Эрика

Наталье Лопес с любовью

Бабушка и мама не на шутку обеспокоились: Эрика сообщила, что влюблена и собирается замуж. Вроде, радоваться надо: дочка-внучка нашла свое девичье счастье и хочет наслаждаться им в законном браке. А тут чуть ли не огорчение. Хотя правильнее было бы назвать их реакцию… не оторопью, нет, замешательством, скорее.

– Да что вы разволновались-то так?! Ну, и что здесь такого? И не тебе, мама, а тем более бабуле меня о чем-то предостерегать! Себя вспомни! И бабушка пусть не забывает, за кого замуж выскочила, – почти кричала в телефон Эрика.

– Но ведь у нас совсем другая ситуация…ммм… была, – пыталась не сбиваться и говорить спокойно Сюзанна, обращаясь к двадцатипятилетней дочери.

– В чем же она другая? В цвете?

Привлекательная женщина средних лет с элегантной прической, – предметом гордости знакомого парикмахера, – слегка зарделась, услышав этот вопрос. Точно так же, как от утренней шутки не лишенного юмора швейцара в доме, где жил любимый мужчина. Увидев неравномерно состриженную копну её красивых черных волос, где левая сторона была намеренно укорочена и стильно приоткрывала ухо, служака одобряюще и даже восхищённо улыбнулся, но тут же ляпнул:

– А ваш парикмахер…эээ… косоглазием не страдает?

Сейчас она сидела на кухне с мамой и разговаривала с Эрикой по мобильному телефону, включив спикер:

– Дело совсем не в этом, дочка. Сейчас ты находишься в другой стране. Твой парень – местный житель, он привык к традициям своего народа, родной семьи. Ты там иностранка, собираешься вскоре вернуться домой в Испанию. Вы что, хотите вместе приехать?

– Да, наверное. Скорее всего.

– Но ведь он не знает испанского языка, внучка. У тебя, по крайней мере, с французским проблем никаких. А как же он здесь? – вступила в разговор Мартина.

– Ба, ты сама меня всегда учила, что мы типичная семья переселенцев. Нам языковые преграды не страшны. Ты за дедушкой из Парижа в глухую испанскую деревню попёрлась. С малолетней дочерью, родившейся во Франции, между прочим. И тоже в испанском ни бельмеса не шарила. А мама с папой развелась, нашла себе вон любовничка из России, специально на курсы русского моталась каждый день. И теперь вы мне обе талдычите о трудностях эмигрантов? Хватит врать уже. Совсем не в этом дело!

– А в чём? – в унисон и несколько смущённо спросили женщины.

– А в том, что стыдно эмигранткам становиться расистками. Да, мой будущий муж – темнокожий. Да, он отсюда, из Марокко. Его зовут Ахмед. И не такой уж он чёрный. Оливкового цвета. Я его так и называю – финик. Сейчас фотографию вышлю. Вам понравится: он красивый!

Через несколько мгновений на экране новенького айфона – подарка Эрики «любимой маме», кстати, – высветилась лыбящаяся физиономия претендента. На открывших рот дам смотрел довольно обаятельный молодой мулат с широкой улыбкой, обнажающей ровные зубы молочной белизны. Первой своё впечатление высказала потенциальная тёща:

– Зубоскал. Но не урод, слава богу.

Пожилая худенькая женщина тут же поднялась и стремглав метнулась в комнату в поисках очков, чтобы тоже оценить новоиспечённого родственничка. Быстренько вернулась, напялила «очи» на сгорбленный нос и впилась взглядом в фотографию. Долго всматривалась, а потом вынесла приговор:

– Не финик это, а финиш. Надо срочно лететь в Марракеш.

