Дом на краю болота

Триллер с элементами драмы

Всё вымышлено. Только описание барака, как запомнила. Когда-то нас пригласили на новоселье за пределами городка. Я — дошкольница. СССР. Один раз была, а запомнила навсегда. То, что видишь впервые, практически всегда остается в памяти. Образы собирательные, не реальные.

 

Родители Насти. Жизнь у бабушки. Папа

Настенька родилась слабенькой девочкой.Её жизнь была на грани смерти, и только сильно желание жить и помощь медиков, которые боролись за ее жизнь, помогли молодому организму выжить. В реанимации малышка пролежала неделю!

За это время мама ее не находила себе место. Ребёнка приносили, он больше походил на одного из брошенных запелёнутых младенцев, которых держали в отдельном помещении. Вечно плачущие и несчастные. Вот уж кому в жизни не повезло. Как родишься, где родишься, у кого родишься, те тебе и буду строить жизнь по своему желанию или подобие, как когда-то растили их, нынешних мамаш.

Потом их перевели на так называемый «второй этап» — этап выхаживания младенцев. Там уже мамаши живут в одной комнате с другими, чаще, это от четырех до десяти человек. Платные только в одно-двухместным комнатах с удобствами. Какие бы удобства не были там, «второй» этап для всех малышей одинаков. Пролежали они очень долго.

Малышка родилась недоношенной, семимесячная от роду, поэтому растили в отдельном блоке. Пока докормили ее до девятимесячного состояния, прошла пара месяцев. За это время «группа поддержки» в комнате создается. Автоматически. Поддержка или взаимопомощь.

Мамаши поддерживали друг друга: у кого больше молока (бывают такие женщины в роддомах, которые до трех литров сцеживают, потому они легко отдают другим, и получаются «молочные мамы») — это они делились с теми, у кого было мало молока или совсем пропало.

Такая женская солидарность — большая подмога для всех, каждая догадывается сама и предлагает свои услуги. Поэтому в этом отделении особая аура. Здесь стараются выжить. Это понимают, потому и учатся друг у друга. Пришла скупая да злая, жадничала, морщила нос, а потом и сама не заметила, как начинает делиться, помогать, хотя бы врача позвать или малыша подержать.

Зоя, мама Настеньки, была старородка. Ей было сорок два года и это ее был первый ребенок. Влюбчивая девушка была наивной и доверчивой, потому верила каждому. Но только закончится свадьба, а она была единственный раз, пока ее первый муж не замерз на рыбалке. Новобрачные освобождались от родительской опеки и, с друзьями-собутыльниками продолжали выпивать уже не за гаражами, а прямо в квартире у невесты, уже жены. После его смерти она уже не стала выходить замуж. Боялась. С ним она потеряла первого своего ребенка, когда он поднял на нее руку. Потом, конечно, как всегда, извинялся. Но, когда узнал, что по его вине они потеряли ребенка, спился окончательно.

Так дальше и было. Встретится мужчина, понравится. Свидания даже бывают кратковременные. Верит им. К себе зовет жить. «Живут». Опять ссоры, скандалы. А вот, с другой стороны, Зойка была по-своему счастлива. А почему?

Женщина росла с токсичной властной матерью, которая с детства била ее за мелкую провинность, за «четверку», за кляксу или неправильный тетраэдр.

Бабушка называла внучку «Зойкой-помойкой» за то, что она всегда приходила с улицы грязная. Наиграется с детьми, падает, как все падают, но достается ей сильно, ведь она тоже «непутевая, как твоя мать».

Побежит с горки быстро, а тут бабка зовет, видит, глазастая, что далеко «убёгла». А вот тогда тормозить уже никак! Попытка заканчивается сильным падением, громким ревом и разбитой до крови коленками. А старые колготки рвутся, кровь застывает. Бабушка отдирает, и велит терпеть, а Зойка орет. Больно же!

Или в другой раз девочка придет домой вся мокрая и чумазая. А в дождь играть особенно ведь интересно: по лужам бегать, делать «формочки» на грязи — костяшками кулачков, да чтоб поглубже, чтобы жижа не заполняла углубление быстро, а туда палочкой «кашу-малашу» делает, смешает порванной травой — «укропчики», «петрушки», «мясо» обязательно — камешки или что придумают сами, «картошка», словом, будущие мамочки начинаются с детских игр в «дочки-матери».

А как скользить сандаликами с гладкой подошвой прикольно, как на коньках хочется, да вот только «каток» быстро кончается, спотыкаешься, падаешь, а то и сандалии сами с трудом отлипаются. В любом случае падаешь. Пока играешь, не умеешь думать о последствиях… действий некоторых мамаш. Зато красиво! Мама-то , может, свое детство вспомнит, а вот бабушка ворчит.

Все плохое в Зойке, конечно же, от деда. Его она допилила до смерти, не выдержало сердце любящего отца и дедули. И то, когда бабка в очередной раз ворчала по привычке, звала помочь ей в ерунде, с коротой и дети бы справились, но держать мужа на виду уже вошла в привычку. Дед не торопился подойти в очередной раз. Была уверена, что он притворяется, оранила по пути к нему.

Ее вдруг насторожило слишком затягивающееся молчание и без того тихого немолодого мужчины, который уже привык и не боялся жены. Обычно он молча выслушает, подождет, обнимет ее. А она его резко, будто брезгливо, отталкивает. Любила ли она его? Скорее, нет, потому что она просто из тех, кто любит добиваться своего, «разрешаю себя любить» — говорила в молодости подругам. Отбила у подруги хорошего парня, обманом. Словом, сломала жизнь хорошим людям — сестре и ее парню, которые готовились к свадьбе.

Узнал дед намного позже. В жизни всегда все возвращается в круги своя, все становится явным. Но бросить обманщицу с Зойкой он не мог. Разочаровался он в ней, но ради дочери терпел ее выходки. Уважительный был и обходительный, это очень сильней бесило хабалку.

Зоя металась между матерью и очередным ухажером. Теперь, когда от одного из них родила девочку, стала приводить домой очередного «папу» для дочки. «Люби дядю, он твоим папой будет!» Надеялась и верила, что «и на твоей улице будет праздник», или «какие наши годы, у тебя всё впереди»! всем известно, что, когда в семье есть папа, какой бы ни был, это помогает выживать одиночкам с детьми.

Выросшая послушной забитой дочерью, Зоя стала безвольной женщиной с ребенком на руках. На работе ее всерьез не принимали, даже обижали, хорошие вакансии не предлагали, хотя могли. Своим лучше как подработка, чем целая работа для такой, как мама Насти. Мужчины пользовались добротой, квартиркой, едой, чувстовали себя мужчинами, а она каждый раз верила «в лучшее будущее» и в ее жизни.

Ненавидели девочку отчимы, путалась под ногами. Все же не обижали, но и не любили, как и воспитательницы в садиках, которые попросту отказались от нее. Настя для них была гиперактивной и неудобной девочкой, которую обижали «мажористые» дети и их мамаши. Пришлось забрать малышку.

Бабушка же отказалась забирать внучку к себе, аргументировала так: «Мне всего шестьдесят, я еще молодая, чтобы за твоей дурочкой присматривать»! Но навещала, когда Зойка уходила на работу, ведь все знали, что «дочу у нее непутевая, гулящая, мужиков водит да пьет, бедная-бедная старушка, постоянно к ней ходит, помогает и за внучкой следит!» Вот как умеют люди себя преподнести. Попробуй не поверь, врагом станешь.

Оставлять приходилось девочку всем, кто мог с ней посидеть. А где остается, там ее кормят, присматривают. Жалеют и Настенку, и Зойку: «Она ведь нормальная была, пока замуж не вышла!»

Им обязательно нужно в получку гостинец купить для тех, кто присматривает за дочкой. А как же! Кто же будет за чужими детьми просто так присматривать?! Раз посидел с «несносной» девочкой, два. А на третий день у чужих Настя ведет себя хорошо, ведь ее никто не обижает, а поэтому бояться не нужно и зубки не показывает предупредительно. Как битый щенок, который, наконец, хоть временно, но попадал в хорошие руки. От денег люди отказываются, тогда Зоя от души оставляла продукты. Да и сама радовалась, что может позволить. Экономить жизнь приучила. А то, что на себе экономит, на еде — кому какое до ее жизни дело?

Так и жила Настенька, то у одинокой старушки-соседки которая и покормит, и сказки рассказывает перед сном, занимается, то у других соседей, то у бабушки, то на улице ждет мамочку.

Но чаще выручала старенькая учительница. У нее свое горе было. Единственного сына убили, когда он защитил подростка от забива. Долго искали его, но нашли уже… Не успели спасти.

Когда же деньги у Зои заканчивались, она не могла содержать безработного сожителя, тогда он сбегал. Раньше умоляла остаться, а теперь даже рада, что к приходу с работы на кухне нет туманного перегара, грязных тел на полу и за столом, бутылок да жира везде от жарки.

Тогда девочка возвращалась к матери, они снова начинали жить, как прежде, вдвоем. Эх, если бы не эти деньги, которые всем, у кого нет образования или правильных и честных, не бывает достаточно, хоть на двух работах паши. А Зойка была еще и добрая, доверчивая и терпеливая. Все надеялась, что она всё равно будет счастливой, зря, что ли, психологи внушают. «Массовый гипноз, — говорила ей мама, — дурочка, а ты веришь! В жизни просто кому-то больше везет и всё».

В этом жестоком мире денег и власти много таких людей с тонкой конструкцией, которые поневоле, «благодаря» токсичным родителям, становятся зависимыми, не способными изменить жизнь в лучшую сторону, хотя не раз пытаются, но, заложенные с рождения стереотипы, уже въелись в неопытные головки детишек, потому что они выросли под каблуком, а, когда уже вырастаешь, то выходит взрослый человек с детской ранимой душой и не приспособленным к самостоятельной жизни. Зойке это напоминала сказка «Городок в табакерке», где детишки в садиках как колокольчики, а молоточки — воспитатели и все взрослые. Если один колокольчик, как Настя, не хочет быть как все, найдется замена быстро. Свято место пусто не бывает!

Разве мама Зои скажет ей когда-нибудь, что из-за ее вечно дурного характера, повторяя слова матери, никто не хотел дружить, потому отказались в садике от нее. Жалела малышку.

Сама Зоя была простым добродушным ребенком. Мать тогда еще работала, после школы она задерживалась с подругами. Пришла новенькая. Грубая девушка с мальчишьими выходками стала защищать Настю, которая взяла ее под свою защиту. Впервые кто-то за нее заступился. И это, ко сожаленью, не мальчишки, а девчонка. Так, наконец, себя человеком почувствовала, и радовалась, что у нее есть подруга. А та научила ее курить учила, воровать мелочи в магазинах, отвлекая друг друга, с мальчишками выпивали за гаражами. Но Зое это перестало нравиться. Она привыкла быть домашним ребенком, потому всегда хотелось уединиться. Но, с другой стороны, ее уже не обижали, ведь у нее были подруги,! Пусть плохие, хулиганки да воровайки, зато ее защищали.

А отец Насти — банальный случай. Обратил внимание на Зою командированный медик, спирт приносил. А дальше — вечер, скорейшая отправка дочки спать. Так и девочка появилась на свет. Конечно, многие дети из неблагоприятных детей рано знакомятся с улицей, и понимают, что нежеланные они либо зацепленные для брака, а потом, получается, что они еще и виноваты в том, что проблемные.

Потом уехал и пропал. Обещал вернуться, забрать их к себе. Сколько ждала Зоя, год-три, но потом дошло. А девочке папа нужен, а ей — мужчина.

Так и пыталась наладить личную жизнь. Да вот беда одна, почему-то, чтобы быть с ней наедине, ее мужчинам требовался алкоголь. Любители легкой жизни нахаляву клеились к ней быстро. Стоило прогнать одного, или сам сбегал, если было не на что выпить, так тут как тут другой.

Когда Зое исполнилось пятнадцать, она осиротела. Страшную весть сообщила ей соседка. Так она узнала, ее мама и очередной сожитель сгорели в квартире вместе с ее кошкой. Сильно пострадала психика и без того несчастного ребенка, а здесь — любимая мамочка и друг-кошка! Кого ей теперь обнимать, кто будет встречать мяуканием да ходить, как собачонка, по пятам. Где Настенька, там и кошка.

Бабушка забрала подростка к себе в поселок. Теперь,  наконец, Настена впервые почувствовала себя нужной и любимой. В новой школе ее уже не обижали, а приняли сиротку неожиданно тепло. Будто бы попала на другую планету, где ты,  наконец, оказалась среди своих. Бабушку Насти уважали, она всю жизнь проработала продавцом в одном сельпо. А вот Зоя к матери не приезжала, и боялась. Но в одном она была довольна, что сумела вырваться на волю, так Зоя хоть могла мечтать, чо и к ней счастье к ней заглянет. Пусть такой ценой, зато это куда было лучше и спокойней, чем  травля от собственной матери, которая для нее была хуже мачехи.

Бабушка была строгой матерью, но, после смерти Зои она почувствовала большую ответственность за эту нервную беспокойную родную душу. Теперь Настенька не видела орущего очередного отчима, который, как и другие, норовились врываться к ней в комнату,когда мама была на работе, выходила в магазин или даже отправляла ее саму. А потом еще хуже стало. Спиваясь, Зоя спала крепко на засаленном диване после очередной попойки с «друзьями», которые всегда тусовались у нее. Бесхребетная женщина не умела отказывать, ее просто не слышали.

Вспомнила Зоина мать, бабушка Насти, как была сильная любовь между дочкой и ее хорошим молодым человеком. Но ее завистливый характер не позволил ей выдать замуж за сына ее бывшей подруги, которая хорошо устроилась в жизни. Видеть ее, да еще и быть свахой, она никак не хотела. Добрая же подруга любила Настю, жалела, ведь девочка была очень добродушной, но всё она прятала в себе и была колючим ёжиком в обществе. Разглядеть могли только такие же добрые и понимающие люди.

Настю мать не пустила на проводы, зато молодые обещали переписываться и отправлять конверты по почте, потому что телефон бабушка всегда забирала на ночь к себе. Настя каждый день писала и отправляла на почту письма. Но потом деньги ее заканчивались, хотя их экономила, и письма стала отправлять реже. Если встречалась его мама, передавала приветы.

Однажды она перестала получать письма. По несколько раз в день бегала к почтовым ящикам, но, вконец, она поняла, что их больше не будет. Сколько слёз. Эх, если бы ее кошечка была жива, она бы хоть как-то да отреагировала.

А тут это командированный, который нравился ее матери. Не принимала она его, он приезжал и был настойчив, хотя и без нее там не скучал. Интересно было добиваться недотрогу. А Зоя все надеялась. За это время родители парня переехали неожиданно и связь пропала навсегда. Что они ему про нее сказали, но, с другой стороны, если бы любил, приехал бы да сам расставил все точки над этой загадочной буквой «i».

Но и, пока парень два года служил в армии, он писал ей письма, но до нее они не доходили. А это бабушка забирала корреспонденцию.

Спустя годы, бывшая работница почты сильно страдала от угрызения совести. Она выследила Зою, остановила и попросила прощения за то, что послушалась ее мать, думая, что ей пишет очень плохой человек и портит им жизнь. Если бы она тогда знала правду!

Настена улыбаться не умела с рождения… Может, иногда, когда она была с мамой.

Почтальонша до самой смерти чувствовала себя виноватой, что помогала подростку, как умела: то пригласит на обед, то яблоки даст из дачи. И решила, что осободит свою душу перед смертью, если расскажет ей про проделки бабушки и ее непростительный поступок, который сломал жизнь тогдашней молодой матери Насти.

