ОЛЬГА ИЛЬИНСКАЯ
«Из жизни фотомодели Зингер»
ШУБА
…
Столько лет Алисия не могла себе позволить, чтобы раскошелиться и купить себе хотя бы одну достойную, дорогую вещей, несмотря на то, что на съёмки и показы надевала брендовую одежду регулярно, и теперь, когда появились и средства, и место, куда можно вещи сложить, Алисия отрывалась по полной!
Она шла по улице мимо бутиков и, едва увидев симпатичную дамскую вещицу в витрине, тут же останавливалась, долго смотрела, затем заходила в бутик, приценивалась, примеривалась и, как правило, покупала. Причём, зная заранее, что носить такую «красотень» она не будет! Но ей доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие прийти домой, в свою прелестную уютную квартирку в манхэттенской «щепке», надеть сначала одно платье, потом другое, потом жакет, потом юбку, дополняя их необычными завязками, ремнями, плетёными поясами. Посмотреться в таком шикарном до умопомрачения наряде в зеркало, а потом, как есть, выйти на большую лоджию, стоять разодетой и с блаженством обозревать необъятный Нью-Йорк.
Шляпы ей нравились до безумия! Она их покупала, придумывая им имена (хотя у них есть свои названия): Коко, Линда, Мария Антуанетта, «Я у мамы – дурочка», Жозефина, Скарлетт, Ассоль, и носила их на голове просто так; выкупается в душе, наденет халат, волосами потрясёт (просушит!) и – шляпу на голову. Фетровые, велюровые, льняные, из соломки; канотье и вуалетки, слауч и клош, летние широкополые и даже котелок – все эти творения предприимчивых модисток нашли отклик в Алисином сердце и милой головке, а также место в её просторной гардеробной.
Особенно Алисии нравились кринолиновые шляпки «для скачек». Сказочные творения! Конечно, на улицу в таких не выйдешь. (В сумасшедший дом упекут!) Это аксессуары для церемоний. Но какие же они красивые! У Алисии были шляпки и чёрные, и белые, и красные, с огромными, просто гигантскими прозрачными полями и с изящными шёлковыми розами, накрахмаленными ромашками и хризантемами.
Алисия предпочитала такие шляпки ещё и оттого, что они напоминали ей бабушку Гизелу, которую она любила и которая любила её.
…
В Москве Алисия два года подряд ходила в одном и том же пуховике, на весну и осень у неё была курточка, а из другой одежды в обиходе присутствовали джинсовая коротенькая юбочка, джинсы-дудочки, облегающая водолазка-«лапша», джемпер, связанный мамой, несколько футболок, полосатая немнущаяся рубашка с воротником «апаш» и всё пожалуй.
Из заработанных денег много денег уходило на курсы английского, на питание, проезд, мелкие вещи: носки, бельё, перчатки-варежки. Любые, даже крохотные доходы, появившиеся от дополнительных заработков, бабушка Гизела заботливо припрятывала на «чёрный день» и не забывала повторять, что у того, кто умеет откладывать, всегда будет «нос в лапше, и губа в борще».
Однажды Алисия с Димоном стояли у его дома и обсуждали недавние события в суматошном глянцевом мире. Кто-то отличился и получил предложение от кинопродюсеров из Голливуда, что казалось невероятным!
Зима была на излёте, шёл снег, но его хлопья, крупные и чуть влажные, ласкали щёки. Алисия стояла в своём стареньком пуховичке и ловила ртом снежинки, ёжась от сырого ветра. Димон стоял вообще по-пижонски без шапки и оживлённо раскладывал «карты» голливудских продюсеров, которые, явно, затеяли какую-то аферу: не просто так неопытную девчонку из России в большое кино позвали.
Алисия слушала, но больше любовалась его азартным красивым лицом и длинной мощной шеей с большим кадыком, о который тёрся кремового цвета шарф из козьей ангорской шерсти, который она сама связала ему на день рождения.
А тут накладочка вышла. Домой из своего НИИ возвращался Димонов отец, старший Сальников. Он подошёл к подъезду, даже не взглянув на парочку и не обронив ни слова, хотя Алисия достаточно громко поздоровалась с ним, и, уже открыв дверь, произнёс, не поворачивая головы:
— Дмитрий, почему без шапки зимой? Пневмонию захотел?