Эрика с детства была непоседливым созданием. Всё тянуло её постоянно на какие-то передвижения. Ни минуты не могла оставаться на месте. Бегала, прыгала, вырывалась из рук, не хотела смирно сидеть за обеденным столом, часто убегала без спроса на улицу. Точно так же разговаривала – будто вскачь. Речь при этом, как ни странно, была очень чёткой, правильной, с превосходной артикуляцией. Пышненькая, с чёрными кудряшками в аккуратно заплетённых бабушкой косичках, она буквально съедала каштановыми глазищами любого нового собеседника, внимательно так слушала, прежде чем одобрительно улыбнуться и осыпать представшего перед ней персонажа пулеметной очередью ласковых восклицаний, либо молча отвернуться, не издав ни звука. С годами эта особенность сказалась на её образе мыслей. Казалось, она не вдумывается особенно в то, что строчит словами, но внимательный слушатель сразу угадывал за внешним набором стремительных фраз глубокий предварительный анализ того, что Эрика хочет сказать. Она не говорила, она изъясняла то, что давно уже хотела выразить вслух.

Постепенно девочка с кудряшками превратилась в красивую до умопомрачения статную девушку с локонами вороной масти. Но неугомонной и пытливой так и осталась. Учиться она решила на антрополога. Странная профессия для девушки из обеспеченной семьи. Но не для Эрики. Уж очень ей нравилось сравнивать различных людей, узнавать их происхождение, осмысливать культурные и расовые особенности разноликих сапиенсов. Блестяще окончила университет, получила диплом магистра и укатила в Никарагуа на стажировку.

До науки в чистом виде, а именно этим ей хотелось заниматься, было ещё далеко, пока придётся потрудиться соцработником. Окунувшись с головой в беды малоимущих людей, помогая бездомным брошенным детям в совершенно незнакомой стране, где говорили на странном испанском языке и жили другими, более приземлёнными ценностями, Эрика научилась по-настоящему любить свою родину, близких и друзей. Часто звонила домой маме и бабушке, писала письма. Ей хорошо удавалось составлять из простых слов отточенные, яркие, изящные предложения. Недаром её так привлекала публицистика. Как-то она написала подруге: «Стремительно несётся время. И люди рядом со мной тоже гонятся за чем-то или за кем-то. Не понимают, да и не хотят осознать, что надо бы остановиться, насладиться исчезающим моментом счастья, протянуть руку тому, кто нуждается, поделиться с другими хотя бы чем-либо. Мне хочется выпить с тобой красного вина, Наталья. Просто так. Вдруг потом не придётся…».

Вернулась Эрика какой-то другой, обновлённой, что ли. Стала засматриваться на парней. Пустилась в поиски работы. Но тщетно, ничего не находила. Ни по специальности, ни по интересам. Подвернулся парень, вроде бы понравился. Раньше виделись мельком в университете. А тут встретились на дне рождения у той же Натальи и разговорились. Хота слыл сообразительным и юморным. Был хорош собой, работал программистом в крупной промышленной компании. Первый в её жизни сексуальный опыт получился каким-то скомканным, похожим на суетливое обязательство перед жизненными устоями. Разумеется, праздника в душе не оставил. Но и не отвратил. Они стали встречаться.

– Слушай, Эрика! – заговорил однажды Хота на очередном свидании.

Интонация его была восклицательно-таинственной.

– Да, что случилось? – спокойно, но настороженно спросила девушка.

– Меня скоро по работе в Мадрид переводят. Так я тут подумал…эээ… А не поехать ли нам вместе? Родители мне уже и квартиру нашли. Однокомнатная, правда, зато не такая уж дорогая. В центре, к тому же.

Эрика, как всегда перед неожиданным поворотом в любой беседе, поела его с минуту черносливными глазами, затем по-иудейски ответила вопросом на вопрос:

– Ты меня жить вместе зовёшь?

– Ну да.

– И что я делать там буду?

– То, что и здесь: ничего. То есть, эээ… работу подыскивать, я хотел сказать. В столице-то, наверное, больше возможностей будет.

Эрика согласилась, хотя в душе осталась оскомина от этого диалога. Затаилось скребущее сердце и мозг сомнение. От пугающего, какого-то домостроевского «ничего», произнесённого так уверенно и легко, что попахивало презрительным мужланством.