Настя, как и подобает подростку и одинокому человеку, стала ершистой, подозрительной девочкой, которая ждала от мира только плохое. Характер для бабушки стал невыносим и она решила избавить себя от обузы.

Заявление старой властной женщины быстро приняли во внимание. Как же не помнить эту продавщицу, которая всю жизнь проработала на одном месте, к которой ходили родители выросших детей, которые сейчас сами занимали кто посты, кто теплые места, словом, работали и получали зарплату.

Оформили докумерты, что девочка росла в неблагополучной неполной семье, бабушка стара и больна, а государства найдёт место.

Но даже блат не всегда силен. В поселковом детдоме места не нашлось. Недолго радовалась девочка, ведь подросток знал, что лучше жить на воле, хоть у кого и где угодно, только не в таких домах. Всё же лучше жить под присмотром родной, пусть нелюбящей, бабушки, в отдельном доме, сыта, обута, своя комнатенка, чем в приюте.

Даже мать не отдала ее, когда соседи жаловались на постоянные оры и мат, на пьяные голоса, писали доносы, требовали забрать у матери ребенка и сдать подальше от всех.

Тогда Зоя устроилась уборщицей в школу, где училась Настя, где дочка была под присмотром. Не все же жесткие и бездушные, пожалели девочку и маму, ведь родные души были единственными друг другу любящими матерью и доченькой. Две родные души в большом мире — мама и дочка…

— Ваша внучка — девиантка, ее место в психоневрологическом интернате. — Высокомерно сказала молодая женщина, которой передали документы Насти.

Настенька в ПНИ

Спрятала бабушка внучку, с глаз долой — из сердца вон, и благополучно забыла про нее. Вздохнула с облегчением, выбросила все игрушки, вещи, одеженки, сделала перестановку. Она и раньше ее не признавала, взяла, думала, может, чувства какие к ней придут, да Настя оказалась не такой послушной, как когда-то Зойка: «Гены ее отца! Такая же вредная и своенравная, как Нинка (мать несостоявшегося жениха — отца девочки). А с Нинкой они в контрах с детства. Бабушка любила власть, подчинение и послушание, зато завидовать и ненавидеть бабушка Зои любила — любимое занятие, и украдкой мстить.

Когда сдала в интернат, она стала временно грустной, плакала, «скучала». А потом все привыкли к отсутствию наследницы.

Про этот интернат знали все и шарахались, как будто там жили отбросы общества. Пугали тем, что даже не имело близко места. Будто там ставили опыты на детях, будто там привидения живут до сих пор, будто дети умирают постоянно. Словом, страшилки люди любят.

Настолько боялись зловещего старого темного здания, который даже в дневное время наводил ужас. В в солнечную погоду выделялся как одинокое мрачное чудище. Для полноты не хватало мшистого покрытия на крышах и стенах здания да сломанных ступеней входной лестницы.

Потому люди проложили обходную дорогу, хотя им было ближе добираться до работы или домой параллельно передних заборов.

Злые ребятишки бегали туда подразнить несчастных, бросать им огрызки яблок, шишки, будто пришли в тир, в котором вместо игрушек — живые дети. Но у сирот были и защитники. Будто знали, когда прибегают вредители, появлялись добрые, отгоняли их, дрались даже не на шутку. Родители этих детей передавали конфеты: «Кто им там конфеты даст? Побалуйте, только незаметно, разверните при них, пусть конфеты достанут, а фантики в мусорку выбросьте, там не оставляете! Догадаются и запретят, а то и вообще сменят ворота и калитку. А ребятишки ждали этих местных детей (хоть какое-то разнообразие в их монотонной тяжелой жизни), дружили. Узнавали о внешней жизни. Воспитатели и няни не запрещали общаться, всё же свои, местные, но смотреть было жалко на таких детей. Дети, будто по разные стороны волейбольной площадки, только вместо сетки — ворота.

Недолгая радость. Молодая психологиня. Подружки Насти

Насте было невыносимо там жить. Она любила быть одна, думать, рисовать, что-то писать, стихи пыталась освоить.

Психолог, которая проходила стажировку, заметила и выделила эту необычную симпатичную девочку-подростка. А, когда провела очередной тест, пришла к выводу, что не место ей в этом учреждении. Ее айкью дай бог многим взрослым иметь! На вопросы отвечала легко и быстро, задачи на логику и загадки, ребусы, одним словом, человек без развития и образования может деградировать. А лечения у нее не было, потому что фактически здорова, разве что получила изрядную порцию психотравм в детстве. Это не могло не отразиться на ее характере, а психокоррекцию проводить сложно, но не поздно. Этим и хотела заняться молодой специалист.

Молодая психолог возмущалась, что несправедливо нормального человека держать среди неадекватных людей, так с ума сойти можно.

Директор и завуч выслушали ее, кивали головой. Девушка была рада, что ее услышали, что ее действия правильные и она помогла человеку — первому в ее практикующей жизни! Она уже дала всем понять, что хочет здесь работать.

Но, после того, как прошла стажировку, ей дали понять, что делать у них ей нечего. И, если она будет жаловаться, то она об этом сильно пожалеет, нигде не сможет найти работу, разве что санитаркой или уборщицей. Опечаленная психологиня уехала в другой район.

В этот день и Настя спала беспокойно. Будто чувствовала, что опять осталась без друга, без защиты и моральной поддержки.

Ее подруга Аделина не умела спать, при этом еще всегда тихо и долго плакала. Лунатик-Верочка поначалу пугала всех новеньких. «Привидение» вставало, ходило по комнате. Те, кто просыпался, думали, что она нарочно пугает, кричали, кидали от стаха в нее подушками, психовали, били. После этого Настя и Аделина следили за тем, чтобы ее не трогали. Втроем гуляли, втроем сидели за одним столом в столовой, в классе — тоже рядом. Чаще, втроем молчали.

Наказывали всегда Настю. Они-то знали, что девушка здесь лишняя, да еще и IQ повыше некоторых из сотрудников, слишком заметная и всё видит да слышит, одним словом — опасный подросток!

Новый психолог оказался очень хорошим для администрации: выполняла все указания вышестоящих начальниц, и троица стала думать, как же изжить несносную «провокаторшу», какие нужны действия и документы. Психолог им в руку! Одно плохо, что ребенку только пятнадцать, а, значит, все поступки Насти — возрастные, если ее будут принимать в другие интернаты, там будет проверка и не факт, что вскроется правда.

Тогда они решили просто. Они решили сделать ее жизнь невыносимой, дабы психиатр бы ею занялся, сделал «правильные» выводы и дал направление в другое, более закрытое заведение — психушку. Зато там будут лечить, а здесь без комиссии нельзя, интернат не больница всё же.

Шестнадцатилетие Насти. Детские праздники для взрослых —  корпоративы.

Дни рождения детей не отмечались, обычный очередной день. Просто поздравляли и только. Но хоть юбилейные даты отличались. Тогда на полдник заносили дешевые кексики из магазина, разрезали на части, и, как хлеб, добавляли на тарелки, которую дети освобождали от еды. В такой день дети лизали их, чтобы кекс лежал на «чистой» тарелке.

А, дождавшись вечера, доставали купленные продукты — колбасы, консервы, сыр, обязательно выпивку и делали «шабаш ведьм» — корпоратив. В такой день некоторые из взрослых были добрей, даже не ругались и не срывались на детей.

Также прошло и шестнадцатилетие Насти. Она уже поняла, как «работает» интернат, потому в этот день была послушной, ведь любви все хотят. Но этот порыв добра приняли за подвох как «что ты еще придумала». «Любимыми» могут быть только послушные да шестерки (стукачи, подхалимы). Но не те, кого хвалят другие. Такие специалисты долго не задерживаются, уезжают и забывают, а достается таким, как Настя. И никто не узнает.

Охранник. Первый этаж

Даже мужчины, которые работали  там — дворник, охранник, пытались «завязать» дружбу и «защищать, если ты будешь послушной». Так она узнала, что быть послушным у мужчин — это значит, что ты должна тихо и молча радоваться их «вниманию». При этом женщины замечали и начинали ревновать.

Корпоратив был в самом разгаре. Охранник в такие дни он придвигал допотопный тяжелый стол (возможно, когда-то он служил мебелью начальников и хранящий много тайн), сам бегал в столовую.

Весь пол в коридоре  на первом этаже был выложен из черно-белого кафеля в шахматном порядке. Это единственно «веселое» место, которое напоминало ей о том, что в жизни бывают и белые квадраты. Если играть правильно в шашки, которым научила играть ее мамочка, можно выиграть: «Дочка, так и в жизни! Нужно продумывать все пути, тогда можно найти выход! А выход всегда есть! Всегда!»

Охранник привык, что дети иногда бегают сюда, когда взрослых нет, потому что бегать хочется, в детстве это очень важно. Это он разрешал, самому не скучно. Дети не балуются, а просто бегают да прыгают по квадратам. Или другая забава там. На второй этаж ведет старинная широкая лестниа с низкими ступенями, по ней детишки прыгают на верхную площадку и обратно.

Настя любила корпоративы по-своему. Прибегала, когда потерявшие бдительность выпившие сотрудники, под громкую музыку тусовались, тогда она прыгала, как будто классики. И мечтала. Имея печальный опыт общения с мужчинами (отчимами), девушка старалась прибегать, когда охранника там не было. Предварительно спустится, подглянет, нет ли его там, и бежит. Или обратно поднимается.

Раньше там был старый дедушка, добрый. Но он умер, и недавно взяли другого. На смену пришел неприятный дядька с толстым животом, вечно пьющим пиво, а в женском коллективе такие слабости простительны, ведь они тоже практически все старые девы да разведенки, а какое удовольствие без алкоголя? Так считают многие. Да и кто туда сунется? Проверки? Так их предупреждают, заранее готовятся. Какому начальству хочется пачкать туфли и портить настроение, приезжая в этот район?!

Дядька рассматривал эту красивую черноволосую красивую девушку с темно-синими глазами, оценивал по-мужски. Девушки его привлекали больше, чем прилипчивые сотрудницы. Но с детьми нельзя, за это посядить могут. А что от того, что он будет смотреть, или погладит по головке наивных доверчивых детей, которые привыкли к осмотрам, медкомиссиям, ко взрослым…

Настя прыгала и посматривала на огромные настенные допотопные часы. Ужин давно прошел, там празднуют ее день рождения без нее. Там торты, лимонад, наверное, пряники, конфеты… Вот вырастет, у нее все это будет!

В это время ворчливые няни готовят всех ко сну — вечерние процедуры, а им хочется в столовую. В это время и успевает пробежаться до «шахматной доски», где она и попрыгать успеет, и обратно бежит. Бегать как бы нельзя, а хочется в детстве всегда. И прыгать! Взрослые не понимают, почему дети носятся и прыгают, будто сами сразу стали тетями.

Вечерние процедуры. Подготовка ко сну.

Лежит и плачет тихонько, чтобы другие не услышали. Там есть и такие сердобольные, очень жалостливые: если кто плачет, они тоже могут заплакать. Бедные детишки! У нее еще перед глазами эта «шахматка», вспоминает маму, пусть запущенную, но свою комнатенку и кошечку любимую, где она могла стоять по середине комнаты и делать по два шага в разные стороны — к окну, к дверям, к кровати и к столу. А она мечтала завести котенка, да бабушка прогнала крошечную зверюшку.

Как бы ей хотелось заснуть так, чтобы больше никогда не проснуться, как Аришка. Как ее били за то, что не ела кашу; за то, что при беге из столовой задела кактус на подоконнике, когда падала, ведь у нее слабые ноги, за то, что поделилась компотом с новеньким мальчиком, который всегда плакал. Аришка пыталась убежать. Ее ловили, закрывали в отдельную комнату, пичкали какими-то лекарствами. Снова возвращали потухшую в спальню, где жили по десять человек (таких спален-комнат было несколько на втором этаже, на первом — учебные классы, приемная директрисы, столовая и медкабинет). Потом болезненная девочка выпрыгнула из окна. Санитарка мыла окно, когда наклонилась, чтобы отжать тряпку, успела увидеть только старые дырявые тапочки на улетающих ногах. После этого случая поставили решетки на всем втором этаже, даже в коридоре.

«Отмучилась!» Так говорят, если человек плохо жил или страдал от болезней.

Побег из ПНИ

Имея здравый ум и здоровое тело, ломать его и лишаться жизни как-то непростительно. В такие трудные минуты ей на помощь приходили не люди, не друзья, а мама, которая даже с того света помогала ей «советами» про «шамхаты». «Выход всегда есть!»

Выход ВСЕГДА есть!

Назавтра настал солнечный июньский день. На прогулке они грелись на солнышке, поднимая лица к солнышку. Мальчики бегали, прыгали с девчонками, играли в догонялки, рисовали мелками на островках сохранившихся некогда бывшей асфальтированной дорожки, ведущая посетителей от ворот до крыльца интерната. Никому до них дела нет. Зачем? Никому не мешает и ладно. Это не школа или детсад, куда ходят родители и могут возмущаться, что их дети могут пострадать физически, получая травмы от падений или споткнуться и пораниться.

Друзья Насти. Подарок от них. Первая влюбленность

Но никому, ни проверяющим, тем более, родственникам, не приходило в голову сделать ремонт не только внутри строения, но и изменить мрачный вид и без того непривлекательной территории, который хорошо скрыт от посторонних глаз, куда только детишки бегают, адреналин получить. Насте принесли «подарок» — открытку, которую красиво подписали и нарисовали сердечки.

Настя заметила, что с ними впервые она стала замечать за собой, что может быть совсем другой — открытой, разговорчивой, и, что ей самой нравилось, она улыбалась. Даже скучала по ним, особенно, по тому мальчику, который приезжает на велосипеде со своей сестренкой, ровесницей Настены.

У Насти эти поселковые были друзьями. Это не тот поселок, где жила она с бабушкой, а совсем чужой. Она помнит, как ее долго везли сюда на грузовой машине. Наблюдательная девушка успевала замечать особенности местностей — названия мотеля, магазинов, леса, реки, водонапорные башни, вот только населенные пункты на табличках по пути не запомнила, потому что проезжали быстро.

Друзья с каждым разом понимали, что она сильно отличалась от тех,кто за воротами. То, что ее интересовало, ей отвечали. Ей приносили новые «знания» — где находится школа, столовая, железнодорожный или автовокзалы, куда они идут, сколько стоят билеты. Она поделилась о своем желании сбежать отсюда, пока лето.

Няни видели, что она много времени проводит с поселковыми детьми, но, зная чьи это дети, тем более, свои, не отгоняли. Сами когда-то сюда бегали, теперь бегают их дети и внуки.

С ней хлопотно, хоть не мешается, но всё равно следили. Попытки побега уже были и до нее.

Девочка общается с себе подобными, это они тоже понимали. Но работы в поселке мало, а есть в семье хотят все, поэтому дорожили вакансией и работали здесь с молодости до пенсии, никому не уступали место, и избавлялись от тех, кто не на их стороне — правильных и справедливых.

Подготовка к побегу. Поддержка друзей

Поселковые друзья и подруги с радостью поддержали ее идею побега. Они копили деньги, чтобы отдать ей на покупку билета, приготовили свои старые вещи, рюкзак школьный, куда положили шмотки. Обещали помочь с продуктами. Для детей это была очередная игра, а для Настеньки — выход из черного квадрата ее жизненной «шахматной игры».

Мальчишки принесли ей перочинный ножик по ее просьбе, пригодится удалять мелкие препятствия, отвинтить что-нибудь, отковырять. Это она видела дома, когда отчимы открывали бутылки, пугали маму, отрезали тряпки, чтобы использовать как бинт, резали хлеб. Она поняла, что перочинные ножи — удобная штука на все случаи жизни.