Алисия активно поддержала:
— Дима, конечно, иди домой. Холодно же!
Старший Сальников резко оборвал её на полуслове:
— Барышня, не вмешивайтесь. Мы сами разберёмся.
И тут же ушёл, раздражённо хлопнув дверью.
В тот же вечер Алисия осадила бабушку Гизелу своими просьбами, весьма настойчивыми и убедительными. Надо обновить гардероб!
— Некуда складывать! – отмахнулась бабушка.
Алисия осмотрелась, и правда, купить можно вещь на замену другой вещи. А дополнить? Да, некуда складывать.
— И денег нет! – залепила бабушка. Про «на чёрный день» даже и заикаться не стоит, бабушка сбережения, собранные с таким трудом, ни за что не отдаст.
А денег всегда в обрез. Лишних никогда нет. Но Алисия знала, что настала решающий момент, когда «на чёрный день» следует употребить в дело!
В этот день, когда Димонов отец не захотел даже посмотреть на неё, Алисия сразу поняла, где собака зарыта. В её стареньком пуховике! Собака сидит там и всех пугает. Правда, без смеха, была бы Алисия красиво одета, Димонов папаша бы по-другому с ней разговаривал! А ей так хотелось произвести на него впечатление! Но разве это возможно в столь задрипанном виде?
У многих знакомых девчонок-моделей были норковые полушубки (мех, конечно, не ахти, но всё же), у некоторых – даже длинные из скандинавской норки шубы, сшитые в Греции.
А Алисия ходила, как оборванка.
Только бабушка Гизела так не считала. Джинс – материал крепкий, его, как говорится, и в пир, и в мир носить можно. Поэтому нормально внучка её одета, добротненько.
Алисия, обычно не вступавшая с бабушкой в перепалку, тут принялась спорить и горячо доказывать обратное. Её положение фотомодели обязывает одеваться недёшево и в живой жизни производить на окружающих соответствующее впечатление! Встречают по одёжке, не так ли? Почему менеджеры не продвигают её, Алисию Зингер, ни в Китай, куда все ездят, ни Японию, где некоторые из её знакомых уже по два раза побывали? А потому что Зингер самая примитивная. Некрасивая и плохо одетая.
— Понятно, — вздохнула старая Гизела, гладя в блестящие Алисины глаза. – Парню понравиться хочешь.
— Вовсе нет, — запротестовала было внучка.
А бабушка Гизела, знающая про жизнь всё и больше, чем всё, стояла на своём:
— Помни, кто сердцем любит, тот и без шубы на руках тебя носить будет.
— Да при чём здесь любовь?! – вскричала Алисия.
— Не смей повышать голос на старших! – строго осадила её бабуля.
Сутки ушли на раздумье, а в первый Алисин выходной, оставив Пашку на попечение Елене Георгиевне, тоже заслуженно отдыхавшей, бабушка Гизела отправилась с внучкой в магазин. Не на рынок! А именно в магазин. (Чтобы в случае форс-мажорных обстоятельств знать потом, с кого спрашивать и куда вернуть товар).
Предварительно узнали, в какие меховые магазины им лучше соваться с той небольшой суммой денег, что они готовы выложить за шубу, и, наконец, уехав на другой край Москвы, с грехом пополам пришли по адресу.
Продавщица приклеилась к ним и назойливо ходила по пятам, беспрерывно рассказывая то про одно, то про другое. Жужжала про скидки, про поставки.
— Самые дорогие шубы у вас где? – строго спросила бабушка Гизела, подозревая, что её хотят надуть.
— Вот там, — показала продавщица.
Они с Алисой посмотрели в «дорогую» сторону, сделав соответствующие выводы.
— А самые дешёвые?
— Там, — упавшим голосом ответила продавщица.
Бабушка Гизела с воинственным видом отправилась в сторону «там».
— Рыбий мех, — ворчала она, рассматривая шубы. – Длинную не купишь. В метро, что ли, в такой отираться? А короткую? Так задница отмёрзнет!