«А-а, по барабану! На месте разберёмся», – подумала она.

Жизнь в Мадриде оказалась нудной до мракобесия. Хота с утра ушлёпывал на работу, возвращался поздно, просил чего-нибудь похавать и заваливался спать. По выходным приезжали его родители. Сообразительный и юморной, он тут же обретал настоящую свою суть – маменькиного сынка. Мамаша пыталась наставить на путь истинный и Эрику. Не тут-то было.

– Тебе не стоит особенно заморачиваться насчёт работы, Эрика. Так, что-нибудь на полдня. Хота, конечно, хорошо зарабатывает, но лишняя копейка в доме никогда не помешает, – говаривала, поглядывая свысока, пышная дама с двойным подбородком. Отстраняла при этом от себя хлипкого мужичонку, который всегда почему-то ходил позади неё, словно на поводке.

Поначалу Эрика кивала, угукала или агакала, потом приловчилась отвечать нечленораздельными «Да, вы правы» или «Конечно, так и сделаю». Но сегодня не выдержала:

– А сейчас, мадам, послушайте меня. Роль послушной домохозяйки ну никак не вписывается в мой жизненный репертуар. Я ни за какие коврижки не собираюсь больше прислуживать вашему сынуле, а тем более вам. И о какой там ещё грёбаной свадьбе вы мне сейчас бормочете? Мы с Хотой об этом даже и не заикались. Да идите вы все к чертям собачьим!

Рот на лице несостоявшейся свекрови закрылся только после оглушительного грохота входной двери.

Дома было лучше, рядом заботливая бабушка и внимательная мама. С ними всегда поболтать спокойно можно, они не наезжают с нравоучениями да наставлениями, не долбают по пустякам, не упрекают ни в чём. Друзья, опять же. Только скучно. Муторно от бездействия. Работы как не было, так и нет. Никакой. Вообще. Пора что-то предпринимать.

Эрика с головой погрузилась в Интернет. Разослала своё резюме, переведённое на четыре иностранных языка, по всему миру. Ответы иногда приходили, надо было дополнять, уточнять или явиться на следующий день, допустим, в Амстердам. Но всё это отдавало разводом, не убеждало совсем. Тогда она принялась шерстить объявления с начальным словом «Ищу». И опа! Бац..!

«Ищу коммуникабельную девушку на должность секретаря-референта в престижной марокканской фирме по обучению современным танцам». Дальше был указан телефон и имя – Соад.

Звонить? Не звонить?

Бабушка выпучила глаза – Марокко? Мама испугалась. Как всегда, впрочем. Друзья пессимистически приуныли. И тут всплыл мамин русский ненаглядный. Звали мужчину Владимиром, как и полагается. Пришёл в гости к своей испанской пассии как раз на момент разгоравшейся ссоры между Эрикой и матерью. Каждая из женских особей была настроена весьма воинственно. Однако он внимательно их выслушал. Задумался. Попросил чего-нибудь выпить. Эрика притихла и уставилась на него долгим своим испепеляющим взглядом. Знала она его давно, с детства ещё. Симпатии особой, а тем более любви, не испытывала, хоть и называл он её в шутку падчерицей. Но уважала. Прислушивалась часто к его мнению. Мужик умный был, хоть и резкий в суждениях. Сейчас смотрела на него в надежде на дельный совет, ведь этому типу, судя по рассказам матери, часто приходилось бывать в затруднительных ситуациях.

– Звони, Эрика. За спрос не бьют. Хоть что-то прояснится. Да и не край света это совсем.

Эрика с облегчением зыркнула на мать и потянулась к телефону.

Человек по имени Соад оказался женщиной с приятным тембром голоса. Узнав, что ей звонят из Испании, удивилась и затараторила о прекрасных условиях пребывания в Марракеше, пообещала помочь с жильём на первых порах, огласила условия оплаты и долго распиналась о том, как она рада, как будет счастлива принять у себя испанку, как готова помочь в чём бы то ни было и т.д., и т.п.

