» готова! — крикнул, не доходя несколько метров Федченко.
— Сало Сабитову на закуску купил? — спросил с серьёзным лицом Адамов, и все, включая Сабитова, засмеялись.
— Нет! Зачем нам сало?! По такому случаю я купил не только цыплят, но на базар заехал за бужениной домашней.
— Огурцов солёных под коньяк взял? — пришла очередь шутить Сабитову. — А то Адамов любит коньяк солёными огурцами закусывать.
— Нет. Огурцов не брал, а вот груш мягких купил! — сказал Бурцев и невольно вспомнил, как закусывала сочными грушами коньяк Зоя, его первая жертва.
— Вот пристали к парню! На халяву пришли выпить, да ещё закуски каждый своей требует! — в тон общему шуточному разговору добавил Федченко.
— Когда Аннушка у тебя родила? — спросил Адамов.
— В три часа ночи сегодня! Я уже сына видел в окно! — ответил Бурцев.
— Как назовёшь сына? — спросил Сабитов.
— Пока не знаю, — ответил Бурцев, открывая первую бутылку коньяка. — Ну, что? Как всегда? Каждый наливает себе сам и сколько хочет? Стакан один! Федченко, начинай!
— Конечно! Каждый наливает себе сам, — сказал Федченко и по традиции налил себе первому. Он вновь, как всегда, наполнил стакан армянским коньяком по самую кромку и перед тем, как выпить, сказал: — За твоего сына, Бурцев! — В течение трёх секунд вся жидкость была вылита в рот и сделано одно глотательное движение.
— Ну, хохол, ты нас всех скоро в гроб загонишь! Я с Сабитовым, глядя на тебя, стал пить такими же страшными дозами!
— А чё там мучиться и пить по пятьдесят грамм. Мёртвого тянуть… — ответил Федченко, закуривая свою любимую ярославскую «Приму» с поперечными кольцами, едва заметными на сигаретной бумаге.
— Я купил вам покурить «Космос». Вот, Федченко, кури, — и Бурцев бросил новую тёмно-синюю пачку сигарет на видное место в багажнике.
— Нет. Лучше «Примы» ярославской нет ничего, — ответил Федченко.
— Давай, Адам! Не держи посуду! — крикнул Сабитов, и Адамов налил себе тоже полный стакан. Бурцев распечатал вторую бутылку.
— За наследника твоего, Бурцев! Дай Бог ему удачи и счастья в жизни! Чтобы он грома не боялся и корень у него всегда был бы твёрдым! — сказал Адамов и тоже быстро выпил все до дна. Поставив стакан в багажник, он взял куриную ножку и стал с аппетитом есть. Его красные губы заблестели от жира, и было видно, что человек получает истинное наслаждение от выпивки и закуски. Сабитов налил тоже полный стакан и приготовился пить.
— Бурцев, за здоровье твоего сына! — сказал Сабитов и начал медленно пить коньяк. Адамов и Федченко отвернулись, чтобы не видеть, как Сабитов цедит маленькими глоточками. Через минуту Сабитов поставил пустой стакан в багажник и приложил руку тыльной стороной ладони к губам. Затем Сабитов взял буженину и начал с удовольствием закусывать.
— Какой вес у парня? — спросил Адамов у Бурцева.
— Четыре двести!
— Не зря Федченко тогда на свадьбе сказал, что у Аннушки жопа большая, значит, дети крупные будут, — сказал Адамов, и все заулыбались.
— Да, парень большой родился, — согласился Сабитов, а Бурцев стал себе наливать коньяк. Налив полстакана, Валерий вернул бутылку на дно багажника.
— Не позорься ты, Бурцев! — крикнул Адамов. — За своего сына и полстакана! Мы за твоего сына по полному выпили, а ты отец — и полстакана?! — Два других друга понимали, что, несмотря на шуточное подзуживание, надо поддержать Адамова и настояли, чтобы Бурцев выпил полный стакан. Делать было нечего и Валерий был вынужден долить ещё половину. Бурцев понимал, что попался на простой крючок, но спорить не стал, хотя никогда в жизни не пил за один приём столько много крепкого спиртного напитка. Валерий воспринимал своих коллег по работе, как простых и не избалованных большим образованием людей, но именно их простота подкупала его, и ему всегда хотелось с ними поболтать, послушать их простой и грубый юмор. После тюрьмы у Бурцева не осталось друзей, а новыми обзаводиться он не хотел, поэтому три друга по работе ему полностью восполняли отсутствие истинных товарищей. Адамов, Федченко, Сабитов никогда не требовали к себе постоянного внимания и обязательного участия в их веселье. После тюрьмы Бурцев разочаровался в мужской дружбе, которая в трудную минуту обернулась наговором и предательством.
Глядя на стакан с коньяком, Валерий решил поскорее ослабить большим количеством еды воздействие непривычной дозы алкоголя.
— Вот это я понимаю! — улыбаясь проговорил Федченко. — Давно надо пить мужскими дозами! Тебе уже тридцать один, а ты все пьёшь так, будто в женском списке ещё числишься. — Все друзья опять засмеялись словам Федченко. Бурцев выпил весь стакан и тотчас начал закусывать бужениной. Ему все казалось вкусным. Никогда раньше еда не представлялась такой желанной. Даже в тюрьме Валерий не испытывал подобного блаженства от пищи. Моментально начало приходить опьянение наряду с приятным жжением в желудке. Только теперь молодому отцу показалось, что он купил мало еды. Он жадно поедал все, что видел, и тут Сабитов ему строго крикнул:
— Бурцев, оставь закусить! Мы же не пожрать сюда собрались! — Адамов с серьёзным видом отодвинул от Бурцева курицу и буженину, что была выставлена на закуску.
— Стоп, папаша! — сказал Адамов, наклонив голову, и все громко расхохотались обращению «папаша». — Оставь хоть немного. Ещё целая бутылка коньяка непочатая! У татарина детство трудное было, поэтому он сразу заметил, что свиная буженина исчезает на глазах, — сказал Адамов, и все опять грохнули хохотом, а Сабитов чуть не подавился от смеха. Татарин начал кашлять, и тут ему Адамов ударил по спине. — Я все время тебе, Сабитов, говорю: не кусай помногу!
Бурцев заметил, что из ремонтного бокса вышел Николай Рукавишников. Это был тоже шофер из его бригады. Бурцев учился с ним в одной общеобразовательной школе в параллельных классах.
— Колек, пойди сюда! — крикнул Бурцев. Рукавишников подошёл. — Ты отработал?
— Да!
— У меня сын родился! Выпей с нами!
— Наливай! — согласился Рукавишников. — Как назвал сына?
— Ещё никак не назвал, — ответил Бурцев и передал Рукавишникову бутылку со стаканом. — Наливай сколько хочешь. — Рукавишников налил одну треть и сказал:
— За твоего сына, Валера! — Федченко взял бутылку у Рукавишникова и стакан.
— Я водки пью много, но один раз, а коньяка согласен ещё добавить, пока Бурцев весь гараж не созвал, — хмуро проговорил Федченко и налил тоже одну треть стакана.
— Правильно, хохол! Пей, пока закуска и коньяк есть! Здесь только чуть заговоришься, потом глянешь — а все будет выпито и съедено! Если запаску не убрать, то и колесо съедят, — продолжая шутить, сказал Адамов.
— У меня тоже коньяк есть, — сказал Рукавишников, — на выходные брал. Сейчас принесу — не расходитесь.
— Вот такие ребята нам нужны! — сказал Федченко с серьёзным лицом. — Неси, Колек, быстрее, пока Бурцев с Сабитовым все не сожрали! Бурцев, у тебя хороший глаз: сразу видит, кого нужно приглашать! — Все явно опьянели, и Сабитов начал рассказывать, как вчера на вокзале посадил пассажира ночью, и этот пассажир сразу сел не рядом впереди и не сбоку позади, а прямо за спиной.
— Я чувствую, что какой-то странный парень, — продолжил Сабитов, — проехал сто метров по вокзальной площади и остановился. Спрашиваю пассажира на всякий случай, что же ты сел позади? Садись впереди, рядом со мной, — никого, мол, больше в машине кроме нас с тобой нет. Поговорим дорогой. Куда тебе ехать, спрашиваю. Тот садится впереди рядом, а дипломат кладёт на колени и сверху прижимает его руками. Мне, говорит, надо к железной дороге около первого микрорайона. Поехали. Парень этот мне рассказывает, что ему в одну квартиру нужно занести этот дипломат с деньгами. Сам пассажир боится милицейской засады. Подъезжаем к длинной пятиэтажке и он показывает окна квартиры и поясняет, что в этом доме, в этом подъезде на пятом этаже квартира направо. Номера квартиры он не помнит. Просит меня занести дипломат и если деньги примут, то он мне заплатит тысячу рублей. Я подумал и говорю, что давай унесу. Думаю, если там менты, то мне-то какая беда. Вытащил ключ из зажигания по привычке и пошёл. Думаю, машина новая, надо ключ забрать с собой. Поднимаюсь, звоню — никто не открывает. Пошёл обратно и думаю, может, мне открыть дипломат и взять пару пачек денег. Все равно он пересчитывать не станет. Нет, думаю, если задержусь дольше в подъезде, то паренёк пересчитывать начнёт и уличит меня. Выхожу, а пассажир опять на заднем сидении расположился. Объясняю, что никто не открыл. А он говорит, что тогда поехали опять на вокзал. Поехали мы по объездной дороге. Парень в поле мне говорит, чтобы я остановился, мол, отлить нужно. Он оставил на заднем сидении дипломат и ушёл. Жду его пять минут, десять — нет пассажира. Вышел я из машины. Кругом темно. Крикнул его, а в ответ — тишина. Развернул машину на дороге и направил фары в поле — никого. Думаю, сбежал что ли? Наездил я с ним рублей пять. Кинулся я на заднее сиденье за дипломатом. Пытаюсь его открыть, а руки трясутся! Вдруг, думаю, и правда чемоданчик полный денег. Открыл, а там втиснут молоток тяжёлый с ручкой деревянной. Думаю, хвала Аллаху, что мужик не осмелился меня сзади ударить. Он, видимо, надеялся машину угнать, пока я ходил с его дипломатом на пятый этаж в квартиру. Вот так я чуть не потерял жизнь или машину. Сегодня бы собирали всем таксопарком по рублю.
— Да, Сабитов, повезло тебе. Наливайте, чья очередь?! — спросил Адамов, и все начали вспоминать свои истории. Рукавишников принёс коньяк. Подошёл сменщик Бурцева с путёвкой, готовый выезжать на линию.
— Витя, сейчас мы заканчиваем! — крикнул опьяневший Бурцев. — Так! Внимание! Я предлагаю всем сейчас поехать в ресторан! Угощаю! Кто согласен — вперёд! Остатки допиваем и садимся на мыло, пока начальник эксплуатации нас здесь не прихватил! — Через полчаса Виктор Смирнов высадил всю компанию у входа в ресторан.

ГЛАВА 13

— Налево или направо пойдём?! — спросил Бурцев у друзей, остановившись на длинном крыльце перед входом в высокое серое здание гостиницы, где на первом этаже располагалось два ресторана.
— В левом — одни пенсионеры. Весь вечер будут заказывать спеть «Снегопад»! Пойдёмте направо — там девки помоложе и покрасивше! — сказал со знанием дела уже прилично охмелевший Адамов.
— Какие мне девки! У меня жена только сегодня сына родила и в роддоме ещё до сих пор, — сказал Бурцев, давая понять, что не забывает, по какому поводу он пьёт спиртное и пришёл сюда, но по его громкому возмущению трезвый человек легко мог бы понять, что возмущение его неискреннее. Про себя Бурцев подумал: «Признаться, макнул бы какой-нибудь дурочке, и потом пристрелил её… Однако для безопасности нужно громко от девок отказаться. Двойная жизнь все время меня принуждает продумывать возможное развитие событий… Как хорошо я расслаблялся с друзьями до первой жертвы. Как печально, что это время ушло…». Чтобы в пьяном состоянии не забыть главного, Бурцев себе мысленно твердил: «Больше не пей, больше не пей, больше не пей…»
— А ты знаешь, что член у мужчины за пятьдесят лет только на один миллиметр стирается. Так что не беспокойся. Не карандаш — не затупится! Твоя Аннушка даже не почувствует, что ты сегодня сотрёшь одну тысячную миллиметра! — сказал Адамов с серьёзным видом, как великий актёр, и направился к входу в ресторан.
— Бурцев! — крикнул Адамов от дверей. — Иди сюда! — Бурцев подошёл и увидел, что Адамова не пускает внутрь швейцар в чёрном форменном пиджаке с золочёными лентами на лацканах и такими же лампасами на брюках. — Тут взятку вымогают. Говорят, что мест нет, — шёпотом сказал Адамов Валерию на ухо. — Давай червонец! Подадим его детишкам на молочишко.
Валерий сунул Адамову в ладонь скомканные десять рублей и сказал:
— Ты проходи и выбери столик, а мы пока пойдём в туалет. — Через пятнадцать минут вся компания сидела за столом рядом с возвышенностью для музыкантов и небольшой площадкой для танцующих посетителей. Огромный зал с подвесным потолком из чёрного стекла, примерно, на сорок столов, покрытых белыми скатертями до пола, был наполовину пуст. Музыкантов пока на месте не было, и музыка негромко звучала из высоких чёрных колонок вверху по углам зала. Подошла официантка, и таксисты заказали две бутылки армянского коньяка, фруктовое ассорти, эскалопы с жареной картошкой и салаты из овощей.
— Смотри, сколько свободных девок сидит за столами. Это студентки и точно на «съём» пришли, — сказал Николай Рукавишников. — Видишь, почти ничего не заказывают. Одна бутылка шампанского на всю ораву, а сами ждут, что заиграет музыка и их разберут.
— Да, девки хорошие… — сказал Федченко, улыбаясь своим большим ртом в пол-лица. Когда он улыбался, то на его щеках появлялись обаятельные складки.
— Вон тех подруг надо пригласить к нам. Нас пятеро — и их пять штук. Попросим разрешения сдвинуть столы, если они не будут возражать, — предложил Сабитов.
— Надо приглядеться получше, а уж потом кого-то звать за свой стол. Не спешите! Давайте ещё раз за сына Бурцева выпьем! — рассудил много пьющий Адамов и стал всем наливать коньяк, что принесла официантка в первую очередь вместе с двумя большими блюдами фруктового ассорти.
Бурцев чувствовал, что уже прилично пьян, поэтому решил делать вид, что отпивает мелкими глоточками. Валерий хорошо понимал, что нетрезвое состояние теперь каждый раз его будет подталкивать к любви со смертью, которая вынужденно началась у него с первой вздорной пассажирки. Именно в пьяном состоянии он хотел преступной остроты и не боялся последствий. Однако Бурцев понимал, что увезти из ресторана очередную жертву незаметно невозможно, потому что приходящие сюда девицы были или в мужской компании, или с подругами, да и от своих друзей тайно не скроешься. В одиночестве девушка в ресторан вечером прийти не может. Опьянение делало Валерия готовым на риск, придавало ему решительности и уверенности в себе, но, несмотря на это, он понимал, что не учитывать опасности совсем и действовать опрометчиво, — значит, наверняка погубить себя. Мысленно Бурцев согласился с тем, что сегодня, если уговорит какую-нибудь девицу ехать к нему, то пристрелить её не сможет.
Через час музыканты заиграли и запели, а таксисты, сидящие близко к аппаратуре, первыми ощутили силу громкой электронной музыки и выскочили проворно на площадку танцевать. Через пять минут к ним присоединились и люди с других столов. Мгновенно на небольшом пятачке стало тесно, и танцующие невольно начали касаться друг друга. До перерыва таксисты возвращались за стол, чтобы только выпить коньяка. Через некоторое время музыканты ушли на первый перерыв и следующий их приход начался с медленной танцевальной музыки. За столом таксистов уже сидело несколько дам, а с ними часть таксистов, а другая часть таксистов — сидела за столами девиц. Было видно, что за чужими столами таксисты хорошо «прижились» и уже заказывали за свой счёт там коньяк, вино и закуску. Товарищи Бурцева захмелели основательно и потому никто из них не экономил деньги. Столы там и здесь были заставлены бутылками. Бурцев уже не пил ничего спиртного. Он хотел только одного — уехать к отцу в дом, но с той подружкой, с которой успел познакомиться и потанцевать несколько раз. Эта подружка сейчас сидела рядом с ним и касалась его своим бедром, она явно с охотой танцевала с Бурцевым и готова была продолжить общение с ним без свидетелей.
— Натали, поехали ко мне? — спросил тихо Валерий новую подружку без особого энтузиазма.
— Куда к тебе? — спросила девушка.
— На дачу…
— А где это?
— Рядом с городом, — ответил Бурцев, просунув руку между спиной Натальи и спинкой стула.
— Я пришла с подругами. Мне надо им сказать, чтобы они меня не теряли.
— Скажи. Я сейчас заплачу за стол и поедем.
— Почему ты должен один за всех платить? — поинтересовалась Наталья.
— Потому что я самый трезвый, — не раскрывая причину похода в ресторан, сказал Бурцев.
Через пятнадцать минут Валерий с Натальей ехали с частником в Колюшево в дом отца, прихватив из ресторана бутылку шампанского и бутылку красного сухого вина. Было темно, но тепло, и, быстро открыв дверь в воротах, хмельные молодые люди зашли в ограду дома.
— Ты женат? — пристально глядя Бурцеву в глаза, спросила Наталья.
— Да… — ответил Бурцев, не смея лгать, потому что был уверен, что не смог бы сказать неправду уверенно и убедительно именно сегодня. Ему показалось, что неправда могла бы не только выглядеть в высшей степени неприлично по отношению к жене с его первенцем в роддоме, но и больше навредить в достижении его единственной цели — во что бы то ни стало иметь близость с новой девицей.
— Ты явно не любишь жену, а живёшь с ней… Почему?
— Не знаю… — ответил Бурцев. — Не всегда любовь главное условие для совместной жизни.
— Хорошо. Не будем о жене… Я вижу, что эта тема тебе неприятна.
— Ты учишься?
— На последнем курсе в университете. Скоро буду преподавателем русского языка и литературы.
— Подруги ничего тебе не сказали, когда ты им объявила, что поехала со мной?
— Они не решают в моей жизни ничего. Я сама определяю, стоит ли мне ехать с молодым человеком или не стоит…
— Ну, что-то ты им всё-таки сказала, когда прощалась?
— Ничего я им конкретно не сказала, но они и без моих объяснений все поняли правильно, — сказала Наталья улыбнувшись. «Сегодня секс без крови, но зато не будет изнурительных земляных работ…» — успокоил себя Бурцев, но был уверен, что скоро число его жертв все равно неминуемо опять продолжит увеличиваться.
— Давай выпьем шампанского! — предложил Бурцев и, стрельнув пробкой в стену, наполнил два бокала. Наталья улыбалась и мелкими глоточками отпивала игристый напиток. Бурцев, не дожидаясь согласия, просунул свою руку с бокалом через руку девушки. Гостья не противилась. Выпив все шампанское, Бурцев начал целовать приятную подругу. Любовники целовались долго с пустыми бокалами в руках. Бурцев явно нравился Наталье, и она полностью поддалась ему. Взяв из руки Натальи бокал, Бурцев поставил его на стол и опять начал целовать девушку. У Валерия давно не было близости с женщиной, и потому он желал незнакомку очень сильно. Не выключая свет, хозяин приподнял подружку от пола и отнёс на диван. Диван в комнате над полуподвалом всегда был в расправленном положении, потому что у него был сломан складной механизм. Целуя неотрывно Наталью, Бурцев легко просунул ей свою ладонь под резинку колготок и приспустил их с трусами до колен. Быстро Бурцев проник в девушку, не снимая с неё окончательно колготки. Ступни девушки были словно связаны, и она никак не могла поднять ноги. Наконец Валерий осознал, что нужно снять колготки у Натальи полностью или хотя бы с одной ноги. Быстро сдёрнув колготки, Бурцев опять проник в девушку, и вдруг Наталья плаксиво всхлипнула. Потом она заплакала под Валерием, но это были те слезы, которыми отличаются во время близости редкие женщины. Плач девушки возбуждал Бурцева сильнее, и ему хотелось, чтобы она плакала от его грубых и резких проникновений. Наталья плакала, но подчинялась любому требованию партнёра, не смея ни в чем ему противиться. Бурцев переворачивал девушку и со злостью входил в неё вновь, как будто желая, чтобы она плакала громче. Растопыренными пальцами Валерий зачесал Наталье грубо волосы на затылке и увидел предмет своего вожделения — едва приметную ямочку на шее. Громкие и сильные удары об ягодицы девушки и её плач превращали хозяина в зверя. Через мгновение Валерий закричал, а Наташа зарыдала так громко, что если бы кто-то в данную минуту это услышал, то, несомненно, подумал бы, что здесь избивают женщину. Через несколько секунд партнёры затихли и только редко Наталья иногда продолжала всхлипывать. Все её лицо было в слезах, но через минуту она была спокойна и тиха.
Ещё через час Бурцев вновь со злостью входил в плоть новой любовницы, и та опять громко плакала. Потом молодые люди кричали и затихали, и к Наталье вновь возвращалось спокойствие и даже веселье, затем она подолгу благодарно целовала Бурцева. Теперь он был уверен, что в следующий раз эта девица пойдёт к нему по первому требованию.
Утром любовники проснулись в девять часов. Бурцев был на выходных, а Наталье нужно было ехать на занятия. Голова у Бурцева болела от выпитого вчера коньяка и шампанского, а во рту было мерзко. В течение получаса молодые люди умылись и привели себя в порядок.
— Я уже на первую пару опоздала. Хоть бы на вторую успеть, — сказала Наталья, стесняясь почему-то своего лица, которое было на удивление прекрасным, несмотря на бурную ночь и короткий сон. Наташа была молода и потому ничто не могло отразиться на её внешности. Без косметики её лицо не потеряло вечерней привлекательности..
— Тебя не отчислят? — спросил Бурцев, чтобы что-нибудь сказать.
— На пятом курсе не отчисляют, — ответила девушка.
— Тебе скоро нужно будет писать диплом, и тогда ты больше не погуляешь, да? — спросил Валерий.
— Я решила диплом не писать, а сдавать «госы». Нет хорошей темы, да и руководители все разобраны, — ответила Наталья.
— Давай побежим на тракт и поймаем скорее машину, которая довезёт тебя до университета, — предложил Бурцев, а про себя пожалел, что утром не имел ещё раз близости с девушкой. Валерий опять хотел слышать её плач, но так как Наталья спешила, то он решил быстрее довезти её до университета. «В следующий раз я её не упущу… Главное, чтобы никто не видел, что она уехала со мной…» — подумал Бурцев.
Валерий доставил свою новую подругу с частником на «Жигулях» до учебного заведения, и та быстро юркнула в двери главного учебного корпуса. «Здесь её нужно как-нибудь подкараулить…» — решил Бурцев и поехал в роддом.