— Не отмёрзнет! – заверила Алисия. – Я из метро выйду, и, если холодно, сразу бегом. А там маршрутка или трамвай. Ты же знаешь, как я быстро бегаю!
— Знаю, — недовольно проговорила бабушка Гизела. – Для бега норковую шубу покупаем, так, что ли?
— Чтобы я красивая была. А то мне в этом ходить стыдно, — тихо прошептала Алисия.
— Стыдно, у кого видно, — отрезала бабушка.
Они пересмотрели абсолютно все недорогие, приемлемые им по деньгам полушубки (меховые куртки бабушка сразу забраковывала как «недоделанные», чересчур короткие). Дотошная Гизела придирчиво выворачивала подкладку, дула на мех, внимательно рассматривая, как ворсинки обратно ложатся.
— Эх, Ваньку бы сюда! – с досадой восклицала бабушка.
Дядя Ваня Шмидт был потомственным охотником. Зверя бил исключительно в сезон и при наличии лицензии, сам выделывал мех, и люди покупали у него шкуры со спокойной душой, зная, что всё качественно, всё законно.
В мехах, понятно, дядя Ваня Шмидт разбирался. Он в «лихие девяностые», когда овощные ямы у Зингер обокрали, подарил им несколько заячьих шкур, и Берта Тимофеевна с бабушкой Гизелой сшили маме полушубок, который вышел чрезвычайно тёплым и, вопреки прогнозам, носким. Несколько лет мама носила! Алисия с Кирой ходили, головы задрав, как же, их мама в натуральной шубе ходит.
А теперь и у Алисии будет своя шубка. Норковая!
— Ванька говорил, что у хорошего меха ость должна быть ровной. Смотри, Алиска, ость ровная или нет?
— Вроде, ровная, — неуверенно отвечала Алисия.
— И подпушь должна быть плотной! Тогда шуба тёплой будет. Смотри, плотная подпушь или нет?
Алисия пожимала плечами, она не спец в мехах.
В их возню вмешалась продавщица.
— С плотной подпушью и ровной остью – все там! – и она показала в «дорогую» сторону.
— А мы здесь найдём, — невозмутимо ответила бабушка.
И нашла.
Домой они припозднились, Елена Георгиевна уже уложила Пашку спать.
На кухне бабушка Гизела достала из пакета полушубок и любовно тряхнула его. Вот, смотрите, люди добрые, какое чудо мы сегодня с внучкой прикупили.
Елена Георгиевна восторженно заахала. Из других комнат женщины повыскакивали, всем хотелось на обновку посмотреть, не каждый день норковые шубы покупают.
— Надень, Алиса, надень! – закричали женщины.
Алисия, зардевшись, накинула на плечи полушубок и повертелась, как балерина во время фуэте.
— Стой! Дай рассмотреть! Ай, красавица!
У неё гулко билось сердце, так рада она была, а когда оглядывалась на бабулю, то сердце её готово было разорваться от восторга и от того, каким небывалым счастьем полыхали светлые, обычно мутноватые, родные Гизеловы глаза.
Полушубок был орехового цвета из поперечных шкурок русской норки, но сшит очень даже прилично. Все швы безупречно ровные! Подкладка шёлковая, блестящая. Подпушь была не очень плотной, но высокой и остевой волос довольно большой, значит, тепло удерживаться будет. Несмотря на невысокую стоимость, шубка оказалась качественной, так как её шкурки соответствовали европейским стандартам. (Это определила бабушка Гизела, вспомнив ликбез дяди Вани Шмидта, и не ошиблась). Бабушка поинтересовалась производителем и, узнав, что предприятие крупное и имеет собственную звериную ферму (это не продавщица сказала, эту информацию она почерпнула из статьи, что была в глянцевом журнале, который лежал на столе у директора магазина), то есть, найдя необходимые подтверждения качества – качественная вещь, значит, износостойкая, не один сезон прослужит — бабушка Гизела сразу выложила за ореховый норковый полушубок деньги, что «на чёрный день», то есть все свои сбережения.
Они с внучкой ехали обратно в метро и молчали. Бабушка мысленно благодарила Бога за то, что дал её внучке такое чудесное одеяние. «Мне не довелось, дочке моей не довелось, хоть внучка в норке походит», — думала она.