Эрика спустилась с трапа самолёта, оглянулась вокруг и заулыбалась. Этот новый мир как-то сразу пришёлся ей по вкусу. Он долбанул её по башке незнакомым говором людей в разноцветной необычной одежде, ущипнул за нос запахом пряностей, резанул глаза экзотикой и рукотворными чудесами, рассыпанными повсюду, словно специально для её изумлённого взора. «А мне здесь нравится, нравится, нравится!», – галопом неслась в голове старая незатейливая песня.

Девушка радостно выбежала на улицу, взмахнула рукой. Около неё тут же остановилась жёлтая малолитражка Petit Taxi. Водитель проблеял что-то на непонятном языке. Эрика ответила по-французски, что ей надо добраться до города, показала на экране телефона визитку Соад. «Па-д-проблем», – гоготнул хозяин «маленького такси» и расплылся в улыбке.

Улыбались в этой стране все, всегда и везде.

«Не страна, а праздник смеха какой-то», – подумала Эрика, очутившись в приёмной у Соад.

– Проходи, дорогая! – раздался из-за двери уже знакомый ласковый голос.

… И как-то сразу жить стало лучше, жить стало веселей. Обосновалась Эрика в шикарно обставленной съёмной квартире, которая находилась в центре города, недалеко от работы. С небольшой террасы открывался великолепный вид на город, особенно по вечерам, когда он внезапно превращался в изумрудный. Освещение было изумительным, сказочным. Платить за этот жилищный алмаз надо было совсем немного дирхам (марокканская валюта): хозяйкой ведь была вездесущая Соад. Эта высокая стройная женщина с красивыми негритянскими чертами лица действительно, как и обещала по телефону, старалась во всём помочь. Двигалась она так же, как и говорила. Никогда не останавливалась. Казалось, не ходит, а танцует. И ангажирует собеседника. Походка быстрая, но плавная, изящная какая-то. «Интересно, ты когда спишь, молчишь и не ворочаешься? Наверное, нет. Неугомонная ты наша», – посмеивалась про себя Эрика.

На курсы пришёл устраиваться парень.

– Как тебя как зовут, красавица?

– Эрика.

– Почти как Эврика. Очень приятно, правда моя небесная. Я – Ахмед. Увидимся.

Мир исчез. Земля треснула. Солнце потухло.

Озарение, прояснение или осияние, чёрт его знает, как это называется, пришло позже, спустя минуты две. «Кажется, я влюбилась», – пролепетала жалостливым голосом Эрика.

– Вы мне тоже очень нравитесь, – громыхнуло сверху.

Протягивая ей паспорт, уже совершенно другой очередной клиент улыбался, как и вся эта страна.

Видеться с Ахмедом они стали каждый день. Сначала на работе, потом по выходным он приглашал её в риад, где работал и жил. Riad – это традиционная частная гостиница в марокканском стиле. Проще говоря, обычный отель, только аутентичный, с внутренним двориком, множеством зелени и бассейном. Зачастую, особенно для иностранцев, его специально преобразуют в определённого рода увеселительное заведение. Именно там Эрика познала неутомимость Ахмеда в работе. С ней под одеялом. Трудился мускулистый юноша безустанно, потел, но приятно пахнул, доставлял Эрике неописуемое наслаждение. Шептал слова любви, называл богиней и снова принимался за работу.

После Хоты и его поползновений в кровати мужское внимание Ахмеда показалось Эрике обретением счастья. Нет, не показалось. Она реально была счастлива. Она глубоко полюбила труженика. Поэтому и согласилась выйти за него замуж.

Жить они стали вместе. Ахмед проявил себя заботливым, внимательным сожителем. Домохозяином даже. Умел готовить и возился на кухне с удовольствием, не жалел усилий и времени на жарку, парку да приправку всякого рода тажинов (тажин – это блюдо такое из мяса и овощей, популярное в странах Магриба, а также специальная посуда для его приготовления), ежедневно прибирался в доме, стиркой и глажкой тоже не гнушался. По вечерам, когда они выходили на прогулку, всячески оберегал Эрику от раздевавших её взглядом потенциальных соперников, был готов набить рожу кому угодно из сновавших туда-сюда бездельников, время от времени осмеливавшихся отпускать в адрес девушки скабрезные комплименты. Загляденье, а не жених, в общем! Только молился очень часто на коврике в углу спальни. Но пока Эрика не обращала на это особого внимания.