ГЛАВА 14

«Почему вчера вечером ты не приехал к нам?» — с грустными глазами прижимала Анна ладонью записку к стеклу. Слова «не приехал к нам» особенно сильно кольнули сердце Бурцева, и он вновь, как в день рождения сына, подтянулся за слив подоконника к окну и начал целовать нечистое стекло с высохшими подтёками от дождя, выпрашивая прощения. Валерий выразительно щёлкал пальцем по горлу, давая понять, что много выпил на радостях. Бурцев выглядел виноватым и чувствовал, что глаза его наполнились слезами. Он невероятно искренне хотел изменить грустное настроение у Анны из-за разочарования в нем. Валерий значительно в данную минуту страдал от того, что с лёгкостью изменил жене, которая родила ему сына и которая находилась ещё в роддоме. Его истинное смущение от непростительной измены было спрятано за простительным смущением от излишне выпитого вина в честь сына, и что по этой причине он не смог приехать вчера, как случается со многими молодыми отцами. Анна покачала головой, но потом все же улыбнулась, видя его блестящие от раскаяния глаза и сознавая, что муж не мог не напиться со своими друзьями в гараже, празднуя появление на свет сына.
«Сейчас я смущаюсь и чуть не плачу из-за измены и из-за того, что не приехал вчера вечером к ним, но не смущаюсь, и уверен в себе тотчас после убийства… Почему отнятие чужой жизни теперь не тревожит меня так же, как тревожит то, что я не приехал к Анне и изменил ей в это самое время? Я словно делаю что-то обычное, убивая… А может, потому, что мои жертвы погибли мгновенно, не мучаясь, и поэтому меня не тревожат значительно мои злодейства?.. Моя вторая жертва после убийства напоминала мне одного из многих комаров, которого я прихлопнул и размазал по телу. Крови только было побольше от второй жертвы, а забыл я о ней так же быстро, как о прибитом летом в лесу навязчивом комаре…» — подумал Бурцев, глядя на повеселевшую Анну. Анна второй запиской сообщала, что нужно завтра за ними приехать в десять часов и забрать домой. Бурцев преданно и подобострастно кивал головой, вновь улыбаясь жене, радуясь её отходчивости и перемене настроения. Послюнявив об язык указательный палец, он написал жене на пыльном стекле, что любит её очень сильно и что очень хочет видеть её с сыном дома, как можно скорее. Анна была опять довольна жизнью и махнула ему рукой, чтобы он шёл и готовился к их завтрашней встрече. Валерий, напротив, просил, чтобы жена первая ушла, а уж потом уйдёт и он. Анна уступила и отошла первая от окна. Вдруг её лицо вновь возникло. Анна заулыбалась тому, что Бурцев продолжал стоять после того, как она исчезла, а не убежал немедленно. Жена послала мужу воздушный поцелуй и опять счастливая скрылась, но теперь окончательно.
Приехав домой, Бурцев первым делом зашёл к матери.
— Валерочка, где ты ночевал?! Я дважды ночью поднималась на ваш этаж, но мне никто не открыл. Я всю ночь не спала и боялась, что с тобой на радостях что-нибудь приключится, — говорила Августа Алексеевна сыну с тревогой и вопросом в глазах.
— Я с таксистами «обмывал» рождение сына и ночевал у Адамова, — ответил Валерий и тут же прошёл в свою бывшую спальню, чтобы прилечь.
— Анна тебя, наверное, заждалась, — не унималась встревоженная мать.
— Я сейчас только что от неё. Не беспокойся, мама, — все хорошо. Я посплю немного. Завтра нужно Анну с сыном забрать из роддома, поэтому мне нужно хорошо отдохнуть.
— Ложись-ложись, сынок! Слава богу, что ты к Анне заехал, — удовлетворенно сказала мать и ушла на кухню. Августа Алексеевна была довольна, что все обошлось. Валерий в три часа ночи ушёл на этаж выше в квартиру, где жил с женой. Бурцев помыл пол, вычистил сантехнику на кухне, в ванной комнате и в туалете, затем он влажной тряпкой стёр пыль с мебели, одновременно Бурцев выстирал в машине накопившееся грязное белье из большой плетёной корзины. В завершение, вспомнив пыльные стекла в роддоме, Валерий вымыл в квартире стекла в окнах с обеих сторон. В предрассветное время плохо виделся результат мытья окон, зато никто не видел, как он делал эту, по его мнению, женскую работу. В пять утра Валерий принял душ и завёл будильник на восемь часов, затем улёгся ещё поспать.
Стрекочущий звон будильника легко разбудил Бурцева. Почистив зубы и побрившись, он поехал на рынок за цветами. В половине десятого в нанятом такси Валерий ждал жену и сына возле роддома. В десять он зашёл в здание. Чуть бледная Анна, одетая в плащ, уже стояла в главной приёмной, где находились все выписанные женщины. Сына в это время держала работница роддома. Завидев Бурцева, Анна что-то сказала медсестре с сыном на руках, и обе женщины пошли ему навстречу.
— Моя любовь, как ты? — спросил Валерий, видя слабость жены по лицу и стараясь подавить в себе чувство вины, которое опять давало о себе знать, как только он встретился с женой взглядом.
— Нормально… — тихо ответила Анна, улыбаясь больше для окружающих людей, чем по внутреннему желанию. Она время от времени ненадолго, но пристально смотрела в ускользавшие глаза мужа. Что-то интуитивно тревожило её в бегающих глазах Валерия, который не мог сосредоточиться и смотреть спокойно, каким она привыкла его видеть.
— Вот вам ваш прекрасный сын! — сказала полноватая женщина в белом халате.
— Спасибо… — отозвался Бурцев и, передав букеты женщинам, осторожно принял первенца, завёрнутого в одеяло с белоснежным пододеяльником. Молодые родители пошли на улицу. «Главное, смотреть спокойно ей в глаза…» — подумал Бурцев, опасаясь, что Анна почувствует что-то подозрительное в нем.
— Папа хотел подойти, но его что-то не видно, — сказала Анна и огляделась по сторонам. — Почему ты меня не поцеловал? — вдруг укоризненно тихо спросила Анна.
— Любовь моя, я растерялся при виде тебя в обществе медсестры. Прости… Мы можем подождать твоего отца, если хочешь, — сказал Валерий, меняя важную для Анны тему. Бурцев попытался приподнять губами уголок пододеяльника на лице сына, стараясь что-нибудь делать, чтобы жена не имела возможности разглядывать его внимательно.
— Он спит… — сказала Анна.
— Может быть, ему плохо дышать? — спросил Валерий.
— Нет. Нормально. Я оставила маленькую щёлочку для воздуха. Вот здесь, видишь?
— Да, теперь вижу… Пойдём в машину и посидим внутри — там не дует. — Бурцеву не терпелось опять увидеть лицо спящего сына, но он не знал, как можно осторожно, чтобы не разбудить ребёнка, высвободить одну свою руку и приоткрыть личико ребёнка. Анна села на переднее сидение, а Валерий с сыном — позади. Подъехали отец и мать Анны. Дочь осторожно вышла из машины и махнула им рукой. Дедушка с бабушкой подошли и поцеловали дочь, радостно вглядываясь в её слегка побледневшее лицо.
— Как ты, голубушка моя? — спросила Людмила Ивановна, всматриваясь в глаза дочери.
— Все хорошо, мама, — ответила Аннушка, избегая пристального разглядывания.
— Здравствуйте, Валерий! — поздоровалась тёща с зятем, и Бурцев кивнул, с трудом улыбаясь родителям жены.
— Ладно, мама, мы поедем, а вечером созвонимся, — сказала Анна и осторожно уселась на сидение впереди.
— Хорошо, поезжайте, мои дорогие, — ответила взволнованная и счастливая Людмила Ивановна. Николай Сергеевич из-за спины жены тоже помахал в след такси с дочерью и зятем.
Анна была довольна, что у мужа дома свежо и чисто. Ей понравилось, что он протёр мебель, вымыл в квартире не только полы, но и окна. Анне было приятно видеть, что стекла в рамах были такой чистоты, что казалось, будто их нет вовсе. Жена поцеловала мужа, как бы извиняясь перед ним за то, что была вчера и сегодня утром несправедливо холодна к нему. Сын спал, и Анна медленно развернула одеяло и в одной пелёнке осторожно положила его в новую деревянную кровать качалку.
— Ты скучал по мне?.. — тихо и неуверенно спросила Анна, подойдя вплотную к Бурцеву.
— Очень… — ответил так же тихо Бурцев. Он прижал жену к себе, обхватив её зад. — Я хочу тебя безумно… Как жаль, что тебе пока, наверное, нельзя. — На самом деле он лгал, потому что жена после роддома вызывала у него необъяснимую боязнь. Ему казалось, что роды повредили её женские прелести. Анна ничего не отвечала, а только улыбалась и смотрела довольная на мужа. Казалось, что она не могла на него наглядеться. Прижатая к мужу, она водила пальцем по его губам, будто не верила, что муж, наконец-то, совсем рядом, и что ей больше не придётся спать одной без этого особенно родного и любимого человека после рождения сына. Бурцев чувствовал, что говорит неискренне о своих чувствах, но измена жене казалась теперь давней и не тревожила его так же, как вчера утром у окна роддома.
— Он скоро проснётся, — сказала Анна. — Он очень спокойный. Его мне в роддоме принесут, я его покормлю, — и он сразу засыпает. Другие дети кричат, а наш кажется таким тихим, что некоторые женщины в палате не переставали удивляться ему…
— Как мы всё-таки назовём его? — спросил Бурцев.
— Не знаю… Как ты пожелаешь — так и назовём, — сказала Анна, глядя преданно и благодарно Валерию в глаза.
— Может быть, имя на букву «А»? — предложил Бурцев.
— Алексей? Алексей Валерьевич?
— Да… — подтвердил Бурцев, и Анна, не возражая, улыбнулась и кивнула согласием.
Ещё через час проснулся сын, и Анна закружилась в приятных хлопотах и заботах о своём первенце. К вечеру приехала тёща Бурцева, и здесь мать с дочерью вовсе забыли обо всем на свете. Анна спрашивала мать то об одном, то о другом. До родов Анне казалось, что не может возникнуть таких вопросов по уходу за новорожденным, на которые она бы не знала ответов. Но теперь даже самые простые вещи ставили её в тупик, и она каждый раз спрашивала мать, как нужно делать это или то. Тёща Бурцева в нагретой ванной комнате поставила маленькую белую эмалированную детскую ванночку на дно большой ванны. Перед купанием Людмила Ивановна сняла с пальцев кольца, тщательно вымыла руки с мылом и прежде, чем окунуть мальчика, голым локтем коснулась воды в ванночке, затем ловко положила раздетого внука животом себе на ладонь, не касаясь пуповины ребёнка. Анна скромно стояла рядом и дивилась проворности и уверенности матери.
К девяти вечера приехал отец Анны. Новорожденный Алексей Валерьевич Бурцев после первой бани дома уже опять спал. Ему отдали небольшую комнату, которая всегда пустовала, потому что Валерий с Анной спали в зале на тахте, где просторнее. Тесть Бурцева привёз «Советское шампанское» и редкий ананас, чтобы выпить за внука. Наскоро накрытый стол обставили стульями.
— Валерий, сходите за Августой Алексеевной, — обратилась тёща к Бурцеву.
— Сейчас, одну минуту, — ответил зять и приставил пятый стул к столу. Августа Алексеевна пришла с большим количеством заранее накупленных игрушек и прежде, чем сесть за стол, передала Анне конверт.
— Это на «зубок»… — сказала она снохе с серьёзным лицом. — Он, поди, уже спит?
— Примерно, час. Сразу после купания уснул, — ответила Анна.
— Ну что? Я открываю шампанское?! — спросил Николай Сергеевич.
— Да-да, папа, открывай! — сказала Анна, протерев белым полотенцем последний бокал от мнимой пыли.
— Вы придумали имя сыну? — спросила Людмила Ивановна.
— Мы решили назвать его Алексеем, — ответила Анна, с любовью глядя на Бурцева. Любовь Анны к Валерию ясно виделась родителям по глазам дочери. Это невольно наполняло пожилых людей схожими чувствами к зятю.
— Алексей?! Прекрасное имя! По-моему, с греческого языка переводится, как «защитник». Надо в словаре дома свериться, — одобрительно сказал отец Анны, наливая в бокалы шампанское. — Тогда первый тост за Алешу предлагаю! — Атмосфера семейного счастья отражалась на всех лицах. «Почему прежде, чем дожить до этого момента, мне выпал выбор: убивать или не убивать? Если не убивать, то тогда сесть в тюрьму… Почему всё-таки я оказался в компании этих хороших людей? Почему господь даёт мне ощутить в полной мере то, что существует такая удивительная жизнь с её простыми человеческими радостями? Зачем он даёт мне все это почувствовать, зная, что все равно взыщет с меня?.. Он даёт мне понять, что я пока не переступил ту грань, за которой последует неминуемая расплата? Или он уже начал на меня охоту?» — гадал Бурцев, делая вид, что радуется со всеми одинаково и беззаботно.
— Николай, давай наш подарок, — обратилась тёща к тестю.
— О! Да! Валерий, вам с Анной мы принесли «открытку» на «Волгу» и половину стоимости машины. — Николай Сергеевич выложил толстую пачку сторублёвых купюр, перетянутых чёрной резинкой и почтовый конверт с талоном. — Машину можете забрать завтра на базе облпотребсоюза, на Арзамасской. — Анна взяла со стола деньги с бумагами и унесла в спальню к сыну, где стоял шифоньер.
— Теперь надо выпить за вас, родители, — сказал Бурцев, и Николай Сергеевич разлил небольшой остаток шампанского всем по бокалам. Анна вернулась и доложила:
— Он спит, но уже опять мокрый. Мне жалко его будить. Перепеленаю, когда проснётся.
— Конечно, пусть спит! — согласилась Августа Алексеевна. Гости ещё посидели и спустя полчаса ушли, оставив молодую семью наедине со своим спящим наследником. Бурцев помог жене убрать и помыть посуду. Анна надолго ушла в ванную комнату мыться и когда вернулась, то застала Бурцева уже крепко спящим на тахте.

Часть 4

ГЛАВА 1

Ожидая своей очереди в строю машин при выезде из гаража перед постом контрольного механика, Бурцев вспомнил, что ровно два года назад был вынужден лишить жизни первую женщину. «Как быстро летит время… Почему первая жертва мне никак не забывается. Лица второй барышни я почти не помню. Она была высокая, а лицо её я смутно помню… Я уже не помню расправу над ней во всех подробностях, но Зою запомнил… как первую… словно это случилось вчера…»
Через час Бурцев подъехал на автовокзал с одним пассажиром, который готов был в складчину с другими попутчиками ехать в соседний областной центр. Валерий подошёл к кассам и спросил громко стоявших людей в очереди, кто желает доехать без переплаты по счётчику до соседнего областного центра. Тотчас нашлось двое желающих, которых Валерий направил к своей машине. Ещё через пятнадцать минут согласился ехать мужчина с гипсом на левой ноге и на костылях. Дорога была знакомая и хорошая и двести километров Бурцев пролетел за два часа. Набрав со всех пассажиров в сумме сто шестьдесят рублей и имея на счётчике сорок два рубля плана, Валерий не откладывая, направился в обратный путь, но прежде под капотом вытянул тугой резиной трос спидометра из коробки передач. Порожний пробег в двести километров таким образом не наматывался. План почти был выполнен, «чаю» осталось сто восемнадцать рублей. По приезде домой у него будет семь часов свободного времени. Через два с половиной часа Бурцев сидел с семьёй и ужинал.
— Поеду и постою на вокзале. Ещё надо двенадцать рублей до плана, а времени до пересмены ещё много, — сказал Валерий, допивая горячий крепкий чай с бисквитным пирожным.
— Если у тебя много свободного времени, то посиди дома и посмотри телевизор, — предложила Анна, пробуя впервые с ложечки кормить сына тёплой манной кашей на молоке. Съев первую ложку сама, Анна убедилась, что каша остыла. Ребёнок не противился, а послушно открывал и закрывал беззубый рот, вымазанный манкой. «Какая забавная идиллия пришла в мою жизнь с Анной… Но мне не даёт покоя та вторая жизнь с остротой, которой мне словно стало не хватать… Меня все время подначивает вновь почувствовать опасность… Это все от того, что я уверовал в безнаказанность. Нужно подавлять это в себе… если я хочу жить…» — подумал Бурцев и ответил жене:
— Нет. Поеду. Надо ещё немного подзаработать. — Бурцев поцеловал Анну в щёчку, а сына в темечко, затем ушёл. На вокзале к Валерию подошла женщина, примерно, сорока пяти лет, но внешне желающая нравиться мужчинам не меньше молоденьких девочек, что было видно по её косметике и дорогой одежде. Женщина прошла мимо пяти стоящих такси, потом постояла какое-то время поодаль и попросилась именно к Бурцеву.
— Мне нужно поездить по городу часа два. Могли бы вы повозить меня? — спросила неуверенно пассажирка. Валерий посмотрел на часы.
— Десять рублей за час вас устроит?
— Хорошо, — быстро согласилась клиентка и села рядом, положив на чёрную сумку из крокодиловой кожи белые руки с ярко красным лаком на ногтях. — Как вас зовут, молодой человек? — спросила пассажирка и обаятельно улыбнулась, показав ряд верхних ровных зубов.
— Валерий, — ответил Бурцев и указал рукой на свою визитку с фотографией на крышке бардачка.
— Бурцев Валерий Николаевич. Пассажирское автотранспортное предприятие номер два, — прочитала вслух дама и пригляделась к фото. — На маленьких фотографиях люди трудно узнаваемы, но вы походите на своём фото, — опять приятно улыбнувшись сказала женщина. — Первым делом мне необходимо сейчас съездить на железнодорожную контейнерную станцию и кое-что узнать. Знаете, где это?
— Знаю, — ответил Бурцев и, включив счётчик, поехал. — Боюсь, что уже поздно и там вряд ли вы кого-то из работников застанете, — предположил Валерий.
— Там имеется круглосуточная служба, — сказала со знанием дела пассажирка и машинально притянула сумку за дно чуть ближе к животу.
На контейнерной станции женщина ушла на час. На улице быстро стемнело, и клиентка, ушедшая в сумерки, вернулась, когда стало совсем темно.
— Теперь нужно съездить в гостиницу «Турист». Мне необходимо попытаться найти номер на три дня. Там у меня работал знакомый администратор. Не знаю только, найду ли его там сейчас? — с грустью в голосе проговорила женщина.
— Вы с севера области приехали? — поинтересовался Валерий.
— Да. Из Ноябрьска. У меня на вокзале в камере хранения остался чемодан, но туда мы съездим только после того, как я сниму номер в гостинице. — Бурцева все время не покидало ощущение, что женщина чрезмерно насторожена. Несмотря на то, что она улыбалась, было заметно, что она пристально всматривалась в глаза Бурцева, стараясь определить что-то важное для себя. Пассажирка более суток ехала на поезде, но по её виду невозможно было этого предположить. Её каштановые волосы были аккуратно закреплены заколками кверху, что позволяло видеть её высокую шею. «Ямочка у неё, наверное, просматривается…» — промелькнуло невольно в голове у Бурцева. В ушах у женщины были серьги в виде маленьких цветочков из белого металла, а лепестки этих цветков были усыпаны мелкой алмазной крошкой. Слабый запах духов добавлял в облик женщины то, что не позволяло думать о неустроенности её в дороге.
В гостинице «Турист» знакомый администратор уже не работал, и поэтому даме не удалось там поселиться. Бурцев побывал с пассажиркой ещё в нескольких гостиницах, но везде результат был один — мест не было.
— Вы не пытались переплатить за поселение? — спросил Бурцев, обоснованно полагая, что его пассажирка может себе это позволить.
— Мне неловко предлагать деньги людям за то, что они должны делать бесплатно… — ответила дама, но затем, как будто постеснялась своей наивности, добавила: — Около регистрационной стойки зачастую многолюдно, поэтому предложить переплату сложно.
— У вас в городе нет ни знакомых, ни родственников? — спросил Бурцев, с запозданием понимая, что спросил глупость.
— Родственники есть. Но сейчас они мне, наверное, уже не родственники, — ответила женщина. — Здесь есть родители и сестра бывшего мужа, но к ним я смогу обратиться только в крайнем случае.
— А сейчас разве не крайний случай? — спросил Валерий и неожиданно вспомнил, что мог бы поселить на время женщину в своём доме за городом. Какое-то мгновение Бурцев колебался, потом его вдруг осенило, что эта ухоженная женщина интересна ему, несмотря на возраст.
«Мне хотелось бы посмотреть у неё ямочку на шее внимательнее… Возможно, на вокзале кто-то из таксистов видел, что она села в мою машину…» — подумал с сожалением Бурцев, но почувствовал, что это вряд ли его остановит.
— В городе больше нет гостиниц? — поинтересовалась пассажирка.
— Есть «Дом колхозника» и ещё несколько ведомственных гостиниц, но в «Доме колхозника», по моим данным, тоже всегда мест нет, а если место найдётся, то придётся жить с тараканами и клопами. Ведомственные гостиницы вечно полностью заняты. У меня рядом с городом свой дом со всеми удобствами и баней. Если вы хотите, то я могу вас поселить там, — сказал Бурцев и посмотрел не очень заинтересованно на женщину.
— Вы полагаете, что это вас не стеснит? — спросила женщина.
— Я там не живу. Я живу в городе, — ответил Бурцев.
— Вы женаты? — спросила женщина и улыбнулась при этом.
— Да. Я с женой и сыном живу в городской квартире.
— Ваша жена не будет против моего проживания в доме?
— Я думаю, что она не будет возражать, если я ей не скажу об этом. Вы поживёте — и уедете.
— Вы не все рассказываете своей жене?.. — непонятно зачем спросила с нарочитым удивлением женщина.
— Зачем её тревожить напрасно? — сказал Бурцев и улыбнулся, невольно давая понять пассажирке, что он не помешан на кристальной честности. Дама тоже улыбнулась понимающе и спросила:
— Но как я буду добираться в город по своим делам?
— Я с завтрашнего дня, к сожалению, ухожу на два дня выходных. Не знаю, как вам и помочь, — искренне озадаченно произнёс Валерий. Тут же он вспомнил, что мог бы повозить клиентку на своей личной машине, талон на которую им с Анной подарили тесть с тёщей и которую они благополучно выкупили с базы. Анне бы он мог сказать, что нашёл богатого и щедрого пассажира, которого надо повозить на личной машине в течение двух дней, чтобы прилично заработать. — Я могу вас повозить на своей машине. Вам ведь нет разницы, кому платить деньги за транспорт?
— Конечно, мне все равно, — согласилась женщина. — Не знаю только, стоит ли мне забирать чемодан из камеры хранения?
— Пусть он остаётся на вокзале, а когда съедете от меня, то я вас свожу за чемоданом.
— Нет. Всё-таки чемодан нужно забрать сейчас. У меня там кое-какая одежда, которая мне понадобится, — сказала женщина, и Бурцев послушно поехал в сторону вокзала, поняв, что каждый вопрос этой осторожной женщины имел для неё определённое значение. Валерий подъехал к правому крылу здания вокзала, где располагалась камера хранения, и пассажирка ушла. Бурцев огляделся по сторонам. Рядом не стояло ни одного автомобиля такси. Все машины располагались на привокзальной площади у главного входа, и в этот раз никто из таксистов точно не увидит, что он подвёз, а затем увёз с чемоданом женщину. Через пятнадцать минут клиентка вышла с ношей. Бурцев выбежал к ней навстречу и взял у неё из рук тяжёлую поклажу. Он положил чемодан не в багажник, а в салон машины на заднее сиденье.
— Фу! Какая тяжесть. Теперь можно ехать, — сказала женщина и расстегнула плащ.
— Не знаю, как к вам обращаться… — начал Бурцев, и женщина, прервав его, сказала:
— Ой! Простите! Забыла сказать своё имя! Полина меня зовут!
— Полина, я сейчас вас завезу в дом и затоплю баню, а потом после пересмены ненадолго заеду и проверю, все ли у вас нормально и не надо ли чего подсказать.
— Хорошо, Валерий, — ответила Полина и спустя минуту сказала: — Мне неловко, что я вынуждена вас обременять своими проблемами…
— Пустое… Мне даже лучше, что вы поживёте в моем доме. Я иногда подумываю, а не пустить ли туда временных жильцов. И заработок — и дом под присмотром.
— Наверное, вы правы, — согласилась Полина. Через пятнадцать минут Бурцев стоял перед железными воротами дома отца. Бурцев почувствовал опять знакомую и приятную дрожь в теле. Рядом сидящая дама, по всей видимости, попалась в его западню. Заезжать в ограду дома на машине не стоило, потому что это могло показаться опытной женщине подозрительным. Бурцев в темноте посмотрел в салонное зеркало заднего вида и убедился, что соседи напротив его дома спят. Может, они и не спали, но свет в их окнах не горел. В темноте из их окон вряд ли кого можно было разглядеть. Бурцев погасил фары и габаритные огни.
— Пойдёмте, — сказал Бурцев и, взяв на заднем сиденье чемодан пассажирки, подошёл к воротам.
— Мне не будет здесь страшно одной в доме?
— Деревня безопасная и рядом с городом, поэтому вам бояться здесь нечего. За почти двадцать лет, как мой отец купил здесь старую избушку и на её месте выстроил этот дом, никто к нам не залазил, хотя последнее время дом часто пустует. — В течение часа Бурцев затопил баню, приготовил Полине чистое постельное белье, включил везде воду и освещение.
— Вы голодны? В холодильнике ничего нет, но сейчас я его включил, и завтра вы сможете купить какие вам надо продукты и положить в него.
— Я ужинала перед поездкой с вами. В чемодане у меня есть яблоки, кофе, а завтра я что-нибудь куплю.
— Полина, я через час сменюсь и приеду ненадолго посмотреть, все ли у вас хорошо. Правда, будет уже поздно. Может, мне до утра не приезжать, и вы сами устроитесь и благополучно помоетесь? Дрова в бане больше подкладывать не нужно.
— Наверное, я справлюсь, — согласилась Полина. — Завтра во сколько вы сможете за мной приехать?
— Я посплю и сразу поеду к вам. Это будет, примерно, в одиннадцать.
— Хорошо. Сколько я вам должна сегодня за такси и за жилье на предстоящие три дня?
— Я вас повозил два часа, поэтому с вас двадцать рублей, а за жилье вам платить не нужно.
— Как не нужно? Вы не обязаны мне ничем, да и я не нищая, — не согласилась женщина, но Бурцев наотрез отказался брать деньги за проживание. — Тогда, Валерий, с меня презент за ваше участие.
— Я согласен. Можете купить бутылку сухого вина, и мы выпьем её вместе.
— Прекрасно, — ответила Полина и понимающе улыбнулась. — Бурцев умышленно попросил, чтобы после смены не приезжать, дабы не пугать гостью своей навязчивостью. Он надеялся, что Полина, напротив, попросит его заехать после работы. Его ожидание не оправдалось, и теперь его желание выстрелить очередной жертве в ямочку после любви оказалось неосуществимым. Завтра ему предстоит возить её на своей машине, и их вместе могут увидеть какие-нибудь её знакомые, а это значит, что любовь, если и будет, то обыкновенная, постная. Но выбора у Валерия не оставалось.

ГЛАВА 2

На следующий день Бурцев едва не проспал. Будильник показывал без четверти одиннадцать, когда он открыл глаза. Валерий вскочил и побежал в ванную комнату.
— Ты почему рано встал?! Спал бы ещё! Ты же на выходных! — удивлённо успела спросить Анна пробежавшего голого мужа. Бурцев быстро почистил зубы и побрился, потом спешно оделся и прежде, чем убежать в гаражный кооператив тестя за машиной, вынул перед женой портмоне и отдал ей сто рублей чаевых, заработанных за прошедший день.
— Вчера возил одного северного командированного и заработал у него сто рублей. Сегодня и завтра повожу его на нашей машине и заработаю ещё больше. Не хочу его упускать. Он ждёт меня в гостинице.
— Вот тебе на! А я планировала, что ты нас свозишь сегодня на толкучку, — сказала недовольно Анна, крутя в руках сто рублей, что отдал ей Валерий. Заработанные деньги сыграли свою роль, и Анна примирительно сказала:
— Жаль, но ладно… Съездим с Лешей на коляске, вместо поездки на машине. — Анна в это время глядела с улыбкой на сына в сиреневых ползунках и синей распашонке. Ребёнок спокойно лежал животом на тахте и увлечённо с серьёзным лицом разглядывал в руках разноцветную новую погремушку, кряхтя от неудобной позы. Бурцев поцеловал жену с сыном и убежал. — А поесть?! — спросила Анна с запозданием, но муж её уже не слышал.
«Как удивительно правдоподобно я сыграл надобность поработать сегодня. А вчера я думал, что у меня возникнут проблемы с объяснением. Отсутствовать дома в свой выходной день, да ещё на личной машине, вчера казалось трудноосуществимым делом… Всё-таки моё желание заработать денег для семьи и переданные именно в этот момент сто рублей Анне — предрешили успех. Раньше я ей чаевые не отдавал, а только зарплату. Получать ещё и чаевые — понравилось ей… В сущности, я ни в чем не обманул жену, а только утаил пол командированного и не сказал, что эта женщина остановилась в нашем загородном доме, и поэтому мне удалось выглядеть правдивым и искренним… — удовлетворенно сказал себе Бурцев. — Мне надо было жениться и родить ребёнка, чтобы понять, что семейная жизнь спокойна, но скоро становится скучной и не очень интересной для меня… Я, испытавший особенную остроту чувств, лишая неожиданно и легко жизни женщину, теперь ничему не рад человеческому, кроме любви с кровью… Как же сегодня я смогу пристрелить эту интересную даму, если покажусь с нею средь белого дня?.. Мне нужно попытаться избегать встречи с теми людьми, с кем она будет общаться. Если мне не удастся остаться в тени, то придётся отказаться от потрясающей и острой любви со смертью… Мне придётся ждать следующей жертвы…» — не переставал рассуждать Валерий.
Через полчаса Бурцев вошёл в свой загородный дом, дверь в который была не заперта. «Гостья, наверное, утром выходила на приусадебный участок», — промелькнуло в голове у Валерия. Полина сидела на кухне и, судя по запаху, уже пила кофе. Увидев хозяина, она заулыбалась и чуть смутилась. Было видно, что её волосы после вчерашней бани стали пышными, и теперь выспавшаяся женщина чувствовала себя прекрасно и намного увереннее.
— Здравствуйте! Как вам спалось на новом месте? — спросил улыбаясь Бурцев, чувствуя нежную парфюмерию приятной женщины.
— Здравствуйте! Хорошо спалось. Я только не смогла ночью закрыть вьюшку в банной печке. Уж очень она тугая для меня, — ответила Полина и чуть заметно покраснела при виде добродушного и высокого Бурцева, который, казалось, нависал над ней с другой стороны стола своим крупным телом. Сегодня он ей показался намного интереснее, чем вчера вечером.
— Ничего страшного. Сейчас ещё тепло, поэтому жар быстро не уходит. Куда мы сейчас едем в первую очередь?
— Сначала мне нужно на переговорный пункт. Мне требуется уточнить, когда именно прилетит моя знакомая. Она должна прибыть из Москвы и передать мне свою здешнюю квартиру, которую обещала мне продать. А потом мне нужно куда-нибудь заехать пообедать. Перед обедом вы можете оставить меня и заняться своими делами, а вечером я могу подойти в центре города, куда вы скажете, и вы отвезёте меня обратно в ваш дом, — сказала Полина, то и дело непроизвольно поправляя свои распущенные и пушистые волосы.
— Разве можно продавать или покупать государственные квартиры? Или речь идёт о кооперативной квартире? — спросил Бурцев.
— Квартира государственная. Это будет не продажа. Хозяйка меня пропишет в квартире, а сама выпишется. Я ей передам деньги в банке и возьму расписку.
— Но чужой человек может вас обмануть, — возразил Бурцев.
— Она мне двоюродная сестра, поэтому обман здесь исключён, — ответила Полина, и понимающе улыбнулась на вопрос Бурцева.
— Если она вам родственница, то тогда другое дело, — согласился Валерий. Полина вышла из-за стола и повернулась задом к Бурцеву, потянувшись за своей дорогой блестящей сумкой из крокодиловой кожи, что лежала на заправленной покрывалом постели. Нельзя сказать, что Бурцев чуть не потерял контроль над собой, но вид Полины сзади оказался умопомрачительным для него. Широкий зад Полины в обтягивающей юбке при её тонкой талии поверг Валерия чуть ли не в шок. Бурцеву на долю секунды захотелось тотчас овладеть стоящей к нему задом женщиной, но он легко справился с волнением, предполагая, что вечером, возможно, представится случай испытать более сильное чувство. Валерию показалось, что Полина умышленно встала сейчас к нему обворожительным задом и показала во всей длине ровные ноги в чёрных колготках, что заставило учащенно биться его сердце.
— Вы садитесь в машину, а я пока закрою дом. Автомобиль стоит во дворе, — сказал Бурцев. Валерий намеренно заехал внутрь, чтобы соседи не видели, как к нему в машину садится женщина. Полина надела плащ и, подхватив сумку, вышла из дома. Бурцев вновь посмотрел ей вслед. Теперь женщина казалась выше и элегантнее в туфлях на каблуках.
«Как же я могу обходиться любовью к одной женщине, если существуют такие дамы, как Полина? Что-то есть утопическое, сомнительное и нежизненное в заповеди Христа о прелюбодеянии… Почему меня подмывает во что бы то ни стало овладеть этой женщиной, несмотря на то, что у меня есть жена, которая моложе Полины? — спросил себя Бурцев. — Или это свойственно только мне?.. Нет, не может быть. Все мужчины с одинаковой природой. Разница может быть только в силе желания, если говорить о мужчинах одного возраста… А может быть, когда-нибудь мужчины и смогут обходиться одной женщиной, но, наверное, только тогда, когда люди покинут Землю из-за перенаселения и будут вынуждены жить в ограниченных пространствах на космических станциях?»
— Какой прекрасный у вас, Валерий, автомобиль! — сказала Полина, когда Бурцев сел рядом за руль новой «Волги».
— Лучше машины в Советском Союзе нет. На Западе есть более приличные автомобили, но мы их не видим, поэтому особенно не страдаем.
В городе Полина зашла в здание междугороднего переговорного пункта, а ещё через полчаса вернулась в машину.
— Моя родственница прилетает завтра в обед, поэтому я посплю в вашем доме нынче последнюю ночь. Какая удача, что я встретила вас вчера, Валерий… — сказала Полина и благодарно взглянула на Бурцева. Кроме благодарности во взгляде Полины Бурцев разглядел интерес к себе. Каждое слово, произнесённое Полиной, имело для Бурцева особенный смысл, который был ясен только ему. «Я посплю в вашем доме нынче последнюю ночь…» — сказанное Полиной говорило Бурцеву, что это, вполне вероятно, так и будет в жизни этой женщины. А фраза: «Какая удача, что я встретила вас вчера, Валерий…» — и вовсе сущая правда. Полина не уточнила для кого именно большая удача — для него или для неё. «Значит, сегодня все случится, как я и наметил», — сказал себе Бурцев и ощутил лёгкий приятный холодок в груди, предвкушая умопомрачительное удовольствие.
— Валерий, я пока пойду обедать, потом мне нужно походить по магазинам, и затем вы сможете меня забрать в пять вечера.
— В пять вечера вон там, у городского сада, видите автобусную остановку? — спросил Бурцев, указывая раскрытой ладонью на большое скопление людей, где остановилось одновременно несколько маршрутных автобусов.
— Вижу.
— Тогда до вечера, Полина, — сказал Бурцев и поехал домой, надеясь застать жену с сыном дома. Подъезжая, Бурцев увидел, что Анна с коляской стояла возле подъезда и разговаривала с его матерью.
— Что-нибудь случилось? — спросила Анна.
— Нет. Клиент отпустил меня до пяти вечера.
— Ну, слава богу! — сказала Анна. — Занеси коляску на лестничную площадку и поехали.
— Мама, ты куда-то собралась? — спросил Бурцев.
— Нет, Валера. Я мусор выносила и Анну встретила.
— Ну, ладно! Тогда мы поехали на толкучку!
Площадь для вещевого рынка была огорожена деревянным зелёным забором и примыкала к рынку автомобилей и автозапчастей. В любую погоду на обеих площадках под ногами неприятно хлюпала жидкая грязь, потому что на небольшом пространстве толпились и с трудом передвигались в сутолоке тысячи людей. Страна жила при пустых государственных магазинах и переполненных новыми импортными товарами толкучках. На вещевых барахолках можно было купить любую импортную одежду, обувь, парфюмерию и в неограниченном количестве, но только по высоким ценам, которые были неподъемными для основной массы народа. Казалось, что самые красивые и хорошо одетые молодые люди съезжались все по воскресным дням на толкучку, как на какие-нибудь смотрины для избранных людей. Очень часто в будни молодёжь при встречах на улице или в компаниях начинала разговор с того, что в прошедшее воскресенье на толкучке видела то-то или того-то. Толкучка являлась тем местом, где обязательно должны встречаться все молодые люди из обеспеченных семей.
Бурцев подъехал со стороны автомобильного рынка и остановился.
— Что ты хочешь купить Лёшке? — спросил Валерий у Анны.
— Хочу что-нибудь посмотреть. У него нет комбинезона.
— Пойди одна, а я посижу с ним в машине. С ребёнком там нас задавят, — сказал Валерий.
— Следовало его оставить с Августой Алексеевной, — с сожалением произнесла Анна. — Как же я могла предположить, что мне удастся успешно с сыном в коляске здесь передвигаться. Давно я не была на барахолке. Всё на свете уже забыла… Здесь одной-то трудно передвигаться будет — того и гляди задавят.
— Вовремя не сообразили. Ничего не поделаешь — иди одна. Только кошелёк в руках не держи, когда будешь ходить по тряпичным рядам. Положи его в карман пальто и руку держи в этом же кармане на кошельке. Здесь чуть задумаешься — и шпана тут же выхватит кошелёк, и лови её потом в этом море людей. А возможно, незаметно вытащат кошелёк из кармана. Когда станешь что-то покупать, то оглянись прежде и убедись, что за тобой не следит какая-нибудь шантрапа, — наставлял Валерий жену.
— Ты меня запугал совсем. Я даже расхотела идти, — сказала с грустью в глазах Анна.
— Иди — не бойся. Я только предупредил тебя, что может произойти в случае невнимательности, — ободряюще улыбаясь, сказал Бурцев жене. Анна ушла, а Валерий пересел на заднее сиденье к сыну, который беззаботно спал с пустышкой во рту. Алексей был завернут в тонкое одеяло с пододеяльником. Опустив стекло в левой задней дверце, Бурцев разглядывал идущую широким потоком огромную и нескончаемую толпу людей и понял неожиданно, что в потоке людей высматривает только молодых женщин. Разнообразие красивых и хорошо одетых девушек наполняло его душу приятным чувством и радостью оттого, что он может при большом желании иметь близость с любой.
— Брат! Продай машину! Хорошую цену дам! — наклонившись к опущенному стеклу, сказал заросший чёрной щетиной цыган.
— Сколько бы дал? — спросил Бурцев из любопытства, желая определить стоимость на рынке своей новой «Волги».
— А сколько уже прошла машина? — в свою очередь поинтересовался с надеждой в глазах цыган с массивной золотой печаткой на среднем пальце правой руки.
— Она новая. Обкатку ещё не прошла. Двух тысяч нет на спидометре.
— Тридцать пять тысяч сразу бы дал, — загорелся покупатель и показал передние золотые зубы.
— Если бы машина была моя, то продал бы тебе, братэла, — сказал Бурцев, переходя на цыганскую манеру говорить.
— Поговори с хозяином, а я тебе тысячу дам, если уговоришь, — не унимался черноволосый и весь в золоте молодой парень.
— Он купил для себя, а не для перепродажи, поэтому не продаст. Прости, дружище, — ответил Бурцев, давая понять, что разговор окончен. Цыган ещё недолго постоял, оглядывая автомобиль, и ушёл искать свою машину дальше.
Через полтора часа, увешенная большими пакетами, в компании какой-то незнакомой Бурцеву подруги, Анна вернулась счастливая от сделанных покупок. Однако больше в душе Анна была довольна тем, что её успешную и обеспеченную жизнь видела давняя подружка. До появления Бурцева все друзья и подруги считали Анну несчастной. Валерий смотрел на жену и понимал, как же он далёк от её простых радостей нормального человека. Анна попрощалась с собеседницей и уселась с пакетами позади, рядом с мужем и сыном.
— Кто эта женщина? — спросил Бурцев жену.
— Это моя однокурсница с физмата — Наташка Соломатина! Поговорили о девчонках и парнях из нашей группы и курса! Все успели нарожать детей, а некоторые умудрились не по разу выйти замуж или жениться! На толкучке всегда встретишь кого-нибудь, кого не видел целую вечность! — громко говорила Анна, приятно возбуждённая. — Купила Лёшке столько много вещей, что теперь ему надолго хватит. Дома посмотришь, какие красивые шмотки я ему приобрела, но почти все на будущее: и костюмчики, и вязаные безрукавки, и джемперы, и пуловеры, и сандалии, и ботиночки, и сапожки, а также два комбинезона на осень и на зиму — словом, не зря съездили! Потратила, примерно, две тысячи рублей с копейками!
— Да-а-а?! — удивлённо смог произнести Бурцев, но был, несомненно, рад тому, что жена чувствовала себя удовлетворённой и тому, что она имела возможность тратить такие большие деньги на сына. — Сейчас подходил цыган и просил продать машину. Предлагал тридцать пять тысяч. А мы за неё заплатили только шестнадцать.
— Да ты что?! — удивилась теперь Анна, расширив глаза. — А что дальше будет? Третий раз на моей памяти золотые украшения дорожают на сто процентов. В стране, видимо, высокая инфляция. У всех денег полные руки на толкучке, а купить в магазинах ничего нельзя. Не удивлюсь, если весной в следующем году наша машина будет ещё дороже.
Бурцев увёз жену с сыном домой и через некоторое время поехал за Полиной.
— Когда вернёшься? — спросила Анна, прикладывая к сыну обновки с толкучки.
— Не знаю точно! Он может задержать меня до ночи!
— Будь осторожнее, — успел услышать в дверях Бурцев.