На следующий день шубку украли.
Алисия вернулась очень поздно со съёмок в чужой старой курточке. Бабушка вышла из комнаты, сразу всё поняла и в крик! Алису прямо на пороге за волосы оттаскала.
Сама плачет, внучка её плачет.
— Столько денег отдали. Последнее отдали! Последнее!!! Что на чёрный день откладывали! – кричала бабушка Гизела.
— Я не хотела, я не видела… — плакала навзрыд Алисия.
— Легко далось, поэтому и оставила такую дорогую вещь без присмотра! Недотёпа! Завтра же собираемся домой! Побаловались в столице, и будет!
Все жильцы квартиры вывалились в прихожую. Беда стряслась какая-то, раз старый человек так плачет.
Проснулся Пашка, выбежал в одних трусиках в прихожую, крутит головкой, ничего не понимая, и по-детски комментирует:
— Баба Зела угаеца и диёца.
Все начали бабушку Гизелу успокаивать, принесли корвалол. Бабушка сразу полфлакона внутрь опрокинула, а потом, подумав, ещё допила остальное. Но рыдать не перестала. Кунцевская брежневская пятиэтажка от её стенаний заходила ходуном. Даже соседи, которые отродясь к ним, лимитчикам, не заходили, тут постучали и заявились (на ночь-то глядя): «Что у вас стряслось?» Бабушка Гизела опять в слёзы, никак успокоиться не может.
А тётя Оля вразумлять начала.
— Брать чужое нельзя! Этому нет оправдания, — спокойно и твёрдо сказала она. – У воров будет ежеминутная прибыль, но про нормальную жизнь им стоит забыть. Благодати, защиты Божией не будет.
Бабушка Гизела как закричит:
— Не хочу я это слушать!
А тётя Оля своё:
— Если Бог допускает, значит, так надо. Воры, когда чужое уносят, грехи чужие ещё забирают, так старые люди говорят.
— Тебе легко языком молоть, — шмыгнула носом бабушка Гизела. – Не тебя же обокрали!
— Думаете, у меня бед не было? – горько усмехнулась тётя Оля. – У меня кольцо платиновое унесли. Я дома была. Из-под носа! А это подарок мужа. Дорогое кольцо. Сами же понимаете, что такое платина. Во как!
— То кольцо, а то… — и бабушка опять залилась слезами.
— Мы не видим всего того, что происходит в мире. Перед нашими глазами только частичка. Но, может, вашу внучку спасли таким образом? — убеждённо сказала тётя Оля. – Вдруг на Алису напали бы с ножом где-нибудь, убили и шубу отобрали?
— Типун тебе на язык! – испуганно выдохнула бабушка Гизела и вытаращила глаза.
— Что-то страшное воры забирают. Не каждого обворовывают, заметьте! – и тётя Оля покачала головой. – У других ничего не берут, всё у них складывается, как по маслу, но это значит, за них молятся, и не только в этом, но и в том, другом мире.
Тут Елена Георгиевна вмешалась:
— Знаешь, Оля, на Бога надейся, а сам не плошай! Не оставляй вещь, где не надо. Не искушай!
— А теперь главное, — тихо продолжила тётя Оля, заметив, что Пашка улёгся в свою постельку и посапывает. – Простить! Ни в коем случае никого не проклинать. Простить! Пусть. Вор сам себе беду накликал и оттого несчастный вдвойне; жизни не будет. А к тебе, Алисонька, если нужно, твоё добро вернётся.
Алисия вдруг жалобно заскулила, представив, какой красивой увидел бы её Димон и его родня, а теперь она опять в их глазах – жалкая нищенка.
Бабушка Гизела словно очнулась. Она, пыхтя, поднялась, подошла к Алисии и поцеловала её в затылок.
— Всё будет хорошо, моя любимая. Не жили богато, неча начинать! За квартиру я заплатила, проездной у тебя есть. Или нет? Есть! Вот видишь. Скоро пенсия. Наладится всё. И не такое приходилось терпеть. Подумаешь, шуба какая-то. Жили без неё раньше и теперь проживём.
