Встреча со старым другом, с которым вы не виделись уже много лет, всегда сопровождается выпивкой, не так ли? Мы с Пашкой нагрузились изрядно и шагали по родному городу, громко разговаривая и распивая на ходу бутылку вина прямо из горла. Приятное чувство свободы — не обращать внимания на мнение о тебе прохожих, а всецело отдаться чувству счастья от долгожданной встречи с родным по духу человеком. Особенно способствует погружению Пашкина умение рассуждать. Я всегда считал его изящные формы рассуждения его главным достоинством.
— А помните как при советском союзе под цензурой и ограничениями создавали великое кино, — цитировал он кого-то, а затем сделал свой вывод, — да, тогда давайте художнику засунем кол в жопу, хрен в рот и приставим дуло к виску и он создаст для нас шедевр на все времена.
Согласен, грубовато, но, в то же время, очень доходчиво, что мне всегда и нравилось в нем. Даже самый отъявленный гопник при такой формулировке поймет, что художнику нужна свобода в творчестве, а тем художникам, кому не нужна она — не художники вовсе.
Шатаясь по городу, мы набрели на пивную, где я раньше работал и я немедленно потянул Пашку туда. Подходил поздний вечер и там было заперто, но когда это закрытые двери останавливали пьяного? После усиленного грохота по дверям, в сопровождении доносившихся до нас нескольких матерных выкриков, нам открыл дверь парнишка с выражением недовольного лица, но это лицо тут же растянулось в улыбке, увидев знакомую физиономию. Сашка — манерный цыганенок, так бы я его описал в двух словах. Я всегда поражался, как в нем уживались изысканная манерность в жестах и в то же время жуткое, я б даже сказал — паталогическое сквернословие. Узнав меня, он протянул мне руку, но я был так рад и так пьян, что подался обнять его, на что он, отстранившись, бросил небрежно:
— Что ты, как пидераст!, — именно так он и сказал — пидераст.
Я не слышал этого слова уже многие годы, да и в юности, когда его слышал, его употребляли только старики или уж совсем изощренные люди, вроде ученых или докторов. Обычно же его заменяли более коротким и одновременно более емким словом, емкость коего заключалась, по большей части, в изрядно увеличенной доли оскорбления при его использовании. И чего это вдруг Саня использовал это слово? Это ведь что-то не типичное, аномальное, а значит что-то, что требует изучения. Я не мог отделаться от этой мысли, а тем временем, мы втроем вошли в пустой паб. Надо сказать, что обстановка здесь всегда была более — романтичная, что ли, чем в иных пивных заведениях. Столики и диваны, барная стойка и стены в коричневых тонах, мягкое желтое освещение разбросанное по стенам, придавало ощущение, что все вокруг покрыто позолотой, даже библиотечный шкаф с книгами. Да, представьте себе, пивнуха с книгами, и не просто, как декор, а реальные книги, да еще и с обрамленными под старину кожаными переплетами. Именно эти переплеты меня всегда притягивали, хотя бы просто прикоснуться, да и не только меня. А потом, рыбка попалась на крючок, ты открывал книги из интереса, листал их в поисках картинок, а они никогда тебя не разочаровывали, в каждой книге находились гравюры, зарисовки или полноценные рисунки, твои глаза бегло цеплялись за фразы, предложения, диалоги и ты уже не замечал, как начинал вчитываться, забывая об окружении, обстановке, людях, своих проблемах, обо всем.
Сашок и Пашок быстро нашли общий язык. Паше было по душе прямолинейность и острый язык Сашки, а Саше — дерзость мысли Пашки. Они приютились вдвоем у ярко освещенной барной стойки, пробуя разные сорта крафтового пива. Александр, как знаток, распылялся перед Павлом в потугах литературного, дегустационного красноречия, однако ж, часто сбивался на матершинное остроумие и, не достигнув желаемого признания, как гуру пивного дела, получал, все же, взамен искреннее веселье.
