Один мой хороший знакомый, друг даже, скорее, закадычный — Серега долгое время работал по специальности. Резал людей. Вернее, был хирургом и за короткое время достиг изрядных успехов на этой ниве. В чем выражается успех? Правильно, в материальном воплощении заслуг. Но если в приличных заведениях высококлассному хирургу платят так, чтобы он имел возможность оттянуться в собственной вилле на берегу теплого моря, то в наших пенатах принято действовать по принципу «вот тебе скальпель, а дальше крутись, как умеешь». Серега и крутился. Хорошо делал свою работу, а деревенские родственники излеченных приносили ему в качестве гонорара яйца с ярко-желтым желтком, «мраморную» говядину и домашних курей, похожих не на распухших от стероидов бодибилдеров, а мускулистых марафонцев.
Впрочем, Серега никогда не настаивал на приношении завуалированных взяток и резал всех одинаково хорошо. Деревенские родственники, быстро уловив отсутствие причинно-следственной связи между объемом даров и качеством обслуживания, сократили поступления в Серегин холодильник. Время шло, у нашего героя появилась семья и дети, которые требовали ежедневного поступления качественных углеводов и белков, не говоря уже о жирах. Из медицины пришлось уйти. Выбор пал на западную компанию, занимающуюся тем, чем обычно занимаются в России западные компании — втюхиванию аборигенам стеклянных бус в обмен на углеводороды. И проработал там новоиспеченный мерчендайзер — или как там еще эта бесовщина называется — без малого десятилетие. Забурел, купил квартиру, машину, увлекся профессиональной фотографией, которая, сами понимаете, на камеру мобильника ну никак не снимается. В общем, поимел все то, что, по идее, должен был поиметь на должности хирурга. И вот недавно Серега заявил, что возвращается к операционному столу. Как снег на голову. Я его отговаривал, протягивал пачки купюр, чтобы он убедился сам в отсутствии запаха, но тщетно. Сейчас мой друг снова беден, встает в 6 утра и едет на работу не в служебном автомобиле, а на общественном транспорте. Вдыхает в троллейбусе легкую смесь из перегара, дешевых духов, прислушивается к вялым перебранкам по мобильнику, входит в отделение, где живут люди, не строящие планов на долгие перспективы, надевает халат и начинает обход. И он, господа, счастлив. А с ним счастлив и я, потому что мой друг сумел сделать главное — жить так, как хочется ему…
Второй мой хороший знакомый, вечный соратник по ремеслу и застолью, Дэн, тоже работал вполне профессионально. Писал отличную аналитику, не боялся быть полемичным, острым и слегка не трезвым в рабочее время. Вся его жизнь состояла из непрекращающегося внутреннего диалога. Он спорил сам с собой, убеждал себя в том, что потомки труды оценят, а начальство (которое, к слову, вполне справедливо ставило Дэну на вид его несвежий вид) — это временщики, неизбежное зло и прочая скверна, которые не стоят и крупицы его таланта. Начальство с такой формулировкой было не согласно, и Дэна уволили. Причем так получилось, что одновременно отовсюду, поскольку слухи о его чудачествах практически сравнялись по интенсивности с обсуждением его блестящих материалов. Сначала Дэн заскучал. Скучать, впрочем, получалось не очень. Вокруг были друзья, а с ними — коньяк, прогулки по ночному городу и задушевные посиделки, когда кажется, что вокруг собрались сплошные гении, что все просто, а с утра можно начать писать книгу или открыть свою неподкупную газету. Дни и ночи проходили мимо, вместе с ними иссякала вера в человечество в отдельно взятом городе. Короче, Дэн взял и сорвался в ХМАО, увезя с собой только кота и старый ноутбук. Теперь мы подкалываем друг друга по аське. Коллега нашел себя в каком-то большом, близком к официальным кругам, аналитическом и крутом по северным меркам издании. Носит пиджак и галстук, а вместо жилетки использует меня, и изливает ностальгические слезы в чате. И я снова счастлив, потому что еще один человек, с которым я имею честь быть знакомым, стал хозяином своей судьбы. В одиночку и по собственной инициативе…
Мои прекрасные знакомые, к числу которых я — может, и несколько заносчиво — отношу население Челябинска, в последнее время начали бурлить. Ментальное это бурление кристализуется в кучкование. Центров кучкования много. Органный зал, городской бор, чебаркульский полигон. Организаторы кучек так или иначе пытаются служить модераторами и направлять энергию бурления в нужное русло. Они говорят правильные вещи и пишут правильные статьи. Но мне как человеку, далекому от руководства массами, приходится выслушивать то, что не слышно с трибуны. А мои челябинцы внутри форумов, кучек, сообществ и толп публичных митингов неизменно приходят к одному и тому же: дайте денег, обеспечьте чистоту подъездов, поднимите зарплату. Дайте, принесите, ответьте на вопрос… Вот честно. Постоянно так происходит, я заметил. Обсуждение генерального плана застройки скатывается к жалобам на протекающий унитаз. Понимаете, челябинцы в массе почувствовали себя причастными к принятию решений. Но они не готовы. Им кажется, что вот тот человек, который стоит с мегафоном и так дерзко потрясает обращением к самому президенту… Он говорит о каких-то нужных и глобальных вещах, он смотрит вглубь, он завтра пойдет в заксобрание, где правда-матка будет искать пятый угол, спасаясь от карающего острия. В общем, к нему прислушается власть, покрутит недоуменно головой, укорит себя за недосмотр и начнет воплощать светлое будущее. А заодно вкрутит лампочку в подъезде, а то соседи-со-второго-задолбали-уже. Непременно вкрутит, потому что нас же много. Нам же должны. Нам же ОБЯЗАНЫ сделать так, чтобы у нас не оставалось вопросов. Знаете, что, дорогие мои сограждане… Идите и вкрутите чертову лампочку. Или наваляйте люлей соседям со второго, которые гадят под вашу дверь. Только сами, в индивидуальном порядке, просто потому, что вам хочется, чтобы жизнь приобрела четкие очертания. Вопросы не исчезнут, нет, но останутся действительно важные. А пока я несчастен.
867
Загрузка...