ГЛАВА 3

На назначенное место Бурцев прибыл с опозданием на десять минут. Увидев Полину чуть поодаль от автобусной остановки, напротив городского сада, он остановился.
— Давно меня ждёте? — спросил Валерий улыбаясь. Полина помимо сумки держала в руках ещё большой бумажный пакет, чем-то наполненный до краёв.
— Нет! Я тоже только перед вами подошла! Находилась на каблуках вдоволь. Ноги гудят от усталости! Все магазины обошла в центре! Везде пусто, а если что-то продают, то очереди бесконечные! В кооперативном магазине купила продукты и грузинского вина! Народу в них почти нет, но все дороже в пять раз! Уж лучше дороже, чем дёшево, но с очередями! — Полина после уличного шума продолжала по инерции говорить громче, чем требовалось, но после нескольких минут в машине, где тихо звучала приятная музыка, перешла на спокойный тон.
— Мы с женой ездили на толкучку. Супруга накупила всякой одежды и обуви для сына. Теперь успокоилась.
— А сколько сыну? — повернувшись вполоборота к Валерию, спросила заинтересованно Полина.
— Скоро два месяца. Ещё преимущественно только спит, но уже тянется к шумным игрушкам.
— Два месяца?! Ну, забот у мамы ещё впереди много! У меня тоже сын, но он уже учится заочно в институте и работает. Мой сынок живёт с отцом и работает у него в бригаде на буровой вышке.
— У меня все отцовские радости ещё впереди, — сказал Валерий, осознавая с возбуждающим удовлетворением, что подобный разговор о семье делает невероятной мысль, что он может представлять смертельную опасность для какой-либо женщины. Понимание этой особенности делало Бурцева очень мягким в разговоре и чрезмерно улыбчивым, что приятно его будоражило. Интереснее и забавнее ему представлялась неожиданная для жертвы его предстоящая метаморфоза с превращением в безжалостного и извращённого убийцу. Бурцев упивался своей способностью перевоплощаться в услужливого и нежного мужчину. У него не имелось злости и ярости к своим жертвам, а с первого вынужденного убийства возникла только хладнокровная потребность во внезапном умерщвлении женщины именно во время близости с ней.
— Сыновья в период возмужания тянутся к отцам. Вот и я теперь сыну не очень-то нужна…
— Вы недавно разошлись с мужем?
— Недавно. Полгода прошло. Я решила переехать от них в областной центр. Я устала за девятнадцать лет жизни в тундре…
— Вы ещё молодая и привлекательная женщина, поэтому несомненно встретите здесь достойного вас мужчину, — сказал Бурцев.
— Спасибо, но я не так оптимистична… Я обеспеченная женщина и мне мужчина нужен, как желанный кавалер, прежде всего. Продолжительность женской привлекательности, к сожалению, коротка…
— Ну-ну, Полина! Вам ли отчаиваться. А завтра вам сначала в аэропорт, а потом вы с сестрой к ней на квартиру? Вы сказали, что мы с вами встретим её? — меняя тему привлекательности Полины, вдруг спросил Бурцев.
— Да. Вернее, я не сказала, что встречу именно с вами, но то, что встречу — пообещала. Я так, Валерий, вам благодарна за помощь… Жаль, что вам нельзя выпить вина, но я вам дам с собой две бутылки. Выпьете вместе с женой.
— Нет. С собой мне не нужно. Немного вина я могу выпить с вами, а через час у меня все выветрится. Я сегодня вам опять затоплю последний раз баню и проконтролирую, чтобы вы хорошо прогрелись. Потом выпьем чуточку вашего вина!
— Это было бы здорово! — повеселев, сказала Полина. — Я тогда сейчас приготовлю хорошей закуски и накормлю вас ужином, — пообещала воодушевлённая женщина, преобразившись на глазах, словно неожиданно обрела весомый смысл жизни на предстоящие несколько часов. Как опытная женщина, Полина понимала, что даже самые верные мужья не подозревают того, что могут после бокала вина повести себя с незнакомой женщиной легкомысленно, и это приятно тревожило её.
— Сидите. Я сейчас открою ворота и заеду на машине во двор, — предусмотрительно попросил Бурцев Полину перед своим загородным домом.
— Как сегодня тепло! Последние деньки лета! — сказала Полина, выбираясь с трудом из машины с пакетом и сумкой.
— Я сейчас вам помогу! Подождите! — заторопился Валерий, обходя скорее машину.
— Мне не тяжело, не беспокойтесь. Я вижу у вас вон там под навесом мангал. Им можно пользоваться?
— Да! В этом доме до женитьбы у меня была холостяцкая резиденция, и я часто с друзьями здесь готовил шашлыки.
— Если бы я увидела утром, что у вас есть мангал, то купила бы мяса. А впрочем, у меня имеется жирная сырокопченая колбаса, и мы с вами можем для запаха чуть зажарить её на шампурах, перемежая с помидорами! Это было бы аппетитно!
— Хорошо! Я сейчас разожгу дрова в мангале и через час можно будет на углях немного обжечь вашу колбасу.
В течение нескольких минут Бурцев установил в огороде мангал, разжёг в нем короткие дрова и затопил баню. Полина, переодевшись в спортивный костюм, по совету Валерия накрыла стол в полуподвале, рядом с баней. Когда стол был готов, гостья предложила Бурцеву открыть первую бутылку вина и попробовать его перед баней и перед шашлыками.
— За вас, Полина! — сказал Бурцев, стоя рядом с женщиной у стола и держа перед лицом бокал с белым вином «Этери». Полина слегка коснулась своим бокалом бокала Бурцева и сказала:
— За знакомство, Валерий! За вас! За такого прекрасного и отзывчивого мужчину! — сказала Полина и, приятно улыбнувшись, отпила глоток.
— Надо принести из кухни шампуры. Вы пока нарезайте колбасу и помидоры. Все приготовим заранее, чтобы после бани я быстро разложил шашлыки над углями в мангале.
Через час были приготовлены для обжарки колбасные шашлыки и закрыта вьюшка в банной печке.
— Наливайте, Валера, ещё вина и выпьем, — сказала чуть захмелевшая Полина. Она раскрепощено поднимала лицо кверху, слегка потряхивала головой, как бы расправляя волосы, и смотрела теперь смело в глаза Бурцеву.
— Может, мы перейдём на ты? — спросила Полина.
— Я — только «за» — тихо произнёс Бурцев и улыбнулся.
— Тогда предлагаю выпить на брудершафт! — сказала Полина, словно ждала этого момента.
— Давайте попробуем, — смущённо улыбаясь, согласился Валерий. Полина невольно вспомнила, что иногда в жизни по предложению мужчин ей приходилось пить на брудершафт. Это с возрастом стало ей казаться пошлым, но в компании с желанным партнёром все забывалось, и все пошлости, банальности вызывали вновь сладостные ощущения. Бурцев наполнил бокалы, передал один Полине и, сплетя руки с гостьей, комично чуть присел вровень с ней. Медленно выпив до дна, Валерий и Полина начали целоваться. Бурцев не отрывался от её губ, а Полина не противилась его длительному поцелую. Валерий плотно прижал широкий зад женщины к себе большой ладонью. По телу Полины прошла дрожь от желания близости с высоким и сильным Бурцевым. Захмелевшая женщина уже ничего не предпринимала и только безропотно стояла и наблюдала за действиями партнёра. Полина видела, как во сне, что Валерий снимает с неё осторожно спортивную кофту через голову, потом расстёгивает бюстгальтер, затем спускает с неё вместе с трусами спортивные брюки. Полина медленно и покорно приподнимала по очереди ноги, освобождая свои ступни от белья внизу, запустив свои пальцы в волосы присевшего Валерия, чтобы не упасть. Бурцев обхватил зад покорной женщины, затем голую приподнял и положил навзничь на кровать. Расслабленная Полина почувствовала, что молодой хозяин уже проникает в неё, но кроме послушного разведения ног, ничего больше сделать была не в силах. Сначала Полина ладонями гладила широкую спину Валерия, потом она передвинула ладони на его зад. Бурцев на это отреагировал с остервенением. Он со всей силы входил в Полину, чувствуя приятные прикосновения её нежных пальцев к ягодицам, и оттого его удары были резкими и мощными. Полина с закрытыми глазами время от времени вскрикивала. Наконец Бурцев закричал громко, и в такт ему простонала Полина. Любовники неподвижно пролежали какое-то время. Первая тихо заговорила Полина:
— Я кончила несколько раз… Ты такой сильный… У меня не было мужчины целый год…
— Но ты только полгода, как разошлась с мужем, — удивился Бурцев и, приподнявшись на руках над женщиной, посмотрел ей в лицо.
— Потому и разошлась, что он ослаб… Он много курит — по две пачки ежедневно в течение почти сорока лет, поэтому перестал с возрастом уделять мне внимание… Раньше он пил, но сейчас бросил. Он старше меня на десять лет, и я поняла, что дальше все будет только хуже… — Полина говорила, не открывая глаз. Она словно разговаривала не с Бурцевым, а со священником, рассказывая тому свою жизнь и объясняя решение уйти от мужа.
— Чем ты будешь заниматься здесь, в городе? — спросил Валерий.
— С работой у меня решено. Я оформила перевод в территориальное управление магистральных нефтепроводов. Я экономист.
— Давай я тебя попарю в бане? Ты только лежи, а я легонько тебя побью веником.
— Давай! — очнувшись от грустных мыслей, согласилась Полина. Она легла в жарко натопленной бане на верхний полок, а Валерий, смочив прохладной водой берёзовый веник, начал нежно касаться всего её тела от плеч до пяток. Затем Валерий усилил удары, и через две минуты Полина взмолилась, прося его отпустить её в предбанник отдышаться от нестерпимой жары. Бурцев тотчас остановился и помог женщине спуститься. Сам же он начал сразу нещадно бить себя веником по груди, спине и ногам, сидя наверху, где только что лежала Полина. Остановившись Валерий задумался. Теперь ему после близости с Полиной, как когда-то с Зоей, расхотелось лишать её жизни. Он понимал, что мимолётное человеческое чувство в его положении не имело никакого смысла и покажется ему смешным через час, когда он вновь захочет любви с Полиной. «Это временно пустые яйца делают меня человеком добрым, нежным и великодушным… Через час я точно захочу её пристрелить после самого интересного…» — говорил себе Бурцев и начинал постепенно предвкушать более острые ощущения от предстоящих событий.
После отдыха Полина помылась и надела красный махровый халат, который достала из чемодана. Бурцев помылся после Полины и тоже надел халат. Валерий взял со стола широкое эмалированное блюдо с шампурами и вышел в огород. Угли в мангале уже начали угасать, но ещё сохраняли кое-какой жар, и разложенные шашлыки быстро начали приобретать блеск от тающего сала в колбасе. Поднялась к Бурцеву из полуподвала и Полина. Уже начало немного темнеть.
— Какие красивые седые ёлочки у тебя посажены между яблонями, — сказала Полина. — Вон та ёлочка не на месте. Её нужно пересадить между теми двумя, а то одна ель в стороне, и это портит красоту ряда.
— Я обещаю тебе, что пересажу эту ель туда, куда ты сказала… — ответил Бурцев, глядя спокойно в глаза Полине. Только ему был понятен страшный смысл его слов.
— Уже зябко становится. Пойдём вниз, — позвала Полина, поёжившись от прохладного ветерка. Забрав готовые шашлыки, Валерий и Полина спустились в полуподвал и расположились опять за столом.
— Ещё наливай вина перед шашлыками. Сейчас откроем вот эту бутылку. Это «Мукузани» — вино красное и подороже… — сказала Полина. Небольшой круглый стол в подвале позволял Бурцеву просунуть голое колено между коленей Полины.
— Не знаю, как я смогу потом уехать домой… — сказал Бурцев, и у Полины вдруг на лице появилась растерянность. Ей не хотелось, чтобы этот удивительно желанный парень куда-то уезжал. Валерий почувствовал это и добавил: — Если не отрезвею, то придётся остаться до утра. — Полина на это замечание улыбнулась.
— Не оставляй меня сегодня одну, пожалуйста… — попросила женщина откровенно и так, словно знала, что это последний день в её жизни. Бурцев поспешно согласно кивнул и, приподнявшись над столом, поцеловал Полину в губы. Ещё, примерно, час парочка ела и запивала еду вином. Неожиданно Бурцев вспомнил утро, когда приехал вывезти Полину в город.
— Сегодня утром, когда я приехал за тобой, и ты вдруг повернулась ко мне задом в своей обтягивающей юбке и чёрных колготках, то у меня от желания к тебе закружилась голова…
— Правда?! — с искоркой радости в глазах спросила Полина, а сделав глоток вина, улыбнулась и предложила: — Хочешь, я опять надену ту юбку, чёрные колготки и туфли на высоком каблуке?
— Очень… — ответил Бурцев почти шёпотом.
— Тогда выйди ненадолго. Я тебя позову… — Бурцев поднялся со старого кресла и немедленно ушёл наверх. «Это самый подходящий момент. Она приговорена не мной. Она сама просит меня пристрелить её…» — сказал мысленно Бурцев, чувствуя лёгкое опьянение от выпитого вина. Подойдя к стеклянному буфету, Валерий спокойно достал из банки пистолет, передёрнул затвор и привычно положил взведённое оружие в карман толстого махрового халата. «Опять нужно купить несколько халатов. Нет-нет! Я устал копать землю. Эта женщина будет последней жертвой в доме отца…» — успел подумать Бурцев и услышал, что его зовут. Обречённо он пошёл на зов. Спустившись по ступенькам, Валерий увидел Полину, стоящую спиной к нему. Женщина стояла у стола и казалась высокой в туфлях на каблуках, в чёрных колготках, в плотно облегающей бедра юбке. Сверху на Полине была надета ярко-красная блузка.
Переодетая женщина повернулась и посмотрела на реакцию Бурцева, зная, что её наряд опять должен пробудить в нем желание. Бурцев подошёл вплотную и прошептал:
— Я хочу грубо тебя раздеть…
— Можешь… Только не порви, пожалуйста, юбку… А трусы и колготки не жалко… — тихо добавила Полина, глядя преданно хмельными глазами. Бурцев резко развернул партнёршу к себе задом и почувствовал, как опять быстро налилась кровью его ненасытная молодая плоть. Валерий грубо задрал юбку Полины до пояса. Глазам его открылся большой зад в чёрных колготках и гипюровых трусах под ними. Валерий толкнул Полину в спину на кровать, и та едва успела выставить перед собой руки. В полусогнутом положении зад Полины сделался ещё шире. Бурцев от звериного возбуждения легко разорвал резинку колготок и тонкие трусы на Полине, как когда-то у первой жертвы, и тотчас вошёл в неё. Полина застонала и начала в такт резким движениям Бурцева тихонько вскрикивать. Валерий услышал сводящие его с ума громкие шлепки тел и стремительное наступление оргазма. Он быстро вынул пистолет и, зачесав растопыренными пальцами кверху волосы на затылке Полины, тут же выстрелил с остервенением в небольшое углубление на белой шее. Упирающиеся в кровать руки Полины подогнулись, и Бурцев придавил женщину к постели. Валерий чувствовал, как тело Полины на мгновение ожидаемо закостенело и потом обмякло. Открыв через несколько секунд глаза, Бурцев увидел перед собой кровь на волосах и на шее погибшей женщины. Он спокойно смотрел, как по покрывалу медленно расползается большая лужа крови, возле головы Полины.
К двум часам ночи Бурцев с большим трудом выкопал при слабом свете свечи глубокую яму именно на том месте, где Полина предлагала посадить третью ель. Со всеми окровавленными постельными принадлежностями Бурцев сбросил труп женщины на дно квадратной ямы. Оставались в доме только сумка и чемодан. Валерий вернулся за ними. В чемодане кроме одежды лежал альбом с фотографиями. Бурцев закрыл чемодан и открыл сумку. В сумке хранились косметические принадлежности, личные документы и кошелёк с небольшой суммой бумажных денег. В отдельном кармашке кошелька с кнопочкой лежало немного мелочи. В правом углу сумки Бурцев увидел подобие прямоугольного твёрдого бруска, что был завернут в бумагу и обмотан белым медицинским пластырем. Валерий взял кухонный нож и разрезал пластырь. Бумага тут же ослабла, и Бурцев освободил брусок от обёртки. Это было пять новых банковских пачек по сто рублей. «Пятьдесят тысяч рублей! Она, видимо, приготовила эти деньги для передачи родственнице за квартиру. Это огромная сумма! Все интереснее и интереснее становится с каждой новой жертвой…» — подумал Бурцев, положив деньги из кошелька и пятьдесят тысяч рублей на стол. Быстро выйдя из полуподвала с чемоданом и сумкой, Бурцев бросил последние вещи покойницы на дно ямы поверх трупа и постельных принадлежностей, а в голове беспрестанно мелькали мысли о деньгах и разные планы их применения. В течение часа Бурцев, тщательно трамбуя грунт, засыпал могилу. Валерий сел от усталости на траву отдышаться, вытирая пот с лица. «Три покойницы лежат в этом саду, и все три убиты мной в августе… Опять меня будоражит необъяснимый и чудовищный факт: уже три трупа на мне, но никому до меня нет дела, а много лет назад мне дали восемь лет лагерей за то, чего я не совершал… Не может быть, чтобы я был один такой. Если случилось осуждение невиновного, как в моем случае, то значит, подобная несправедливость не может быть единичной… Надо ехать домой. Завтра я вернусь и посажу ель на могиле, и уложу на место дернину», — сказал себе Бурцев и, закрыв дом, поехал в город. Валерий вновь объехал пост ГАИ на тракте по знакомой и спасительной для него когда-то лесной песчаной дороге.