У всех кипел адреналин. Договорившись на очередной день рождения, оказалось, летом детей родили больше, потому юбилей намечался еще у кого-то из комнаты девочек, друзья придумали план побега.

Риск — опасное, но считается благородным делом.

Она дождалась, когда все закроются в столовой, после отбоя, и начнется возня «подготовка ко сну». Ее одеяло Аделина должна была помять так, чтобы издали казалось, что на кровати лежит человек и укрылся с головой (предусмотрительно в последние дни она так и поступала, чтобы дети в комнате привыкли и не заметили ее отсутствия). Как будто от холода или света луны.

Аделина радовалась за Настю. Ей она сказала, что хочет вернуться к бабушке (правду говорить не стала, чтобы подружка при «допросах» не выдала со страху), и чтобы сбить со следу. Предлагала она и ей сбежать, но болезненная девушка отказалась.

Побег

Аделина спустилась попрыгать, это тоже няни знали, вернется, куда денется. У нее была теплая кофточка, которая совсем не сохраняла тепло, видимость, а детей в непогоду всегда держали в спальнях. Гуляли только при сухой солнечной погоде. Солнца практически и не было там, оно показывалось только сквозь высоченные кроны сосен.

Темный лес пугал своим видом воспитанников, поэтому ночью в спальнях было тихо. Воспитатели и няни запугали страшилками и дети просто боялись высунуть нос, закрывались с головой. Особенно дети боялись, когда няни уходили в столовую. В обычных интернатах или загородных лагерях дети шумят, балуются, но здесь бы их быстро выдрессировали.

Аделина сделала, как и обещала, и сама тоже укрылась с головой. Ей показалось, что так будет достоверней. Девочка тоже проходила тесты, где получала высокие баллы, и что ей лучше лежать в специализированном интернате для детей со слабым здоровьем, но никак не в ПНИ. Она лежала и по-своему молилась за то, чтобы у ее единственной подруги хоть жизнь сложилась хорошо! Она была счастлива, что смогла помочь и может молиться за любимого человека, которая была ей как сестра.

Настя прыгала по большим квадратам. Охранник решал сканворды. Ее  сердце билось от страха и волнения, казалось, что оно вот-вот выскочит. Охранник опять мечтательно вздыхал, поглядывая на девушку, которой только шестнадцать. Настю успокаивало только то, что там, за воротами, ее ждали друзья.

Решила действовать. Все бы прошло хорошо!

Охранник встал, направился в ее сторону. Этого в планах не было, девушка растерялась. Пот выступил на лбу, руки затряслись предательски, ноги подкашивались: «Неужели почувстовал? Может, его предупредили, что дети сбегали? Может, на ее лице он что-то «прочитал»? Говорят же взрослые: «Я всё вижу, у тебя на лице написано!»

К счастью, он прошел мимо в вошел в туалет. Такая неожиданность быстро вернула в жизнь, и она быстро подбежала к столу и стала отодвигать его.

Дверь он не запер. Она изучала его все дни. Дверь запиралась только в выходные, когда в воскресенье он уезжал домой. А с воспитательницами и  директоршей курили постоянно. Он еще не имел опыта со сбежавшими, да и не мог представить, что «дурачки» способны сбежать, да еще и ночью, когда даже ему, взрослому мужику, нехорошо становилось от жуткого ухания совы, от воя волков зимой, да и гадюк полно.

На случай, если дверь заперта, у нее был другой вариант — из окна.

Но тут она решила проверить. Окно было приоткрыто, и на подоконнике стояла пепельница из консервной банки, еще дымился бычок. Пришла идеальная мысль. Она снова задвинула стол, и спрыгнула из окна, предварительно прикрыв примерно так, как и была до побега.

Она стремительно направилась к воротам, где ее ждали друзья. «Боже, как хорошо иметь друзей! Я обязательно потом с ними свяжусь. Когда вырасту, будем общаться уже по-взрослому, ко мне приглашу, к ним буду приезжать!» Так она мечтала перед сном, когда днем с ними общалась.

Мальчишки сидели на высоком кирпичном заборе, спустили ей веревочную лестницу, двое стояли с ее стороны и держали лестницу, чтобы она не шаталась. Помогли залезть, другие подали руки, когда она спускалась.

Вечером приехали мальчишки и одна подруга со своим парнем, одним из них. А ее любимый друг приехал без сестренки. Он посадил ее на велописед, дал ей в руку фонарик, и они уехали из этого жуткого места.

Навсегда!

Прощай, темное прошлое! Здравствуй, новая жизнь!

Она оглянулась. Вслед ей будто облегченно и радостно вздыхал двухэтажный старинный двухэтажный особняк, который в темноте и на фоне черного леса при полной луне казался поместьем как из триллеров или ужастиков. И только как два глаза глядели отъезжающей девушке вслед окна столовой и фойе, гда дежурил охранник.

Подруга поселковая подготовила ей постель из коврика и дорожки, принесла свою подушку и постелила в сеновале. Они долго разговаривали перед сном. Мечтали. Мечтали, что когда-нибудь, может, снова пересекутся их пути.

Еда уже была приготовлена той, которая осталась их ждать. Хотя всё уже и остыло, но Настя ела жадно и звонко, ведь настоящую вкусную деревенскую еду она еще не пробовала никогда. Не приходилось.

Бабушка ленилась, покупала «ширпотреб», полуфабрикаты да все магазинное. И макароны, спагетти, иногда пельменями угощала, без добавки, но Насте приходилось есть то, что любит ее бабушка. А макаронные изделия она не любила с детства, потому что и у них дома мама покупала только макароны, манку да перловку.

Впервые она спала как убитая.

Наутро подруга вынесли ей свой завтрак, от теплой еды и горячего чая в термосе она быстро согрелась. Было свежо. Будто радостно пели петухи, щебетали какие-то ранние пташки.

— Насть, вот (она вилами убрала сено) тебе рюкзак, там теплая кофта, гамаши, кроссы, переобуйся, эти я выброшу. — Настя послушно переобулась, размер подошел, чем сильно обрадовала подругу. — Отлично! Еще здесь ложка, вилка, тарелка пластмассовая, салфетки, спички, так, что еще, а, блокнот с карандашом, да и мелочи разные, пригодятся. Мы с пацанами в поход ходим, знаем уже из опыта, что больше нужней, пригодится. Бери!

Рюкзак был большой, вещи были аккуратно сложены, продукты положили поверх вещей. Когда она вывела беглянку через лазейку, они выбрались на картофельное поле, побежали до калитки и оказались на другой улице. Задними дворами дошли до остановки, где их уже ждали друзья.

Они тоже пришли с сумками, но и вернулись почти с целыми пакетами, потому что не вместились все продукты в «бездонный» рюкзак. Потом, проводив подругу и пообещав друг другу «найтись» и общаться навсегда. Когда пришел автобус, один из друзей достал деньги, отдал толстый кошелек:

— Мы для тебя собрали. Не пропадай! Будет возможность, дай знать, адрес Аксу ты знаешь, пиши ей, а мы тебе ответим. Толстенные письма будешь получать. Не забывай нас. Мы тебя любим и верим! У тебя всё получится! Не пропадай надолго!

Они крепко обнялись, Настя благодарила и обещала, что они будут вместе всегда в ее сердце! И вернется к ним, когда придет время.

Водителю дала деньги, получила сдачи. Впервые в жизни она решилась на такой рискованный поступок — спасти себя и начать свою жизнь. Паспорт — проблема. Хорошо, что билет покупать не нужно. Купила до конечной, какая-то деревня. Ею двигала свобода и ожидания новой жизни.

Она села на свое место. Потом вдруг резко вскочила, удивляя всех, выскочила, подбежала к друзьям, обняла всех крепко, и поцеловала друга, который вез ее на велосипеде. Но обещать ему вернуться не могла, потому что знала, что в жизни может случиться разное, чтобы не ждал. Но в глубине души она очень хотела быть с ним рядом. Возможно, это дело будущего.

Потому вбежала в автобус и поехали.

Ребята махали ей вслед, Настина подруга плакала, друг обнял ее.

Всё дальше и дальше отдалялись ее верные друзья, все дальше и дальше оставалось ее темное грустное прошлое.

За поворотом остались друзья и дом, в котором осталась ее любимая и добрая Аделина. «Я заберу тебя, когда смогу!» — Мечтали они накануне.

Там, за поворотом

Она с детства научилась плакать молча. Слезы текут горячим водопадом, глаза болят от напряжения. В природе ведь положено плакать и не сдерживать слезы. Но не от хорошей жизни приходилось вести себя тихо, ходить на цыпочках, бесшумно прятаться от отчима, который искал. Этого она боялась. Она отбивалась и спасала себя бегством из дома, или ударяла попавшим под руку стулом со всего размаха или другим предметом. Страх придает силы беззащитным.

Ее били взрослые и дети. Когда обижали дети, не вмешивались взрослые. Даже бабушка не спасала ее: «Ты сама виновата! Непослушная, потому и одинокая и ненужная! Кому ты нужна такая! Тебе нигде не будет хорошо!»

Она смотрела назад и представляла зую худющую старуху в бигудях на голубых волосах: «Ты мне не нужна такая! Я тебя в детдом сдам!»

Она видела мамочку, которая плакала: «Беги, дочка, у тебя получится! Шахматы — как жизнь, черно-белые квадраты! Я всегда буду с тобой!»

Она вспомнила психологиню-стажера: «Ты знай и всегда себе говори: «У меня всё получится! Я выживу и буду жить дальше!»

Но чаще всех она вспоминала своих поселочных друзей, с которыми она познакомилась на территории забытого богом интерната. Может, бог не забыл про нее, потому эти дети вдруг да оказались в нужное для нее тяжелое время и они помогли выбраться из очередного черного квадрата?!

Оставив далеко позади и сам поселок, микроавтобус ровно ехал по проселочной дороге вперед, в новую неизведанную жизнь. Насте не спалось, ей очень хотелось запомнить эту ночь. Ей необходимо было прочувствовать расстояние, которое отделяет быстро от прошлого и смело врывается в будущее.

Дорога длинная, кругом то лесок, то колхозные поля, то посадки между полями, то реку проедут. Что-то она запомнила, когда ее везли в ПНИ. Но поворот был, когда они выезжали из бабушкиного поселка. А здесь они очень долго ехали по прямой дороге.

Ночью это всё кажется другим, даже страшным. И ты бежишь от темноты и страха в этом маленьком беленьком домике на колесах, в котором ты чувствуешь себя в безопасности.

Ехали они долго. Только к утру, когда на горизонте посреди очередного колхозного поля, стало всходить солнце, и жизнь, казалось, удалась — побег состоялся и весьма удачно. Неожиданно, но получилось. Какой ценой? Бесконечного страха, волнений, бессонных ночей с постоянными поисками вариантов, мучиться целый день от недосыпа, сушки корочек хлеба под одеялом, перед сном съесть крошки, но такова цена ее мечты.

«Болото». Бабушка Тоня. Болото.

— Ну вот,  «Болото», — сказала вслух какая-то бабушка своей внучке. Она причесала малышку, поправила красивое платьишко, — Ну, принцесса, ты готова?

— Да, бабулечка! Хочу скорей домой! Ты молочка мне дашь с хлебушком?

— Все тебя ждет дома. Дедушка давно уже встал. Скоро встретит у ворот. Идем, наша принцессуля, давай, моя хорошая, осторожненько спускайся. Тааак, — подбадривала она внучку, — вот так. Теперь прыгай!

Девчушка бегала вокруг бабушки, радовалась и прыгала. Потом она взяла старушку за морщинистую руку и пошли вперед.

«И я буду такой бабушкой!» — Сказала она себе и вдруг заплакала. Она вспомнила свою, которая где-то там, очень далеко, счастлива без нее. Но она тоже хотела, чтобы у нее была бабушка. Когда та ее забирала к себе, она была доброй при людях. Настя думала, что бабушка у нее добрая, как и ее мама. Но про маски, которые люди надевают, выходя из дома, из работы, меняют. Сколько в человеке черноты и зла, столько и масок у него при себе. Это она постепенно поняла. Но бабушку решила запомнить для себя такой, которая ее забрала.

«Значит, конечная!» Куда теперь идти?

Она решила послушать сердце. В книгах ведь оно не подводило в таких случаях. «Начинаю новую жизнь с чистого листа. Пойду за ними, пусть ко мне «прилетят» добрые люди! Ведь я себе там намечтала и у меня получилось! Мамочка была права!»

— Доченька, — бабушка почувствовала, что за ними следует девушка, остановилась и повернулась, — вы к кому приехали? Поселок наш большой, а я здесь живу давно, и родители мои отсюда, всех знаю. Может, подсказать смогу? Вы ведь впервые здесь, я вижу!

Настя не привыкла теряться и за словом в карман не лезть научила ее нелегкая печальная жизнь.

— К дальней родственнице. Не знаю, живы ли…

Святая ложь — не наглая ложь. Аделине она тоже приврала насчет «к бабушке еду». Пока она отвечает по частях, думает о продолжении и возможных ответах.

Бабушка пристально поглядела ей в глаза.

— На наших ты не похожа. Ты точно правильно приехала?

«Ну бабуля, насквозь видит!»

— Думаю, правильно, работу ищу я. У меня нет родителей, и документы украли, вот ищу в деревнях работу, где без документов берут. Потом восстановлю.

Бабушка уже с подозрением стала всматриваться в девушку, стала оценивать ее с ног до головы и обратно. Внучку уже перевела по другую сторону от Насти:

— Валенька, рука устала, иди  теперь с этой стороны, — девочка послушно перебежала сзади и взяла другую руку.

«Боится, значит, может сказать другим о подозрительном чужом человеке!»

— А работа всегда нужна. Лишних работников не бывает. Уборщица на почте нужна была, грузчик в сельпо, в школе математичка нужна, но ты не подходишь.

«Чтобы я в школу?!»

— Слушай, давече я слышала, что в частный сектор кому-то нужна была сиделка. Кто-то садовника искал. Да, и домработницы. Там всегда требуется, да мало платят, потому снова ищут. Может, на первое время туда устроишься.

— Спасибо, я ведь чужой для вас человек, а вы ко мне со всей душой.

Ох, как старушке понравилось, как о ней отозвались, даже руку дернула внучке, мол, слышишь, какая у тебя бабушка хорошая. Да внучка и без лишних доказательств знает.

— Вот мы скоро дойдем. А ты иди дальше и до конца. Там будет земляная дорога. Одна ведет к коттеджному частному сектору, а другая тебе не нужна.

— Спасибо! А где я могу остановиться, если сегодня не найду работу?

— А здесь баб Нюра всегда сдает. Недорого, кстати, другие очень дорого берут в центре, да и дома у них приличные, а у баб Нюры избушка маленькая, но две комнаты, одну и сдает. Если ее дома не будет, постучись в соседние ворота, там у нее подруга Тоня живет, друг к другу ходят каждый день.

Из-за угла заборов очередного предпоследнего перекрестка в переулке, вышел дедушка, с широко распростёртыми руками. Внучка бросилась к нему, он поднял ее высоко над собой, покружил и втроем, держась за руку пошли вдоль их забора до ворот.

«Мдааа, — мечтательно вздохнула Настя, — мне так жить!»

Бабы Нюры не оказалось дома, а соседская бабушка сказала, что та пошла в сельпо, за сахаром.

— А ты не хотела бы у меня жить? Я дорого не возьму. Не брала бы, но жить-то надо на что-то, пенсия малюсенькая, а кушать хочется как большие. Да и где краски купить, покрасить поможешь крышу, двери, калитку, заборы. — Размечталась бабуля. — Ремонт, хотя бы довести до состояния Нюры. А потом и вообще, если уживемся, заживем, внучкой мне будешь? Ась? У меня сын женился во второй раз, первая вот хорошая была, не любила я ее, обижала, бог наказал. Развела я их, а он женился на старше него, ушлая оказалась, до свадьбы ниже травы, тише воды была, не нашенская. А потом и вообще увезла к себе куда-то за границу. Сына не выпускает, ревнует сильно, вот я его лет десять не видела. Дом, говорит, не нужен твой, доживешь сама. Вот и доживаю. Никак умереть не получается.