Свадьбы было аж две: первая в Тизните, небольшом городке, где жили родители Ахмеда, вторая – уже в Испании. Первая из них удачно совпала с нарочным визитом Мартины и Сюзанны. Ошалевшие от полученной новости, они на следующий же день после звонка Эрики, нервозные и суетливые, спешно прибыли в Марракеш.

В аэропорту их встретил Ахмед: Эрика была занята на работе (другой уже, кстати), где как раз случился аврал, – её не отпускали. Устроилась она в довольно крупную французско-марокканскую совместную коммуникационную компанию, специализировавшуюся на создании веб-сайтов для других фирм, продвижении новых технологий, редактировании рекламных роликов и… публицистике. После прочтения нескольких письменных опусов Эрики о необходимости борьбы с изменением климата, её тут же пригласили на собеседование и срочно зачислили в штат.

– Здравствуйте, дорогие ба и ма! – произнёс представший перед изумлёнными родительницами высокий крепкосложённый «финик». Удивиться было чему: он действительно был красив, строен и привлекателен. Говорил на французском странно, с ошибками, ну да ладно, чего уж там: другая страна всё-таки, африканская.

– Бонжур, Ахмед, – для начала без восклицательного знака, ответили женщины.

– Я так рад вас видеть на земле Аллаха! Готов служить во всём, чего вы пожелаете, медам. Не переживайте: Эрика не смогла вырваться с работы, но она уже дома, только что звонила, с нетерпением нас ждёт.

«Чертовщина какая-то. Но, по крайней мере, учтив в обхождении», – подумала «ба». «Ма», похоже, пребывала в состоянии ступора.

Первая свадьба вышла домашней, скромной, зато уютной и тёплой, без торжеств. Приглашенных было не много, только несколько ближайших родственников со стороны жениха. С испанской стороны в Тинзит прибыл лишь отец Эрики: они с дочкой поддерживали доверительные отношения. Всех «неверных», в том числе и его, тут же нарядили в национальные бурнусы (просторные такие рубахи до колен, типа распашонок) и усадили за стол. Отец и мать Ахмеда говорили на берберском наречии. Переводить приходилось их дочкам школьного возраста – трём хихикающим шоколадкам. Отец Ахмеда обладал нефтяным цветом кожи и глубоким трубным голосом. Говорил величаво, торжественно. Мать, арабка с опущенной головой, всегда норовила спрятаться за ним, больше молчала, только иногда робко задавала вопросы. Но в целом все остались довольны.

Прошло полгода. У бабушки обнаружили рак ободочной кишки.

– Ба, а что именно говорят врачи? Это злокачественная опухоль? Я завтра же вылетаю в Сарагосу. Не важно. Отпрошусь. Ну и пусть увольняют. Мне важнее быть рядом с тобой. Не переживай раньше времени. Всё будет хорошо, ба. А что Ахмед? Приедет прямо к свадьбе. Ну что ты такое говоришь? Конечно доживёшь. Ты ещё и правнуков понянчишь. Люблю тебя, ба. До встречи.

Вторую свадьбу отплясали по всем классическим законам: в загородном ресторане с меню от известного повара, с белым изысканным платьем у невесты, кучей приглашённых. Ахмед предстал в прекрасно сшитом на заказ костюме, в белоснежной рубашке с бабочкой. Из Франции приехала его тётя. Сразила наповал всех испанских мужиков своей чёрной, обжигающей взгляд красотой. Чувствовалось, что в «мероприятие» было вложено много денег. Даже русский Володимир был приглашён и представлен Ахмеду:

– Познакомься, Ахмед. Это Влади, друг…эээ.., мамы, то есть нашей семьи. Он русский, – сконфуженно пояснила Эрика.