ГЛАВА 4

Случайно обнаруженные у последней жертвы в сумке пятьдесят тысяч рублей натолкнули Бурцева на мысль об уходе из такси. После появления таких больших на тот период времени денег ему стало казаться, что его изнурительная двенадцатичасовая работа не так продуктивна и не даёт тех доходов, ради которых стоило бы много и утомительно работать шофёром. Валерий понимал, что не может сказать жене о наличии у него немалой суммы денег, потому что появление её представлялось необъяснимым. Без правдоподобного рассказа в семье, откуда у него появилась значительная сумма, он не мог принять решения и об увольнении с работы. Теперь Бурцев лихорадочно начал искать способы сохранить покупательную способность тех рублей, что ему неожиданно достались. В стране росла инфляция, но люди могли видеть это только по ценникам на ювелирных украшениях и по пустым полкам в государственных магазинах, а ещё по постепенному, но неуклонному переходу на карточную систему распределения продуктов и товаров первой необходимости. Часть денег Валерий поменял с большой осторожностью на американские доллары. Он частями купил у менял пять тысяч долларов за двадцать тысяч рублей. Остальные деньги Валерий потратил на золотые изделия. В городе имелось несколько ювелирных магазинов, и в течение месяца Бурцев истратил тридцать тысяч рублей на различные украшения, сохраняя их с магазинными бирками, где указывалась проба золота, вес изделия и стоимость одного грамма драгоценного сплава. После обмена ненадёжных рублей Валерий успокоился. Теперь он стал пристально следить за изменениями в законах, что робко вводила новая власть Горбачева, чтобы избежать голодного бунта или всеобщего хаоса. Цены на нефть уже продолжительное время твердо держались на низких уровнях, а антиалкогольная компания уменьшила приток в казну рублёвой наличности. Возможно, Горбачев и вводил бы все изменения активнее и быстрее, если бы не опасность государственного переворота со стороны закоренелых коммунистов и убеждённых противников частной собственности на средства производства. Перевороты редко обходятся без крови, поэтому новые руководители не могли не учитывать страшной опасности для себя и своих семей. В конце года советский парламент принял закон об индивидуальной трудовой деятельности, но этот закон не позволял в полной мере открыто использовать наёмный труд. Через год Горбачев со своей командой добился принятия закона о кооперации, и этот новый документ наконец-то позволял нанимать работников. Бурцев объявил жене, что хочет открыть ремонтную мастерскую для частного легкового транспорта, и что на это дело ему дают взаймы небольшую сумму денег. Учредителями кооператива могли быть не менее трёх человек, и Бурцев кроме жены взял в учредители свою мать. Уволившись из такси, Валерий арендовал небольшое помещение на четыре автомобильных места под ремонтную базу и нанял двух слесарей, которых переманил из таксопарка. Его бокс находился рядом с гаражом скорой медицинской помощи, где Валерий приметил на территории два старых разобранных и без колес автомобиля марки ГАЗ 24–02 «Волга» универсал. Не откладывая, Бурцев встретился с начальником гаража и уговорил того продать его кооперативу эти машины. Частным лицам скорая помощь не имела права продавать свои старые автомобили, а для организаций такого запрета не существовало. Это было первое и очень важное преимущество для тех, кто имел свою коммерческую организацию со статусом юридического лица. Валерий не собирался брать сгнившие автомобили, а хотел получить только документы. Обе машины обошлись Бурцеву в три тысячи двести рублей. В ГАИ Валерий получил новые правоустанавливающие бумаги и государственные номера, где за незначительную взятку ему выдали документы на автомобили без номера кузова и без номера двигателя. Теперь Валерий мог легко собрать новый автомобиль. Бурцев, неоднократно ездивший за новыми машинами такси на Горьковский автозавод, знал, что там можно купить любые новые, но краденные запчасти. Валерий поехал на автозавод. На гарантийной сервисной станции ему за сорок тысяч рублей в течение двух месяцев собрали две новые «Волги» универсал под его документы. Перегнав своим ходом с помощником в свой город две новые собранные машины, Валерий быстро продал их за сто тысяч рублей. Бурцев испытал чувство умопомрачительной эйфории от удачного вложения денег. Новый предприниматель понимал, что с каждым месяцем инфляция нещадно обесценивает рубли, поэтому решил срочно ещё раз обменять вновь советские деньги на американские доллары. Сейчас за один доллар ему пришлось платить двадцать рублей, но все равно прибыль от продажи машин осталась приличной. С ювелирными изделиями Валерий больше не связывался. Золотые кольца и браслеты не имели быстрой способности превращаться в наличные рубли, которую имели американские деньги. В стране ещё существовала уголовная ответственность за незаконные валютные операции, но Бурцева уже ничто не могло остановить. Он начал поиск в государственных организациях старых автомобилей «Волга», но теперь эти старые машины исчезли из-за взлетевших до небес рублёвых цен на легковой транспорт. По подсказке знакомого работника ГАИ Бурцеву стало известно, что можно купить по частным объявлениям старый автомобиль «Победа» ГАЗ-20, который при покупке номерных агрегатов ГАЗ-24 допускалось законно переоборудовать в автомобиль «Волга». Бурцев тут же бросился искать по газетам старые и дешёвые «Победы», которых в течение недели купил за бесценок три штуки. Передав знакомому в ГАИ документы на три старые «Победы» и поддельные платёжные документы на приобретение из частных рук трёх кузовов и трёх двигателей ГАЗ 24, Бурцев опять за незначительную взятку получил на руки готовые документы и государственные номера на три ещё не существующие автомашины. Теперь оставалось вновь ехать в Горький и заказывать ещё три автомашины.
Перед поездкой на поезде в Горький Валерий заехал в загородный дом отца и взял пистолет с оставшимися патронами, чтобы обезопасить себя во время двухсуточного перегона автомобилей своим ходом по трассе. В последний раз при выезде из Горького за ними увязалась подозрительная машина с затемнёнными стёклами, но друзья на своих новых «Волгах» ехали с высокой скоростью так долго, что преследователи со временем отстали.
Могло так случиться, что к его приезду в Горький к знакомым сборщикам машин окажется в наличии уже собранная для кого-нибудь «Волга», а выкупать её без готовых документов будет некому.
Валерий поехал в гаражный кооператив тестя, чтобы оставить свою личную машину на время своего отсутствия в городе. Бурцев зашёл в булочную купить хлеба и, разглядывая прилавок, почувствовал, что ему со спины кто-то просунул руку под ремень брюк. Бурцев оглянулся и увидел широко улыбающуюся Наталью, с которой он познакомился год назад в ресторане на праздновании с таксистами рождение своего сына. Валерий вспомнил, что Наталья плакала под ним от его жёсткой и грубой любви в доме отца.
— Я уж думала, что никогда тебя больше не встречу, — сказала Наталья, чуть покраснев под взглядом Бурцева.
— Где же тебя можно было найти, если ты не оставила мне адреса, — оправдался Бурцев.
— Если бы очень захотел, то нашёл… — с упрёком сказала Наталья.
— Ты что, за хлебом зашла? Живёшь где-то здесь рядом? — спросил Валерий, а мысленно уже думал: «Куда её можно отвезти? К отцу? Не хочется… Так скоро я сотворю общегородское кладбище у себя в саду… Может быть, её закопать где-нибудь в лесу? Сапёрная лопата у меня в машине есть… Хочу опять услышать её плач… А может, не убивать её, а только попользоваться?..» — рассуждал Бурцев, уверенно и снисходительно глядя на молодую женщину, которая явно была покорена им ещё год назад.
— Я живу с одной девочкой на съёмной квартире здесь недалеко.
— Ты закончила учёбу и теперь в школе работаешь?
— Да, я получила диплом, и меня распределили в сорок девятую школу в центре города. Хотя после отработки я, наверное, уйду — это не моё… — говорила Наталья, но понимала, что весь этот разговор нужен для «процедурного» прикрытия главного — явного взаимного желания, возникшего тотчас между молодыми людьми при встрече.
— Что мы стоим? Я сейчас возьму батон и поедем. Я как раз на своей машине, поэтому довезу тебя до дома, — сказал Бурцев.
— Да?! Ну, спасибо! — сказала кокетливо Наташа.
В машине Бурцев сразу без прелюдии начал целовать девушку, зная точно, что она не меньше его желает близости с ним. Валерий тут же с поцелуями запустил ей под юбку руку, и Наталья только чаще задышала, чувствуя его пальцы…
— Надо уехать за город. Ещё светло и в машине мы не сможем ничего сделать… — сказал Бурцев больше себе, чем девушке.
— Какая хорошая у тебя машина, — улыбаясь проговорила Наталья, поправляя сбившиеся волосы. Девушка умышленно пропустила мимо ушей его фразу: «Надо ехать за город». Тем самым Наталья давала понять, что любовник может ехать куда пожелает, потому что она не способна ему отказать.
Через полчаса Бурцев далеко от города съехал с тракта и углубился значительно в лес. «Опять август…» — подумал Бурцев и решил, что, несмотря на то, что он трезв, не выпустит из леса свою очередную жертву.
— Пойдём, — сказал Бурцев, и Наталья послушно вышла. Стало темнеть. Бурцев открыл багажник и огляделся вокруг. Позднее время и лесная тишина говорили Бурцеву, что он безопасно может пристрелить жертву и быстро неглубоко закопать её труп. Валерий достал светлое покрывало и расстелил его рядом с машиной на траве.
— Иди сюда… — сказал Бурцев, и Наталья послушно присела на расстеленную ткань. Повалив девушку на спину, Валерий начал её целовать. Одновременно с поцелуями Бурцев снимал с неё трусы и колготки. Спустив с себя брюки, Валерий тут же легко раздвинул молодой женщине ноги. Он со злостью начал любимое дело, и Наталья вновь, как в первый раз год назад, начала плакать под Бурцевым. Её плач приятно будоражил его, и Валерий зверел от её рыданий. Никогда прежде у него не было подобной женщины, которая плачет во время секса. Бурцев почувствовал, что долго продержаться не сможет.
— Пойду, посмотрю в машине презерватив. Подожди пока, — сказал Бурцев и сел на переднее пассажирское сиденье напротив бардачка, прикрыв за собой дверь. Валерий достал из внутреннего кармана пиджака пистолет, взвёл его и, переложив в правый боковой карман, вернулся к Наташе, удерживая за пояс расстёгнутые брюки. — Не нашёл… Встань на колени и локти. Я хочу быть сзади, — попросил Бурцев, и девушка послушно и быстро встала на четвереньки. Бурцев опять легко вошёл в девушку и вновь услышал её плач. Валерий сильно ударялся о ягодицы молодой женщины, а она плакала. По привычке Бурцев заправил вверх растопыренными пальцами левой руки волосы на затылке Натальи. Из-за наступивших сумерек Валерий не смог впопыхах разглядеть ямочку на шее Натальи. Бурцев ловко выхватил из кармана пистолет и без промедления выстрелил жертве в затылок, едва успев убрать левую руку с головы партнёрши. Выстрел удивил Валерия тихим и глухим звуком, который никак не мог сравниться с громкостью выстрела в полуподвале его дома. Наташа безжизненно уткнулась лицом в покрывало. Быстро встав на ноги, Бурцев прислушался. Только ветер в листве едва слышно шумел и приятно ласкал его чуть разгорячённое лицо. Не теряя ни минуты, Валерий достал из багажника военную лопату с коротким зелёного цвета черенком и начал быстро копать яму рядом с трупом. Руки Бурцева тряслись. Он молил бога, чтобы ни единая душа не смогла его увидеть за этим занятием, хотя вероятность появления так поздно в лесу далеко от города постороннего человека равнялась почти нулю. Через час Бурцев выкопал могилу по пояс, быстро скинул тело в яму и, накрыв его окровавленным покрывалом, закопал свою четвертую жертву. Валерий засыпал могилку дополнительно листвой и быстро умчался с места преступления. Двигаясь на машине в сторону города, он осознал, что весь мокрый от пота. Рубашка под пиджаком у него была как после дождя. На время, пока он шёл от гаража тестя до дома, Валерий снял пиджак, и рубашка на нем успела немного подсохнуть.
— Почему ты бледный? — спросила Анна у мужа, когда он вошёл в квартиру. — А сколько земли у тебя на туфлях! Ты где ходил?! В городе сухой асфальт! — спросила Анна встревоженно. Бурцев спокойно посмотрел в глаза жене и устало улыбнулся.
— У твоего отца в гараже пошёл на задах помочиться и в грязь угодил в темноте. Сейчас помою туфли, — сказал Валерий как можно спокойнее и прошёл с обувью в руках в ванную комнату. Бурцев оглядел себя внимательно, отыскивая случайные следы крови от жертвы, но ничего не найдя, подумал: «Почему я бледнею? Я так легко сейчас расправляюсь с жертвами, что делаю это нисколько не задумываясь, словно топлю в ведре слепых котят… И все же страх перед возможностью быть разоблачённым заставляет меня трепетать сразу после совершенного преступления. Я помню, что ничего и никого не боялся после первого убийства… Нет, тогда я был сильно пьян и потому был смел, и настроен на возможное разоблачение. Позже я всё-таки боялся… Я только убивать стал легче, а чувство животного страха никогда меня не покидало. Как мне остановиться?.. Я психически болен… Я в трезвом состоянии начал убивать, хотя убийство в трезвом состоянии намного волнительнее… Может, всё-таки Библия ошибается? Миллионы людей живут, нарушая заповеди, и доживают до естественной смерти… Нет. Я не могу этого знать точно… Возможно, и я доживу до своего естественного конца, если остановлюсь. Теперь наступает интересная жизнь. Можно заработать достаточное количество денег на достойную жизнь…» — подумал Бурцев. Помыв обувь, он насыпал стирального порошка в раковину и обмыл её, а затем обмыл холодной водой лицо, как когда-то у матери в квартире после посадки Зои в подполье дома отца. Растерев мокрое лицо полотенцем, Бурцев вернул ему естественный цвет. Вытянув перед собой руки и растопырив пальцы в разные стороны, Валерий как когда-то опять заметил дрожь на кончиках пальцев. «Всё-таки лишение жизни человека никогда не станет обыденным делом, сколько бы людей я не отправил на тот свет… Трясущиеся руки — это и есть возмущение Бога, а не только страх за свою жизнь и жажда её… Это бунт нарушенной божественной архитектуры добра, которая заложена создателем в каждую клеточку человеческого тела, а также это проявление бессмертия органического мира во вселенной, которое невозможно скрыть никак…» — сказал себе Бурцев и вышел к жене.
— Завтра в одиннадцать вечера мой поезд уходит. Мне нужно на три дня взять достаточное количество белья и одежды… Возможно, я задержусь подольше. Надо не забыть документы на автомобили, а государственные номера я сейчас же положу на дно сумки. Сверху положу одежду, белье, бритвенные принадлежности, зубную пасту, зубную щётку, шампунь, полотенце. Нужно взять ту небольшую книгу о Моцарте, что мы купили в Москве… Деньги с паспортом и билетами повезу во внутреннем кармане куртки. Возможно, я тебе позвоню перед выездом оттуда, — говорил Бурцев, стоя перед женой с сыном на руках, но не переставая думать о совершенном час назад убийстве. Валерий перечислял медленно вслух, что нужно сделать и что необходимо взять с собой в дорогу, мельком поднимая глаза на жену, стараясь понять, прошло ли у неё любопытство по поводу его бледности и грязных башмаков.
— Завтра ещё целый день у тебя впереди, поэтому все соберёшь прежде и, думаю, ничего не забудешь. Пойдём ужинать. Лёшку никак не могу уложить спать. Только положу в кровать, а он что-то начинает бормотать себе под нос и трясёт игрушками. Днём он поспал больше обычного — вот и не засыпает сейчас.
— Не могу никак дозвониться до автосервиса в Горьком. Знать бы наперёд, что есть автомобили, то ехал бы совсем с другим настроением, — сказал Бурцев, не обратив внимания на слова жены о сыне. Потом Валерий словно опомнился и улыбнувшись сказал: — Если он захочет спать, то уснёт. Он сейчас уже большой, поэтому не отстаёт от взрослых. — «Это хорошо, что Лёшка не засыпает. Мне перед поездкой и после убитой сейчас в лесу девицы не придётся заниматься ночью любовью с Аннушкой… Пока она будет усыплять сына — я притворюсь спящим. Жена легко чувствует измену мужа… От кого же я слышал об этом?..» — спросил себя Бурцев и прошёл на кухню.

ГЛАВА 5

В четырехместном купе, в котором Бурцеву предстояло ехать, уже расположилась молодая пара. Валерий вошёл и поздоровался с попутчиками. Расправив постель на нижней полке и сняв куртку, Бурцев не откладывая, улёгся в джинсах и в пуловере на постель и начал читать взятую в дорогу книгу. Прошло немного времени, и более яркий свет автоматически переключился на слабое ночное освещение. Бурцев тотчас задремал. Проснулся он в пять утра. Духота в маленьком купе заставила его выйти в коридор вагона. Валерий прошёл в тамбур, потому что коридор был узким и, пропуская каждого ночного прохожего по вагону, ему требовалось прижиматься к окну или к двери. Бурцев постоял в тамбуре пятнадцать минут. За стеклом ещё ничего не просматривалось — темнота была полная. Из-за запаха устоявшегося табачного дыма и вида мерзких плевков курильщиков на полу тамбура Валерий быстрее, чем наметил, вернулся в купе. Осторожно он достал из сумки зубную щётку с пастой, что лежали сверху в пакете, и пошёл в туалет умыться, пока не собралась очередь. В течение всего дня в купе четвёртый пассажир так и не поселился. Молодая пара в присутствии Бурцева все время еле слышно из-за чего-то ссорилась, но когда Валерий возвращался ненадолго на место из коридора или из ресторана, то замечал, что молодые люди мирно сидели рядом и смотрели друг на друга влюбленно и игриво. Бурцев предположил, что молодожёнам было лет по двадцать, и что они недавно поженились. Их новые обручальные кольца блестели, как в магазине, и ещё не успели помутнеть от времени. Разговаривали молодые негромко, но невольно переходили на шёпот во время спора, чтобы Бурцев, который казался им известным человеком, не мог слышать их. Молодые люди даже предположили, что Бурцев какой-то спортсмен, но никак в разговоре между собой не могли вспомнить, в каком виде спорта. Девушка стеснялась Валерия и каждый раз заправляла волосы за уши, когда невольно встречалась с его глазами, а парень казался особенно словоохотливым, если Валерий его о чем-либо спрашивал. Когда молодая женщина выходила из купе, то ненадолго останавливалась перед зеркалом на двери. Девушка закрепляла волосы на затылке, и в эти моменты Бурцев видел у неё на шее едва различимую ямочку. К концу пути Валерий узнал, что молодожёны ехали из Красноярска в Москву на учёбу, где учились уже четвёртый год на юридическом факультете. Питались молодые люди в купе теми съестными припасами, что предусмотрительно положили им в дорогу родители. Валерий ел в ресторане, но был не в восторге от качества пищи, поэтому избегал заказывать мясные блюда, а предпочитал только салаты.
В десять вечера по московскому времени Бурцев попрощался с соседями по купе. Валерий на такси направился в знакомую гостиницу, где останавливался последний раз, а до этого там же дважды останавливался, когда работал в таксопарке и приезжал в Горький за новыми машинами в компании других таксистов. Мест, как всегда, не было, но Валерий быстро договорился с администратором поселиться за тройную плату стоимости номера. Молодая невысокая еврейка с «химией» на голове помнила его с последнего приезда по той редкой рыбе холодного копчения с плохо запоминающимся названием. Бурцев тогда угостил администратора этой рыбой сверх переплаты за номер в гостинице. Эту рыбу ему каждый раз заказывали сборщики его машин на сервисной станции.
— У тебя нет больше той рыбы, какой ты в прошлый раз меня угощал? Как она? Никак не могу запомнить её название, — спросила с лукавой улыбкой еврейка.
— Муксун. Есть немного. Приходи в номер через полчаса или завтра утром. Я тебе дам, — сказал Бурцев и, отдав деньги за номер на два дня, собрался идти к себе.
— Я сегодня зайду, — улыбнувшись сказала еврейка, сведя брови ниточки домиком.
Валерий разложил вещи, помылся в душе, вышел в толстом светлом халате и мягких тапочках из ванной комнаты. Послышался стук в дверь. Бурцев открыл и увидел с мелкими завитушками черноволосую еврейку администратора. Она приятно улыбалась.
— Ты ещё не спишь? — спросила она, немного робея, и тут же оглянулась в коридор, чтобы видеть, не смотрит ли за ней этажная дежурная. Еврейка явно опасалась, что дежурная может насплетничать директору при случае, что администратор ходит по номерам гостиницы к жильцам в гости.
— Нет. Проходи, — сказал Бурцев, пропуская гостью в номер. На еврейке были туфли на высоком каблуке и чёрная короткая юбка, обтягивающая её маленькую задницу, как у девочки школьницы. Еврейка оказалась такой невысокой, что её глаза были на уровне груди Валерия. От высокого роста Бурцева у неё захватывало дух, и администраторша не могла смотреть на него без улыбки и без восхищения.
— Ты только на два дня или будешь продлевать номер? — спросила еврейка первое, что пришло в голову и опять улыбнулась, давая понять, что продлить проживание ему для неё простое дело.
— Ещё не знаю, но если понадобится ещё задержаться в городе, то все будет зависеть от тебя, — ответил Бурцев, улыбаясь сдержанно, и доставая из сумки две рыбины в коричневой бумажной просаленной обёртке. — Вот, возьми.
— Сколько я должна? — спросила для приличия еврейка, вновь лукаво улыбнувшись, зная, что Бурцев денег не возьмёт, как в прошлый раз.
— Если разрешишь поцеловать в щёчку, то этого будет достаточно, — ответил Бурцев, делая лицо серьёзным и невозмутимым.
— Ну, правда, сколько? — не унималась еврейка, а сама не могла сдержать улыбки. — Я ведь замужем, — добавила она и засмеялась на комичное удивление Бурцева её словам.
— Я поцелую тебя в щёчку и обещаю, что мужу твоему не скажу об этом, — с выпученными глазами сказал убедительно Бурцев, и женщина рассмеялась на его забавную гримасу, и на обещание не говорить мужу, которого он не только не знал, но никогда не видел. Еврейка подставила щеку для поцелуя, и Бурцев нежно прикоснулся к ней сухими губами. Тут же он прижал еврейку к себе и почувствовал её груди у себя чуть выше живота.
— Нет-нет-нет! — встрепенулась еврейка и, покраснев, отскочила от Бурцева, поправляя волосы и сдерживая улыбку.
— На нет и суда нет, — спокойно и невозмутимо ответил Бурцев и знал, что в следующий раз эта маленькая женщина будет под ним.
— Выгляни, пожалуйста, и посмотри, не стоит ли в коридоре этажная дежурная, — попросила малютка. Бурцев послушно выглянул и сказал, что в коридоре нет ни души. Еврейка быстро вышла из номера и, не ступая на высокие каблуки, пошла неслышно на цыпочках по ковровой дорожке коридора со свёртком в руках.
«Нужна ли мне она? — спросил себя Бурцев. — Наверное, нужна. Место у неё в гостинице мне будет гарантировано… Но с ней может быть только заурядный секс, чего мне уже давно маловато… Хотя таких маленьких женщин в постели я ещё не знал… Надо уделить ей внимание», — легко уговорил себя Бурцев и надумал сходить поужинать в ресторан при гостинице. Время было уже позднее, а на ночь Бурцев редко ел, но он понимал, что ему больше хочется не поесть, а присмотреть себе, возможно, на ночь какую-нибудь женщину, не обременённую семейными узами и строгой моралью. Валерий быстро надел ту одежду, в которой ехал в вагоне и спустился в ресторан. Был будничный вечер, и народ в ресторане почти отсутствовал. Подошла в расклёшенной юбке с белым маленьким фартучком официантка, и Бурцев спросил:
— Успею поесть или вы скоро закроетесь?
— Ресторан до двенадцати, поэтому поесть успеете, — ответила фигуристая женщина.
— Сто грамм коньяка, бифштекс с яйцом и с жареной картошкой. Долго ждать?
— Народу нет, поэтому заказ принесу вам быстро. Коньяк принести вперёд?
— Да. Лимон нарежьте и принесите вместе с коньяком, — уточнил Бурцев и посмотрел молодой женщине в глаза, наклонив голову набок, как смотрят мужчины, желающие более близкого знакомства. Официантка улыбнулась и пошла выполнять заказ, чувствуя спиной заинтересованный взгляд клиента.
Через пять минут девушка принесла маленький графинчик с коньяком, лимон на тарелочке и пузатый бокал на короткой ножке.
— Бифштекс будет готов через десять минут.
— Спасибо. Как вас зовут?
— Анжела, — ответила молодая женщина и опять улыбнулась.
— Анжела, а бутылку такого же коньяка в номер ко мне можете принести?
— Мы по номерам не разносим, но вы можете здесь у меня с собой взять. Навынос десять рублей за бутылку.
— Хорошо. Я подумаю и скажу вам, когда буду окончательно рассчитываться, — официантка кивнула и отошла, а Бурцев вылил из графина коньяк в бокал. «Анжела! — передразнил Бурцев мысленно официантку. — В детстве, поди, сопли были до колена у Анжелы. Сколько же на свете больных на голову родителей… Дадут ребёнку имя и мучается потом дитятко всю жизнь». В зале было почти темно, и играла тихая музыка. Бурцев маленькими глотками выпил весь коньяк. Официантка принесла бифштекс.
— Анжела, а почему сегодня мало людей или так здесь всегда?
— Нет. Это сегодня клиентов мало, а в пятницу и в субботу сюда не попасть, — ответила девушка. Бурцев немного захмелел и спросил:
— Сегодня «чаю», наверное, нет? — Официантка скривила недовольно губы и кивнула, подтверждая.
— Здесь у вас официальная зарплата небольшая? — спросил по-свойски Бурцев, зная, что официантка будет отвечать на все его вопросы, чтобы не обидеть чуть выпившего клиента и гарантированно получить от него хоть какую-то переплату.
— Девяносто в месяц, — с огорчением ответила Анжела, надеясь склонить клиента при расчёте на чаевые.
— На такую зарплату сейчас жить сложно? — спросил Бурцев, пытаясь дать повод думать, что он человек с деньгами.
— Вот так и живём, хотя денег любых может не хватать, — улыбнувшись ответила официантка и не стала тотчас убегать от Бурцева, отвечая вдруг с охотой на его вопросы.
— Ладно, Анжела, через десять минут приходи со счётом. Я сейчас быстро поем. — Официантка кивнула, улыбнулась и ушла готовить для Бурцева счёт. Бурцев съел бифштекс. В голове ощущалось приятное опьянение, и ему во что бы то ни стало захотелось найти на ночь женщину. Подошла Анжела со свежей помадой на губах, что от внимания Бурцева не ускользнуло.
— Шесть рублей и сорок две копейки с вас, — сказала девушка. Бурцев встал и достал из заднего кармана портмоне. Валерий умышленно поднялся из-за стола, чтобы продемонстрировать свой высокий рост. Бурцев достал пятьдесят рублей и протянул официантке.
— Сдачи не надо, — сказал Бурцев и опять полез в портмоне, достал две купюры по сто рублей и протянул девушке. — Анжела, здесь ещё двести рублей. Возьми бутылку коньяка и принеси её ко мне в тридцать второй номер. Мы выпьем её вместе с тобой после работы. — Одну секунду девушка думала, потом, нисколько не смутившись, сказала:
— Но сейчас меня к вам в номер не пустит этажная дежурная.
— Я с ней договорюсь. Она тебя сама проводит ко мне. — Девушка понимающе кивнула и сказала, что через двадцать минут сдаст выручку и придёт. Бурцев с равнодушным видом пошёл в номер. «Вот что значит деньги… Хоть бы она подумала для приличия минуту, а то сразу согласилась. Мне нужно больше и больше зарабатывать, чтобы любая понравившаяся женщина, не думая, бежала за мной… Как хочется мне поскорее снять с неё юбку и грубо распоряжаться ею…» — подумал захмелевший Бурцев. Он поднялся на свой этаж и подошёл к столу дежурной.
— Добрый вечер, Антонина Николаевна, — сказал Бурцев пожилой женщине, как старой знакомой.
— Добрый вечер, Валера, — улыбнувшись ответила дежурная, заметив, что жилец из тридцать второго номера чуточку навеселе. Бурцев полез в портмоне и достал десять рублей. — Антонина Николаевна, это вам. Сейчас ко мне придёт официантка из ресторана. Вы её проводите ко мне в номер. Хорошо?
— Хорошо, Валера, — ответила Антонина Николаевна, улыбнувшись понимающе, и быстро спрятала деньги в карман пиджака европейского покроя для высоких мужчин. — Не беспокойся, родной, — сделаю все, как надо. Мы люди опытные и дело молодое хорошо понимаем, — заискивающе добавила седая женщина и фамильярно легонько похлопала Бурцева по спине.
Зайдя в номер, Бурцев первым делом спрятал все привезённые на дело наличные деньги в свёртке за радиатор батареи отопления. Валерий опасался заснуть и не мог положиться на незнакомую официантку. Батарея была до пола закрыта оконной портьерой.
Через полчаса постучали в дверь номера. Бурцев пошёл открывать.
— Валера, вот Анжелочка — принимай, — сказала Антонина Николаевна. — Можете не беспокоиться и никому до утра не открывать. — Анжела улыбнулась и прошла в номер. Когда Антонина Николаевна ушла, и Бурцев закрылся, Анжела подошла к столу, вытащила из бумажного пакета коньяк, два пустых ресторанных бокала и три груши.
— Ну, ты молодец — все предусмотрела. Я, правда, чуть не задремал, пока ждал тебя, — сказал Бурцев и стал открывать бутылку.
— Пока сдала выручку, пока приняла душ… Никак не думала, что сегодня буду ночевать с незнакомым мужчиной, — сказала Анжела, как будто оправдывая с запозданием своё быстрое согласие прийти в номер пить коньяк к незнакомому парню за деньги. Деньги были немалые, и их силу она хорошо понимала.
— Не расстраивайся, — сказал понимающе Валерий и как полноправный хозяин купленной женщины подошёл к Анжеле, и поцеловал её в губы. Официантка не противилась и отдалась поцелую, словно целовалась с давно знакомым мужчиной. Никогда прежде Анжела не приходила к парню за деньги. Нужно было совпасть нескольким случайностям, чтобы она не задумываясь согласилась на предложение Бурцева. Во-первых, ей очень нужны были деньги, потому что она была разведена и жила у родителей с маленькой дочерью, которую все время хотелось хорошо одеть. Сама Анжела тоже не могла себе позволить многого в одежде, а так хотелось выглядеть хорошо, чтобы попытаться ещё раз выйти замуж. Во-вторых, Бурцев был приезжий и это не могло сказаться на её репутации. Никто не знал, что она взяла с него двести рублей за ночь. В-третьих, Бурцев был приятным и интересным молодым человеком, которому не грех было отдаться и без денег. В-четвёртых, ей хотелось знать, чем занимается этот человек в жизни и женат ли он. Все эти причины сыграли определяющую роль в её легкомысленном, на первый взгляд, поступке. Анжела понимала, что если бы отказала Бурцеву, то его деньги сегодня все равно оказались бы в руках более сговорчивой и более практичной женщины. Главное, что она поняла: не нужно оправдываться перед ним — от этого будет противоположный эффект.
— За что пьём? — спросила Анжела с бокалом в руке.
— За любовь и твою привлекательность… — ответил Бурцев и коснулся бокала Анжелы кромкой своего. Молодые люди выпили и молча взяли по груше. Анжела сидела в кресле у торшера.
Её круглые колени в колготках чёрного цвета тревожили Бурцева.
— Я хочу тебя сейчас же… — тихо сказал он.
— Давай погасим люстру и оставим гореть только торшер, — предложила женщина.
— Хорошо, — согласился Бурцев и поднялся с места, чтобы выключить в прихожей главный свет. На миг стало темно, но тотчас загорелся слабым жёлтым светом торшер, который зажгла Анжела. — Я хочу тебя раздеть сам и настолько, насколько нравится мне… Вернее, я вообще не хочу с тебя что-либо снимать… Я хочу тебя в одежде. Встань… — попросил Бурцев, нависая над сидящей девушкой, и она послушно поднялась. — Повернись задом ко мне, — негромко попросил он. Анжела повернулась к нему спиной. Бурцев просунул свои руки ей под мышки и накрыл огромными ладонями груди под белой водолазкой. Бурцев почувствовал широкий и упругий зад гостьи. Затем Валерий услышал учащённые удары своего сердца и в такт этим ударам ощутил набухание плоти. Бурцев чуточку наклонился и медленно начал поднимать у официантки подол вверх. Сначала Валерию открылись плотно сжатые ноги, которые чем выше он поднимал юбку, тем больше увеличивались в размере. Наконец Валерию открылся широкий зад. Под колготками просматривались белые трусы, которые больше походили на пляжные плавки. Анжела стояла и не двигалась, а только улыбалась. Коньяк чувствительно ударял ей в голову. Девушке уже нравилось, как именно Бурцев неспешно подбирается к тому месту, ради которого легко выложил двести рублей. Теперь Валерий просунул медленно свои пальцы под резинку колготок и трусов. С тем же завораживающим темпом, Валерий стал спускать с Анжелы колготки. Сначала оголилась половина большого зада. Потом, когда колготки с трусами были спущены ниже самого широкого места на ягодицах, колготки ослабли и до колен женщины спустились легко.
— Ниже не нужно… Расставь шире ноги, чтобы колготки держались… Я должен видеть их… Нагнись сильнее и обопрись руками о кресло, — попросил Бурцев. Большой красивый зад девицы подчёркивала её узкая талия. Ягодицы у Анжелы были загорелые, и только тоненькие полоски от летних пляжных плавок оставались нетронутыми летним солнцем.
Бурцев себя не узнавал: он все делал медленно, хотя всегда любил грубость и никогда не мог справиться с лихорадочной торопливостью в сексе. Анжела еле слышно стонала и встречала каждое проникновение партнёра движением навстречу. Бурцев с удовольствием смотрел на колготки с белыми трусами на крепких загорелых ногах девушки. Он смотрел то на большой зад, то на белые трусы на коленях, но из-за выпитого коньяка развязка не наступала. Валерий был рад задержке. Анжела, как ему показалась, иногда вскрикивала громче, но были ли это отзвуки наслаждения, — Бурцев определить не мог. Он полагал, что любовь за деньги позволяет ему не думать о партнёрше. Ещё нескольких толчков хватило Бурцеву, чтобы почувствовать приход сладостной разрядки. Он зарычал от удовольствия и остановился. Ноги у него дрожали. Валерий не выходил из Анжелы очень долго, потом, наконец, отошёл и рухнул со спущенными трусами в кресло. Анжела пошла в ванную, откуда Бурцев слышал только шум воды. Через несколько минут Анжела вернулась одетая и с тёплым влажным полотенцем. Девушка подошла к сидящему Валерию и обтёрла его. Её глаза в этот момент были прикрытыми…
— Я тебе сегодня больше не нужна? — спросила девушка, чувствуя неловкость оттого, что получила больше, чем отдала. — Я не сказала дома, что задержусь и будет лучше, если я сейчас уеду… Ты не против?
— Нет. Поезжай… — тихо сказал Бурцев и наклонился к лежащим в ногах трусам с брюками, чтобы достать портмоне. — Вот возьми ещё двести рублей и приходи завтра вечером после работы. Коньяк больше не покупай — этого достаточно. Здесь осталось больше половины бутылки.
— Я завтра не работаю и могу к тебе прийти пораньше… Во сколько лучше? — спросила женщина.
— После восьми вечера я буду здесь — приходи. — Анжела надела ветровку. Бурцев встал и поцеловал на прощание девушку.