— Да что вы говорите такое! Я — согласна! — Поспешила успокоить бабулю, у которой уже глаза стали краснеть, вот-вот заплачет.

Домик оказался маленьким, но у нее будет своя комната! Она чуть больше, чем была у нее в детстве! Печка топится, бабушка уже на стол хлопотать стала.

— Я много не возьму. Сколько дашь, хватит, ведь тебе самой тоже нужно, молодая, что, не понимаю, что ли?! А мне одиноко не будет. Мне зачем много денег. Заживееем, хорошо будем жить! Ты пока устраивайся, мы пообеееедаем, расскажешь, кто ты и откуда.

Вот последнее Насте как раз было сложно рассказать. Вдруг бабуля испугается. Но решила, что правда — лучший друг честного человека. Если бабушка испугается, то к баб Нюре сходит, если и та побоится, то здесь можно в лесу переночевать, где-нибудь, ноги найдут, куда себя спрятать.

Настя не стала вытаскивать из рюкзака, пока не убедится, оставят ее здесь или нет.

— Вот давай, я заварку сама собираю, для меня магазинный дорогой, но у меня он всегда вкусный. У меня прапрабабушка была ведуньей, и мне передалось. Не болею, поверишь?!

Бабушка встала, сплясала какой-то танец без музыки, побарабанила ладонями да кончиками пальцев по столешнице, поднялась на носочках, присела, прыгнула, высоко подняв руки, почти донятулась до лампы, покрутилась вокруг себя. Вот такая вот я!

От восхищения и удивления Настя даже рот открыла и по-детски захлопала в ладоши.

— Ну-кысь, теперь ты о себе расскажи да всю правду. Я хоть и старая, но жизнь повидала и пойму. Если не дойдет, спрошу дополнительно.

Настя честно рассказала всё о своей жизни. Со всеми деталями, как просила бабушка. Старушка с каждым разом все становилась грустней, вдыхала, всплакнула в нескольких местах, охала.

— Девочка моя, я тебе верю. Так рассказать могут только справедливые люди, я чувствую, что ты пережила. — И бабушка задумалась.

Чем больше бабуля молчала, тем с душе кошек становилось больше и скреблись они с каждым разом все сильней и сильней. Настя глядела на край стола без клеенки перед собой, перестала есть. Ей было стыдно, обидно, страшно.

«Вот моя маленькая жизнь побыла в белом квадрате у этой светлой бабушки,  теперь она меня выгонит и я уйду снова в черный квадрат».

Бабушка о чем-то думала, совсем в себя ушла, головой покачивала много раз.

— Ты доешь, мне нужно подумать.

Старушка встала, не глядя на гостью, вышла в другую комнату и послышалось, как заскрипела старая панцирная кровать.

— Ну всё! Ушла, дала понять, что мне пора выходить.

Помнит она эти слова: «Мне нужно подумать, да так сделать, что тебе мало не покажется!» — В ПНИ говорили, и бабушка, и отчимы.

Куда глаза глядят

Девушка встала, забрала рюкзак и вышла. Комок в горле не давал ей держать себя в руках. Она вышла за калитку и направилась в сторону коттеджей мимо болота, впервые она дала волю слезам. На полпути она остановилась. У болота села на большой камень у воды, сняла рюкзак, вымыла лицо. Теперь немного успокоилась. «Куда идешь без паспорта? Вот, бабушку напугала, даже не остановила, когда я дверь закрыла! А здесь грамотные богатеи быстро в полицию сдадут!»

Она повернулась и побежала что есть мочи мимо домов баб Нюры и бабушки Томы. Какая-то старушенция появилась ей навстречу, когда она побежала дальше, не свернула туда, откуда повернула к избам старушек. Бабушка остановилась, уступая ей дорогу, удивленно глядела ей вслед. Постояла, подумала и пошла до дому. «Баб Нюра! Ну, теперь точно обо мне весь поселок узнает!»

Очень хотелось есть и пить. Она завернула в лесок в надежде, что найдет ягоды. В ПНИ в лесу росли черника и брусника, они прямо на территории собирали их и ели.

Бомжи?

Нос унюхал запах жаренной сосиски. Она, как голодный зверек, любопытный и ожидающий куска лакомства, побрела дальше в лес. Из-за берез она разглядела людей. Это были две девушки, четверо парней. Почему-то присутствие девушек сделали ее смелей и она направилась прямо к костру. «Бомжи!» — Подумала Настя, но она выдала себя, наступив на ветку, которая шумно хрустнула.

— Оба-на! Какие люююди! И кто же вы будете, мадам? — Стал подходить гопник с синими штанами да в белой майке.

— Юр, не приставай! Она мимо шла. — Сказал другой, который держал сосиски на самодельных шампурах из ветки, а на другой — куски хлеба. Всё это жарилось.

— Извините, — начала Настя, жизнь научила ее не церемониться, когда этого требуют сложившиеся на данное время обстоятельства.- Я просто пришла на запах еды. Не ела со вчерашнего ужина.

Все переглянулись.

— Ну, айда, садись, расскажи, кто такая и зачем ты здесь?

Поблагодарив, Настя достала свои нетронутые запаса:

— Угощайтесь, это мне мой друзья дали, они такие же, как вы!

Это очень понравилось ребятам. Да еще и еда к сосискам и хлебу.

— Пиво будешь?

— Не пью. Родаки пили, я видеть не могу.

— Яяяясно!

Они молча поели, выпили пиво, она допила холодный чай.

— Рассказывай давай, раз за столом с нами поела. Своей стала, стало быть. Я — Рита, Юрика, Вася, Райка.

— Настя. Сбежала из детдома. Точнее, из ПНИ…

— Во как! Это уже интересно, интересно! — Обрадовалась Райка. — Люблю разные истории! Давненько не слушала.

Приезжая точь-в-точь, из слова к слову рассказала также, как и поведала о себе баб Тоне.

— А, баб Тоня — хорошая, щедрая, она нам яблоки дает собрать, заварки для нас тоже собирает и нас научила, мы ей уборку делаем, полы моем, воды натаскаем, а она нас кормит. — Перебила ее Райка. — Мы же тоже не местные, живем в заброшке. Ну, как заброшка. Барак. Из шести уцелел наш, недалеко от дороги. Мы созали свою коммуну. Мы боялись здесь жить, но привыкли. Да и народ нас сбродом называют, боятся! Брезгуют. Пока нас не выкурили. Мы не хулиганим, не воруем, уже четыре года здесь живем. От нас пользы больше, не мешаем, не шумим, бабушкам помогаем, на субботники ходим. Но, если что случится, конечно же, первым делом нас вспомнят недобрым словом, мы будем без вины виноватыми. Как-то у одной скандальной бабы петух пропал. Она проклянала нас, собрала других, с вилами да лопатами к нам пришли, сжечь наш барак хотели. Но Юрик у нас образованный, у него два высших образования, поехал покорять столицу, учился там, а работу не нашел. Тыкался, мыкался, да деньги закончились. На остановке разболтались, свой человек, и с нами теперь живет. Он и стал расследовать с ними. Оказалось, петух перелетел к соседям и там остался. Куры яйца больше стали нести, вот хозяева и молчали, мол, догадаются, заберут. Поскандалят да забудут, впервой что ли?

После этих подбадривающих ее слов ей стало легче продолжать.

— Оооо, кто идет! Какие люди и без охраны!

Она оглянулась, к ним направлялся молодой человек приятной внешности. Судя по радостным возгласам, это у них был важный человек.

— Витя, — успела шепнуть на ухо Рита. — Во такой парень, мировой! У него только вид такой серьезный, потому что умный и образованный.

— Здравствуйте, — сказала Настя.

— Виктор, — протянул руку для знакомства.

Он не сразу отпустил руку.

— Жесткая ладонь. Тяжелая рука. — Сказал он, и внезапно улыбнулся. Какой-то магнетизм был в этом молодом человеке с натренированными мышцами и торсом как у богатырей.

— Да. Есть что поесть?

— Вот, Настины гостинцы. Я щас сосиски достану, погодь! Во дворе костер разведем.

Быстро сделали шашлычок, как в лесу. Стоя стали есть.

— Он у нас тракторист, лучший, между прочим. Да еще и автомеханик. Нас научил многому, вот мы и работаем по заказам, денежки хоть идут, сыты, не жалуемся. Может, к нам? — Сказала Райка, а Рита закивала головой, дескать, втроем веселей будет.

— Если не брезгуешь, — начал балагурить шутник, — милости просим, мамзель!

— Разве я могу отказать вам? — Вдруг, неожиданно для себя, Настя улыбнулась, так она улыбалась только с теми поселковых друзьями, с которыми вчера только рассталась. — Вы для меня — новые друзья. Я тоже буду работать.

— Свой человек!

Они сели на самодельные скамейки, посидели так часок, потом стали собирать мусор, положили в пакет. По пути его выбросили в общую свалку, недалеко от барака. Туда привозят из деревни и выбрасывают.

Потом они вошли внутрь построения. Это был длинный одноэтажный дом в два подъезда. Окна в девичьих комнатах закрывались тряпкой, по-видимому, старой простыней или пододеяльником, из труб выходил дым.

— О, Васёк на работу собирается. Сторожем работает по ночам. Днем спит. Вот поест и пойдет.

Дом когда-то был выбелен, но теперь местами видны рейки, перекрещенные косыми крестиками, на тех местах, где осыпалась штукатурка. Хотя барак и строили в СССР, но видна была его добротная основа и плотный покров стен. Даже печки сохранились в каждой комнате, но работали они слабо, требовался капитальный ремонт здания. Каждая комната принадлежала когда-то отдельной семье или работнику.

Чистый порог, на углу которого у входа лежал веник, также местами порванный коврик-дорожка, тоже, видимо, из свалки притащили.

— У нас график, как в общаге, нет, кто когда может или хочет, убирается в общих местах. Вода в колодце, в деревню нужно ходить. Можно из болота принести, она там теплей. Вот. Магазин покажем. Тебе выходить в деревню не стоит без документов. Не засветись. Пусть думают, что ты уехала. Велик дам, если у тебя выходной будет, в магазин в ближайшее село съездишь, где-то полчаса быстрой езды, дорога хорошая, когда нет дождя. Когда дождь — жижа, даже транспорт скользит, мотоциклы опрокидывались. Поэтому живем запасами. Храним в подвале, во дворе.

Новая жизнь началась

На следующий день барак опустел. Все ушли на работу. Впервые Настя выспалась. Когда проснулась, Васек подгревал себе еду:

— Есть будешь?

— Буду!

— Здесь просто рай! — Она вспомнила свою квартирку, ПНИ.

— Не об этом мечтать надо! Разве это жизнь? Я вот развелся, отдал жене квартиру в центре города, она меня выпроводила. Спивался, потом познакомился с Ритой, у нее тоже проблемы были, она повздорила с начальницей, которая не выплачивала деньги, ушла. Потом вообще сбежала из ее города. Так что, все мы встретились здесь не случайно. Мы разные, но судьбы похожие. Вот и у тебя также, потому легко сошлись. Но кто если и ищет нас, так не с добрыми намерениями. — Он немного помолчал, потом добавил, — в конце коридора комната есть жилая, а напротив — закрыты. Вот в той и можешь занять, но уборка требуется. А для уборки вода теплая нужна. Свет здесь сохранился, не платим, потому и экономно живем. Свет бережем для готовки, на воду не тратим. Моем полы холодной водой, а летом выливаем по корытам во дворе, видела, наверное, и оставляем ведра, чтобы за день нагрелись. Летом выживать легче. Болели, лечились травами, стараемся друг о друге заботиться.

Труда Настя не боится, маме помогала, и с уборком знакома сызмальства, и стирать умеет, и готовить. «Тебя хоть замуж уже выдавай», — усмехался очередной хахаль мамы, когда ей было десять лет. От трудной жизни дети выглядят старше своих лет, рано становятся взрослыми. Печально!

— Ладно, я пошел, скоро наши постепенно вернутся. Жди их.

Он обнял ее, по-братски, хотя был ее ровесником. Она заметила, что родных они заменяют сами, потому обнимашки-целовашки. А здесь, в коммуне,  норма, без этого дружеского тепла было бы намного холодней.

Первая ночь среди близких по духу людей

Вася ушел. Настя осталась одна. Она быстро сообразила, что и где у них находится. Чувствовался сильный сплоченный коллектив, это было заметно по убранству, аккуратности, чистоте и порядку, по вещам и принадлежностям каждого из обитателей этого уютного милого  дома. Дом, милый дом!

Если есть дом, то он милый, ведь в нем ты живешь, прячешься, мечтаешь. Это люди в нем могут быть разными да настолько, что один или сразу несколько человек вынуждены мечтать о побеге, только смелые и отчаявшиеся сбегают раз и навсегда. Нам, не понять их, пока сами люди не столкнутся с реальностью жизни человечества в целом.

Если есть дом, то это всегда покой и надежда, что ты в относительной безопасности, что у тебя есть где жить или существовать, отдыхать и спать, у тебя есть своя комната, который ты делаешь из него то, что видит твое мировосприятие.

Если есть дом, то у тебя есть и адрес. Значит, собственный дом и не нужно думать о другом, искать временное жилье, снимать другое, отдавая кровные в чужие карманы. Отдаешь почти все, а все равно как нищий. Даже здесь ты рад, что у тебя есть дом. Пусть временный, зато свой.

И все знали, что этот барак, конечно же, тоже временный, как и само назначение барака. Здесь раньше жили первостроители райцентра, которых возили туда строителей на вахтовом автобусе. Потом им выделили квартиры. А бараки стали отдавать многодетным семьям или нуждающимся. Барак был государственным, потому ремонты делали по плану, значит, не всегда. А люди не могли позволить деньги на ремонт внешний, дай бог, чтобы денег  хватило залатать прорвавшуюся трубу в общей кухне, налаживать ржавые трубы в общей душевой, где скользкие опасные полы из гладкого блестящего кафеля, в коридорах на потолках живописные рисунки от работы дождя или снега. В комнатах, дай бог, какой ремонт для поддержания духа сделать.

Так и умирают дома. А здесь, на тебе, снова ожил. Барак, как старичок брошенный, задышал, повеселел, подтянулся. И кошки снова стали бегать за мышами. А мыши сожительствовали с людьми наравне. Общий дом. Милый для всех старый дом.

— Эх, разминулись с Васькой, — сказала Рита, — поцеловать забыла. Блиииин, он же сказал, что сегодня была проверка, нужно принять пораньше объект, вот и ушел. Ыыыыыы, — показательно зарыдала подруга любимого Васеньки, низкорослого рыжеволосого с зелеными глазами симпатюльки. Рита же — яркая шатенка с длинными прямыми волосами, которые прячет под платком, красиво повязанные, как у мусульманок, волосы. — Я крещенная по своей вере, у нас положено с платком ходить всегда. Не сектантка, нет, просто староверка была бабка моя. — Она показала на большое белое пластмассовое ведро у двери. — С работы привезла известь, смешала незаметно с синим колером. Завтра побелим стены дома, будут голубенькими. Веселенький будет домик, а то белый больницу напоминает.

Рита работала в прачечной, ездила с Райкой в райцентр на вахтовом автобусе вместе с деревенскими. Подрабатывали посудомойщицей в дорогом придорожном ресторане, поэтому приносили иногда еду, которые оставляли клиенты. Ночью народу меньше, потому посудомойщицы работают по одному, и еду делить не нужно. График удобный — три через три. А Рита пахала в другом отеле, пятидневка. Уставала очень, все выходные отсыпалась, убиралась, гуляла с Васей недалеко от барака.

