Все лето ездили мы с компанией велосипедистов по местам разным. По горам, рекам, озерам и лесам. И вот однажды поехали на гору Азовку. Вроде ничем не примечательна она, гора, как гора и не высока особо и виды самые обыкновенные с нее. Но, люди говорили, что живет там девка Азовка. Персонаж естественно вымышлен и создан, судя по всему, для устрашения и для придания горе колоритности. Так случилось, что еду я одна. Сильные катальцы далеко впереди, а слабые в отстающих где-то. Не слышно ни тех, ни других. Еду, пыхчу. Подъем хоть и не сильно крут, а преодолеть его на велосипеде не спешиваясь, дело не из легких. Пот лицо устилает, а солнце жарит неимоверно. В бутылке ни капельки воды, в ушах уже звон. Немного, даже жутковато. В пронзительной зелени, ослепительном свете дня есть, что то неестественное. Поворот, за ним другой. И это все непрекращающийся подъем. Думаю «Еще немного и спешусь, пешком пройдусь». За поворотом меня ожидает еще один, более извилистый. Дорога очень романтична. Вся усеяна мелким камнем и под колесами звук издает, словно разговаривает кто со мной. Шепчет, поддерживает, а вперед не пускает. Измученная неизвестностью и одиночеством, а с друзьями все же веселей было ехать, наконец, добираюсь до первой вершины. Вижу, стоит на краю девушка. Мать моя, заступница, голехонька вся она. Волосы рыжие по ветру плещутся, то на лицо падают, то ветром их сдувает в сторону обрыва. И такая странная метаморфоза с ней происходит. Вот задул ветер волосы ей на лицо, а вторым порывом смел их. Улыбается мне дева. Глаза зеленущие, аж жутко, а улыбка ласковая такая. В другой момент, убрал ветер непослушную завесу, смотрят на меня серые глаза, голубизной переливаются. Уже и не пойму точно, то ли она улыбается, может, ухмыляется. А глаза хамелеоны в секунды цвет меняют. Зеленые, серые, голубые и словно грозовые тучи, а вдруг опять проясняются. И вот поднимает мадам та руку, а в ней кувшин, протягивает мне.
— Пей – говорит.
Тут я вспоминаю, что жажда дикая, мучавшая меня больше половины пути еще больше озверела. Горло саднило, показалось даже, что хрипы стали из него вырываться. Руки тяну к кувшину, а девица, что голехонька, смеется, голубыми глазами смотрит на меня и руку отводит. Разозлилась я. Пить такая предлагает, а сама и как собачку дразнит.
— Пей – опять тянет она мне руку, а у самой уже глаза зеленые, насмешливые. Смотрит на меня и как будто к краю приглашает жестом, рядом постоять, полюбоваться.
Я начинаю двигаться к ней. А у самой никаких чувств. Ни страха, ни удивления, только жажда, да кувшин перед глазами. Та девица, продолжает улыбаться, соблазняет меня и протягивает кувшин.
Вот я тяну руку, в надежде напиться. Между мной и ней расстояние в шаг. Внезапно ловлю себя на мысли, что рука моя тянется не к сосуду с водой, а к груди женской, округлой. Не к кувшину припасть губами захотелось, а к соску ее голому розовому. Мысленно я уже обхватила его губами и жадно пью, сосу, как младенец. Рука моя дрожит, до барышни той дотянулась. Зажмурившись, уже представила плоть теплую на ладони, только вместо этого, рука, во что то холодное, мокрое вошла. Открываю глаза, смотрю, стою я возле водопада изумительной красоты. В его водных потоках ослепительное солнце играет, лучи свои купает. И блики по воде расходятся, голубые, зеленые, серые. Они искрятся, переливаются и шепчут мне:
-Пей.