ГЛАВА 6

Проснулся Бурцев поздно. Первым делом он проверил наличие свёртка с деньгами за батареей. Деньги лежали на месте, в чем Валерий особенно не сомневался, потому что не был очень пьян. Примерно, час Бурцев мылся, брился и одевался. Взяв с собой деньги и проверив во внутреннем кармане в куртке наличие оружия, Бурцев вышел в коридор. В это время из соседнего номера вышла с пылесосом горничная.
— У вас можно сделать уборку? — спросила она.
— Да, можете, — ответил Валерий и пошёл к дежурной отдать ключ от номера. За столом сидела не Антонина Николаевна, а другая, более молодая женщина. Она чему-то улыбнулась, принимая ключ от Бурцева. «Антонина Николаевна, видимо, поделилась новостью обо мне со своей напарницей… Мне все равно. Бабушки, если не посплетничают, то считают, что напрасно прожили день. А может, это к лучшему — проще будет договариваться сегодня вечером о посещении моего номера Анжелой», — подумал Бурцев и пошёл на лестницу.
Через час Валерий был на сервисной станции, где ему сделали два первых автомобиля. Его не ждали и потому появление сибиряка всех, кто его знал, порадовало.
— Что случилось, Валера? — спросил встревожено бригадир цеха жестяных работ Виктор Соколкин, предполагая, что возникли претензии по качеству сделанных машин.
— Ничего плохого. Я приехал спросить, возможно ли повторить тот вариант с изготовлением автомобилей у вас ещё раз под готовые документы, — Бурцев почувствовал по улыбке Виктора, что ситуация изменилась.
— После тебя поступило шесть заказов и теперь у нас работы на год вперёд. Сейчас мы собираем машины уже не за двадцать тысяч, как тебе, а за сорок, и с заказами люди идут и идут без остановки. Все как с ума посходили! Старые машины с рук тоже по цене удвоились. Что дальше будет — можно только предполагать…
— Значит, я напрасно приехал… — грустно проговорил Бурцев.
— Ты знаешь, что могу предложить? — Виктор поправил очки с большим плюсом на переносице и оглянулся вокруг.
— Что? — спросил Валерий, чувствуя, что, возможно, он приехал не совсем напрасно.
— Пойдём в бокс, — сказал Виктор и, взяв Бурцева под локоть, повёл его на свой рабочий участок. — Вот видишь, мы заканчиваем собирать вот эту «Волгу» для одного клиента под его старые документы, но у него остаётся без документов прежняя машина. Этот клиент вынужден распродать её на запчасти. Хотя машина не хуже вот этой новой, но хозяин решил заменить её, потому что ту прежнюю собирали два года назад в нашем цехе с нуля, как тебе. А вот у этой машины кузов был собран на заводском конвейере, где каркас кузова сваривали в кондукторе. Мы только двигатель с коробкой ставим, мост, подвеску и колеса. Чтоб тебе было понятно, поясняю: кузов у этой новой машины заводской, а значит, крепче. На конвейере каркас варят контактной сваркой в специальном кондукторе, где все размеры жёстко выдерживаются. Кондуктор — это подобно специальному шаблону, и сварка в этом шаблоне не позволяет нарушать диагонали кузова. А когда мы варим каркас здесь, у себя на сервисе, не в кондукторе, то можем не выдержать нужных размеров. Потом стекло лобовое плохо входит или зазоры нарушаются между крыльями и дверями. Словом — завод есть завод.
Понимаешь?!
— Понимаю, — ответил Бурцев.
— Свою прежнюю машину хозяин продаёт без документов за бесценок, а она, как новая.
— Сколько он за неё просит? — спросил с недоверием Бурцев.
— Десятку!
— Нужно посмотреть её, прежде чем принимать решение.
— Я сейчас до него дозвонюсь и съездим к нему вместе. Я здесь у себя выдам каждому работнику задание и освобожусь.
— Хорошо… — сказал Валерий, продолжая чувствовать недовольство от того, что не смог сделать ещё раз заказ на новые автомобили.
К обеду Бурцев заехал в гостиницу за номерами и в компании Соколкина и его клиента, продающего без документов прежний автомобиль, приехал в гаражный кооператив продавца. В качественно отделанном гараже с деревянным полом на две машины стояла чёрная «Волга» ГАЗ 24–10. Действительно автомобиль был как новый. Два года умеренной эксплуатации пожилым и аккуратным человеком были налицо. Бурцев посидел за рулём и остался доволен. Удобно совпадали с привезёнными документами кузов без номера и без номера двигатель. Цвет автомобиля по документам не сходился. Имелись документы на белый, зелёный и серый автомобили. Бурцев полагал, что это не проблема и что замену цвета при проверке документов на трассе всегда сможет за мзду объяснить.
Валерий передал пачку сторублёвых купюр хозяину и пятьсот рублей Виктору, как за стоящее предложение. Прикрутив новые государственные номера, Бурцев собрался ехать в гостиницу. Соколкин попросил вывезти его в центр города, и Валерий охотно согласился.
— Валера, у меня в цехе работает один паренёк, и он часто для жуликов у себя в частном доме перебивает номера на кузовах и на двигателях. К нему жулики обращаются с предложением найти клиента на покупку угнанной «Волги». У него и сейчас есть в наличии две машины, и он не может их продать. Заказчики по каким-то причинам отказались от них, а держать машины долго очень хлопотно. Я могу тебя с ним познакомить, но это дело опасное. Ты человек взрослый и все риски должен предвидеть.
— Если их когда-нибудь поймают, то они сдадут меня с потрохами, — заметил Бурцев.
— Это не исключено… — согласился Соколкин. В очках Соколкин больше походил на человека интеллигентной профессии, чем на специалиста по сварке автомобильных кузовов. Через стекла его очков глаза казались очень большими. Виктор, получивший сейчас пятьсот рублей только за подсказку, явно хотел заработать ещё. Бурцев умышленно заплатил ему пятьсот рублей, хотя тот остался бы довольным и от двух сотен. Щедрая переплата сыграла свою роль. Соколкин невольно начал предлагать все, что имело отношение к автомобилям. Бурцев смеялся в душе, видя, как человек из кожи лезет вон, чтобы не упустить щедрого клиента.
— Мне надо подумать, — сказал Бурцев. — Посмотреть эти машины можно?
— Конечно, — оживился Виктор, чувствуя, что опять сможет заработать неплохие деньги, ничего не делая и ничем не рискуя.
— Если я решусь, то завтра к тебе приеду после обеда. Скажи своему работнику, чтобы был готов показать машины вечером. Ещё: ты сможешь мне приготовить документы с оплатой за покраску кузова в чёрный цвет вот этой машины? Я заплачу за эти бумаги триста рулей.
— Сделаем! Приезжай завтра и я тебя познакомлю с тем пареньком. Вы обо всем сможете договориться, — ответил Виктор, не желая непосредственно участвовать в продаже или передаче краденых автомашин. — Я вот здесь, Валера, выйду. Счастливо! — крикнул Виктор Соколкин, склонившись перед опущенным стеклом в двери.
— Счастливо! — ответил Валерий и поехал в гостиницу.
Весь день Бурцев просидел в гостиничном номере. Валерий не переставал рассуждать о предложении Соколкина. «Мне без задержки нужно пристроить наличные рубли, иначе они подешевеют. Превратить их вновь в доллары по той же цене, что я их обменял перед поездкой сюда, определённо не получится… Сейчас у меня на стоянке перед гостиницей стоит уже купленный автомобиль, который я без проблем продам по двойной цене, а может, и за тридцать тысяч. Чем я рискую, покупая уже украденные автомобили? Скупка краденного в крупных размерах, по-моему, до семи лет… Это, конечно, не изнасилование и за это сидеть престижнее, но все равно срок могут дать немалый… Года три можно было бы и на одной ноге простоять в лагере… Беда в том, что невозможно избежать контакта с продавцом похищенных автомобилей. Если угонщика поймают и хорошо побьют на допросе, то он может не выдержать и рассказать, кому сбыл машины, а это вновь каша сечка… Риск есть. Стоит ли он тех денег, что я выручу от продажи машин?.. Если восемьдесят тысяч рублей прибыли разделить на семь лет или на восемьдесят четыре месяца — это, примерно, тысяча рублей в месяц. Неплохо при средней зарплате в стране в двести пятьдесят рублей… Но кто мне вернёт самые прекрасные годы? Никто! Ни достойного питания, ни баб, а только унижения… Надо сделать так, чтобы угонщики машин меня не видели и не знали, но где гарантия, что этот молодец посредник не скажет им, кто я такой и откуда… Ладно, не буду ломать голову, а съезжу завтра посмотреть эти машины. За просмотр денег не берут и в тюрьму не посадят…» — рассудил Бурцев и пошёл в гостиничный ресторан поужинать.
В семь часов вечера посетителей в зале присутствовало значительно больше, чем вчера. Анжела отсутствовала, как и сказала Валерию. Официантка работала по два дня через два выходных. Бурцев опять пригляделся к бегающим по залу официанткам, но ни одна из них не могла по привлекательности сравниться с Анжелой. Быстро поев, Валерий ушёл опять в номер смотреть телевизор и ждать свою новую широкозадую пассию.
Ровно в восемь вечера в дверь постучали. Бурцев открыл. Анжелу было не узнать: молодая женщина явно преобразилась, став ещё более привлекательней. Она улыбалась. Её глаза были красиво накрашены с добавлением теней, а чуть полноватые губы были ярко-красными, в тон ярко-красному лаку на ногтях.
— Можно? — спросила скромно Анжела.
— Вы ко мне? — ответил Бурцев и картинно прижался плотно к стене, пропуская гостью. Анжела рассмеялась тому, как Бурцев сделал комичный вид, что словно не узнал её, давая понять, что она очень приятно изменилась по сравнению со вчерашним вечером. Затем Бурцев улыбнулся и подхватил девушку на руки, приподняв её, затем поцеловал в накрашенные губы. Вся помада после поцелуя размазалась вокруг рта у девушки и у Бурцева. Они стали походить на детских клоунов с чрезмерно разукрашенными губами.
— Ну вот! Всю помаду у меня размазал! — сказала улыбаясь Анжела и пошла в ванную комнату покрасить губы перед зеркалом повторно.
— Давай я уберу твою куртку в шкаф, — сказал Бурцев, когда Анжела вернулась в комнату. Освободившись от куртки, Бурцев опять подошёл к гостье и прижал её к себе. — Я очень тебя хочу и немедленно, — шёпотом произнёс он, а она только улыбалась на его слова. Валерий легко опять приподнял девушку и положил в одежде на кровать, затем спешно приподнял ей юбку до пояса, трясущимися руками спустил с неё колготки с трусами. Через секунду он уже делал резкие толчки, проникая в горячую плоть до предела. Через две минуты Бурцев не выдержал и брызнул спермой на живот Анжеле. Девушка ничего не успела понять, но не расстроилась, а сказала:
— Слава богу! Я так боюсь залететь… — потом Анжела провела пальцем по сперме на животе и медленно поднесла свой тонкий палец к кончику языка. — У некоторых мужчин сперма с запахом, а твоя нейтральная на вкус и запах…
— Не нюхал и не пробовал на вкус, — улыбаясь ответил Бурцев. Ему нравилась Анжела своей непосредственностью. Официантка определённо была уверенной в себе женщиной, какие не часто встречались Бурцеву, как все ценное и редкое в нашей жизни.
— Я вчера заметила, что ты без обручального кольца. Почему ты его не носишь?
— Что тебе даёт повод думать, что я женат? — спросил в свою очередь Валерий.
— Такие мужчины не могут быть без жён… — печально произнесла Анжела, продолжая лежать и делать пальцем в сперме на загорелом животе дорожки. Валерий понимал, что этой девушке нельзя легкомысленно солгать, что он не женат. Ложь могла бы её обидеть неуважением к ней.
— Да, я женат и у меня маленький сын, а кольцо я прячу в портмоне, как многие мужчины вдалеке от дома… — сказал Бурцев и пошёл помыться. Ополаскиваясь, он вдруг осознал, что пока не хотел бы пристрелить после любви эту девушку. Валерий вспомнил, что ни вчера, ни сегодня не пытался посмотреть её ямочку на шее. «Чем она отличается от всех тех убитых мной женщин?.. Даже жену я, по-моему, мог бы пристрелить после первой близости, если бы случайно встретил её где-нибудь на дороге… Чем одинаковые на первый взгляд женщины могут отличаться друг от друга?.. Меня невозможно убедить из жалости не убивать. Но сейчас я точно знаю, что не стал бы убивать Анжелу. Это не жалость… Близость с достойной женщиной по остроте походит на близость с выстрелом в ямочку менее интересной женщине. Эта девица мне интересна… Моя жизнь становится красочней от одной мысли, что есть такая желанная женщина. Не влюбился ли я?.. Безусловно, нет. Мне только хочется сохранить особое ощущение, которое даёт мне именно она».
— Ты не любишь свою жену. Ты женился на ней без серьёзного чувства… — сказала Анжела, продолжая беззаботно лежать на кровати.
— Я тоже могу про тебя сказать определённо, что ты не замужем… — сказал Бурцев, не комментируя реплику Анжелы о чувствах к жене.
— Да. Я разошлась в прошлом году… Я с дочерью живу у своих родителей. Предки нас любят и это главное… — сказала Анжела и отправилась в душ, придерживая ладошкой сперму Бурцева на животе, чтобы не накапать на пол. — Детки! Идёмте купаться! — крикнула официантка и скрылась за дверью. Что-то было необычное для Бурцева в Анжеле, а что именно — он не мог определить. Анжела осталась до утра. Они любили друг друга всю ночь и только под утро обессилевшие уснули. Коньяк недопитый вчера — остался нетронутым.

ГЛАВА 7

В обед Бурцев проснулся первым и был вынужден разбудить Анжелу.
— Любовь моя, я очень сожалею, но у меня дела и мне нужно бежать. Я тебя не прогоняю, если хочешь, то оставайся, а когда уходить станешь, то не забудь ключ передать дежурной по этажу.
— Нет. Я одна у тебя не останусь. У меня тоже есть чем заняться дома. Сегодня последний день отдыха, — сказала Анжела и быстро ушла в ванную комнату привести себя в порядок. Через полчаса первой ушла из номера Анжела, а следом за ней ушёл из гостиницы и Бурцев. Любовники ничего друг другу не сказали о возможной встрече в будущем, потому что после пробуждения на следующий день люди часто не находят тех же слов любви, что вечером, потому что на следующий день всегда приходят отрезвляющие любовников будни: женщины не так заманчивы, как вечером, а мужчины утром не так галантны, как накануне.
На автомобильной стоянке Бурцева дожидался купленный автомобиль. Теперь, глядя на чёрную «Волгу», Валерий определённо знал, что продаст её дома по очень выгодной цене. Весьма заманчиво и привлекательно смотрелась машина, невзирая на двухлетний возраст.
На сервисной станции Виктор Соколкин уже ждал Бурцева. Бригадир ремонтников передал Валерию фиктивные документы на оплату покраски кузова в чёрный цвет и повёл знакомить со своим работником, который имел два похищенных автомобиля. Виктор отпустил паренька с работы, чтобы тот мог съездить с Бурцевым и показать машины. За городом в частном секторе молодые люди подъехали к большому шлакоблочному дому с высоким деревянным забором.
— Сколько времени простояли эти машины? — спросил Бурцев.
— Уже больше трёх месяцев. Все это время мне не только не спится, но и отец меня все время ругает. Он требует, чтобы я освободил гараж от них.
— Почему заказчики их не взяли?
— У одной машины оказалась маленькая вмятина на крыше, а у второй — порог снизу чуточку замят. Если не знать, где вмятины, то никогда не обратишь на них внимания. Сейчас сам посмотришь, — сказал паренёк по имени Николай. На его голове красовалась не очень симпатичная для Бурцева кепка с обшитой материей пуговицей по центру. Такие кепки носила шпана во все времена. Как бывший арестант ни старается скрыть своё прошлое, его легко определить по одежде, манере говорить и по походке. Бурцев сидевших людей узнавал на расстоянии, хотя его самого никто не мог по внешним признакам причислить к клану уголовников. Бурцев, несмотря на отсиженный длительный срок, не преклонялся перед уголовной братвой. Чувствовалось, что Николай недавно пришёл от «хозяина», как говорят про освободившихся из мест заключения людей.
В слабо освещённом с низким потолком гараже автомобили от времени покрылись слоем пыли. Бурцев сел за руль одной машины, не касаясь руками ничего. Его удивил запах нового автомобиля. Внутренняя обшивка дверей и панель приборов автомобиля издают характерный запах, что свойственно только новой машине. Спидометры показывали на обеих автомобилях чуть более двух тысяч километров пробега. Бурцев с двумя сменщиками на такси за год наматывал по сто тысяч километров, и машины оставалась практически новыми. Под панелями приборов у обеих машин висели замки зажигания на проводах. При угоне автомобили заводились путём прямого замыкания проводов. Два провода соединялись на постоянной основе, а третий провод подсоединялся к ним ненадолго, чтобы прокрутить стартер. Блокировки рулей были сорваны вручную, а это удаётся только весьма сильному человеку. Все говорило о том, что машины были похищены способом кражи, а не грабежа или разбоя, что уменьшало тяжесть преступления за соучастие при заказе покупателем похитить эти автомобили. Бурцев в данном случае, очевидно, не являлся заказчиком на похищение машин и мог нести ответственность только в качестве скупщика краденого имущества в крупных размерах. Валерий внимательно рассмотрел чуть вмятую крышу у одной машины и замятый порог — у другой. Действительно, вмятины были едва заметны.
— Сколько ты хочешь за обе машины? — спросил Бурцев.
— По десять за каждую, — быстро проговорил паренёк и заволновался. Чувствовалось, что он запросил цену, которую ему посоветовал требовать бригадир Виктор Соколкин, надеясь получить свою долю и от своего работника. Бригадир жестянщиков Соколкин несомненно сказал Николаю, что сибиряк с деньгами и машины ему очень нужны.
— Я вот эту чёрную купил за десять тысяч, но она не ворованная и без вмятин, — начал Бурцев объяснять, что эти две похищенные машины не могут стоить двадцать тысяч рублей.
— Твоя чёрная не новая, а эти машины новые, — попытался объяснить Николай, почему его машины оцениваются каждая по десять тысяч.
— Нет, за двадцать обе я брать не стану, потому что деньги сохраню и спокойнее спать буду, — сказал Бурцев и пошёл к выходу из гаража. Бурцев чувствовал, что паренёк сбросит цену, если не сегодня, то завтра непременно.
— А сколько бы ты дал за них? — спросил Николай, чуточку погрустнев.
— Десять тысяч за обе — и ни копейки больше, — отрезал Бурцев и сел в машину. Николай сел рядом и они поехали обратно на станцию.
— Я согласен, — сказал вдруг Николай. — А когда ты сможешь их забрать?
— Если ты и твои друзья дождутся, то через три дня я приду за ними с перегонщиками и с деньгами.
— Хорошо, — сказал Николай с недовольным видом, но выбора у него, очевидно, не было.
— Сейчас на станции я дам тебе деньги на два новых замка зажигания, и ты установишь их вместо старых. Замки зажигания у вас на станции продаются в комплекте с дверными замками, замком от багажника и от бензобака. Необходимо заменить все замки на каждой машине.
— Хорошо, — сказал Николай с ещё большим огорчением. Он проклинал себя мысленно за то, что по простоте душевной рассказал Бурцеву, что машины стоят в его доме уже три месяца и что у него конфликт из-за них с отцом. Бурцев, безусловно, этим воспользовался, полагал он.
На станции Соколкин явно заинтересованно расспросил о договорённости, как будто речь шла о его собственных автомобилях. Виктор тоже оказался недовольным таким значительным удешевлением автомобилей. Бурцев передал деньги на замки Николаю в присутствии Соколкина и сказал:
— Через три дня я приеду к тебе домой с двумя водителями. Ни одного постороннего человека при передаче автомобилей не должно присутствовать. Если будут посторонние люди, то сделка не состоится, — сказал Бурцев и, попрощавшись с Виктором, уехал в гостиницу звонить домой жене.
С гостиничного телефона Бурцев позвонил Анне.
— Привет! — сказал он чужим голосом, желая пошутить.
— Привет, мой любимый, — протяжно сказала Анна, и Бурцев знал, что она в этот момент улыбается. — Когда ты выезжаешь?
— У меня маленькая задержка, но все складывается, вроде, неплохо…
— На сколько дней задержка?! — спросила Анна и чувствовалось, что она сразу расстроилась.
— Все зависит от тебя, — ответил Бурцев загадкой, улыбаясь от того, что жена, видимо, любит его и хочет скорее видеть дома.
— Как от меня?! — удивилась Анна.
— Пойди сейчас в наш автосервис и скажи обоим слесарям, чтобы срочно закрыли бокс и летели ко мне сюда на самолёте. Обязательно пусть возьмут с собой водительские удостоверения. Выдай им командировочные и на авиабилеты по тысяче рублей каждому. Поняла меня?
— Поняла, — ответила Анна, немного опять повеселев.
— Срочно пусть вылетают. Я жду их в тридцать втором номере гостиницы «Заречная».
— Поняла, любимый… — с улыбкой на этот раз ответила Анна.
— Как Лёшка?
— Все, слава богу, хорошо, — сказала Анна и поднесла трубку к сыну, чтобы тот что-нибудь пролепетал папе.
— Ладно, не мешай ему играть. Целую тебя крепко и всю… — сказал Бурцев.
— Я тоже тебя целую всего… — сказала Анна, а в трубке послышался звук от её поцелуя. Бурцев положил трубку. Тут же он пошёл к администратору оплатить разговор.
«Всё-таки я вхожу в заведомо опасное дело. Кто-то будет знать, что я покупаю краденые автомобили, а это всегда риск, потому что тебя могут предать в сложной ситуации, — подумал Бурцев. Но удивительно большие ожидаемые доходы от перепродажи похищенных автомобилей мутили его разум. — Как от машин отказаться, если мне нравятся почти все молодые женщины, а для женщин почти любой мужчина без денег — пустое место… Я чувствую, что никогда не смогу обходиться близостью только с женой, какой бы распрекрасной она ни являлась… Неужели это свойственно только мне? Не может быть! Наверное, все мужчины одинаковые, но не все так остро нуждаются в женском разнообразии, чтобы идти ради этого на преступление… Всё-таки мой первый незаслуженный срок убил у меня уважение к закону. Какой смысл соблюдать законы, если тебя могут незаслуженно упрятать на восемь лет? Несправедливое правосудие изменило моё сознание нормального человека основательно…» — продолжал рассуждать Бурцев, подходя к администратору за стойкой.
— Привет, Валера! — громко сказала улыбающаяся еврейка. «Как же её зовут? Почему я в первое знакомство её не спросил?» — подумал Бурцев, но спасительно наткнулся глазами на табличку с фамилией и именем администратора на стойке.
— Привет, Роза! Как муксун?!
— Это незабываемый вкус! Ты бы хоть побольше привозил этой рыбы, а то все время по чуть-чуть привозишь. Я распробовать не успеваю её хорошенько, а она тут же вдруг заканчивается.
— У нас она тоже в дефиците, хотя водится только в наших краях. Когда ты ещё раз придёшь ко мне в гости? — понизив голос, спросил Бурцев, неожиданно для Розы сменив тему.
— А у тебя есть ещё рыба? — спросила лукаво еврейка.
— Ещё немного осталось.
— Тогда приду. А во сколько лучше?
— Ты по суткам работаешь?
— Сутки через двое.
— А где ты ночью здесь спишь?
— С двенадцати ночи до шести утра гостиница закрывается, и мы с кассиром идём спать в любой свободный номер в гостинице.
— А если клиенты приезжают с вокзала или из аэропорта среди ночи с забронированными местами?
— Швейцар их запускает в вестибюль, и они все равно до шести утра вон на тех диванах меня и кассира ждут.
— Приходи ко мне за рыбой после двенадцати, когда гостиница закроется, — сказал Бурцев с напускным серьёзным видом.
— Я боюсь к тебе приходить ночью, — улыбнувшись сказала еврейка. — Ты вон какой великан. Затащишь меня в кровать — я и пикнуть не успею, — быстро выпалила Роза и залилась смехом.
— Зато с рыбой будешь, — ответил Бурцев, как когда-то говорил друг Адамов, сохраняя с трудом серьёзное лицо.
— За такое дело рыбы мало, — сказала еврейка, продолжая улыбаться. — Нужен приличный подарок на память.
— Есть подарок и не дешёвый, — сказал загадочно Бурцев, уцепившись за слова Розы. — А что бы ты сама хотела себе в подарок? — спросил Бурцев.
— Какой-нибудь золотой перстень с настоящими камушками…
— Даю тебе честное слово, что ты сегодня вечером получишь такой подарок.
— Тогда зайду обязательно, — чуть покраснев сказала тихо еврейка, не переставая улыбаться.
— Я сейчас по межгороду разговаривал с женой. Сколько с меня?
— Сейчас платить не нужно. Заплатишь, когда будешь уезжать, — сказала Роза.
— До вечера, звезда моя! — сказал Бурцев и пошёл в номер.
«Как без свободных денег можно заманить женщину быстро? Никак… Жизнь стала дорогая, а женщины становятся более доступными… Они всегда первыми реагируют на ущербную экономику в стране… Как мне избежать опасности при работе с чужими людьми? Я же знаю, что зачастую подельники по уголовным делам приносят беду, но без них не обойтись в этом деле. Может, мне позже приехать опять тайком в Горький и пристрелить этого паренька в кепке, чтобы никто не мог меня предать? Нет… Пока в этом нет надобности… Пока у меня преступление не особенно тяжкое при покупке уже украденных автомобилей. Дальше будет видно…» — подумал Бурцев и включил телевизор в номере.