Рая с Юриком жила, в отдельной комнате. Рита жила отдельно, она пришла раньше, поэтому комнату делить с другом не  спешила: «Вот женишься, соединим комнаты и будет целая двушка», — мечтала молодая женщина, обнимая ненаглядного. Она привыкла к свободе в комнате, высыпаться, да и Вася имел ночной график, пересекались не часто. Поэтому так даже было спокойней, не затоскуешь сильно, а то привыкнешь, а без второй половинки как-то тяжко жить.

Витя жил в большой комнате. Он пришел первым с таджиком Фархадом. На стройке начинали работать. Так вот и семья в коммуне создалась. Дружная, веселая, не унывающая! Нет-нет! Не бомжи! Они работали и зарабатывали, и всем хотелось выбраться оттуда поскорей. Да породнились. Новый год у них — особое событие. Это не только день рождения Вити, но и его годовщина проживания. Как раз, четыре лет назад, он заблудился, была ночь, и увидел барак. Стучался долго, думал, что кто-то, может, еще и живет здесь. Потом нашел свалку, выбрал железки, открыл дверь. Да поселился. Прямо как в сказке «Теремок»: «Кто, кто в теремочке живет?» Не открыли, сам вошел и стал жить. А дальше мы пришли. Сначала в деревне пугали детей, чтобы не бегали далеко от дома и в лес, что в бараке поселилось привидение. Но оно было опрятным, чистым и стало ходить в магазин, здороваться, чистоплотный и вежливый, он стал даже примером для местных мужей-алкашей, которые вдруг стали его ненавидеть.

— Ты чой это, запала на этого узкоглазого или американца (почему-то Витя представлялся им иностранцем)? — Хрипели от злости нерадивые мужья, радуя жен, оказывается, «раз ревнует, значит, всё ещё любит, што ль»?

— Не узкоглазый, а глаза маленькие. — Поправлял их Витя, — Фархадом его звать.

— Узбек, что ль?

— Таджик!

Когда таджик поселился в первой, противоположной стороне, где жил Витя. По соседству и дальше жили остальные. Комната Фархада была на углу большой прихожей, которую они превратили в общий зал. Там была печка. Походило на дома из иностранных фильмов, в которых, входя с улицы, сразу же попадали в жилое помещение, гостиная или зал.

— У кого будет спать новенькая? — Улыбаясь, прижимаясь к Юрику, спросила Райка.

— Конечно, с таджиком.

— Не, не, не, мой комната маленький. Я храпею. Я один привыкла. Я жена имею! Вот!

— Ясно! — Улыбнулась Рита.

— Ну, тогда, Вить, в твоей комнате будет жить!

Витя взял рюкзак Насти, показал ее тахту. Достал из антресоли зимнее одеяло:

— Ночью здесь холодно. Спокойной ночи!

И вышел. Они в кухне, по привычке, сидели и о чем-то разговаривали, смеялись, думали, советовались. Всё как в настоящей семье!

«Пожалуй, мне нужно принять душ с дороги-то!» Долго ей пришлось стоять у двери и ловить тот удобный момент, когда, наконец, она решится выйти «в люди».

— Рита, Рай, можно вас?

— Чё такое?

— Девчат, где можно помыться?

— Огого, это большая проблема. Ладно, на первый раз мы подогреем воду, но ты будешь должна, ладно! Когда срочно потребуется, ты подогреешь.

— Всего-то? — Удивилась Настя.

Девушки переглянулись и от души рассмеялись, да так красиво, ушам приятно. Бывает же такой смех. А Настя и не знает, как это «громко смеяться». «Надо будет потренироваться в лесу!»

— А ты думала, что ты нам что должна? Денег? Не, подруга, ты нам как сестра, а родные разве будут мелочиться? Здесь, дорогая, коммуна, если заметила, как одна семья и все друг за друга горой! Просто я хочу сказать, что мойся на работе. Там разрешают. В некоторых даже есть. Вот мы приходим и моемся в общей душевой, и, перед выходом, моемся и домой. И пацаны также. Здесь экономить приходится.

После душа в большой общей кухне никого уже не было. Назавтра всем на работу, а Вася придет только под утро, иногда на целые сутки уходит. Если иногда он может выйти пораньше до работы, то  с работы раньше прийти никак не может — график есть график.

Витя сначала сопел шумно, потом от души громко храпел. «Интересно, а я храплю или нет?» Спал без одеяла, накрылся стареньким покрывалом, и его потом отбросил. Привыкший спать один, он не контролировал себя. Да и как во сне контролировать?

Бывает, жарко, и ногу из-под одеяла высунешь, а то и две, а под утро похолодает, обратно юрк под одеяло. И открываешься, и звуки разные издаешь, и разговариваешь во сне, словом, о каком таком контроле может идти речь о спящем человеке. Ну, бывают, наверное, исключения! Они бывают везде.

После теплого душа в непрогретой летней комнате на ночь глядя стало прохладно. Полночи она промучилась, да и стеснялась, все же никогда ей не приходилось спать в одной комнате с мальчишками, а тут еще это Джан. Мама ее любила какой-то турецкий сериал, смотрела его каждый день, больше месяца, и там был главный герой по имени Джан. Сначала дочка-малышка запомнила как Ждан, хотя чувствовала, что Джан, но удобно было так говорить. А мама смеялась: «Глупышка ты моя! Это имя такое у этого мужчины. Какой же он красавец, а?!» — Это, возможно, она говорила себе, а не маленькой дочурке, которая тоже любила тех героев, которые нравились маме.

А Витя чем-то напоминал ей этого восточного красавца — такие же длинные волосы, только косички он заплетал на работу, а дома ходил с распущенными волосами и был похож на сильного льва. А иногда надевал ободок или делал обычный хвостик. Вот какие мужчины нравились ее маме: «На твоего отца похож!» И почему-то начинала плакать. Еще крепче обнимая девочки, и они обе плакали. Настя плакала за компанию, как лучшие подруги.

«Эх, мама, посмотри, твой Джан и я в одной комнате!»

Она смотрела на него и думала о маме. А Витя проснулся, ему нужно было в сортир, и увидел Настю, которая в упор глядела на него.

— Чего не спишь?

Настя опомнилась, засмущалась и быстро отвернулась к стенке.

— Тебе не холодно? — Заботливо спросил он, когда вернулся.

— Холодно.

— Айда ко мне, одеяло прихвати. Я не кусаюсь, не бойся. У меня была сестренка когда-то. Когда она мерзла, я залезал к ней в кроватку и мы так и спали. Только я тебе сказку  не буду рассказывать.

— А где сестренка?

— Нам было по пять лет, когда ее сбила машина. Не выжила. Я один на свете. Спи, мне завтра рано вставать. Не пинайся, ладно? — Попытался шуткой отвлечь ее от девичьего стыда. — Считай, я тебе брат, не обижу!

— Я так и не думала. — Но он уже не слышал. Уставал, отдыхал с друзьями немного вот так по вечерам, и «спать-концерт».

«Хорошо, что не услышал, он ведь сам признался, зачем сомневаться!»

Утром Витя проснулся от того, что ее рука лежала на его груди, а ногу она закинула  на его колени. Он осторожно убрал руку, снял ногу с себя, скатился на пол, чтобы не разбудить ненароком, а то опять будет смущаться. И укрыл одеялом, которое сползло на край кровати с ее стороны. Во сне она комфортно закутала себя коконом и повернулась на спину.

Когда проснулась, было уже далеко за полдень.

Первый день

Потянулась сладко, прямо как в кино, села на кровать в позе индийского йоги, посмотрела в окно. Тоска! Пустырь зеленый. А зимой — «степь да степь кругом». Потом узнала, что когда-то в далекие времена здесь был маленький аэродром для рабочих и строителей. А домик для диспетчеров остался, и он одиноко глядел на барак. И она пропела мамину песню, которую запомнила, когда к ней приходили подруги да сожители, и они орали эти красивые песни:

«…Также одиноко дуб стоит высокий. Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…» Да, никак диспетчерская не сможет перебраться к бараку. А хорошо было бы. Можно молодым выйти да уединяться в закрытой каморке. Сидишь и из окна смотришь на этот пустырь, на деревню, дорогу, а из окон ничего не видно. Ладно, нечего мечтать. «О другом мечтать надо!»

Выспавшаяся, довольная Настена принялась за уборку. Впервые в жизни она принялась за уборку в своем доме! Вытрясла все дорожки и половички, гусиным крылышком (в деревнях после разделки гусей оставляют крылышки для смазки маслом сковороды да те, что побольше — подметать углы в трудных местах). До возвращения подруги она планирует начать побелку одна.

Она быстро посмотрела, что сегодня она подогреет для своих. А назавтра будет думать, что им приготовить. «Я ведь взрослая, знаю, что, раз не работаю, то хозяйка в доме сейчас я, правда, мамочка?» — Про себя разговаривала с мамой, которая в детстве уверила, что она всегда будет с ней рядом.

— О, сегодня — гречка. Ммм, люблю! Тааак, что имеем?

Рис немного остался, сосиски видела в погребе. Можно плов с сосисками сделать!

Барак находится в конце деревни, в тупике. Дальше — идет тропа, видимо, в выходные жители барака выходили в лес или на речку, где они мылись, стирали белье да мыли ковры, чистили песком посуду.

К ужину народ подтянулся. На стол поставили торт, две упаковки пива, конфет немного шоколадных.

— Девчонки позаботились.

— Праздник какой? — Поинтересовалась Настя.

— Конечно! — Юрик прищурился, посмотрел на Райку.-

Настя глазами и мимикой задала вопрос.

— Сегодня — почти день, как ты живешь в нашей семье. Ты — наша подруга, сестра, поэтому нас стало больше. Разве, это не повод сделать праздник?!

— Разве не здорово, что и у Васи выходной. Видишь, какая ты хорошая! Выпьешь, может? Попробовать-то надо, чтобы меру знать? Это не водка. Если будешь буянить, мы проследим, не боись! Приставать начнешь, отправим спать.

Все дружно засмеялись.

— А что, Витя один без пары. Пора подумать, не случайно ли соловушка ветку ищет в нашем прекрасном месте у болота, леса и речки?!

Витя как мальчишка вдруг опустил глаза, поперхнулся и покашлял.

Она когда-то с поселковыми теми ребятами пробовала глоток, предлагали, но ей не понравилось. Ее кислое выражение лица оценили друзья и дружно хохотали, забылись, что они стоят по разные стороны чугунных прутьев-ворот.

— На вот, тебе жестянка, одолей.

Она и не боялась. В ее жизни были страхи ужасней один другого, а здесь среди близких родных людей, которые поддержат, разве можно даже подумать о плохом?! Потому и называют они себя не «группой», не «отрядом», не коллективом», а — «коммуной»! А коммуна — это коллектив, живущий совместно, как одна семья.

Завтра выходной

Завтра выходной. У подруг снова совпало, это их очень обрадовало. Они со своими парнями поедут в райцентр, на аттракцион сходят, потом в кино. Даже мороженку купят, и Настеньке привезут. Или просто в кафешке посидят, как путевые люди!

Витя работает. Таджик на базар в деревне пойдет, он подрабатывает в свои выходные, помогает торговать, а по договору он — грузчик-разнорабочий. Деньги он отсылает на родину, где его родители строят ему избу и копят на свадьбу. Вот приедет он домой и женится на своей девушке Азизгуль, и заживут, наконец. Но еще нужно пару лет здесь заработать, потому Фархад выходные никогда не берет. Обеспечивает друзей, овощи и фрукты приносит, хозяин Нуруло оказался тоже земляком, сам предлагает с собой брать. Азизгуль хотела приехать к ним и жить с ними, но ее родители напрочь отказались. Чтобы их дочка жила где-то не только на чужбине, да еще в дыре, да еще и в бараке у леса, где нет условий?! Ни за что! Да он и сам бы не привез сюда. В принципе, любые родители дочерей так поступают, хотя в глубине души они разрешили бы, если дочь была посмелей да сбежала. Трудности закаляют любовь!

— Так, дорогуша, сегодня и всегда ты спишь на моей тахте, а я на твоей. Если будешь мерзнуть, разбуди, я тебе достану шерстяное. Здесь их полно, на «складе».

Складом они называют остальные нежилые комнаты, которые находятся напротив них, на стороне, где дальше этих комнат — комнаты остальных жителей голубенького дома. От прежных барачных остались посуда, одеяла, матрацы старые, стулья, столы или столешницы, собрали все и закрыли на щеколду. Одеяла используют зимой, матрацы выветривают и вывешивают на солнце, пригодится. Кушать не просят, пусть лежат, раз не выкинули. Столешницу они выносят на толстый пень, который служил местом для рубки мяса, как стол летний. Подпилили, выровняли, и летом они устанавливают на пень, как шляпка гриба, и ужинают там. Над столом установили тент, который девушки сшили из брошенных баулов, брезентов. Получился веселенький пестрый навес в стиле печворк.

Так что, у практичных людей лишних вещей не бывает. Но и ничего лишнего не держат.

Обрадовавшись, что теперь она не будет с ним на одной кровати спать, да еще и пиво подействовало на сонливость, Настя крепко заснула.

Первый выходной

Хотя она в бараке почти двое суток, но ей казалось, что она здесь уже очень давно. Она решила пойти посмотреть за пределами их территории.

Конечно, в деревню и прогуляться по богатому частному сектору ей ой как хотелось, но нельзя так нельзя. «Без паспорта нигде не можно», — Говорила баба Тоня.

Опечаленная, она побрела к речке. Тропинка разделяла лес на две части. Она увидела ягоды. Да так много! «Бедные девчонки. Тут ягоды под ногами, рядышком, а они в райцентр убежали».

Она вернулась в барак, прихватила большое ведрышко от майонеза, и вернулась в лес. Путь держала параллельно тропинке, которая ведет к речке.

Речка оказалась чуть дальше, чем она себе это представляла. Пока собирала ягоды, нагибалась, одним глазом следила за тропинкой. А, когда она уставала с непривычки, вставала, чтобы передохнуть.

И тут она увидела реку. Видимо, деревенские назвали ее рекой, хотя на деле это было озеро. Может, дальше, река. Но люди сюда почему-то не приходят. Она внимательно осмотрела местность. Подошла к воде. Плавать она не умела, но вода как магнит притягивает всех. Увидела место, где можно сидеть, лежать, стирать, прыгать в воду. Видимо, когда-то строители сделали себе такой уголок, и доски были всё еще прочные и крепко лежали вплотную. Ее напугали берега. Такие берега есть на «Щучьем озере» за Питером, рассказывая о том, что находится рядом, и откуда она узнала про эту речку-озеро, Витя говорил, что его родители каждое лето жили в Комарово. И они любили ходить на озеро купаться.

Для впечатлительной Насти еще и очень страшным показалось подозрительно тихое место. Ей не приходилось видеть большие водоемы. Но она увидела это.

Ты стоишь на берегу, но, если вообразить, что озеро — это квадрат с округленными краями. Напротив тебя и по бокам — стороны воображаемого квадрата, как копытом, обрамляет озеро лес. И только там, где ты стоишь на деревянном подмостке, и есть берег. Но и он странный. Казалось бы, что здесь берег и можно постепенно входить в воду, как это бывает везде. Но здесь песок быстро переходит в глубину. Настя взяла длинную палку, с подмостка изменила его глубину. Если бы не осторожность, одной рукой она держалась за шаткие перила, которые помогали ей не расслабляться, то она бы могла упасть.