Она обняла Алисию за голову и тихо прошептала в самое ухо:
— И помни, я всегда за тебя молиться буду. И когда уйду в тот, другой мир.
29
Алисия приложила максимум усилий, чтобы Димон о той злополучной краже не узнал. Так ей было стыдно и горько. Правда она успокаивала себя тем, что скоро лето, а уж в эту замечательную пору она всегда есть возможность одеться элегантно и недорого. А тут ещё в своё время ей подфартило и на одном московском показе – не помпезном, камерном – с ними, моделями, расплатились одеждой. Из моделей присутствовали всего четыре девушки, что создавало ряд неудобств. Приходилось лихорадочно переодеваться за кулисами (дефиле проходило во дворце культуры) и потом долго крутиться на сцене, вытанцовывая разные па, чтобы дать возможность другим надеть костюмы с множеством пуговиц и платья, к которым полагаются разные шёлковые платки (замучаешься завязывать), да чешская бижутерия из крупных бусин, похожих на мыльные пузыри, да всевозможные галстучки.
Но показ прошёл на «ура». Дизайнер оказался подозрительно молодым и невероятно наглым. Девушки слышали, как знающие люди ставили ему в вину то, что он слизал для своей коллекции многие мотивы из стиля, разработанного Коко Шанель. На что кутюрье с лёгкостью парировал, типа, великая Габриэль для того и создавала свой революционный стиль, чтобы на его базе в дальнейшем дать шанс появиться другим мотивам, вроде вариаций, которые сегодня дамы и господа имели честь лицезреть. А потом со всего размаха заехал репортёрам известной и избитой фразой: «Новое – это хорошо забытое старое!»
Когда модели, уставшие, развалились в гримёрке и некоторые уже потягивали пиво, молодой кутюрье вошёл и сказал, что он только начинает осваивать дизайнерское ремесло, заплатить не может, но разрешает каждой девушке выбрать по две вещи из созданной им коллекции.
Девчонкам не понравилось такое предложение, они рассчитывали, что парень переведёт деньги в агентство, которое в свою очередь выплатит им положенные гонорары. Есть-пить хочется, и бесплатно никто не даст. А гардероб у девчонок был и так упакован дорогими и весьма презентабельными вещами, поэтому в платьях никому неизвестного дизайнера они не нуждались. (Все, кроме Алисии). Но делать нечего, пришлось «брать натурой».
Алисия выбрала две вещи, за которые дерзкий дизайнер искренне её похвалил.
— У вас хороший вкус, мадмуазель! – сказал он.
Она покрылась краской. Хотя комплимент поднадоевший, дежурный и неинтересный, но точный! Алисия, которая наощупь уже могла рассказать всю поднаготную того или иного платья: из какой ткани, какого фасона, мотивы какой коллекции отражает, стала профессионалом. Более того, могла работать и в бутике менеджером, и товароведом на базе или торговом центре.
Оба платья, которые выбрала Алисия, были из дорогих натуральных тканей. Первое – из твида в мелкую белую клетку, с овальной горловиной, обрамлённой чёрной полоской, с рукавами до локтя и крупными лацканами карманов спереди, длина платья доходила до колена; второе же – из нежно голубого льна, с контрастной планкой по переду, с рукавами, чуть прикрывающими плечи, и интригующей длиной – повыше колен.
— Девочка, возьми тогда и это! – с жаром сказал дизайнер и протянул ей твидовый меланжевый жакет с оттеняющим кантом по краям; жакет был чуть ниже талии, прямого кроя, благодаря которому не сковываются движения.
Вот так вещь! Она прекрасно подходила к обоим платьям. Удобно и красиво. Алисия была на седьмом небе от счастья! Что значит рука мастера, а?
И здесь имеется в виду и открытия великой Шанель, и смелые замашки молодого кутюрье, который пробует, экспериментирует, ищет и находит новые решения, не чураясь опыта признанных мэтров; он создаёт одежду, которая не просто скроет наготу, а сможет подчеркнуть достоинства женской фигуры и решить насущные вопросы гардероба. (Не надо приобретать много вещей – достаточно двух-трёх, главное, чтобы ансамбль «слаженно пел»; во всём важна гармония).