ГЛАВА 8

В половине первого ночи в дверь номера Бурцева тихо постучали. Валерий не спал, а смотрел в халате телевизор. Сначала хозяину номера показалось, что он ослышался, но потом тихий стук повторился. Валерий встал и открыл дверь. На пороге стояла еврейка Роза и держала указательный палец прижатым к губам. Её веки сверкали блёстками. Было видно, что девушка потратила значительное время на макияж.
— Тише, — прошептала Роза, и Бурцев беззвучно закрыл за ней дверь. Валерий тут же подхватил гостью на руки и понёс в постель. — Покажи сначала подарок, — громко шипела Роза, улыбаясь и краснея от безуспешного сопротивления. Молодая женщина опасалась, что не сможет противиться могучему и сильному Бурцеву, и он просто изнасилует её, не отдав подарка.
Бурцев поставил Розу на пол.
— Сколько стоит такое кольцо?
— Я видела в ювелирном магазине маленькое колечко из белого золота с мелкими бриллиантами за шестьсот рублей! — наигранно и возбужденно прошептала Роза, не переставая улыбаться. Бурцев подошёл к шкафу и достал из кармана куртки портмоне. Валерий отсчитал трясущимися от сексуального нетерпения руками шесть сторублёвых купюр и передал еврейке. Какое-то мгновение Роза растерянно смотрела на Бурцева. До последнего момента она не верила, что ей могут дать такую большую сумму денег. Еврейке казалось невероятным, что за ночь с ней, маленькой и невзрачной женщиной, могут отвалить сумму, что равнялась её зарплате за полгода, что могут существовать сумасшедшие мужчины в такое трудное время, что видно было по её глупой улыбке. Глаза девушки загорелись. Она была в замешательстве и не знала, куда положить деньги. То Роза пыталась спрятать деньги в бюстгальтер, то вспомнив, что сейчас будет раздета нетерпеливым Бурцевым, начала их всовывать в задний кармашек юбки, туго обтягивающей её тело. Однако, в конце концов, она поняла, что и это место не подходит для денег и беспомощно посмотрела на Бурцева.
— Дай сюда! — решительно шёпотом сказал Бурцев и выхватил у Розы деньги из рук. Бурцев бросил купюры на пол, на ковровое покрытие. — Потом соберёшь! — Опять Валерий решительно схватил еврейку и положил на кровать. Быстро задрав юбку и сняв с малютки трусы, Бурцев оставил Розу в ажурных чулках. Он сбросил с себя халат. Еврейка начала вскрикивать и тут же попросила Бурцева зажать ей рот ладонью, опасаясь, что не выдержит и закричит на всю гостиницу. Бурцев зажал Розе рот и, оставив открытым нос, нещадно начал своё дело. Бурцев словно хотел за шестьсот рублей получить в два раза больше. Еврейка кричала, но под ладонью её крик был похож на мычание. Лицо у Розы покраснело и покрылось испариной. Через две минуты Бурцев почувствовал, что получил удовольствие. Медленно Валерий убрал ладонь с губ еврейки, и та глубоко и часто задышала, как рыба на суше. Все тело женщины трясло как в лихорадке, и Роза продолжала еле слышно вскрикивать и вздрагивать всем телом. Её глаза были закрыты, а голова была повёрнута на бок. Казалось, что еврейка понемногу возвращается с того света…
Через пять минут к Розе вернулась способность говорить, и первое, что она спросила:
— Ты будешь так больно меня трахать опять?!
— Я буду любить тебя до утра, но более нежно… — сказал успокаивающе Валерий, и они оба захихикали.
— Я завтра не смогу работать после тебя, — сказала Роза и опять засмеялась негромко. Она не прекращала хохотать и продолжала говорить сквозь охвативший её смех: — Буду весь день ходить и заглядывать себе между ног под юбку и гадать, не черт ли там был, не рога ли оставил?! — Теперь и Бурцев засмеялся её грубой, но выстраданной шутке. — Секс с тобой для меня, как роды! Ей-богу!
— Я же не виноват в этом. Ты миниатюрная женщина, поэтому тебе нужно привыкнуть ко мне.
— Я, наверное, никогда не смогу к тебе привыкнуть, — сказала Роза и полезла через Бурцева со смехом собирать брошенные на пол деньги. — Надо хоть деньги собрать, а то умру здесь под тобой! Хоть дочери на что-нибудь сгодятся! Продешевила, дура! Надо было больше просить за такое! — заливаясь хохотом, говорила еврейка, ползая с голой задницей по полу. Бурцев, глядя на неё, тоже давился от смеха. Потом он свалился с кровати на пол и стал гоняться за еврейкой на коленях, стараясь догнать её и укусить за голые ягодицы.
До пяти часов утра Бурцев ещё дважды имел секс с маленькой, но желанной Розой. Еврейка больше не кричала, как под ножом, но и Бурцев щадил её, делая все нежно и с поцелуями. Любовники среди ночи выпили весь оставшийся от Анжелы коньяк, и еврейка изложила Бурцеву всю свою жизнь в подробностях. Роза была третий раз замужем. От первого брака у неё двенадцатилетняя дочь. Последний муж её работает в институте преподавателем, с которым она познакомилась, когда училась вечерами на экономиста.
— Муж мой теперешний немного «варёный», но надёжный в плане верности. Если иметь мужа, похожего на тебя, то счастье от такого замужества будешь делить со всем бабским миром, — высказала еврейка своё убеждение.
Нисколько не поспав за ночь, Роза измождённая ушла в пять часов утра подготовиться к приёму жильцов с бронью. Бурцев закрылся, завалился на кровать и тотчас заснул. Его разбудила горничная, но он сказал, что у него уборку делать не нужно, и вновь провалился в сон.
В обед Валерий проснулся окончательно и на целый час ушёл мыться. Набрав воды, Валерий уселся в тёплую пенную ванну и опять чуть не задремал. Закончив мыться и бриться, Бурцев, наконец-то, вышел. Не откладывая, он сделал звонок жене.
— Здравствуй, моя любовь! Что ты мне скажешь? Когда прибудут ко мне мои работники?
— Привет, любимый! Все сделала, как ты просил, и ребята завтра утром в одиннадцать вылетают к тебе. Через два часа будут на месте.
— Хорошо, моя любовь! Как мой наследник себя чувствует?
— Прекрасно! Сейчас только что мы обкакались. Это «золото» я стирать не буду — все опять выкину. Когда хоть он сможет проситься? Скорей бы… Если бы он меня как-нибудь предупреждал, что какать хочет, то я бы его сама подержала над горшком… А то играет, лежа на животе или ползает на коленях, шумит игрушками, кричит, потом вдруг замолчит и посмотрит на меня удивлённо… Все, думаю, обделались! Потрогаю — так и есть! Полные ползунки!
— Надеюсь, что на ползунки я ему заработаю, поэтому выбрасывай все к чертовой матери! А как там моя мама и твои родители?
— Слава богу, вроде ничего — бегают. Августа Алексеевна сидит с Лёшкой, пока я хожу по твоему заданию или в магазины… Я без тебя скучаю… Если бы не Лёшка, то я бы сошла с ума… По-твоему голосу я не чувствую, что ты печален от нашей разлуки…
— Любовь моя, у меня столько дел, что мне и поскучать-то нет времени…
— Хотелось бы верить… Сердце у меня что-то не на месте… Не знаю, почему… Все время снятся какие-то кошки, много кошек…
— Аннушка, ну давай по межгороду не будем о снах. Если ребята завтра прилетят, то послезавтра рано утром уедем отсюда…
— Ладно, не буду… Я жду тебя. Скорее приезжай домой!
— Я люблю тебя и целую очень нежно… Целуй за меня Лёшку! Клади первая трубку, — сказал Бурцев.
— Я тоже тебя люблю очень сильно и целую всего… — Послышались гудки в трубке, и Бурцев почувствовал, что опять, как только он в очередной раз обманывал жену, чувство тревоги наполняло его грудь. Сейчас, как после очередного убийства, он потерял спокойствие, а мимолётное ощущение растерянности и неуверенности охватило его. Бурцев знал, что это будет продолжаться до тех пор, пока не пройдёт какое-то время. «Неужели обман жены событие того же порядка, что и убийство? Однако сейчас — после обмана жены и после очередного убийства — мои ощущения словно схожи по тревожности…»
Бурцев решил погулять. Он поехал в верхнюю часть города, где на стоянке оставил автомобиль, и пошёл по центральной пешеходной улице имени Свердлова, запруженной людьми. День был безоблачным, и солнце светило, но уже не грело. Погода стояла безветренная. Бурцев зашёл в ювелирный магазин и надумал выбрать жене комплект из серёг и перстня. Валерий очень долго выбирал и наконец купил вытянутые платиновые серьги с бриллиантами и такого же стиля платиновое кольцо. Покупка ему обошлась в шесть тысяч рублей. Делать такие покупки открыто в государственном магазине, да ещё в чужом городе, по его предположению, было делом опрометчивым. Однако чувство вины перед женой за неверность заставили его пренебречь осторожностью. Потом в детском магазине Бурцев купил сыну большой игрушечный автомобиль с электромотором. Устав ходить пешком, Валерий вернулся к своему автомобилю на стоянке. Перед возвращением в гостиницу Бурцев заехал в продовольственный магазин и купил три ящика пепси-колы, которую в родном городе не продавали. Оставив автомобиль на платной стоянке возле гостиницы, Бурцев пошёл поужинать в гостиничный ресторан. Валерий знал, что сейчас встретит там Анжелу. Ему не хотелось больше близости с женщиной после еврейки Розы, и он решил, что только поест, а звать к себе в номер Анжелу не станет. Войдя в ресторан через гостиницу, Бурцев сел недалеко от входа и тотчас попался на глаза Анжеле. Девушка улыбнулась и направилась к его столу. Пока она шла, Валерий успел подумать: «Я обрастаю в этом городе близкими людьми, которые не совсем бескорыстно, но рады мне… Женщины приносят не только важное удовлетворение, но и привязываются к тебе, если ты не исчезаешь с их глаз немедленно и навсегда… Долгие связи с определённой женщиной постепенно убивают звериную остроту желания обладать ею».
— Я очень хочу есть. Борщ или щи имеются?
— Борщ недавно сварили. Мне понравился. Принести?
— Принеси. Ещё кусок какого-нибудь мяса с картошкой и любой сок.
— Принесу все очень быстро, — ответила Анжела. Опять улыбнувшись, она пошла на кухню. Такая улыбка опытному человеку со стороны определённо бы говорила, что эти два молодых человека очень близки. Крупные ягодицы Анжелы красиво перекатывались при ходьбе, и Бурцев опять захотел её. На любовнице в этот раз была чёрная облегающая юбка из какой-то непонятной ткани с отливом. Высокий рост и тонкая талия делали бедра молодой женщины неотразимыми. Теперь волосы у Анжелы оказались завитыми крупными локонами, и в этом чувствовалось её особое старание в работе над своим обликом. Через десять минут Анжела принесла борщ и хлеб.
— Что-то ты сегодня не заказываешь коньяк, — сказала она улыбаясь.
— Я скоро уезжаю, поэтому спиртное сейчас не могу себе позволить.
— Когда? — спросила Анжела, и её улыбка едва заметно потускнела.
— Завтра вечером или послезавтра рано утром. — Какое-то время девушка молчала, потом, чуть покраснев, спросила:
— Хочешь, я сегодня приду к тебе без денег?..
— Очень, но не потому, что без денег… — ответил Бурцев, не переставая глядеть в глаза молодой женщине. Про себя он подумал, что все бесплатное ему всегда обходится дороже, чем за деньги.
— После работы я буду у тебя… — сказала Анжела и ушла. Она не хотела задерживаться около Бурцева, чтобы в ресторане не заметили её связь с ним. Потом официантка принесла телятину с картошкой и холодный грушевый сок с мякотью. Бурцев рассчитался, и Анжела ушла.
После полуночи Анжела пришла. Бурцев не договаривался с этажной дежурной. Анжела знала всех работников гостиницы и её легко пропустили в позднее время. Первым делом, когда вошла, она спросила:
— Ты, наверное, к нам больше не приедешь?
— Я думаю, что предстоящий год буду приезжать часто. Я здесь ремонтирую автомобили, а после ремонта переправляю их к себе в город. Я тебе ещё надоем, если ты замуж не выйдешь.
— Ты мне не можешь надоесть… — тихо ответила Анжела, затем она встала и начала раздеваться.
— Не снимай с себя чулки, — попросил Бурцев и вспомнил, что в течение суток вторая женщина в его постели оказывается в чёрных чулках. Анжела понимающе улыбнулась и легла рядом.
В три часа ночи она засобиралась домой. Бурцев поднялся и достал из куртки три тысячи рублей.
— Купи себе какую-нибудь вещь, а в следующий мой приезд покажешь мне.
— Столько много?! — удивлённо сказала Анжела и заулыбалась. Она была чуточку растеряна.
— Не знаю, смогу ли всегда столько давать при встрече, но в этот раз могу себе позволить… — сказал Бурцев, вспомнив, что опустил на десять тысяч Николая, посредника продавцов краденых автомобилей.
— Запиши мой домашний телефон. Возможно, я уволюсь из ресторана. Пьяные мужики меня утомили. Все норовят затащить меня в постель… — сказала Анжела и с сожалением поняла, что после полученных денег её озабоченность выглядит неправдоподобной.
— Это же хорошо, если мужчинам ты нравишься… Замуж быстрее выйдешь, — сказал Бурцев, спокойно глядя на Анжелу.
— В ресторане работая, — замуж не выйдешь. Сюда женихи не приходят… — грустно сказала девушка.
— Как сейчас ты домой доберёшься?
— Здесь у входа всегда дежурят такси, — ответила Анжела и поцеловала лежащего Бурцева в губы. — Прощай! Нет, лучше — до свидания! — поправилась она и пошла к выходу. Бурцев встал голый и направился за Анжелой закрыть дверь. Женщина остановилась в дверях, затем ещё раз заглянула Валерию в глаза, как будто желая его запомнить хорошенько, — затем исчезла.

ГЛАВА 9

Проснулся Бурцев от громкого стука в дверь. Прилетели его работники. Они были весёлые и шумные.
— Валерий Николаевич, вы ещё спите?! Да к тому же один! В чужом городе и без бабы! — почти кричал Степан Копытов, невысокий подвижный мужик сорока трёх лет в длинной куртке, которая ещё больше уменьшала его короткие ноги. Звонкий голос Копытова, казалось, слышен был по всей гостинице.
— Да не ори ты, Степа! — осадил напарника по слесарным работам Виктор Важенин. Важенин был ровесником Копытова, но очень тихий и степенный мужик — полная противоположность товарища. Даже рост у Важенина был высокий, как у Бурцева. Густые длинные брови Виктора Важенина, никогда не знавшие ножниц, нависали над глазами, и оттого мужчина всегда казался хмурым.
— Никому не нужен, потому и один, — сказал Бурцев, укладываясь опять под одеяло.
— Не поверю, чтобы вы бабам не были нужны, — сказал чуть тише Степан с недоверчивой ухмылкой.
— Вы, наверное, есть хотите? — спросил Бурцев, чтобы сменить тему. Валерий не хотел фамильярных отношений со своими работниками, которых высокой зарплатой переманил из таксопарка. Лучше слесарей по знаниям и ремонту ходовой части автомобиля в таксопарке не имелось. Слесарями работают зачастую люди, лишённые когда-то водительских прав, а эти два слесаря не хотели работать водителями ради чаевых. У них и на слесарной работе чаевых скапливалось от таксистов не меньше, чем у водителей на линии от пассажиров.
— Можно было бы, — согласился Степан, предполагая, что хозяин их угостит.
— Сходите в ресторан. Там вроде неплохо готовят.
— Нет. По ресторанам ходить мы не привыкли, Валерий Николаевич. Мы поесть с собой взяли из дома, — сказал Важенин и похлопал ладонью по дорожной сумке.
— Тогда садитесь за стол — пообедайте, а потом поедем к нотариусу. Я дам вам доверенности на управление машинами. Затем я вас оставлю в гостинице, а сам поеду все разузнать. Утром рано, если все нормально, заберём автомобили, и вы поедете вперёд без меня. Дорогу на Казань знаете?
— Знаем. Не раз отсюда гоняли такси в молодости, — тихо сказал Важенин.
— Через Казань лучше не ехать — простоите там на переправе. Поезжайте через Ульяновск, через плотину, и там выскочите на трассу Куйбышев — Уфа. Я через два часа поеду за вами следом. Если приедете в город без меня, то машины закройте в нашем ремонтном боксе. Как там? Появлялась работа в моё отсутствие?
— Валерий Николаевич, приедут люди что-нибудь поменять, посмотрят на расценки — и уезжают. Дорого, говорят, — сказал опять громко Степан Копытов.
— Ладно. Вернёмся — посмотрим на цены внимательнее… — согласился Бурцев и встал, чтобы пойти в ванную комнату. Работники неспешно достали из сумок еду и разложили на столе в номере. Варёную курицу, варёные в крутую яйца и хлеб они запивали чаем из термоса. После душа Бурцев сказал:
— Надо было мне прежде вам дать умыться…
— Мы не запачкались особенно в самолёте. Там нам тоже курицу давали. Давненько я не летал на самолётах, — сказал Степан и положил целое яйцо в рот. Бурцев улыбнулся, глядя на этого полного жизненных сил и оптимизма забавного человека.
— Где-нибудь на Урале меня можете подождать, потому что если завтра утром выедете, то к ночи будете между Уфой и Челябинском.
Только останавливайтесь недалеко от поста ГАИ или около большой компании из частных автомобилистов. Без ночёвки нельзя — заснёте за рулём.
— Знакомое дело. Вы на Урале смотрите по сторонам, — сказал Степан.
— Больше трехсот километров между Уфой и Челябинском, поэтому смотреть всю дорогу не будешь, — сказал Важенин, как всегда хмурясь.
— Если быстро не гнать, то не просмотришь, — возразил другу Копытов.
— Готовы ехать к нотариусу?! Наелись хорошо? — спросил Бурцев, и друзья как по команде поднялись на ноги.
— Готовы… — допивая сладкий чай, тихо ответил Виктор.
К вечеру Бурцев привёз своих водителей с доверенностями в гостиницу, а сам поехал на сервисную станцию к Николаю сказать, что завтра утром приедет к нему домой забирать автомобили. Николай уже собрался с бригадиром Виктором Соколкиным ехать домой.
— Мы уж думали, что у вас, Валерий, что-нибудь не срослось, — сказал Николай.
— Нет. Все нормально. Водители приехали. Вот тебе номера на машины. Приверни их сегодня с вечера. Эти на зелёную «Волгу», а эти на серую. Мои водители не должны догадываться, что машины украденные. Я им сказал, что купил их с рук. Замки поменял?
— Замки поменял. Пришлось специалиста с нашего сервиса нанимать и домой возить, — сказал Николай. — А почему вы не хотите сейчас ехать?
— Ночью очень часто останавливают машины, а утром и днём внимания к легковым машинам поменьше. ГАИ больше занята грузовым транспортом. Виктор куда ушёл?
— Да вон он! Цех закрывает.
— Виктор, вот ещё тебе триста рублей, возьми документы на покраску машины в зелёный цвет. Другая машина у нас совпадает по цвету. Номера на кузове и на двигателе проверять не станут, а цвет кузова в документах будет бросаться в глаза.
— Как ты вовремя! Если бы чуть задержался, то бухгалтерию не застали бы на месте, — сказал Виктор, подталкивая свои очки выше на переносице. Он убежал и через полчаса вернулся с бумагами.
— Тогда до утра! — сказа Бурцев Николаю, который в неизменной кепке с пуговицей на темени удовлетворенно кивнул и ответил:
— До утра.
— Да! Чуть не забыл. Ты, Коля, протри машины от пыли, а то вид у них подозрительный!
— Хорошо. Протру, — ответил Николай, и было заметно, что он доволен, что наконец-то избавится от опасных автомобилей в доме отца, которые и хранить рискованно, и разбирать на части хлопотно.
Вечером Бурцев договорился с еврейкой, чтобы его двум водителям дали двухместный номер на сутки. В пять утра следующего дня Бурцев отвёз своих перегонщиков к Николаю, где те пересели на автомобили и уехали. Бурцев рассчитался за автомобили, и собрался было попрощаться, но Николай вдруг сказал:
— У нас ночью с завода перегоняют новые машины на железнодорожную платформу для отправки в другие города. Мои друзья могут за ночь машин пять скатить с платформы, пока маневровый поезд не откатил её в тупик от площадки заезда. Если вы сразу сможете купить у нас все пять машин по двадцать тысяч за каждую, то мы их угоним и спрячем в двух отстойниках.
— Сколько вы их сможете продержать?
— Не больше месяца, — ответил Николай. — Будет лучше, если вы их заберёте пораньше.
— Я сейчас не могу пообещать, что смогу найти такое количество документов. Куда я могу дать телеграмму, что готов выехать за машинами?
— Адрес моей сеструхи запишите, — сказал Николай. Бурцев достал из своей машины ручку.
— Если у меня все сложится хорошо с документами, то я отправлю телеграмму со словами: «Родители здоровы и могут приехать». На обратный адрес отправь ответ, что готов расселить столько-то человек, выезжайте. Сколько человек укажешь, столько, значит, есть машин у тебя в наличии. Машины должны «отстояться» обязательно не меньше двух недель. Месяц ждать вовсе не обязательно…
— Хорошо. Все понял. Счастливо доехать вам! — сказал Николай, переходя неосознанно с «ты» на «вы», и Бурцев уехал в гостиницу. В гостинице он все собрал, ещё раз принял ванну и сдал номер этажной дежурной.
— Счастливо тебе доехать, Валера! — сказала Антонина Николаевна, и Бурцев дал женщине десятку.
— Это вам на конфеты с чаем… Спасибо! До свидания!
— Дай Бог тебе хорошей дороги, Валера! — сказала пожилая женщина, и пока Бурцев не скрылся на лестничной площадке, она все стояла и провожала его взглядом. Внизу Бурцев подошёл к администратору. Еврейка Роза улыбалась, сидя за стойкой, из-за которой видна была только макушка её головы.
— Все?! Уезжаешь?!
— Да, моя девочка! Буду скучать по тебе безумно, — сказал Бурцев, и Роза ответила с недоверием:
— Да уж… Поверила я тебе. Сразу забудешь, как приедешь домой к жене. Посмотри, как красиво смотрится твоё колечко, — еле слышно проговорила Роза, чтобы кассирша не слышала её слов.
— Мне нравится. Я счастлив, что угодил тебе, — сказал Бурцев и улыбнулся, вспомнив, как Роза ползала у него в номере ночью с голым задом и собирала спешно с пола купюры. — Когда приедешь ещё?
— Не знаю точно, но приеду, возможно, скоро. Сколько надо доплатить за межгород из номера? — спросил Бурцев, на что еврейка махнула рукой.
— Буду ждать… — сказала еврейка. Бурцев нежно накрыл на секунду её маленькую ручку своей ладонью великана и пошёл не оглядываясь к выходу из гостиницы.

ГЛАВА 10

К вечеру Бурцев доехал со стороны Куйбышева до Уфы, перед городом Валерий повернул по объездной дороге направо. Как только памятник Салавату Юлаеву остался позади, Бурцеву тут же с обочины махнула молодая девица в белой короткой куртке. Голова голосующей девушки была не покрыта, и ветер трепал её тёмные волосы. Бурцев остановился.
— Здравствуйте! До Челябинска с вами доеду?
— Здравствуйте! Садитесь, — ответил Бурцев и с лёгким огорчением осознал, что девушка не очень красивая, хотя и с хорошей фигурой. Обтягивающие джинсы придавали приятную округлость её женским формам, однако неевропейское лицо с приплюснутым азиатским носом, несомненно, понижало её шансы у мужчин.
— У меня только нет денег, — предупредила девушка.
— Это неважно. Одному все равно ехать скучно. Вы в Челябинске живёте? — спросил Бурцев.
— Нет. Я из Уфы. От меня знакомый дальнобойщик час назад уехал. Он не дождался меня около магазина. Я хочу его догнать.
— Почему он уехал один?
— Поссорились… — сказала девушка и отвернулась от Бурцева к боковому стеклу.
— Что так? — спросил Валерий и понял по неухоженным ногтям, по обветренному лицу, не знавшему смягчающего крема, и по жёлтому налёту на зубах, что к нему села девушка, которая катается с водителями большегрузных автомобилей. Шофёры передают её друг другу, если уезжают далеко от Уфы. Водители кормят её, угощают спиртными напитками и дают небольшие деньги за «любовь». «Это дорожная проститутка. С ней свяжешься — чем-нибудь заразишься…» — подумал Бурцев и пожалел, что в дорогу не купил презервативы.
— Такой жмот оказался, каких белый свет не видел! — ответила с досадой девица. — Просила его купить пива бутылочного в Уфе. Этот жмот сказал, что денег нет, а у самого полный лопатник. Пока я ходила в магазин купить на свои деньги хоть одну бутылку — он уехал. Ему не понравилось, что я назвала его жмотом.
— А зачем он вам тогда нужен? Зачем вы хотите его догнать?
— Я оставила у него сумку с ключами от дома и с косметичкой.
— Это не беда. Сколько мне нужно тебе заплатить, чтобы ты согласилась со мной отдохнуть в дороге и расслабиться? — спросил смело Бурцев, переходя на «ты», и посмотрел ненавязчиво азиатке в глаза.
— Меньше, чем за пятьдесят рублей не соглашусь, — со злостью ответила девица. Одну секунду попутчица смотрела Бурцеву в глаза, потом отвернулась вновь к стеклу.
— Я бы и сто рублей тебе дал, но у меня нет с собой презерватива.
— У меня тоже нет. В сумке, которую этот жмот увёз, у меня «резинки» были.
— Не поедем же мы его догонять, чтобы презервативы забрать, — сказал Бурцев, и девица впервые засмеялась с момента посадки в машину.
— Я всегда пользуюсь презервативами, поэтому могу гарантировать, что ты от меня ничего не подцепишь, — сказала пассажирка, видимо, таким образом стараясь поднять интерес к себе у Бурцева.
— Я подумаю, — ответил Валерий. — Все равно надо уехать выше в горы. Там и лес, и место для ночлега получше можно выбрать.
— Останови здесь, — сказала девица. — Дай мне денег из тех, что я буду должна тебе отработать. Я в той харчевне пива бутылочного куплю.
— Зачем мне угощать тебя пивом из твоих денег? Я угощу тебя из своих, — сказал Бурцев и протянул девушке сто рублей. Через пять минут азиатка вернулась довольная с несколькими бутылками «Жигулевского» пива.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Валерий, — ответил Бурцев.
— Меня Зоя по-русски зовут, а по-башкирски не запомнишь. Валера, давай ещё шашлыков возьмём. Если мы где-нибудь остановимся на ночь, то поесть захотим точно. Уже темнеет. — Бурцев дал ещё сто рублей, и башкирка окончательно поняла, что новый знакомый из категории щедрых парней, какие в её жизни попадались не часто, тем более, на «Волге». Зоя выложила бутылки на чистый напольный коврик впереди и убежала за шашлыками. «Опять Зоя…» — подумал Бурцев и уже решил, что эта девица будет его пятой жертвой. Через полчаса пассажирка несла в тарелках из фольги мясо, снятое с шампуров, нарезанный хлеб и старую газету.
— Хватило денег? — спросил Бурцев.
— Ещё осталось, — откровенно сказала девушка и положила все на заднее сиденье, завернув прежде в газету. Потом Зоя вновь села впереди, достала из-под ног бутылку пива и попросила у Бурцева что-нибудь металлическое открыть пробку. Бурцев достал из бардачка отвёртку и открыл девице пиво.
— Можно ехать! — сказала явно довольная жизнью путешественница и сделала несколько жадных глотков из горлышка бутылки. Бурцев тронулся и посмотрел по сторонам, стараясь определить, видит ли кто, что эта девица в приметной белой куртке села в его «Волгу». На улице стояли пустые машины. Люди все сидели в вагончике. Бурцев поехал быстро и через час уехал с пассажиркой далеко. Стемнело так, что пришлось включить фары. Молодыми людьми было решено съехать у горной речки с дороги. Проехав вдоль берега лесом километра три, Валерий и его новая знакомая остановились. Бурцев погасил габариты и опустил боковое стекло. Чистый предосенний воздух, тишина и отсутствие комаров с мошкарой создавали приятное ощущение спокойствия.
— Как хорошо! Жаль, что прохладно и не искупаться в речке. Сейчас не видно, но днём хорошо заметно, что здесь вода очень чистая, но у берега очень глубоко, — сказала Зоя. Попутчица, видимо, когда-то здесь купалась. От пива она захмелела и это чувствовалось по её разговору. Всю дорогу девушка рассказывала о своих отношениях с последним шофером и курила сигарету за сигаретой, отпивая из горлышка безостановочно пиво, что значительно пьянило её. — Давай поедим шашлыков! — вспомнила вдруг о еде девица и вышла из машины. Башкирка отбежала недалеко в лес, чтобы Бурцев её не видел. Пиво давало о себе знать. Бурцев тоже вышел и потянулся. Затем он, не сгибая коленей, дотянулся руками до туфель три раза и столько же раз присел.
— Какой ты большой! — услышал Бурцев позади себя голос Зои. — Когда человек сидит, то и не видишь, что он высокий. — Бурцев повернулся и обнял одной рукой девушку за плечи.
— Было бы лучше тебе сходить к берегу и подмыться, — сказал Валерий.
— Давай сначала поедим, а потом я схожу, — сказала Зоя.
— Как хочешь, — согласился Бурцев и протянул девице сто рублей, что обещал. — Это за любовь… — Зоя молча взяла деньги, свернула их несколько раз и положила во внутренний карман куртки. В темноте на расстоянии пассажирка в своей куртке казалась белым пятном.
— Вытаскивай мясо сюда на улицу, а я оставшиеся три бутылки пива принесу. Ты будешь пиво? — спросила башкирка.
— Нет. Я не буду. Мне рано утром опять за руль. Вдруг остановят, а от меня запах, — отказался Бурцев, а сам подумал: «У меня же нет в этой машине лопаты… Куда я спрячу труп?.. А что там есть в багажнике?.. Запаску, домкрат, набор ключей, огнетушитель, аптечку и знак аварийной остановки продавец машины мне показал, а лопаты, по-моему, там не было. Надо потом порыться в багажнике…»
— До утра от пива запаха не останется у тебя! Хотя… как знаешь! Мне больше достанется! — хохотнув, сказала девушка.
Газету с мясом и хлебом Бурцев развернул на багажнике. Плохо было видно, какой кусок мяса берёшь рукой, но это было не так важно. Баранина с приятным привкусом уксуса трудно жевалась. Каждый съеденный кусок башкирка запивала пивом.
— Как хорошо, что этот мудак меня не дождался, — сказала Зоя. — А то тряслась бы с ним голодная и трезвая, как дура, — добавила девица и залилась звонким смехом, наклонившись телом вперёд. Зоя долго не могла остановить смех, находя свою фразу очень смешной. Бурцев тоже начал смеяться, но уже над башкиркой, представив мысленно её испуганное лицо, если он вытащил бы сейчас пистолет. Молодые люди смеялись оба.
— Как дура трезвая! — повторил её слова Бурцев, и попутчица опять безудержно захохотала. Вдруг девушка поперхнулась. Крошки непрожеванной пищи попали ей не в то горло, и компаньонка закашлялась. Бурцев несильно похлопал партнёрше чуть ниже шеи и подумал: «Жаль, что не видно в темноте её ямочку на шее. Как я могу иметь с ней секс без презерватива? Приеду домой, а Аннушка в первую ночь потребует доказательства любви… Вдруг эта сучка заразная… Что потом мне скажет жена?.. Ничего не скажет, а уйдёт, как ушла от первого мужа, прихватив с собой моего Лёшку… Может, мне воздержаться? Тогда нет смысла убивать её. Но почему мне хочется обязательно пристрелить женщину во время близости? Это уже как потребность… Мне очень хотелось пристрелить еврейку Розу, а Анжелу, напротив, впервые не хотелось лишать жизни… Почему Анжела мне показалась очень интересной без выстрела в голову?.. Нет! Я подозреваю, что нашёл бы женщину получше Анжелы и тогда от неё тоже избавился бы в своей манере…»
— Все… Я пойду к реке… Хорошо, что там большие камни прямо на берегу у воды. Можно помыться и не замочить ноги, — сказала Зоя и пошла с недопитой бутылкой пива в одной руке и с сигаретой — в другой. Бурцев достал из внутреннего кармана пистолет, вставил в него обойму и передёрнул затвор. Теперь Валерий положил взведённый пистолет в правый карман куртки. Бурцев прислушался к шуму хвойного леса. Где-то далеко едва слышался гул машин, едущих по ночному тракту. Ветра почти не было, и потому плеск воды на берегу был хорошо слышен. Слышалось шуршание куртки башкирки, которую она сняла с себя. Через некоторое время Зоя вернулась без пива и без сигареты, но с курткой в руке.
— Вода ещё не очень холодная. Если бы была водка, то я бы искупалась полностью, — сказала девушка. Зоя подошла вплотную к Бурцеву. Валерий прижал девушку левой рукой сверху к себе.
— Я хочу, чтобы руками ты держалась за это дерево и повернулась ко мне задом… — тихо сказал Бурцев. Башкирка обхватила руками ствол дерева, а Бурцев расстегнул на ней джинсы и спустил их вместе с трусами до коленей. Прошло не более трёх минут, и Бурцев почувствовал, что вот-вот наступит кульминация. Одно мгновение он ждал, когда все выйдет из него, потом проворно вынул пистолет и, приставив его к затылку, хладнокровно выстрелил, подобно опытному палачу. Глухой звук выстрела опять удивил Бурцева своей глухотой по сравнению с оглушающим грохотом в полуподвале загородного дома. Голова жертвы чуть дёрнулась и мгновенно погибшая девица упала рядом с деревом. Бурцев поднял с земли две закрытые бутылки пива и пробка об пробку открыл одну из них. Валерий обмылся пивом, затем застегнул штаны и ремень. В багажнике лопаты не оказалось. Попавшийся на глаза тяжёлый домкрат от грузовой машины надоумил Бурцева привязать агрегат к ноге жертвы перед тем, как сбросить её в речку. «Благо далеко башкирку в такой реке бросать не потребуется», — подумал Бурцев. Действительно, достаточно было скинуть тело у берега, чтобы оно глубоко затонуло. Бурцев оттащил волоком нетяжелое тело за одну руку к берегу, затем вернулся к багажнику и разорвал тряпичную подкладку, лежавшую на дне багажника. С домкратом и лентой из тряпки Валерий пришёл на берег и привязал к ноге покойницы домкрат. Встав на большой валун прямо у воды, Бурцев взял азиатку за руку и за ногу и, стоя спиной к реке, развернулся и швырнул тело на два метра от берега. Когда вода затихла, Бурцев прислушался. Ничего не услышав и собрав все бутылки от пива на берегу, он побросал их в воду. Оставшиеся шашлыки и хлеб на газете Бурцев положил на заднее сиденье. Белую куртку Валерий обшарил и все, что было в карманах, кроме денег, тоже бросил в воду, а куртку положил в машину. Бурцев завёл двигатель и медленно поехал в направлении тракта. Перед выездом на магистраль Валерий остановился, выключил фары и пошёл в лес поискать место, где можно оставить куртку. Пройдя в темноте метров десять, Бурцев кинул куртку на землю в небольшую яму и засыпал старой листвой. Белое пятно, так сильно раздражавшее его, больше не виделось в темноте. Бурцев проехал по тракту, примерно, километров сто, затем заехал в лес и, заблокировав двери, заснул.