Решила осмотреться. На душе было очень тяжко и неприятно. Казалось, что весь этот лес за ней наблюдал. Обошла берег с одной стороны, потом вернулась, по другую сторону. Везде одна картина, как будто бы отражение. Может, с высоты птичьего полета и выглядело как большое зеленое копыто. Но удивили ее «ходящие» деревья, как она назвала, которые будто стояли на длинных толстых корнях прямо в воде. Утки дикие приплыли к ней и с любопытством разглядывали ее. Дикие утки. Они ее не боялись. Совсем дикая природа!

Она пребывала еще какое-то время в шоке. И это чувство было впервой для шестнадцатилетней девушки. От страха она стала паниковать и, прихватив ведро с ягодами, быстро побежала обратно. В этом месте ей показалось, что даже в солнечную погоду как-то мрачновато, в непогоду, в дождь, ночью как?! Крепко прижала ведрышко, чтобы не выпали ягоды при беге, прикрыла их ладошкой.

— Уууууф! — Выдохнула она, когда добежала до барака.

— Испугался? — Спросил таджик, который собирался выйти.

— Ужасно!

— На реке был?

— Угу! Ты не представляешь, как там страааашно!

— Был там. Один раз был. Но больше не ходила, я тоже спугался. Туда только Вася и Рита купаться идут. Мы дома сидим.

— Фархад, погоди, на вот, поешь ягоды.

— Ыспасибо, ты хороший человек! Оооо, вкусни ягоды!

И запел на родном языке популярную национальную песню:

«Ту сарви нозе, маҳрами розе

Эй санам

Диламро бурде, бозе ба бозе

Эй санам

Ту сарви нозе, маҳрами розе

Эй санам

Эй санам»

Фархад, оказывается, пришел пораньше, плов начал готовить. «Блииин, сегодня же я хотела плов сделать!» Когда он готовит, то всегда поет.

— Наш ходящий магнитофон! — Шутит Рита. А Фархад улыбается в ответ.

Таджик плов приготовил, с мясом! Оказывается, плов делает здесь только Фархад. Ему снова прислали приправы из родины, поэтому его еда была намного вкусней.

Жизнь прекрасна!

— Настен, ты знаешь, я давно работаю в прачечной, уже старшей назначили, и я тут подумала и вспомнила о тебе. Ты ведь хочешь работать!

— Конечно!

— Давай, завтра с утра с нами в райцентр, автобус наш, вахтовый, деревенских мало, да и не знают о тебе, ты наша и это им достаточно знать. К нам не пристают, кто брезгует, кто боится. А я тебя возьму на полставки помощником. Гладильщица нужна. Наша на пенсию уходит, и замена нужна срочно.

После вкусного обеда по закону Архимеда полагается поспать! Если это перефразировать, что после вкусного и сытного ужина пора баиньки.

«Ноги моем!» — Как вспомнит, вздрогнет, теперь тебя не будут подгонять и бить мокрым тяжелым полотенцем. «Я просто мою ноги!» — Улыбалась она себе в маленькое круглое зеркало, которое осталось с незапамятных времен.

Дни шли за днями, лето сменила осень. Все работают, все довольны, все сыты и спят себе спокойным сном, как младенцы.

Трудоустройство. Впервые в жизни

— Настя, подойдите в супервайзеру. — Позвала ее внутреннему телефону референт гостиницы.

— Анастасия Альфредовна, мы можем помочь вам трудоустроиться официально. Для этого вы должны купить трудовую книжку.

— Но у меня нет паспорта!

— А как вы работаете без паспорта! Кто вас принял?!

Настя не на шутку испугалась, что сейчас вместе с ней уволят подругу, которая о тонкостях не сообщила или не успела. А референт уже побежала жаловаться директору.

Генеральный пригласил войти и секретарша победоносно широко открыла дверь и подняла головку, если бы не было бы костей на шее, наверное, упала бы она на ее широкие плечи.

— Добро пожаловать, милое создание! — Искренне удивился генеральный.

У девицы, которая держала дверь, от зависти и ревности покраснело лицо, видимо, капилляры близко расположены. Таким людям не везет, они сразу краснеют, если резко засмущаются или разозлятся. Это выдает их настроение с потрохами. Она нарочито громко хлопнула дверь и стала подслушивать.

— Зачем вы здесь? Что-то не устраивает вас?

— У меня нет паспорта и трудовой.

— Нууу, трудовая в наши дни не проблема. Приходят люди, у них на каждую вакансия на разных местах новые книжки. А вот с паспортом дело, конечно, сложней. По договорую я, конечно, плачу наличными. Но официально устроиться бы вам не помешало. О вас отзывы хорошие, я благодарен, что супервайзер быстро нашла замену. В наших местах найти сотрудника дело непростое, а здесь как по заказу. Я могу вам помочь. Мой брат вам сделает. Но мне нужно о вас узнать, прежде чем рисковать. Вы согласны?

«А что я теряю-то? Ну, вычислят, поймают, в тюрьму посадят, не убьют же! И там люди проходят испытания. Уж я-то знаю! Была не была! «Правда лучше лжи!» — Мамины слова.

И она рассказала ему всю правду о своей жизни.

— Мдааа. — Постучал по столу своей ручкой, — нелегко вам пришлось. Что ж! Должна же быть у человека белая сторона! Меня ведь родители учили, что нужно делать добро, если он этого стоит. Я помогу вам! — На полном серьезе сказал «Главный», как называют его сотрудники.

— Я вам провожу, — сказал начальник, отворяя дверь и пропуская ее в приемную, — Анжелла, завтра Настю повезешь к Артуру, пусть займется документами.

— Но, Хайдар Юсупович…

— До свидания, Анастасия Альфредовна, а ты, Анжел, пригласи бухгалтера…

Окрыленная Настя выдержала рабочий день, дома поделилась и все были так рады новому повороту в жизни их родной души, но поплевали, чтобы не сглазить.

Через некоторое время она держала новенький красивенький паспорт:

— Не беспокойся. Ты не в розыске, считай, о тебе забыли. «Пропала без вести» на словах. Так что, живи и радуйся жизни!

— Спасибо вам большое!

Анжелла даже улыбнулась, она никогда еще не видела таких наивных и доверчивых дурочек..

Прошло три года

— Настя, с днем рождения, наша сестренка! Задуй свечи и загадай желание!

Неужели дожила до двадцатилетия?!

Теперь у нее за спиной не только годы, но и какие это годы?! Сплошные достижения!

Она заработала себе на ремонт комнаты через стенку с Витей, единственная свободная от хлама комната. Она была последней, потому была холодной. Но зато это была ее первая в жизни комната!

На работе она стала супервайзером, а Рита стала администратором. Теперь у нее стали появляться связи. О ней уже знали не только в деревне, но и в райцентре. Она уже жила со своим ненаглядным Васей, а он уже давно не сторож, а автомеханик, мечтающий открыть свою мастерскую.

Райка устроилась работать экономкой, а Юрик — садовником и «мастером на все руки». А, так как туда принимались только семейные пары, то им пришлось быстро состряпать бракосочетание. Так что, впервые в жизни Настя увидела самую настоящую свадьбу! И это до двадцати лет!

— А то когда бы Юрик сделал бы мне предложение, он ждет от меня, а я не могу никак на это решиться, а вот этот случай и подтолкнул нас обоих.

Теперь они живут в домике для прислуги, их комнаты пустовали. Они навещали друзей из голубого домика, и никто не желал им возвращения, а только «хорошо заработать и купить квартиру в райцентре или избу в деревне на первый раз!»

Она загадала желание, чтобы Витя обратил на нее внимание. Такой мужественный и великодушный мужчина — ее мечта. За эти годы она поняла это хорошо. «Похоже, я влюбилась! Видимо, так это называется! Наконец, я взрослая!»

Новые люди

Общительная Настя делилась с коллегами о друзьях.

— Насть, слушай, ты говоришь, что сладкая парочка живут у богатых, их комната свободна? — Спросила ее как-то ее подчиненная горничная.

— Почему спрашиваешь, Маш?  — Продолжая гладить, вопрошала супервайзер.

— Знаешь, я хочу от своего мужика сбежать. Он пьет, друганы к нам приходят, я одна зарабатываю. Хочу от него сбежать да так, чтобы не нашел. Я не раз уходила, он возвращал, плакал, умолял, просил прощения, я велась на это и прощала. Но это уже в привычку у него вошло. Помнишь, один раз я не вышла на работу, просила выходной. Так вот, его друг стал меня лапать, пьяный, на кровать даже бросил, а мой зашел, увидел, и его избил и мне досталось. От него я уйти уже не смогу, только сбежать.

Как же Настя ее понимала. Оказывается, в любом возрасте больно так жить, не только в детстве.

— Я поговорю с ними, они вроде не собираются возвращаться, а комнаты держат на всякий случай, мол, если там что-то пойдет не так, зарплату не станут вовремя выдавать, как это бывало с другими, придется искать работу, то мы вернемся в комнату. Потому ты подожди.

На выходные «сладкая парочка» пришла в гости. Принесли гостинцы: «От барского стола!» Так везде, отходы не выбрасываются, и копятся, хранятся и раздают прислуге. Потому никто не ворует. «Нас не убудет, а они будут благодарно служить и не уйдут. Им хорошо, и у нас будут верные друзья!» — Так говорил жене перед сном муж, который тоже когда-то вышел из очень бедной семьи, начинал со сбора жестяных банок из-под пива или других напитков, сбора металлолома, помогали грузить дыню или арбузы за гроши, зато на них покупали еду — шаурму чаще всего.

Потом труд стал привычкой, не отказывался от любой работы,  набил руку, получил опыт. Дальше — больше. К тридцати годам уже имел гостиницы.

Хорошим людям всегда везет. Значит, хозяевам повезло, ровно столько же повезло и нашим друзьям.

Новая соседка

После переговоров с друзьями за ужином, решили подумать.

— Если ышто, я не против.  Иншааллах! «СубханаЛЛах аль-Азым ва бихамдихи». («Пречист Аллах, Велик Он, хвала Ему»).

Все молча послушали:

— Один голос в пользу Маши есть!

— Есть, есть! — Подтвердил Фархад. — Печать ставлю! (Это выражение когда-то в шутку говорил Юрик, но для таджика слово «печать» было серьезным)

И все дружно посмеялись.

— Фархад, без тебя было бы скучно. Твой акцент, твоя улыбка, твоя готовка с ума сводит ведь!

Поблагодарили за ужин, решили, что обдумают и дали три дня на это.

Маша ходила окрыленная, будто уже вопрос был решен:

— Да я уже вещи собрала и спрятала под кроватью. Оказалось, в его квартире я была не только прислугой, но и вещью. «Ты кто такая вообще! Куда ты от меня денешься, тебе некуда идти! Ты меня полицией не пугай, пуганый, знаешь! Я тебя везде найду. Дура!»

Пара, которая временно съехала, сразу решили, что пусть живет у них. Если что, они заранее предупредят, освободят комнату за Настиной, вещи соберут в другую, что-то пора выбросить. Так что, проблем быть не должно. Мужчины давно были «как все», а Настя ждала, пока решат старожилы барака.

На свои выходные Маша привезла большой баул с одеждой и сменной обувью.

— Мой даже не заметил. Он пошел в душ, я быстро достала баул, он, зараза, еще зацепился, ручку вот порвала, потом выставила баул за дверь. А тут, как назло, его лучший друг пришел, который хотел воспользоваться мной, думая, что все заснули. И меня бы и обвинил потом. Говорит: «И куда же ты намылилась? Твой дома?» — А сам так противно смотрит. Жирный такой. Фууууу. А я говорю: «Барахло выбросить надо, приготовила! Щас выйду и выброшу!» Взяла сумку, от страха бегу, не оборачиваюсь. Еле дотащила до остановки!

— Давай, сумку закроем в первой душевой. Она давно сломалась, до вечера постоит. Пошли работать.

Маша обняла Настю, а она ее, и пошли в обнимку по комнатам.

После работы они ехали домой счастливые. Настя чувствовала себя главным человеком в жизни Маши, ведь она теперь давно уже не старожил, а в Маше она увидела себя, которую также быстро приняли ее друзья.

Дома ждали и «коттеджные» друзья, им не терпелось познакомиться вместе со всеми, принесли продуктов, Вася, как всегда, с Юриком, сбегал за пивом. Девочкам — соки.

— А почему деревня называется так странно — «Болото»?

— Да просто очень. Никакой мистики. Просто здесь раньше было болотистое место. Засушили все, построили деревню, потому что земля здесь хорошая. Колхоз, новая жизнь  и всё такое, — сказал Юрик. — Но болото у нас есть, потом увидишь, туда лучше не соваться. Его засыпАть не стали, потому что тогда пришлось бы лес рубить, чтобы стройку там проводить. Народ запротестовал и оставил эту достопримечательность для себя. А ведь и правда красиво. Вот идешь днем гулять, по земляной дороге, с одного боку — пустырь, как у нас, это одно было поле, просто дорогой все разрешетили, а с другой — болото. Как в сказке. Идешь, а лягушки будто тебя приветствуют, вороны каркают, шум какой-то особый, и только в этом месте. Пройдешь и вдруг резко —  тишина. А красота какая! Болото такое тихое, спокойное, вроде, жизни нет, издалека так скромно лежит себе, никого не трогает. А стоит приблизиться, по воде какие-то жучки бегают, квакушки опять, птицы, трель по утрам. Ну, где такое услышишь?!

Наконец, наступила первая ночь и для Маши.

Витя не стал портить праздник, но утром, когда все собирались на работу, он сказал Насте:

— Надо Маше сказать, чтобы сменила работу срочно. Для нее это вроде как спасение, но он протрезвеет, поймет, что сбежала сожительница, будет выслеживать ее возле работы. А пока можно ей пожить, как ты когда-то. Быстро уволится сегодня, поживет, пока работу не найдет, вот, Рита говорила, что в сельпо требуются сотрудники для овощебазы. Хотя бы временно, чтобы деньги шли. Сама подтолкни. Она забитая мужем, решилась-то еще как. Ну, давай, пока. До вечера!

— Вииить, постой!

— Если вдруг вернутся наши, Маша у тебя будет жить?

Витя повернулся, посмотрел «странно» и сказал:

— Еще чего! Твое место заменить нельзя! — И как-то хитро улыбнулся.

На душе у Настеньки расцели незабудки, запели колокольчики, подмигивали Анютины глазки! Целый букет разных цветов, сердце выросло и готово было выпрыгнуть и полететь высоко-высоко. Все у нее внутри заиграло, как-то всё щекотало, пело, на работу вообще не хочется идти. «Надо, Федя, надо!»

— Вить!

— Ну.

— Иииий! — С визгом она подлетела к нему, подпрыгнула, обняла сильно-сильно, поцеловала его в щеку, а он повернулся, и чуть-чуть бы и губы встретились.

— Малышка! — Ласково улыбнулся Витя, — задушишь же! — Но не отталкивал, и не возражал даже.

Может, цветочки к нему тоже перелетели?

Они вместе вышли, таджик уже ждал на остановке. Ему делали все исключение, поэтому он привык ездить на вахтовом. Жалко, что ли? Человек хороший, живет на чужбине уже десять лет. Отец умер, девушка ждет, деньги копит.

— Ай-бааай! Жених с невестАй! Хорошо, хорошо! Уже третий пар, свадьба гуляем!

Настя поглядела на Витю, а он на нее. Впервые она почувствовала этот волшебный взгляд. «Витя влюбился?! И давно ли? Уууух, как же я хочу быть с ним. Держите меня семеро, мне плохо, я сгораю от любви. Меня Витенька любиииит!» — Орала она внутри себя.

Первым вышла Настя с Машей.

— Скажи сейчас, не забудь, — напомнил Витя.

Настя, наконец, опустилась на землю и до работы сказала идею Вити.