– Рюс? Партизан? – отреагировал, скалясь, жених.

– А вы, мсьё, немец, что ли?

Улыбка высокого блондина была менее широкой.

– Не обижайся, Влади. Просто это единственное русское слово, которое он знает, – заканючила Эрика.

– Я и не обижаюсь. Я оцениваю.

Потом пришлось долго объясняться с Сюзанной: – Он что, тебе совсем не понравился? – Он не женщина, чтобы мне нравиться… – Ну, в смысле как человек… – Рот до ушей, а глаза не смеются. Взгляд странный какой-то, нехороший. Прости, возможно мне показалось…

Присутствовала на свадьбе и Мартина. Ещё держалась, но с трудом. Сдала она сильно в последнее время. Но ещё бодрилась, старалась не подавать виду. И только ей было ведомо, какого мужества это требовало.

Умерла она в ноябре, через четыре месяца. Её бездыханное холодное тело обнаружила любимая внучка. Эрика опять прилетела домой, за месяц до этого. Поселилась у неё дома, ухаживала сутками за старенькой, возила в инвалидной коляске. Они словно поменялись местами во времени: внучка нянчила бабушку.

Всё переменилось опять. Опустошилось как-то. Бабушки больше нет. В Сарагосу приехал Ахмед. «Ба» завещала свою квартиру Эрике. Теперь они живут здесь. Ахмеду надо оформить вид на жительство, иначе его нигде не примут на работу. Тоска-а-а…

«Странные вещи происходят моей жизни, влюбилась с первого взгляда, полюбила до дрожи в теле, а теперь, кажется, теряю влечение и доверие к мужу. Он даже на похороны бабушки не приехал. Ни разу не поговорил со мной о ней, не спросил ничего о том, что я чувствую, как переношу потерю родного человека. Ему, похоже, фиолетово, что со мной происходит. Только молится своему грёбаному Аллаху».

Поселившееся в душе напряжение с каждым днём искрило всё больше, грозя полыхнуть пожаром.

Потом понеслось… На сцене объявился священный Коран, которому, с подачи Ахмеда, была отведена роль управляющего жизнью Эрики. Хотя она была атеисткой в принципе, ещё с детства. Оказалось, что ведёт она себя очень неправильно, недостойно: слишком много курит; вина не то, что пить нельзя, его вообще запрещено держать в доме; кокетство с мужчинами при живом муже, даже по телефону – это страшный грех, недопустимый и непозволительный. Так сказано в Коране. Бедный телефон теперь подвергался чуть ли не ежедневным инспекциям. Компьютер Эрики однажды был арестован и впоследствии допрошен с применением пыток. У него истребовали копию жёсткого диска для проведения тщательного досмотра в поисках компромата.

Эрика сопротивлялась как могла. В чём-то пыталась переубедить супруга, спорила, приводила разумные аргументы, от случая к случаю уступая и избегая назревавших ссор. Бесполезно. Деспотизм крепчал, извергался обвинениями в неверности и лжи. Девушка иногда не выдерживала и сбегала к маме на недельку-другую. Потом сдавала позиции и возвращалась. Вот уж точно – любовь зла.
Сюзанна позвонила любимому, назначила встречу. Надо было поговорить.

– Влади, что же делать?

– Я вообще удивляюсь, что они до сих пор вместе.

– Но почему?

– Послушай меня, не перебивай, пожалуйста.