ГЛАВА 11

Домой Бурцев добрался к вечеру нового дня, но было ещё светло. Его перегонщики тоже благополучно добрались до места, о чем свидетельствовали две грязные автомашины, стоявшие в боксе. Валерий поставил чёрную машину, взял несколько бутылочек пепси-колы, игрушечную машину для сына из багажника и, закрыв бокс на замок, передал ключ сторожу гаража скорой помощи, который охранял за дополнительную плату и кооперативный ремонтный бокс Бурцева. Валерий шёл к дому в предчувствии радостной встречи с женой и сыном. Легко и хладнокровно застреленная башкирка в шестистах километрах позади на берегу горной уральской речки воспринималась его сознанием теперь, как что-то далёкое не только по расстоянию, но и по времени, хотя ещё не прошли полные сутки. В прихожей Анна долго его целовала и чувствовалось, что она безмерно счастлива, что муж успешно съездил и выполнил все, что наметил. Когда Бурцев передал жене ювелирный гарнитур, то она от неожиданности и радости буквально завизжала. Бурцев был приятно удивлён реакцией супруги и смотрел на неё изумлёнными глазами. Аннушка опять бросилась ему на шею и, словно ошалевшая, вновь начала целовать его лицо, не разбирая, куда попадали её губы. Жена тотчас побежала к зеркалу и надела привезённые серьги и перстень. Сын сначала испуганно, а потом с интересом смотрел на маму, раскрыв рот.
— Любовь моя, ты сына напугаешь, — сказал Бурцев и подошёл к Алёше, лежащему на тахте. Мальчик заулыбался, узнав отца. Валерий положил рядом с ребёнком большую машину, и сын тут же начал её сначала осторожно трогать, потом толкать взад-вперед. Глядя на жену и сына, Валерий поймал себя на мысли, что вчерашнее убийство башкирки легко начало забываться и сейчас вспомнилось как что-то незначительное и мимолётное. «Опять людям до меня нет дела, а я лишил жизни уже пятого человека. Я никого не насиловал, но люди посадили меня в тюрьму на восемь лет… А может, господь с меня не взыщет, как о том написано в Библии?.. Но почему тогда он взыскал с виновников моего несчастья? Не могут четыре разных человека, причастных к несправедливости в отношении меня, случайно погибнуть. Или я лишил жизни таких пять человек, за которых Господь не намерен с меня спрашивать?.. Нет, господь должен взыскать за любого… «Кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека: ибо человек создан по образу божию». Я понимаю, что нет никакого смысла теперь останавливаться в своём кровавом споре с людьми… А может, Бога нет и все события, что говорят о его существовании, случайны?»
— Сколько стоят эти шикарные серьги и перстень? — вдруг спросила Анна, осознав, что Валерий ей подарил что-то очень ценное.
— Шесть тысяч рублей… — тихо ответил Валерий.
— Господи! — вскрикнула Анна и хлопнула себя ладонями по бёдрам. — Как же в нашей нищей стране носить такую дорогую красоту? Мне днём на улице уши обрежут… — с ужасом в глазах промолвила Анна. — Почти машину «Жигули» можно купить на эти деньги! Я что-то боюсь нашего успеха… — сказала женщина и облокотилась на спинку кресла в задумчивости. — Люди знакомые станут говорить, что муж у Аннушки как только стал кооператором, так она вся в бриллиантах начала ходить. Хотя дохода от этого кооператива нет никакого. Город маленький — всего пятьсот тысяч человек проживает в нём, и почти все друг друга знают.
— Действительно, такие серьги и перстень не для повседневной носки, а только на время похода в гости к маме с папой, — согласился Бурцев.
— Все! Не будем о грустном. Пойдём на кухню ужинать. Я купила вина сухого и приготовила тебе ещё вчера плов по рецепту Августы Алексеевны. Я сейчас быстро его разогрею!
— Я ненадолго к маме спущусь. Она дома? Не знаешь? — спросил Валерий уже в прихожей.
— Должна быть дома, — ответила из кухни Анна.
Мать открыла сыну и радостно заулыбалась. Сын благополучно вернулся из поездки, и это было очень важно для неё.
— Хорошо доехал, сынок? — спросила мать. Все чаще глаза у матери казались Валерию влажными. «Или это от возраста, или она очень впечатлительной стала…» — подумал Бурцев и поцеловал мать в щеку.
— Все хорошо. Вот только ничего не мог интересного для тебя купить. Я тебе дам денег, мама, а ты сама себе что-нибудь купишь.
— Милый мой, да разве мне сейчас какие-нибудь обновки нужны? У меня и без того тряпок не переносить до гроба. Ничего мне не нужно… Лучше Лёшке с Аннушкой что-нибудь купи, — отказалась Августа Алексеевна. Бурцев положил на телефонный столик в прихожей пачку сторублёвых купюр.
— Если ничего не купишь, то пусть на чёрный день полежат. Хотя желательно их на что-то потратить, иначе они дешевеют быстро. Пойдём к нам на ужин!
— Нет. Сегодня побудь с женой, а я в другой раз приду, — отказалась тактично Августа Алексеевна и по привычке провела ладошкой по спине сына, как бы что-то обтирая с пиджака, когда он выходил из квартиры. Бурцеву было важно, чтобы мать получала удовлетворение от того, что у него все благополучно в делах и в семье. Валерий словно торопился подарить матери больше спокойствия и радости. Он помнил, как мать переживала и плакала каждый раз, когда приходила с отцом к нему на трехсуточное свидание в колонию, как они считали годы, месяцы и дни до его освобождения. Первые годы восьмилетнего срока мать больше плакала, а к концу срока Августа Алексеевна стала немного веселее, но предстоящее освобождение сына тоже начало её тревожить. Женщина гадала, как сын приспособится к жизни на свободе после восьми лет неволи. Эта неизвестность её пугала.
Валерий посидел с Аннушкой на кухне за ужином, потом повёл разговор о жизни в Горьком.
— Люди живут там беднее, чем в нашем городе. У нас хоть нефть есть, и потому люди одеты богаче и разнообразнее, а там в основном одни оборонные предприятия. Зимой, говорят, все мужчины и женщины в серых китайских пуховиках ходят. Оттого все кажутся на одно лицо, как китайцы. Женщины почти поголовно в серых вязаных беретах. Иногда кажется, что нам выпало жить в стране, которая является большим лагерем, где все одеты в спецодежду и из этого лагеря не сбежишь — пограничники пристрелят. В этом большом лагере построены тысячи мелких лагерей с более строгим и бесчеловечным режимом. Пока был ребёнком, не видел этого, а сейчас спрашиваю себя, почему все так скверно?.. Только в тюрьме мне стало кое-что понятно. Девяносто процентов заключённых сидят за хищения продуктов или ценностей, которые можно быстро обменять на продукты или водку. Вся жизнь в стране настолько противоестественна природе человека, что удивляешься тому, как смог так долго держаться этот режим. Страна до сих пор поделена на два класса людей: охранников и заключённых. Охранники и их потомство ещё не одно поколение будут молиться на Сталина и на тех, кто считает Сталина великим.
— Не хочу говорить о проблемах всех людей. Меня интересует только моя семья. Пойду Лёшку усыплю, то он что-то куксится и капризничает. Машину твою не выпускает из рук. Как увидел, что она сама поехала, — испугался. Стал ползать за ней, ловить её, чтобы не уехала от него на улицу.
Анна уложила сына и ушла в ванную комнату. После жены Бурцев тоже пошёл полежать перед сном в горячей ванне. «Анна явно соскучилась и хочет близости… Как приятно раздалась у неё задница после родов. Хотя и до родов у неё была именно женская фигура… Моё желание к ней не ослабевает, а даже усиливается… Мне иногда хочется вывернуть наизнанку её плоть и проникнуть в самые потаённые интимные места её тела носом, шершавым языком… Хочется слиться с ней в одно целое…» — рассуждал Бурцев в ванне. Он лежал то по грудь в воде, то по горло, выставляя длинные ноги из ванны и упираясь ими в стену. «Как башкирка мгновенно погибла… Мне показалось, что она не успела испугаться и что-либо почувствовать. Ни одна моя жертва ни секунды не мучилась… Может быть, им повезло? Мне бы такой безболезненный конец послал господь…» — подумал Бурцев и раскрасневшийся вылез из воды. Жена постелила новое белье и уже лежала под одеялом. Когда Бурцев подошёл к тахте, Анна скинула с себя одеяло и села. Опустив ноги на пол, она включила торшер и сказала:
— Подожди, я хочу рассмотреть тебя голого. — Валерий встал послушно перед лицом жены. Её как будто не интересовала его набухающая с каждым ударом сердца плоть. Анна искала какие-то следы. Она внимательно осмотрела Бурцева спереди, потом повернула его задом к себе. Не найдя ничего, что бы могло её заинтересовать, она опять повернула мужа передом к себе и нежно, закрыв глаза, начала целовать его в живот… Через минуту Бурцев окончательно возбудился. Анна отстранилась и повалилась на спину. Бурцев, превозмогая желание грубо любить жену, медленно, как она любила, начал входить в неё. Через несколько плавных толчков Анна громко закричала от наступившего наслаждения. Теперь Бурцев знал, что ему позволено все. Он грубо загнул руками ноги жены и с остервенением, мощными толчками начал входить в любимую женщину. Сильные последние удары перед оргазмом отдавались в ушах Бурцева звонкими шлепками тел. Валерий привычно зарычал как зверь и затих, продолжая прерывисто и часто дышать. Через минуту Бурцев успокоился, оставаясь на жене, не выходя из неё. — У тебя прошли месячные? — спросил шёпотом Бурцев в ухо Анну.
— Нет… У меня задержка…
— Роди мне ещё одного сына, — попросил Бурцев и тут же вновь вдруг подумал, что его дети могут вырасти без отца.
— А мне хочется девочку, — сказала мечтательно Анна.
— Рожай, сколько пожелаешь и кого захочешь… В старости будешь окружена заботой, — сказал Валерий и вознамерился было подняться.
— Не ходи в ванну… Я хочу, чтобы мы не мылись до утра, — Бурцев заметил, что глаза жены блестели в тусклом свете торшера.
— Ты моё счастье… — сказал Бурцев искренне и начал целовать Анну в губы. Через некоторое время обнявшись, муж с женой заснули.

ГЛАВА 12

Утром Бурцев помылся, позавтракал и пошёл к знакомому офицеру в отдел регистрации и экзаменации областной государственной автомобильной инспекции. Валерий рассказал, что пригнал три машины на продажу, две из которых ворованные. Приятель попросил его пока не продавать их, так как у него имеются важные и нужные покупатели, и они купят эти машины по рыночной цене. К вечеру все три автомобиля забрали милиционеры неславянской внешности, которые пришли с приятелем Бурцева, и все четверо были в милицейской форме. Валерий был потрясен тем, что за украденными автомобилями пришли офицеры милиции и купили их. Впервые Валерий подумал, что в стране действительно происходит что-то опасное. «Если внизу в регионах правоохранители покупают ворованные машины, то что эти милиционеры видят наверху в своих структурах, если без опаски поступают таким образом?» — спрашивал себя Бурцев. Как он ни старался, но никак не мог даже вообразить весь масштаб разложения власти.
Бурцев получил наличными двести тысяч рублей. По восемьдесят тысяч рублей за каждую угнанную машину, что он заплатил по пять тысяч рублей, и сорок тысяч ему дали за чёрную не совсем новую машину, которую он купил за десять тысяч рублей. Теперь, чтобы пригнать следующие обещанные Бурцеву похищенные автомобили, не требовалось покупать старые «Победы» и собирать документы на покупку номерных агрегатов для переоформления. Сейчас достаточно было технического талона и путевого листа организации, что Бурцеву стало доступно с открытием своего кооператива. Валерий теперь мог ограничиться только тем, чтобы покупать украденные автомобили и организовать их перегон по временным документам. Покупатель похищенной автомашины самостоятельно легализовывал покупку. Офицер из ГАИ велел ему прийти на следующий день за чистыми техническими талонами для перегона новых пяти машин. Этих автомобилей ещё не имелось в наличии, их только обещали угнать с железнодорожной платформы в Горьком по первому сигналу. Бурцев не заплатил за временные документы для перегона ни рубля, но был вынужден обещать продать одну из пяти машин своему работнику ГАИ по государственной цене, за шестнадцать тысяч рублей. Валерий получил незаполненные документы с печатями ГАИ и в тот же день дал обусловленную телеграмму Николаю в Горький.
Вечером, в день продажи машин, Бурцев принёс огромную сумму наличных денег домой. Анна, раскрыв рот, прижала к щекам ладони, удивляясь увиденной куче рублей, вываленных из портфеля на стол в большой комнате.
— Сколько здесь?! — спросила она, поражённая невероятным количеством денег.
— Двести тысяч… — тихо ответил Бурцев.
— Неужели сегодня три машины стоят стольких денег?
— Машины будут ещё дороже. Эти деньги надо куда-то вложить. Тебе придётся подключить отца, чтобы он помог нам купить какую-нибудь недвижимость. Недвижимость так резко не растёт, потому что пока законной продажи государственных квартир не существует. У отца твоего много знакомых торгашей. Возьми сто тысяч и отдай ему, а сто тысяч я возьму с собой. Возможно, придётся ехать через некоторое время опять в Горький за машинами. Если отец не найдёт что купить, то надо приобрести рядом с городом в лесу старый домик с участком и строить новый хороший каменный дом. Как можно скорее нужно закупить строительные материалы и завезти их на участок. Рост стоимости строительных материалов пока мизерный и будет долго отставать от роста цен на автомобили, но ситуация может измениться. Сейчас новую «Волгу» можно обменять на двухкомнатную квартиру, и я не думаю, что это будет продолжаться очень долго. Это, несомненно, временный перекос. Нужно действовать незамедлительно! Необходимо воспользоваться моментом! — выложил Бурцев жене свои соображения.
До конца года Валерий ещё дважды летал в Горький выкупать и перегонять со своими работниками обещанные автомобили. К лету следующего года Валерий пригнал ещё два раза по три краденных «Волги», которые покупал по двадцать пять тысяч, а продал в последний раз уже по сто тысяч рублей за каждую. Теперь у него скопилось больше миллиона наличных советских рублей. Бурцев с доплатой обменял двухкомнатную квартиру Анны на четырехкомнатную квартиру в центре города. Таким же образом Валерий обменял квартиру матери, однако квартиру Августы Алексеевны обменяли с доплатой, но только на трехкомнатную квартиру. Летом Анна родила дочь и теперь занималась со своим отцом вложением денег мужа, которые поступали в семью в большом количестве. Днём за детьми присматривала мать Валерия и мать Анны. Бурцев стал задумываться об опасности продолжения криминального бизнеса с Николаем в Горьком. Теперь денег было столько, что они стали сами приносить доход. То, что было куплено на них по низкой цене, за три месяца удваивалось в стоимости, будь то доллары, ювелирные изделия, квартиры, дом под снос или земельный участок. Бурцев к зиме решил съездить на своей машине в Горький и устранить опасного теперь для благополучия его семьи посредника. В случае поимки угонщиков машин, этот человек неминуемо выдаст его. Автомобили похищались с железной дороги и даже во время перегона с автозавода на стоянки сбыта. Это грозило статьёй за соучастие в хищении государственного имущества в особо крупном размере. Крупный размер исчислялся от ущерба в десять тысяч рублей и карался лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет, а в особых случаях — расстрелом. Предел ущерба государству в десять тысяч рублей был давно превышен в десятки раз, и Бурцев чувствовал, что теперь, возможно, поиском похищенных машин занимаются серьёзно. Устранение Николая решало все проблемы. Валерий окончательно определился впредь не покупать машины и вернуться к золотому правилу: не работать с подельниками. Успокаивало только то, что машины в течение нескольких лет приходят в негодность и их ценность со временем уменьшается. Если за год машины не находились, то смысл в их дальнейшем поиске у милиции пропадал. Криминальный бизнес захватил Бурцева всецело и секс со смертью как-то сам собой отошёл на второй план. Однако иногда Валерий встречал какую-нибудь незнакомую молодую женщину на улице и шёл за ней, как заворожённый, и смотрел ей на шею, где ямочка при ходьбе у женщины иногда просматривалась. Валерий представлял с упоением, как бы эта женщина приятно зажала его плоть после выстрела ей в подзатылочную ямочку на шее. Это давно стало помешательством. Валерий прекращал преследование незнакомки и говорил себе, что скоро опять встретит такую девицу, которая сама придёт к нему в руки. Бурцев торопился устроить быт семьи максимально, потому что это делало его более спокойным за судьбу близких людей. Валерий предполагал, что живёт, возможно, давно взаймы у господа, но надеялся всё-таки, что всевышний — это иллюзия или миф, или легенда древних людей.
У Анны в начале осени умер дед Кирилл, и родители Анны взяли жить к себе оставшуюся в одиночестве бабушку Авдотью. Анну прописали в оставшейся от пенсионеров квартире, и теперь Валерий с Анной решили с большой доплатой обменять квартиру стариков на квартиру в Москве, что можно было сделать за значительные деньги. Бурцев после ноябрьских праздников собрался на личной машине ехать в Москву, чтобы поработать по московским объявлениям междугороднего обмена жилья непосредственно на месте. Анна с нежеланием отпускала его, но пробивные способности мужа вдохновляли её, и она не осмелилась противиться его желанию иметь для семьи квартиру в Москве.
Бурцев же ставил перед собой вторую и скрытую цель поездки, но самую главную: необходимо было ликвидировать посредника по приобретению похищенных машин. Николай за два года безупречной работы, несомненно, понравился Бурцеву своей исполнительностью и приверженностью данному слову, но поступки Бурцева давно перестали определяться сентиментальными мотивами. Главным мотивом, определяющим его действия в отношениях с людьми, со времени убийства первой жертвы, стало желание продлить во что бы то ни стало жизнь свою. Отступать от этого правила теперь не имело никакого смысла. По этой причине Валерий скрыл от Анны, что его перепродажа машин носит криминальный характер. Жена была убеждена, что муж покупает собранные в частном порядке новые автомобили и перепродаёт их втридорога, и что это вовсе не преступный промысел.
С другой стороны, Бурцев стал опасаться тех покупателей из милиции, с которыми его свёл знакомый и которые постоянно приобретали у него ворованные автомобили. Эти представители правоохранительных органов готовы были стать соучастниками хищений, потому что иногда предлагали деньги вперёд. Милиционеры тоже могли подстраховаться и ликвидировать Бурцева. Бурцев понимал, что имел дело с людьми одного с ним пошиба. Убить судимого в прошлом человека дело не всегда одинаково опасное по сравнению с убийством человека с безупречной биографией и репутацией. Искать убийцу человека с криминальным прошлым вряд ли будут с большим рвением. Дело повиснет, как тысячи подобных дел.
Тотчас после ноябрьских праздников, во время которых после военного парада на Красной площади на Горбачева было совершено покушение, Бурцев решил ехать на своей машине в Москву через Горький. Валерий объяснил жене, что в Москве часто придётся ездить на осмотры вариантов обмена квартиры. Основной же причиной того, что он не мог ехать на поезде или лететь на самолёте, было то, что он намеревался избежать документального подтверждения своего пребывания в Горьком. В работающем автомобиле можно было спать ночью, несмотря на ноябрьский холод. Селиться в гостиницу было нежелательно, так как это тоже документально указывало бы на его пребывание в Горьком во время гибели его посредника.
С вечера перед утренним отъездом Бурцев попросил своих кооперативных слесарей проверить в машине все жидкости, поменять летнюю резину на шипованную зимнюю и положить в багажник два запасных колеса. В пять часов утра Бурцев поцеловал спящих детей. Анна провожала его до двери в ночной рубашке.
— В Москве так неспокойно, что я боюсь за тебя… Может, любимый, отложишь поездку до весны?.. — спросила Анна с надеждой в глазах, но знала, что Валерий не отменит намеченного дела.
— Сейчас такое время, что чем раньше что-то сделаешь, тем выгоднее, — ответил Бурцев и надел тонкую итальянскую дублёнку, а затем большую соболью шапку ушанку. Его шикарный броский вид заставлял Анну в последнее время ревновать мужа ко всем женщинам, что смотрели на него с вожделением во время прогулок. Жене хотелось, чтобы муж не носил красивой и дорогой одежды, но спустя минуту она понимала с огорчением, что это смешно и вряд ли оправдано.
— Я прошу тебя, ради наших детей, поезжай как можно тише и осторожнее. На дорогах сейчас гололёд… — говорила Анна, а у самой вдруг полились слезы.
— Ну что ты, Аня?! Не плачь, прошу тебя… Я буду предельно внимателен. Я обещаю тебе… — сказал Бурцев, и жалость к жене заставила его неожиданно почувствовать ком в горле. Валерий поцеловал супругу и спешно вышел за дверь с большой чёрной сумкой. Анна вышла на лестничную площадку и смотрела вниз между перил, пока в подъезде не хлопнула дверь из-за туго натянутой возвратной пружины.
В течение светового дня Бурцев без остановок добрался почти до Куйбышева. На подъезде к городу, за пятьдесят километров, дорога оказалась вся покрыта льдом. Трасса, как голое яйцо, не позволяла транспорту держаться на дороге — все грузовые машины скатывались на обочину и уже из кюветов не могли выбраться. По этой причине дорога по большей части была свободна, и Бурцев на шипованной резине ехал со скоростью сто километров в час по центру неширокого «горбатого» шоссе. Как только Валерий пытался сбавить скорость, то машина сразу становилась неустойчивой, и он был вынужден до въезда в город ехать максимально быстро.
В Куйбышеве Бурцев без проволочек поселился в гостинице. За номер стоимостью девять рублей в сутки он отдал пятьдесят, и администратор его поселила в забронированный люкс до шести утра. Ровно в шесть часов следующего дня Валерий уже отъехал от гостиницы. Вечером с наступлением сумерек Бурцев въехал в Горький. За все время поездки, на расстоянии более двух тысяч километров, его ни разу не останавливали на постах ГАИ. В городе Валерий решил ехать к дому Николая, не откладывая. Ему не терпелось начать слежку за товарищем, несмотря на то, что очень хотелось поесть и отдохнуть. Когда Валерий приехал на нужную улицу, было уже темно. Сколько дней продлится его наблюдение за домом, Бурцев не знал, но был намерен во что бы то ни стало выследить Николая. Приятель жил за городом в частном доме, где вечером в холод на плохо освещённых улочках люди появлялись редко. Лучшего места для устранения человека трудно было найти. Все это Бурцев спланировал ещё дома. Валерий поставил машину в двухстах метрах от дома Николая, в конце улицы, куда люди из ближайших домов не ходили, чтобы добраться до общественного транспорта, а шли, напротив, от машины Бурцева в противоположную сторону. Выключив габариты, но, не выключая двигатель, Бурцев стал ждать. Валерий ещё больше захотел есть и, не выдержав голода, полез в сумку за бутербродами, и в этот момент из дома, за которым он вёл наблюдение, вышли два человека. Один из мужчин напоминал Бурцеву по походке Николая, другой — высокий парень — шёл с сигаретой и что-то громко говорил и махал перед собой руками. В первый же вечер по приезде увидеть Николая было удачей, но плохо было то, что он шёл не один. Два молодых человека повернули налево и пошли по более широкой улице. Бурцев достал пистолет из внутреннего кармана пиджака и положил рядом на пассажирское сидение. Медленно он тронулся с места и доехал до того перекрёстка, где приятели свернули. Валерий уже подумал, что вряд ли сегодня что-либо получится, как вдруг мужчины разошлись в разные стороны, и Николай пошёл в направлении небольшого парка, который следовало пройти, чтобы выйти на трамвайную остановку. Бурцев быстро объехал парк по дороге и, не выключая двигателя, вышел из машины. Валерий быстро направился к выходу из парка, чтобы выйти навстречу Николаю. Бурцев передёрнул затвор пистолета и вошёл в тёмный сквер. До Николая было метров пятьдесят. Маленький сквер не освещался и был безлюден. Бурцев держал плотно в руке пистолет в кармане и шёл навстречу. В темноте и в большой шапке Николай не узнал Бурцева. Как только приятели разошлись, Бурцев развернулся и, вытащив оружие, хладнокровно выстрелил Николаю в затылок. Николай чуть присел и как подкошенный повалился на Бурцева. Лежащему на земле Николаю Бурцев выстрелил ещё раз в левую часть груди. Два выстрела опять понравились Бурцеву своим глухим звуком. Валерий за воротник куртки оттащил Николая дальше от тропинки в сугроб, чтобы его не обнаружили до утра, и спокойно пошёл к машине. Выйдя из парка, Валерий увидел, что ему навстречу идут два подростка с хоккейными клюшками через плечо и насаженными на них коньками. Ребята зашли в ворота, а Бурцев быстро сел в машину и уехал. Тотчас Валерий поехал на московский тракт и через полчаса уже проехал мимо двух работников ГАИ в валенках на посту ДПС города химиков — Дзержинска. В одиннадцать часов Валерий остановился в Гороховце и встал у маленькой гостиницы. Мест не было, и никакие деньги ему не помогли. Всю ночь Бурцев проспал в заведённой машине у гостиницы. Ночью ехать не следовало, потому что после полуночи и до шести утра на постах фиксировали государственные номера всех проезжающих автомобилей.
Утром в семь часов Бурцев продолжил поездку в Москву, а в два часа пополудни он въехал в столицу по шоссе Энтузиастов. Без труда Валерий добрался до гостиницы «Украина», где они с Анной уже останавливались после свадьбы, благодаря тётке. По предварительной договорённости по телефону тётя Соня опять легко поселила Бурцева на три дня в одноместный номер, и первым делом Валерий завалился спать на широкой кровати.