— Он прав. Я на радостях и не подумала. А ведь он может. Айда со мной, я что-то волнуюсь сильно, еще не так скажу, Анжелка вообще упадет со смеху.

— Ладно, сначала я проверю белье, принять нужно, старое сдадим после работы, я к тебе сама зайду. Нужно уволиться, хватит бояться, в поселке в клубе культмассовик требуется.

Хайдар Юсупович, конечно же, не хотел отпускать хорошего сотрудника:

— Ты-то хоть не увольняйся, что я без тебя буду делать? — Умоляюще поглядел начальник. — Такие кадры бывают раз в сто лет.

— Как получится. — Улыбнулась в ответ Настя.

Юсупович немного успокоился, значит, в ближайшее время больше не будет «движения». Но им в поселке действительно нужен был свой человек в клуб, а туда кто пойдет, чужие не приедут. Держать супервайзера не будет силком, но замену уже ищут все.

Несмотря на свои слова, сегодня Настя изменила своим принципам, зашла к Маше:

— Идем. Ты напишешь заявление по собственному. Потом поедешь домой и жди нас там. Здесь, я думаю, тебе оставаться небезопасно. Что-то у меня нехорошо на душе, Маш. Я за тебя сделаю, не впервой делать за двоих. Мне обещали, что твое заявление положат с моим, в один день уволимся.

С облегченной душой, они обе вышли из приемной.

— Ты мне должна будешь, Настя, за скорость!

— Ладно, ладно. Ты обещала к трем ее документы мне дать.

— Помню.

— Да, Анжел, мало ли что, ты никому не говори об этом.

— Поняла. Я не тупаааая!

Маша уже бежала на всех парах на этаж. Когда вошла Настя, Маша сидела и плакала:

— Неужели это все закончится?! Неужели я свободна! Хорошо, что я не вышла за него, так он хотел, уговаривал. Тогда бы фиг дал мне развод, мучил бы, оттягивал, а возни сколько с этими разводами!

— Мдаа, Маш, и не говори!

— Не могу понять, что у меня на душе. Какое-то волнение, но не приятное. Видимо, так действует на меня «развод» с этим нечеловеком!

— Ой, Маш, мне тоже как-то не по себе. Как приедешь, отзвонись. Буду ждать.

Она вышла провожать Машу.

— Если Фархада дома не будет, то сиди дома и не высовывайся до нашего возвращения, лады?

— Ты меня пугаешь…

— На всякий случай, пока не утрясётся. Будем дальше думать, как тебе помочь жить спокойно. Так же нельзя дальше.

— Ладно, я поехала. Что приготовить?

— Да что хочешь. Фархад собирался нарын (таджикское блюдо из мяса и теста) приготовить.

— О, Фархад! Как же я тебя люблю! — Радовалась Маша.

— Тише ты, про Фархада забудь, у него девушка есть. Через пару лет он уедет домой.

— Жааааль, мне он так нравится!

— Ладно, Маш, мне пора, работу надо делать. До вечера!

Она убедилась, что автобус отправился и вернулась на рабочее место.

Когда Настя поднялась забрать документы Маши, Анжела спросила:

— А что, в вашем бараке настоящий неженатик живет? И как он?

— Ох, Машка, Машка, болтушка!

— Нет, нет, — начала кривляться секретарша, — я сначала хотела у тебя уточнить. Ты с ним спала?

— Так! Не делай мне нервы! — Начала взрываться Настя, все же правильно говорят, что травмы детства  — самые тяжелые, и они всегда при тебе. Если попадешь в неблагоприятную среду или с таким вот абьюзивным человеком, то память выдает те эмоции, в которых ты когда-то был и они всплывают рано или поздно при неблагоприятных обстоятельствах. А казалось, будто они благополучно исчезли. Из памяти ничего не исчезает… — Забудь про моих друзей, тебе до них не долететь никогда!

Потом поспешила выйти, чтобы лишнего не сказать. Когда вышла, она сделала вдох, задержала, потом с шумно сделала выход. Анжелла всегда действовала ей на нервы.

Анжелла стояла как ошпаренная. Она еще такой наглой, смелой, дерзкой и жесткой «прислуги» не встречала, все ее боялись, как «начальницу» — помощника Главного всё же, да и документы их у нее хранятся.

— Ну, извини, извини, пожаааалуйста, — испугалась бумажная «прислуга», как называли ее горничные и уборщицы. — Я видела вашего Витю, когда вы приехали, а я как раз из машины выходила, тааааакой мужчинаааа.

— Анжел, тебе сколько?

— Не намного старше тебя.

— Ясно, одиночество тебя не украшает.

— А я и говорю, что мне мужик нужен, нормальный, вот я и подумала, что в гости к вам приеду, познакомишь со всеми своими барачными.

Тут  Настя так посмотрела на «почти одногодку», что Анжелла медленно стала садиться на свое кресло, шумно глотнула слюну и…

— Ты давай иногда вспоминай, что ты на работе и обязанности вспомни. Деньги за что получаешь?

И вышла.

— Стерва! С.ка! Тварь!…

— Анжелла, с тобой всё в порядке.

— Да, Хайдар Юсупович!

— Вот и работай!

Настя не успела на вахтовый, у него свой лимит ожидания, и пришлось на попутке автостопом.

— Эй, девушка, вы здесь работаете? — Тонированное переднее окно опустилось, и оттуда выглянул неприятный тип, если вспомнить описание мужиков, о которых говорила Маша, похож на «жирного».

— Нет, извините, я мужа жду.

— Может, мы подвезем? — Неприятно подмигнув, осмотрел ее водила.

Вечером она никогда не оставалась сверхурочно, но дела хотелось завершить до дня увольнения.

— Ты знаешь этих? — Спросила Настя.

— Нет! — Резко отрезала Анжелла.

— Ясно. — Коротко ответила Настя. Она уже знала характер этой мажорки.

— А почему ты не спрашиваешь? А зачем они приезжали? Что у тебя спрашивали? — Анжелла была удивлена, и ей очень хотелось продолжения.

— Не знакома. Я с их впервые вижу. Испугалась.

— Я курить выходила днем, они про Машу спрашивали. Они хотели позвать ее, а я сказала, что она уже уволилась. Они выругались, и ушли.

Настя от услышанного еще сильней испугалась.

— Ты чегоооо? — Удивилась Анжелла.

Настя набрала Витю:

— Вить, в нашу сторону поехала черная легковая, я не разбираюсь, и номер не успела. Анжелла говорит, что они приезжали днем, спрашивали про Машу. Она дома?

— Да, я звонил Фархаду, спросил, может молоко купить, а он сказал, что Маша звонила домой, по пути купила. Они вместе что-то готовят. А ты где?

— На остановке напротив работы. Никак не могу уехать. Они остановились, хотели подвезти.

— Ты зайди обратно. Стой там. Я приеду за тобой.

Анжелла тоже не спешила домой, когда услышала, что за Настей приедет Витя.

— Интересно, интереееесно, какая у него тачка?

У них ни у кого машин не было, только три велосипеда.

Где-то через полчаса подъехала «Лада», хозяин Фархада:

— О, да! Как же я не догадалась!

— Иди уже. Была бы ты добрей и нормальной, ты бы давно и в гостях у нас была, и, может, дружили с тобой. Ты ведь неплохая баба!

— А вы живете колхозом? К вам? А что, пригласила бы меня? — Анжелла никогда не слышала, чтобы он ей сотрудники отзывались как о хорошей и даже в свою компанию могли пригласить. Почему бы и нет?!

Настя уже не слушала ее, а работодатель Фархада Нуруло сказал: «Эта длинноногая приключения на свою опу в такой час? Чего домой не едет?» — Потом заботливо, по-отечески сказал ей (эту трассу ночную он знал хорошо):

— Девочка, тебе домой пора, уезжай отсюда скорей! Здесь опасно!

Анжелла послушно побежала к своей иномарке и быстро уехала.

Маша показала характер

Нуруло, по просьбе Вити, оставил их с Настей на перекрестке, а сам поехал к себе домой.

Вечер за деревней — это черное небо и три огонька из барака. Похолодало. Витя снял свою кожаную куртку и помог надеть Насте. У нее снова разлетелись цветочки по всему телу, ей казалось, что она люминесцентно светилась даже через куртку, будто бы она — светлячок.

Она робко прижалась к нему, так хотелось, чтобы он ее обнял.

— Холодно, что ли?

— Аха, — сказала она и прижалась к нему.

— Сейчас согреешься! Скоро дома будем, там ужин. Как хорошо, когда тебя ждут!

Приближаясь ко входной двери, они остановились. Молча глядели друг другу в глаза. Этого момента она ждала столько лет! Витя нежно обнял ее и так они постояли какое-то время. Только он решился приблизить ворот куртки, чтобы нагнуться и поцеловать в щечку, как в окно выглянули все, кто был дома. Они услышали скрип половицы на крыльце.

— Во, теперь все дома! — Слышно было, как они обрадовались. — Айдате скорей домой, стынет же все! Кушать хотим! Вас одних и ждем!

А дома тепло.  Дом, милый дом! Он всегда ждет их. Живет людьми. Люди — жизнь для дома.

Поели до отвала. Весело прошел ужин.

Снова вечерние процедуры.

— Насть, может, ко мне перейдешь? Я так сильно соскучился! Вернись, а?

Вместо ответа посмотрела на него, при этом медленно приближаясь.

— Так, таааак, значит, наш дом соединяет сердца, выходит? Значит, Настенка сегодня возвращается к Вите?

После того, как все отправились по комнатам, Витя с Настей остались в коридоре одни. Он поднял ее своими мощными ручищами и понес в свое жилище.

Впервые в жизни Настенька узнала, что значит — поцелуй. Вот почему у нее в душе цвели цветочки, которые щекотали ее и волновали.

Так шли дни и недели. Осень пришла не резко, как обычно бывает, а плавно, август уже уступил сентябрю, октябрь приближал ноябрь.

Фархад простыл. Постельный режим

Утром никто не хотел вставать с постели. Пошел первый снег. Лежа можно было глядеть на окна, любоваться этими пушистиками, которые мягко приземлялись, а снег старательно укладывал свои снежинки везде, где он мог зацепиться.

Оказалось, что Фархад сильно простудился, кашель его доносился из его комнаты. Маша стала готовить ему чай с медом, который она привезла с собой. Настя написала, какие травы заваривать, когда принимать. Медиков они принять не могли, потому что у них не было медицинского страхования. Лечили друг друга как могли, кто умел молиться, просил бога скорейшей помощи. В случае осложнения, планировали позвать бабу Тосю.

Настя поехала в райцентр подавать заявление в отдел кадров. В клубе она мечтала организовать детский театр. Планов было много.

Витя проводил взглядом Настю, она махала ему, пока автобус не скрылся.

Позванивала им периодически Маше, справлялась о здоровье. Обрадовалась, что Фархад хорошо пропотел. Маша затопила печку, но длинное помещение без остального населения долго стыло, дрова нужно было постоянно добавлять. Вода стыла быстро, она занесла шерстяные одеяла и укрыла ими друга.

— Прямо как прынцыса на горошине, — пытался шутить таджик.

— Да, точно, только одеяла на тебе, а не ты на матрацах. Точно заметил. Надо будет нашим сказать, как придут. Ты как, есть хочешь.

— Нет, пить хочу. Потом поспать буду.

— На вот, выпей травяной чай. Я тоже тогда посплю. Делать пока нечего. Позже ужин подогрею.

 

 У сельпо

 

Притормозила легковая у магазина. К иномаркам здесь относятся настороженно. Такие машины ездят по другой дороге, по шоссе или сворачивают в сторону  болота, где коттеджи. Из машины вышел толстяк. У магазина сидели старики.  На крыльце болтали старухи.

Толстый оценил всех, подошел к старушкам. Деды могут промолчать, а старушки почти всегда словоохотливы.

— Добрый день, «девочки»! — Стал «подъезжать» к старушкам мужик.

— Добрый, доообрый! — Бабульки сначала оживились, но, старики так строго на них посмотрели, что они бысто замолчали и стали рассматривать незнакомца.

— Магазин закрыт? — Спросил толстяк.

— Обед! — Уже перевели настроение под немногословие стариков, ответила одна из них.

— Яаасно… — Немного задумался. Я вот тут заехал было, хотел сестренке сладости купить, да не знаю, где она остановилась.

— А кто она? — Снова оживилась неугомонная баб Аня.

— Вас как зовут? — Вежливо спросил мужик.

— Ну, допустим, Анна Семеновна! — Высоко подняла голову старушка.

— Так-то лучше, а то к старшим невежливо обращаться без имени, я не привык.

Бабушки довольно улыбнулись. Старики прищурив глаза, продолжали курить, но вежливость растопила их старческое сердце, ведь никто к ним уже давно не обращался как с людьми нужными и пожилыми, будто и нет их на земле вообще: внимания не обращают совсем, даже дети и внуки в наши дни не считаются, и то рад, что помнят да бросят на бегу — «привет, дед», «я убежала, дед», «уйди, дед»:

— Давно ли она поселилась? — Спросил старший по возрасту.

— Сестренка сказала, что в деревне устроилась. А я забыл, куда нужно ехать.

— У Нуруло нужно спросить, он ездит везде, может, знает.

— Стой, стоой! Я вот слышала, как таджик подвозил кого-то.

— Не, эта Настя была.

— Нет, значит, в другой деревне, — начал отходить толстяк.

— Погооодь, погодь! Чего зря бензин тратить. В конце деревни есть барак. Так приезжие живут. Может, они знают. Вот Настя искала жилье, меня дома не было, дык она там и прописалася.

— Ну-ка, ну-ка. А как туда доехать?

Бабушки с радостью стали показывать, перебивая друг друга дополнениями.

— Ну, спасибо, бабушки! Поедем в райцентр, подарки-гостинцы купим и вечером приедет в гости к ней. Вот обрадуется.

— А чего это она вам-то не сказала?

— Она любит сюрпризы делать, а мамка плачет, говорит, не сказала, уехала и не сказала, домой пора уже возвращаться.

— Надо, надо домой, раз мама плачет! — Прослезилась баб Аня.

— До свидания, бабушки!

— До свидания, сынок!

 

Удружили

 

— Ну, бабки, куриные вы головы! — В сердцах сказал один из стариков и плюнул на землю. — Кто же вот так всё говорит? Откуда вам знать, может, девушка сбежала от таких вот братьев. И братья ли они вообще?! Вот куды они поехали в райцентр?

— Дык ведь за подарками…

— Ну вы даёте!

— А что мы? — Задумались ненадолго старушки. — Ох, мы что, получается, подвели её?

— Под-ста-вили! — Сказал дед помоложе, это слово он у внуков слыхал.

— Ох, что же нам делать теперь?

— Погодите, я сейчас Фархаду позвоню. — Это подошел Нуруло.

— О, Фархад — хороший мальчик, послуушный, веежливый, всегда помогааает. Заболел вот…

— Тихо! — Перебил ее таджик. Немного погодя. — Никто не берет. Видимо, спит. Болеет.

— Кто болеет, Фархад? — Спросила баба Тоня. — Так ведь у меня мазь от кашля есть, очень хорошая. Пойду до дому, отнесу сыночку травы от простуды. Ох, такой человек! Фархадик всегда мне кладет ягодки «с походом».

Баб Тоня побежала домой. Крестилась, молилась, переживала, что чужому человеку всё с Анютой:

— Фу ты, старость не радость, от одиночества каждый другом покажется. — Вздыхала старушка. — Ага, вот еще и мазь, пригодится, не жалко доброму человеку! Вот эти травки надобно отнести. Ой, как же так, такой человек простыл?! Столько лет не болел! Видимо, сильно тоскует, ослаб совсем.

— Ну, собрала? — Спросила запыхавшуюся подругу баб Аня.