Дальше последовал довольно длинный монолог. Говорил мужчина спокойно, может быть чуть резко. Но веско:

– Мне кажется, я хорошо знаю твою дочку. Её мужа не очень, но этого и не надо, чтобы понять – их брак изначально обречён на провал. Они принадлежат к двум совершенно разным галактикам, удалённым друг от друга на огромную космическую дистанцию. Они не могут сосуществовать в одном измерении. И дело здесь не только в религии. Даже не столько, я полагаю. Сочетать эти два мира – это всё равно, что подавать на стол стерлядь и свиные ножки в одном блюде. Сейчас объясню. Посмотри: по одну сторону находится Эрика – образованная европейская девушка. Она любознательна, много читает, интересуется всем, что происходит на нашей планете, хочет развиваться и не застывать на месте. По другую сторону, но как бы рядом с ней по воле случая и эмоций оказался Ахмед – одержимый мусульманин, который существует в каком-то перманентном ограниченном состоянии и не желает меняться. Он совершенно не образован, да и не умён. В мире огромное количество умных, но необразованных людей. Ахмед – другой случай. У него не только кожа тёмная, но и мозг тоже. Вспомни, как он спросил у меня, чем я в жизни интересуюсь. Я говорю – стволовыми клетками. А он спрашивает, что это за твари такие. Тяжёлый случай, в общем. У него на уме лишь одно: получить нужные для проживания в Испании документы. И накопить денег на Мерседес последней модели. Это просто болван, Сюзанна. Баран Бараныч. А Эрику он нагло использует. Разводиться им надо, пока дело до детей не дошло.

Судьбоносная речь русского супостата стала обретать подтверждения в жизни. Они катастрофически нарастали изо дня в день. Ахмед начал просить денег на покупку машины. Потом на лечение внезапно заболевшей матери. Его занятия в гимнастическом зале опять же надо было оплачивать: уж больно любил он поиграть мышцами перед фотокамерой, разместить селфи в Фейсбуке, а потом упоительно подсчитывать лайки. После получения вида на жительство устроился на завод, но был уволен почти через неделю: простудился и не вышел на работу. «Лёгкий насморк – не причина для прогула», – объяснили ему без улыбок в штукатурном цехе.

А денег начало не хватать. Эрика работу так и не нашла. Она вообще плохо выглядела: нервозность и постоянные домашние скандалы сказывались и на внешнем виде. Она стала какой-то скукоженной и помятой.

Иногда её охватывал стыд. Она уже едва выдерживала дурацкое поведение супруга на людях и в общественных местах. Последняя капля, заставившая лопнуть натянутое до нестерпимого звона в ушах терпение Эрики, упала на столик летней террасы, где они сидели как-то с друзьями. Выпивали, разговаривали, смеялись. Ахмед был в чёрных солнцезащитных очках. Он даже гордился ими, но это были аляповатые, совершенно вышедшие из моды окуляры. Он уже сносно понимал испанский язык и даже макаронил некоторые фразы с глаголами в инфинитиве. Кто-то из друзей пошутил:

– Ты прям вылитый Джеймс Бонд в этих очках, Ахмед.

– Пистолета только не хватает, – тихо добавила Эрика.

Все засмеялись, но по-дружески, незлобиво.

Возмущённый Ахмед вскочил, сломал очки и в ярости крикнул:

– Это подарок моей матери! Не смей над ней смеяться, сука сраная! – он поднял руку и замахнулся на Эрику.

Проходившие рядом незнакомые люди обхватили озверевшего мавра сзади и оттащили его в сторону.

Эрика окончательно ушла из дома. Жила с мамой. С Ахмедом говорила только по телефону. Потом и от этого отказалась. Подала на развод. Все юридические переговоры вела Сюзанна. Особых проблем с оформлением развода не возникло. Согласия Ахмеда и не требовалось: он был иностранцем. Но Эрика и Сюзанна решили поступить честно, дав ему возможность на оформление добровольного решения о разводе по истечении года после приезда в Испанию. Таким образом он мог продлить свой вид на жительство. Но Ахмед внезапно исчез, пропал без вести, словно испарился. Даже вещи свои оставил дома, включая котов, которых они с Эрикой купили в Марракеше и привезли в Сарагосу. Чёрного кота и белую кошку.

По слухам, он уехал в Париж.

У Эрики теперь интересная, хорошо оплачиваемая работа по специальности. Интерес к антропологии не угасает. Она опять похорошела, вновь обрела открытый взгляд, но обращать его на новых мужчин пока желанием не горит.