ГЛАВА 13

Проспал Бурцев до четырёх часов утра. Открыв воду в ванну, Валерий вытащил все вещи из сумки. Оставшиеся бутерброды с копчёной колбасой, что Анна положила ему в дорогу, своим запахом тотчас пробудили у него аппетит, и Валерий с жадностью всё съел. После бутербродов бутылка сильно газированного «Боржоми» была выпита в два приёма, и отрыжку с запахом только что съеденной колбасы невозможно было сдержать. Выглянув в окно, Бурцев увидел, что его машина стоит у главного входа в гостиницу в одиночестве, а вчера после обеда он едва нашёл место, чтобы втиснуться в ряд такси. Приняв ванну, Бурцев опять лёг под одеяло и проспал ещё пять часов. После второго пробуждения Валерий взглянул на себя в зеркало и остался недоволен опухшим лицом, но то, что он выспался, сказалось на его самочувствии положительно. Как нормальный человек, он должен бы быть в тревожном расположении духа после очень рискованного кровавого дела накануне в Горьком, но Бурцев, напротив, теперь ощущал полную защищенность от возможных неприятностей. Валерий с удовлетворением начал осознавать свою неуязвимость. Шестая жертва, погибшая от его рук, подтвердила его уверенность в применении оружия против людей настолько, что он начал замечать, что не только удивительно спокойно убивает человека, но и с неким азартом делает это. Теперь желание выстрелить человеку в затылок переросло в приятную потребность. Теперь Бурцев нажимал на курок с улыбкой, как иногда в театре и кино это делают фальшиво актёры.
Незначительное неудовольствие приносил ему только тот факт, что милиция может найти пули и гильзы от его пистолета около двух жертв в разных местах страны: в Горьком, возле Николая и, возможно, возле башкирки Зои на берегу уральской речки в лесу. Отпечатки пальцев на патронах отсутствовали (Бурцев давно об этом позаботился), но то что пули выпущены из одного оружия, которое всегда являлось смертельной уликой, легко доказуемый факт.
Бурцев достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и, вытащив обойму, без удивления обнаружил, что она пуста. Последние два заряда достались Николаю. Бурцев до того был уверен, что легко пристрелит приятеля двумя выстрелами, что опрометчиво не потрудился добавить в обойму патронов. Все серийные убийцы со временем начинают проявлять небрежность и неосторожность, чтобы испытать вновь остроту чувств. Убийцам нескольких человек становится уже неинтересно убивать жертву, хорошо продумав все до мелочей, чтобы не быть изобличённым. Им уже хочется совершать убийства мимоходом и легко, не думая особенно о последствиях, и потом с упоением говорить себе, что они неуловимы, и Бурцев сейчас испытывал что-то подобное.
Валерий отыскал в пиджаке заряженную обойму и вставил её в рукоятку. Он был уверен, что больше на мужчин не потратит ни одного патрона и не выстрелит дважды.
Спустившись в вестибюль гостиницы, Бурцев купил газету «Из рук в руки» и ушёл в ресторан. После позднего завтрака Валерий вернулся в номер и стал изучать междугородние предложения по обмену квартир. Из длинного списка с указанием его города имелось только одно объявление, но вариант казался невыгодным. Чуть поразмыслив, Бурцеву все же единственный вариант начал казаться интересным: двухкомнатную квартиру в Замоскворечье предлагали обменять на четырёхкомнатную квартиру в его городе в центре, но с доплатой. Бурцев, позвонил по указанному в объявлении номеру и договорился о встрече на месте, чтобы тотчас можно было оценить квартиру. Встречу ему назначили на шесть вечера, и Бурцев записал точный адрес, куда подъехать. До вечера ещё было много времени, и Валерий пошёл спросить у администратора, где можно платно припарковать машину на два дня. Ему объяснили, что в районе станции метро «Киевская» есть небольшая стоянка, и Валерий отправился пешком на поиски. К обеду Бурцев перегнал автомобиль на платную парковку и отправился побродить по городу. В Москве казалось не холодно, и Валерий оставил неуместную для Москвы соболью шапку ушанку в номере гостиницы. Бурцев пошёл неспешно с непокрытой головой в сторону центра. Сотни прохожих на Калининском проспекте шли намного быстрее Бурцева, и он с удовольствием наблюдал за пешеходами, идущими навстречу и в одном с ним направлении. «Как прекрасно иметь возможность никуда не торопиться, — подумал он. — Какое всё-таки благо иметь достаточно денег, чтобы не думать ежедневно о хлебе насущном, о том, как обеспечить и выучить детей, о том, чтобы ты с женой мог покупать достойную и качественную одежду…» — впервые эта мысль пришла Валерию в голову, и он в полной мере осознал большое благо от достаточного количества денег именно среди этих быстро идущих по каким-то делам москвичей. Многие из них не успевают в жизни хорошенько осознать, что живут в большом городе, где можно намного интереснее провести свободное время, чем в его маленьком городе. «Здесь огромный выбор молодых и красивых женщин, которые из-за вечной советской нужды обязаны занижать самооценку и которых при деньгах в кармане можно всех недорого «перелюбить»… — подумал Бурцев и вспомнил свой изуверский, но сладостный промысел. — Здесь я буду иметь свою жертву значительно чаще, чем в своём городе, и это можно будет делать намного безопаснее. Я неслучайно захотел квартиру в этом городе, но не мог признаться себе, что именно эти возможности подспудно заставили меня навязать Анне квартиру в Москве».
В назначенное время Бурцев приехал на метро по адресу предлагаемой на обмен квартиры. Единственный подъезд в четырёхэтажном сталинском доме был на удивление чист. На окнах стояли цветы, но всё-таки Бурцев унюхал слабый запах кошачьей мочи. Поднявшись на второй этаж, Валерий позвонил в высокую дверь, обитую дерматином. Бурцева долго изучали в глазок, потом женский голос спросил:
— Кто?
— Я — Валерий! Мы с вами днём по телефону договаривались о встрече. — Дверь отворилась, и невысокая женщина лет семидесяти с крашеными рыжими волосами, седые корни которых уже нуждались в прокраске, запустила гостя. Валерий всегда находил лишённым логики и потому забавным то, что старые женщины красили свои седые волосы в яркие, немыслимые цвета. Женщины, несомненно, делали это ради привлекательности, но те мужчины, внимание которых они намеревались привлечь, часто не способны были оказать сексуальные услуги не только своим ровесницам, но и молодым девушкам.
На плечи женщины была накинута шаль. Хозяйка улыбнулась и сказала:
— Проходите, молодой человек. Можете снять свою верхнюю одежду и повесить сюда. — Хозяйка указала на вешалку, прибитую к стене в прихожей. — Тапочки возьмите вот эти. Их редко надевает сын, когда иногда приезжает ко мне, — пожилая женщина указала на большие кожаные тапочки без задников. — Валерий, а как вас по батюшке величают?
— Валерий Николаевич, но можно просто Валерий, — ответил Бурцев и последовал за женщиной в комнату.
— Валерий, меня зовут Лидия Ивановна. Будете пить чай?
— Нет, спасибо, — сказал Бурцев, оглядывая большую комнату с высокими потолками и с узорчатой гипсовой розеткой под тусклой и маленькой хрустальной люстрой.
— Тогда перейдём к делу. У меня два года назад умер муж, а единственный взрослый сын окончил нефтяной институт Губкина и уехал работать к вам, в Сибирь. Там мой дорогой сыночек женился и получил квартиру. После смерти отца сын все время меня зовёт к себе, но я никак не могу согласиться переехать в его двухкомнатную квартиру. Здесь в Москве у меня никого не осталось из родных, поэтому я решила, что не стоит мне после смерти мужа держаться за Москву. Сын взялся помочь мне обменять эту квартиру на большее по площади жилье в вашем городе. Эту квартиру можете посмотреть — она вся на виду. Если моя квартира вас устроит, то вашу квартиру я пошлю посмотреть сына, и если она ему понравится, то можно будет приступить к документальной процедуре обмена.
— Лидия Ивановна, сколько бы вы хотели получить доплаты за эту квартиру?
— Если ваша квартира четырёхкомнатная и тоже в центре, то я хотела бы дополнительно получить тридцать тысяч рублей… — высказала своё предложение женщина и провела рукой по скатерти на круглом столе. — Все зависит от того, какова ваша квартира. При хорошем её состоянии возможно небольшое уменьшение доплаты, но небольшое… — Женщине казалось, что сумма, которую ей рекомендовал запросить сын, завышена. Бурцев же считал, что сумма доплаты просто смешная. Он ликовал в душе, но на лице сохранял печать маленькой грусти и небольшого разочарования, что, видимо, и подвигло пожилую женщину сказать, что возможно уменьшение суммы доплаты.
— Могу я посмотреть из окон вашей квартиры? — спросил Валерий и после приглашающего жеста хозяйки встал и подошёл к зашторенному окну. — Мне понятны ваши условия. Это, конечно, для нас большая сумма, но с помощью наших родителей мы сможем собрать её. Запишите наш домашний телефон и адрес квартиры, куда вашему сыну следует прийти на осмотр. Я через два дня вернусь из Москвы, и он сможет прийти к нам. Да, чуть не забыл! У вас газовая плита?
— Да. У нас газ, поэтому проблем с горячей водой не бывает.
— А вторую комнату и кухню можно осмотреть?
— Да-да, конечно! — сказала опомнившись Лидия Ивановна и повела гостя по квартире.
— Я ещё с вашего разрешения посмотрел бы ванную комнату и туалет.
— Пожалуйста! — сказала женщина и открыла дверь в ванную комнату, а затем и в туалет. Все помещения и сантехнические приборы оказались в хорошем состоянии и после обмена можно было какое-то время пожить без ремонта. Бурцеву понравилась квартира, но главное было в другом: после приобретения этой квартиры он мог легко обменять её на лучшее жилье в Москве.
— Мне все ясно. Больше у меня вопросов пока нет, — сказал Бурцев.
— Хорошо, Валерий Николаевич. Я по телефону все сыну расскажу. — Женщина взяла с телевизора очки, а из стеклянного книжного шкафа достала тетрадку с ручкой внутри. Лидия Ивановна записала под диктовку адрес квартиры Бурцева и его домашний телефон.
— Тогда я говорю вам до свидания, Лидия Ивановна, — сказал Бурцев и пошёл в прихожую.
— Как жаль, что вы не попили чаю, — улыбнувшись потемневшими от времени зубами, сказала интеллигентная женщина, судя по манере говорить и по доброжелательности.
— Нет-нет, не беспокойтесь, — неспешно обуваясь, сказал Бурцев. — Я к чаю не приучен, — солгал он. Валерий столько в лагере выпил крепкого чая, что Лидия Ивановна за всю свою долгую жизнь не выпила и доли того. Бурцеву всегда казалось, что если кто-то узнает его пристрастие к крепкому чаю, то поймёт, что он бывший заключенный. Валерий попрощался и довольный вышел.
На метро Бурцев доехал до станции «Арбатская». Выйдя на поверхность, он пошёл по Старому Арбату в сторону МИДа. В гостиницу Валерию не хотелось, и он зашёл поужинать в кафе. Бурцева быстро усадили на вдруг освободившееся место у окна, и он сделал заказ. Валерий с удовольствием наблюдал за прохожими в свете фонарей. «Надо завтра утром ехать домой, — подумал он. — Как всё-таки удачно я съездил…»
— Извините! Можно я подсажу к вам за столик девушку? Практически везде занято, а она очень хочет посидеть у окна, — услышал Бурцев со спины женский голос. Валерий обернулся и увидел официантку с улыбкой на лице, волосы которой были так туго стянуты в узел, что казалось будто они утянули и всю кожу лица к затылку.
— Да, конечно! — ответил Бурцев, ещё не видя, кого к нему хотят подсадить за стол. «Хорошо, что столик на два места, а то сидел бы, как в лагерной столовой, за большим многоместным столом и слушал бы чавканье…» — подумал Валерий. Подошла молодая худенькая девушка с чёрными вьющимися волосами и большими чёрными глазами. Она разделась и повесила пальто на вешалку рядом с дублёнкой Бурцева.
— Здравствуйте! — сказала черноглазая девица, присаживаясь напротив и улыбаясь.
— Здравствуйте! Валерий! — неожиданно для себя представился Бурцев, явно чувствуя, что соседка расположена к общению.
— Иванка! — ответила девушка, сверкнув в полумраке белыми зубами.
— Какое необычное имя, — сказал Бурцев.
— Я болгарка и у нас это имя вполне обычное.
— Понятно теперь, почему вы такая черноглазая, — сказал Бурцев, намекая на возможные турецкие корни в облике девушки. Соседка по столику, возможно, не поняла намёка на турецкие гены у многих болгар, но кивнула на комплимент и опять приятно улыбнулась. — Вы, наверное, учитесь в Москве? — спросил Валерий.
— Да! Уже заканчиваю. Буду журналисткой. Это последний год, — сказала Иванка, и Бурцев понял, что у девушки отсутствует какой-либо акцент в речи.
— Вы так хорошо говорите по-русски, что вас трудно принять за иностранку.
— Спасибо. Первый год я говорила плохо, но почти за пять лет жизни в русском общежитии, где постоянно общаешься с русскими студентами, не сложно научиться говорить без акцента.
— Могу я вас угостить вином? — спросил Бурцев и спокойно посмотрел в чёрные глаза девушки.
— Можете. Мы студенты народ не гордый… — сказала Иванка и чуть приметно опять улыбнулась. Бурцев поднял руку и поманил официантку.
— Иванка, выберите вино, какое вам понравится, что-нибудь поесть и я сделаю заказ, — сказал Валерий, и девушка углубилась в изучении меню. Подошла официантка, и Иванка указала строчку в меню с названием болгарского рислинга. Она попросила жареного судака с рисом и мороженое. — Принесите нам вина бутылку, — подтвердил Бурцев.
— Я вообще-то зашла подругу по университету посмотреть. Мы здесь иногда сидим с ней. Она москвичка. Сегодня её почему-то нет, но мы не договаривались о встрече. Может, она подойдёт ещё.
— Если подруга придёт, то мы попросим третий стул и посадим её с нами.
— Это было бы здорово! — оживилась Иванка.
Принесли вино и еду. Бурцев наполнил высокие узкие бокалы чуть больше, чем наполовину и предложил девушке выпить.
— За знакомство! — сказал Валерий и коснулся бокала девушки.
— За знакомство! — ответила Иванка и чуть приподняла бокал. Она отпила половину и начала есть рыбу.
— Может быть, на «ты» перейдём? — спросил Бурцев, и Иванка кивнула. Девушка ела с удовольствием, аппетитно. — Как здесь тебе в общежитии живётся? Хватает ли стипендии на житье?
— Стипендия маленькая, но мне немного денег высылают родители из Болгарии. Сейчас, правда, я ночами подрабатываю в редакции газеты. Мне дают исходный материал на заданную тему, и я пишу статьи. Если моя статья нравится, то мне немного платят. Словом, жить можно, но в Москве денег всегда не хватает, как и в Софии.
Молодые люди выпили всю бутылку вина, и Бурцев за вечер заказывал ещё дважды крепкие коктейли. Иванка заметно опьянела, и её лицо раскраснелось. Под маленьким столом компаньоны давно уже касались друг друга коленями. Иногда Валерий и Иванка умышленно ближе придвигали к столу свои стулья и просовывали колени друг другу между ног значительно дальше, понимающе улыбаясь при этом. Бурцев рассказал Иванке, зачем приехал в Москву, и та сказала, что значит, скоро они смогут видеться часто. Валерий хотел Иванку пригласить в гостиницу, но опасался, что её может увидеть тётка Анны. Однако, как всегда бывает, нетрезвые мужчины всегда готовы рискнуть, ради незнакомой молодой женщины.
— Пойдём ко мне в гостиницу? Здесь недалеко. Гостиница «Украина»!
— А меня пустят с тобой? — спросила Иванка, готовая на поздний визит к уверенному в себе новому другу.
— Мы заплатим и нас пропустят, — сказал Бурцев, и Иванка кивнула. Прежде чем пройти в номер, Бурцев прошёл в вестибюль и посмотрел налево на стойку приёма клиентов. Тёти Сони не оказалось на работе. Вместо неё стояла другая женщина. Бурцев вернулся на улицу за Иванкой и позвал её. Заплатив метрдотелю сто рублей за визит гостьи, Валерий с Иванкой в сопровождении молодого человека в форме проследовали к номеру. Паренёк спросил, не надо ли в номер спиртного, и Бурцев попросил шампанского.
Полупьяные молодые люди, как только за ними захлопнулась дверь в номер, тотчас при входе начали целоваться. Тут же Бурцев подхватил девушку на руки. Не разобрав постель и не дав Иванке снять пальто, Бурцев задрал ей юбку и начал снимать чёрные колготки вместе с трусами. В одно мгновение девушка оказалась голой по пояс, но в пальто. Гостья не сопротивлялась, а спокойно лежала и позволяла делать с собой все, что хозяин пожелает. Иванка еле слышно вскрикнула и, подняв высоко ноги, отдалась сильному партнёру. Из-за опьянения Бурцев долго не мог получить удовольствие. Когда он от резких и сильных толчков опять услышал умопомрачительные звуки шлепков вспотевших тел, то развязка наступила быстро, и Валерий отчётливо почувствовал это.
— Я подумала, что ты меня переломишь пополам… — первой подала голос Иванка. Бурцев засмеялся и попросил прощение.
— У меня давно не было женщины, — почему-то солгал Валерий в своё оправдание.
— Я даже не успела снять пальто, как ты уже оказался в дамках. — Опять на её слова Бурцев засмеялся. Выражение «в дамках» Иванка впервые произнесла с акцентом иностранки.
— Давай разденемся и помоемся в ванне, — предложил Валерий.
— Я пойду первая, — сказала Иванка и поднялась с кровати. Гостья повесила пальто на плечики в шифоньер. Принесли шампанское.
Мылась девушка полчаса. После того, как помылся Бурцев, молодые выпили шампанского и вновь любили друг друга, но менее горячо, чем в первый раз. Проснулись новые любовники на следующий день в десять утра.
— Я могу довезти тебя, куда ты скажешь. Я здесь на машине.
— Вот это да! — сказала довольная Иванка, расширив глаза.
— Могу я тебе до следующего приезда дать тысячу рублей? — спросил лукаво Бурцев.
— Тысячу?! Можешь, конечно! — сказала обрадованная девушка. — Если ты так мне будешь помогать, то я твоя по первому зову и всегда, — не робея призналась Иванка.
— Вот это мне нравится! — ответил Бурцев и отсчитал из портмоне десять сторублёвых купюр.
— А когда ты вернёшься?
— Пока не знаю, но скоро.
— Запиши мой телефон в общежитии. Если меня не будет, то попроси, чтобы дежурная записала твой телефон, куда я смогу тебе перезвонить. — Бурцев записал телефон, номер комнаты и фамилию девушки. Через полчаса молодые люди оделись, и Валерий собрал сумку.
— Ты пока выходи одна и жди меня на улице. Я сейчас сдам номер и выйду.
— Хорошо… — сказала Иванка. Тихо напевая слова из какой-то песни, девушка вышла из номера.
Валерий подождал две минуты и вышел следом. Бурцев спустился вниз, но родственницы Анны опять не оказалось за стойкой администратора. «Видимо, она работает завтра и до завтра у меня оплачен номер. Тётя Соня, возможно, планировала завтра со мной распрощаться…» — подумал Бурцев. Однако он не видел большой беды в том, что уезжает на сутки раньше.
Через двадцать минут Бурцев забрал машину со стоянки и, посадив Иванку рядом, поехал в сторону Рязани. Валерий не хотел возвращаться через Горький, хотя помнил, что шофёры в таксопарке часто называли М-5 дорогой смерти из-за продолжительных участков однополосного движения во встречных направлениях.
Бурцев считал, что М-7 через Горький ничем не лучше.
— Я опять тебя захотел, — вдруг сказал Бурцев.
— Можно в машине, — сразу согласилась Иванка, стараясь хоть как-то отблагодарить Валерия за полный кошелёк денег.
— Но сейчас светло! — скромно возразил Бурцев.
— Давай выедим за город и встанем где-нибудь в лесу. Потом ты меня довезёшь обратно до ближайшей станции метро! — предложила наивная девушка. Бурцев будто задумался в сомнениях и, махнув театрально рукой, согласился. Девушка сама шла ему в руки. Бурцев молча ликовал. Он достал опять портмоне и протянул ещё пятьсот рублей девушке.
— Я посчитал, что мне на бензин денег хватит, а лишние средства тебе здесь нужнее. — Иванка взяла деньги, положила их в кошелёк в сумке и потянулась целовать Бурцева. Девушка от радости начала рукой через штаны трогать осторожно нового щедрого любовника. Бурцев не мешал ей, а гнал машину быстро за город.
— Пожалуйста, потерпи а не то я не выдержу…
— Я чуть-чуть потрогаю его… — говорила Иванка улыбаясь.
— Я хочу кончить в тебя, — сказал Бурцев, и девушка кивала согласием.
Через полчаса молодые уже ехали за городом. Бурцев свернул по подмёрзшей дороге в лес. Снега ещё не было, но грунтовая дорога была твёрдая. Разгорячённые и возбуждённые любовники заехали далеко и остановились. Безветренный день делал тишину в безлиственном лесу звенящей.
— Пойдём вон туда! — предложила Иванка и показала рукой на свалившуюся от старости толстую осину. Девушка вышла из машины, и Бурцев молниеносно достал из пиджака пистолет и передёрнул его. Положив взведённое оружие в глубокий правый накладной карман дублёнки, Валерий вышел вслед за подружкой.
— Я вот здесь встану и буду руками опираться на дерево, — сказала улыбнувшись Иванка. Бурцев подошёл сзади и задрал угоднице пальто вместе с юбкой, потом приспустил ей колготки с трусами до коленей и быстро проник в девушку.
— Наклонись ниже, — попросил Бурцев, и Иванка, прогнув спину, сложила руки на стволе осины, как ученица за партой в школе, раздвинув широко локти. Теперь Бурцев резко входил в девушку, а левой рукой переместил её волосы с шеи на затылок. Ямочка у Иванки на шее виделась отчётливо. От одного вида глубокой ямочки Бурцев почувствовал приход нахлынувшего удовольствия… Валерий достал пистолет и с радостью от своей ловкости выстрелил. Иванка на долю секунды, как все прежние жертвы, словно окаменела. Бурцев рукой придерживал жертву на стволе осины, потом наклонил голову, и увидел как со лба по волосам у Иванки стекает на землю кровь. Большая лужа, образовавшаяся под её головой, напоминала пролитую на землю масляную красную краску. Валерий не стал терять время, а отпустил тело, которое тотчас свалилось на землю. Бурцев застегнулся и, быстро подойдя к машине, достал сумку девушки, вынул из неё кошелёк, из которого спешно выдернул купюры, завёл двигатель автомобиля, и умчался прочь. Сумку девушки и пистолет Валерий решил всё-таки где-нибудь по дороге выбросить. Оставленная рядом с трупом гильза и пуля делали пистолет смертельной уликой. К вечеру Бурцев ехал уже под Куйбышевом. Валерий решил не останавливаться на ночлег, пока не начнут закрываться глаза. Пистолет с сумкой Бурцев выбросил с моста через небольшую речку. Благо, что лёд посредине ещё не встал. В три часа ночи Бурцев уже отъехал далеко от Уфы. В горах его нервировали медленные гружёные тягачи, и Бурцев из-за плотного встречного движения подолгу плёлся за грузовиками. Но когда Валерий обгонял ползущие тихоходные автомобили, то нёсся со скоростью не менее ста двадцати километров в час. Бурцев торопился, словно опасался погони. Что-то необъяснимое в этот раз заставляло его быстро ехать.
У Бурцева начали уставать глаза и слипаться веки. Он решил, что у ближайшего поста ГАИ остановится поспать. Стремительно преодолевая очередной затяжной подъём, Бурцев догнал тихо ехавший длинный тягач «Колхида». Перед тягачом просматривался в свете фар правый поворот за каменную скалу. Бурцев переключился с четвёртой передачи на третью и пошёл на обгон. Обогнав наполовину тягач по встречной полосе, Валерий вдруг неожиданно увидел, что из-за каменной глыбы ему навстречу на спуске вылетел на приличной скорости гигантский плетевоз марки «Урал». Справа от машины Бурцева ехал автомобиль, который он ещё не успел обогнать, а слева открывался крутой обрыв с узкой дороги. Валерий понадеялся, что водитель «Урала» притормозит и позволит ему завершить обгон, но Бурцев ошибся и на всей скорости залетел под высокий бампер встречного огромного автомобиля. Бурцев в последний момент увидел хорошо освещённый фарами своей машины передний ведущий мост плетевоза и тотчас почувствовал сильный удар в грудь. Сознание Валерия тотчас погасло.
Все грузовики начали останавливаться на узком участке. От сильного удара «Волги» в передний мост встречной машины стремянки передних рессор «Урала» лопнули, и огромный мост вырвало и передвинуло под кабину большой машины. От резкой остановки «Урала» заднюю колёсную пару его прицепа занесло, и она перекрыла встречную полосу машине, которую не успел обогнать Бурцев. Сзади и спереди начали скапливаться автомобили и образовался затор. Бурцев с пробитой грудью без сознания лежал в «Волге» под плетевозом. Кругом ходили шофёры и спрашивали, жив ли водитель «Волги», но никто не знал этого верно. Кто говорил, что парень не дышит, а кто говорил, что нужно скорее вытянуть тросом «Волгу» из-под тягача и вытащить водителя. Через полчаса «Волгу» Бурцева зацепили за заднюю рессору к переднему крюку бортового ЗИЛа и вытянули искорёженную машину из-под «Урала». Через переднюю отломанную дверь осторожно Валерия вытащили из кабины и положили на обочину.
— Не дышит, — послышались чьи-то слова Бурцеву. «Всё-таки Ты взыскал с меня… Люди не смогли… а Ты взыскал… Но почему? Почему Ты был несправедлив? За что восемь лет?.. За что я страдал невинный?..» — успел подумать Бурцев, и вновь из-за острой внутренней боли сознание покинуло его. Через какое-то время Валерий почувствовал прикосновение к лицу чего-то тёплого и шершавого. Бурцев приоткрыл глаза и увидел перед собой в свете фар собаку. Она лизала ему нос, глаза, рот. Бурцеву показалось, что собака как две капли воды походила на ту собачонку, которую он когда-то в юности смертельно ранил из ружья.
— А-а-а! — выдохнул Бурцев остатки воздуха из пробитой груди и больше вздохнуть не смог… Кровь пролилась изо рта Валерия на дорогой мех его собольей шапки, кем-то заботливо подложенной под его голову…

Деревня Бурцево Нижегородской области, 2010 год.