— Ой, как мне нехорошо-то, соседка!

— И мне, аж на душе тяготно! — Сказала баб Аня.

 

Бабушки в бараке

 

— Так вот он какой стал!  А ведь здесь жизнь кипела. Помнишь? Бедные дети. Ну, что за жизнь пошла!

— Ладно, Нюр, стучи давай, у меня сумка в правой, а левая не работает.

В окошко осторожно выглянула Маша.

— Уж не эта ли девочка?

— Не знаю, давай, маши ей, чтобы увидела и тебя.

После этого только Маша побежала открывать дверь.

А следом и Нуруло подоспел, оставил лимоны, фрукты и поехал обратно, на работу.

— Ничего, ничего, я ему сейчас такой отвар из аптечной ромашки сделаю да с мёёёдом, завтра будет как огурчик! А после обеда и на работу может сходить.

Нюра села на старый диван и задремала. А то и к лучшему. Тоже умаялась, испугалась. Пусть нервишки восстановит.

— Ну-ка, Фархад, подними головку. Остороооожненько пей. Мелкими глоточками, таааак, молодец! Давай, до конца постарайся.

— Вкусно!

— Ага, понравилось! Пей, пей, мальчик, наработался, устал, вот тебе ваш аллах и дал передышку. Наберись силенок, завтра можешь после обеда на работу сходить.

— Уже завтра? — Улыбнулся молодой человек.

— Завтра лимон на работе в термос добавь, две дольки, мед оставлю, смешай лимонный чай, и пей. Это чтобы закрепить здоровье.

Друзья собрались дома.

Рита с Васей стали будить бабушек.

— Настенька, ты прости меня, грешнуююю! Я ведь тогда легла-то почему? Испугалася я тебя, пошла и легла, чтобы подумать. А ты убежала. Нюра меня ругала, что я тебя даже не покормила с дороги.

— Да, да,  так и было!

— Я бы тебе даже без денег впустила жить. Как раз об этом я лежала и думала. Глуховатая я, не услышала, как ты вышла-то!

Старушка заплакала, Настя обняла ее, стала утешать.

— Нет худа без добра, бабуль. Зато у меня здесь появилась своя семья!

— Знаю, доченька, что тебе с чужой старушкой, когда здесь все молодые, здоровые. Понимаю, даже это к лучшему вышло! Ты прости меня, прости, если сможешь! Виновата я перед тобой, отпустила тебя. Но с этого дня я теперь буду к вам приходить, разрешишь?

— Конечно, теперь я здесь живу. Вот, у меня семья. Одна пара уже семейная есть. Вы мне предлагали попытаться устроиться на работу в коттедж, а работа их нашла. Рита с Васей тоже вместе. Вот, с недавних пор и мы с Витенькой вместе!

— Так, может, вы у меня поселитесь? Денег не нужно, я одинокий человек, старый, мне ничего уже не нужно, дожить бы спокойно, а с вами будет как-то веселей, что ли?

— Мы подумаем, — ответил Витя.

— А у меня будете молочко козье брать, оно пользительное! Детки пойдут, мы с Тоней будем нянчить их!

— Почему бы и нет. Все равно мы хотели поискать жилье. Жить с детьми здесь холодно и дорого обойдется.

— А у нас домики хоть и малы внешне, а внутри, ты видела, уютно, тепло. Печурка топит хорошо. Да и баньку можно поправить!

— Ой, засиделися мы. Хорошо с вами! Пора домой, да, Нюр!

— Я бы еще…

— Нюра!

— Поняла, поняла. Майку нужно доить. Бегууу.

Старушки выбежали, как молодые:

— Темно-то как!

— И фонарика нет.

— Я провожу вас! — Сказал Витя, — заодно и дом посмотрю.

Нежданные гости

— Маш, а чего бабульки приходили-то?

— Не поняла я сама. Сказали, что, как все соберутся, тогда расскажут всё.

— Забыли, поди. Ладно, завтра сходим к ним, дом посмотрим, там и поговорим.

— Насть, как думаешь, баб Нюра сдает дом?

— Думаю, охотно теперь сдаст. Тогда и мы будем в тепле и заживем старушкам на радость, похороним, и помогать друг другу. Они ведь соседки, значит, мы будем всегда вместе. Я уже в город не хочу. Привыкла в «Болоте» жить. Паспорт теперь есть, трудовая, могу хоть куда устроиться!

— Мы спать. — Рита с Васей удалились к себе.

—  Я Витю подожду.

Настя выключила свет, у двери Фархада стоял на старинной тумбе дешевый канделябр. Одна свечка в коробке осталась. Ее она и установила.

Залезла с ногами на диван, укуталась пледом и стала ждать. Тишина успокаивала ее и она задремала. И заснула.

— Насть, проснись, проснись же скорей! Посмотри в окно.

Свечку Маша предусмотрительно задула. В окна светили фары. Одно хорошо, занавески темные.

— Ооооой, Насть, это они!

— Беги, буди всех!

От страха Настя не смогла сразу встать, спотыкалась о край пледа, потом бросила его от себя, постучала к молодым. Из комнаты вышли Рита с Васей. Рита стала успокаивать и без того нервную Машку, муж взял кочергу, отдал жене, Машку попросили ждать в их комнате и следить из окна. В случае опасности, кричать им.

В окна уже бросали кирпичи, где-то подобранные по пути.

Неожиданно по крыше запрыгали капли последнего дождя. У погоды тоже бывают свои заскоки. Или всё это не случайно?

Страшно было даже Васе, ведь с ним были беззащитные и беспомощные женщины, которые целиком зависели от него и больной молодой жених.

Если бы не женский коллектив, доверенный ему, не считая заболевшего Фархада,он бы легче справился. А здесь еще и про всех думать нужно. Скорей бы Витёк вернулся. Десантник и боксер легче среагирует, их этому учат. А Вася на работе до утра.

Теперь, когда шторы были сорваны, комната была видна как на ладони. Свет неприятно светил в глаза. Казалось бы, залезть в открытое окно было пустяковым делом для незваных гостей. Как опытные хулиганы и бывшие зэки, они давили на психику, включив музыку на громкость, танцевали, хохотали.

Пьяные, они вошли в азарт, но высота до подоконника не позволяла зацепиться, и при этом еще и сильно скользили.

Один из них придвинул большую гипсовую вазу с крыльца, в которой закаменела земля. Но за это время земля соединилась с дождевой водой и стала жижей.

В комнате, откуда велели Маше смотреть в окно, пугали не только те, кто мог войти со стороны двери, но еще больше нагнетала кромешняя тьма и жутки вид заброшенных бараков с пустыми окнами-глазницами. Она глядела  во все глаза в кромешную тьму к холоду добавился липкий страх. Маша стояла посередине комнаты с кухонным ножиком, чем и успокаивала себя.

Местные, кто слышал громкую музыку, проклинали барачных, грозя выселить оттуда, сжечь барак. Но это назавтра, вставать в дождь не хотелось никому. Даже, если кто бы и отправился бы искать группу поддержки, вряд ли кто вышел.

На это и расчитывали преступники. Ночь — время не для хороших поступков у некоторых типов.

Вдруг один из них крикнул неприятно:

— Маашь, а, Маааашь, выходииии! Леопольд, подлый трус, выходиии!

Маша задрожала как осиновый лист. Зубы стучали, холодно и сильно захотелось есть. Когда стрессы, она всегда делает перекусы. Она стояла как и дрожала.

Настя же в это время считала, что, если они ворвутся, она побежит к Маше и они обе попытаются вырваться наружу через окно. Рита вбежала в комнату к Фархаду. Мужчина уже одевался и собирался выйти, но слабость не давала ему это делать быстрей. Рита помогла ему одеться, потом они оба открыли окна, с большим трудом. Деревянные рейки стали трухлявыми, и они легко справились с задачей, выбрались на задний двор и побежали навстречу Вите.

В темноте кромешной ориентироваться без фонаря очень проблематично  в незнакомой для них деревне, поэтому не было возможности избежать крапивы и татарника, веток малины у старых заборов и крыжовника, которые стали дикими, зацепляли одеждой гвозди на заборах. А Витя уже бежал обратно, как мог. Падал, вставал, в узких проходах просто шел быстрыми шагами.

Опытные мужики поняли, что жертвы не представляют угрозы, стали залезать, поддерживая друг друга. Один из них упал, и наступил ногой в гипсовый вазон, по которому пытался залезть и опрокинул его.

Обозленные на погоду мужики еще больше возбудились от предстоящей охоты на людей. Двое уже были в комнате. Пока второй поднимал третьего, толстый заметил Настю. Маша спряталась за спинкой дивана и в темноте ее не было видно.

—  Ах, какая женщина, какааая женщина! Мне б такуюююю! — Неприятно с хрипом запел толстяк. — Ах, где же моя Мааашка-потеряяяяшка? Выходиии, я иду искать.

Двое никак не могли ни залезть, ни вылезть. Последний пил даже тогда, когда двое орали и танцевали. Но тело уже ему не подчинялось, отяжелел окончательно, а второй все еще тянул его. Обессиленный, он выпустил того, кто застрял ногой в вазоне. Второй, как таракан, все еще надеялся, что сможет самостоятельно поднять свою тушу и закинул ногу на подоконник, но оторвать от земли вторую не мог.

Со стороны вазона послышался храп. Второй «альпинист» плюнул, подошел к храпуну, разбудил и оба, скользя и падая, направились к машине. Промокли до ниточки. Голова уже не соображала.

Витя с друзьями уже были почти у развилки, которая вела до их дома. Только тогда, когда Витя вошел в дом бабушки, а она только тогда вспомнила, что хотела предупредить его еще там, у бараков, да, пока делала лекарство, пока общалась, да и впервые в жизни к ним пришла, старушка и забыла, о чем хотела их предупредить. Но толстяк уже был в доме.

Навстречу им бежали Рита с Фархадом

Наконец, они забежали во двор. Толстяк уже рычал на Настю. Вцепился руками в ее волосы и пытался бить ее головой об диван. Жизнь научила ее выкручиваться, как от побоев одноклассников до ПНИ, убегать от отчимов, отбиваясь и кусаясь, потому эти навыки ей пригодились и здесь. Но при этом она вцепилась бульдожьей хваткой так, что потом осталась без своего зуба, который уже давно пора вылечить. Повод теперь будет.

Пьяный толстяк вконец устал и упал недалеко от Маши. Но ее уже не заметил. Стал засыпать.

Маша подбежала к Фархаду, обняла его, но вдруг стала его утешать, как мама сына. Витя обнял Настю и успокаивал. Рита накапала всем валерианы.

Женщин отправили спать.

После уборки, Витя убедил Фархада продолжить соблюдать постельный режим а сам стал дожидаться утра. Достал теплые вещи, куртку, шапку.

Всё хорошо, что хорошо кончается

 

Ранним утром, чтобы застать барачных врасплох, пострадавшие от громкой музыки соседи, вооружившиеся кто чем, стали приближаться к бараку.

— Вот, иномарка! Вот откуда они орали!

— Гады! Это они спать  не давали! Сабантуй тут устроили посередине ночи!

— В тихом омуте черти водятся!

— Гнать их нужно отсюдова! Нефиг им тут жить! Пусть к себе уезжают, откуда приехали!

Зло чёрной тучей приближалось к дому, голоса, подобно грому. Масса принесли разрушительную силу.

Шум разбудил всех в бараке..

Через дверь вышли все. Никто не раздевался перед сном. Все спали сидя.

Переговоры

Очень трудно остановить возбужденную неорганизованную толпу, которая шла со своей недоброй миссией. Мужикам давно не хватало юношеской драки, и они нехотя опустили вилы, лопаты, факелы.

В таких случаях, в фильмах полицейские начинают стрелять в воздух, это моментально успокаивает массу-толпу.

Здесь же Фархад, который незаметно подошел к машине, и нажал на кнопку сигнала на руле. Мужики в машине пытались отрыть и что-то невнятное вылетало из их рта. Толпа же растерялась. Оглянулась туда, откуда шел сигнал. Растерянный, не привыкший ко вниманию скромный мусульманин, засмущался, покраснел.

Через некоторое время Витя смогу донести до массы всю ночную ситуацию.

А бабушки тут как тут!

Они растолкали толпу, уверенно подошли к дому, вошли и стали командовать женщинами. Все вместе стали собираться к переезду.

Толпа рассосалась. Кто-то сожалел, что не смог отдубасить, по пути крушил заборы, пинал их, пытался подраться с соседом, но его быстро успокоили.

Бабушки ночью не спали. Они задумали, что, если они с утра их не заберут к себе, то потом будет уже сложней. И взяли идею в свои руки и пошли. Они тоже прихватили вилы, мало ли.

А вдруг?!

В деревне всякое может случиться, особенно, если чужаки врезались в их спокойную жизнь.

—  Не успели, — Шумела баб Нюра.

— Нюююра, ну и что бы ты сделала? —  Возвращала обратно из мира грез свою подружку соседка. — Ну, обернулись бы наши вилы против нас же! Я-то для подстраховки взяла. Это ты по молодости цеплялась, это ты косы рвала соперницам. Пора взрослеть, подружка, нам уже по семьдесят семь уже, или сколько нам?

— Семьдесят восемь! — Повелась Нюра, пока считала, успокоилась.

— Помогай давай!

Бабушки наготовили к переселению, к обеду уже все распрощались с голубым бараком.

Всё! Конец фильма! Ещё?

Ну, тогда немного о  наших друзьях (и это не всё, в конце уже паззл сложится)

Юрик с Райкой купили большой дом недалеко от сельпо. Там прежние хозяева продали родительский дом, который давно пустовал, а он им как раз приглянулся. Они много путешествовали, потом, после тридцати, родили сына.

У Риты с Васей двойня родилась. Две девочки.

Витя с Настей еще хотели для себя пожить, но хитрая баб Тоня торопила их с детьми. А сиротка Настя знала, что значит остаться без родителей и бабушки, потому послушно поспешили в ЗАГС, сыграли скромную свадьбу. Поздравлять их приходили те, кто шел к ним с войной. Они порадовали старушку тремя детишками. Баб Тоня считала, что рождение «внуков» добавили ей еще десяток лет.

Фархад уехал домой. В гости приглашал. У него подряд три ребенка родились:  два мальчика и девочка.

Маша устроилась работать санитаркой в местную больницу. Там она встретила свою судьбу — Марата Абрамовича, который приехал как молодой специалист заместителем главврача. Родилась дочка.

Дружба оказалась настолько крепка, что впоследствии дружили все их дети. Сын Насти и Вити женился на одной из дочерей Риты с Васей.

Аделина и поселковые друзья

Она с Витей разыскали-таки Аделину, которой Настя обещала забрать потом, которая осталась работать в этом же ПНИ воспитателем, успешно закончив педучилище. Болезнь не мешала ей работать и жить. Вышла замуж за одного из Настиных поселковых друзей, который потом с ними приходили к ней.

Также они отыскали всех друзей и подруг. Но вот только тот, который отвез ее на велосипеде, погиб, спасая весной в холодном пруду мальчика, который переходил, как и все зимой, по льду, когда тот внезапно треснул. За мальчиком на пруд побежал возмужалый крепкий спортсмен, мальчика спасти успел, самого же свели судороги. Это парень, который и увез Настю на велосипеде. Он очень любил Настю, надеялся, что встретятся, как она обещала, верил и ждал — Настина первая подростковая влюбленность.

Вот такие бывают истории.

А вы, уважаемые читатели и авторы, живите счастливо и творите добрые дела! Пусть у вас учатся дети и несут в мир добро!

Спасибо за то, что вы дошли со моими героями до последней буковки)))

Алкинская Гюзель

27.09.23 -01.10.23 — окончательный вариант

Автор записи:

© 3.2024