Я же ухватился за возможность уединиться, прыгнув на диван в темном углу зала. Пьяный мозг жаждал размышлений. Пидераст, значит? А вот, что это значит, то? Почему именно это слово, а не простое, наше, пролетарское? Не хотел обидеть? Да, в наше время люди легко обижаются, особенно если усмотрят в этом свою выгоду. В век тренда защиты прав всех угнетенных, обиженных судьбой или кем-то еще, не составит труда вцепиться мертвой хваткой в «пассажира», необдуманно брякнувшего что-то оскорбительное. Но Саня же меня знает, мы давно с ним на короткой ноге, и не кривим душой перед друг другом и выражения не подбираем, я, во всяком случае. А может он и подбирает? Я посмотрел на Сашку, который наливал бокал пива. Какая же у него чертовски изящная пластика движений. Ему бы танцевать — балет, иль чего-то такого. Я стал рассматривать его линию шеи, очень плавную, что элегантно перетекает в голову, смугло-золотистую искрящуюся бликами кожу, удивительно четко очерченные губы. Он красивый. Стоп! Вот черт! А может он думает, что я гей? Чего это я на него так уставился? Видимо, уже не первый раз я на него так пялюсь, раз он стал выбирать такие странные выражения.
Я стал с беспокойством бродить по пабу взад-вперед, перебирая в голове воспоминания моего поведения, которое можно было бы принять за гейское. Их, на удивление, оказалось довольно много. Я вспомнил все: типа, дружеские шлепки по заднице в раздевалках, все затянувшиеся в моменте, типа, дружеские руки на плечах, все гейские шуточки, что сейчас заиграли совсем другими красками. Я бродил и бродил в шуме веселья двух моих друзей, которые периодически подзывали меня к себе и которых я предал своими гейскими штуками. Именно предал, они ведь не знали, какую змею пригрели подле себя. Меня охватывала паника и я инстинктивно потянулся к тому, что всегда вызывало приятные чувства у меня — к книгам. Провел руками по стеллажу и вытянул самую приятную на ощупь. Я не успел взглянуть на книгу, мое внимание обратилось на двоих у бара. Саня стучал ладонью по кулаку и они с Пашкой стали игриво хихикать, поглядывая в мою сторону. Они мне что-то предлагают? Я невольно стал представлять, как мы втроем дружески обнимаемся, смеемся, затем касания наши делаются мало по малу ласкательными, взгляды наши меняются, появляется искорка страсти и вот, мы уже поддаемся моменту и целуемся по очереди, раздевая друг друга. Пот ручьем стекает по моему лбу. Почему? Из-за страха, страха перед тем, что эта картина не кажется мне отвратительной, неестественной, наоборот, она притягивает, завораживает. Как я раньше не видел этого?
Мои глаза опустились, вдруг, на книгу в руке, на которой красовалось название — «Расслабься и получай удовольствие». Не веря своим глазам, я открыл книгу в поисках изображений и увидел обнаженных атлантов с божественными телами, ласкающих друг друга, каких-то демонов с идеальными мышцами, но козлиными головами в эротических позах, два бородатых «Зевса» обнимают девушку с двух сторон, но смотрят не на нее, а друг другу в глаза. Таким, вероятно, и было средневековое порно, где люди не были обременены принципами, предрассудками, стереотипами, где желание, страсть, удовольствие было выше всего мирского, где люди живут в удовлетворении своего счастья и, возвышаясь, становятся Богами. Мне вдруг все стало кристально ясно, я преисполнился решимости, но не хватало только капли храбрости. Я схватил бутылку вина, что мы распивали с Павлом и выпил ее залпом до дна, без остатка, а дальше, потух свет.
Я проснулся в подсобном помещении обескураженный, с головной болью былой решимости и ужасным привкусом минувшей храбрости во рту. Выйдя в зал паба, я увидел Александра за барной стойкой и несколько человек в зале.
— Очнулся, пьянь подзаборная, — весело сказал Сашок, добавив, однако, несколько матерных междометий, так свойственных ему.
Я выпил клюквенного сока, что приготовил мне Саня-бармен, приговаривая какие-то нелепицы про алкоголиков, сознание немного прояснилось, и я, вдруг, вспомнил вчерашнюю книгу. Перебив Сашку на полуслове, я спросил где она и он, в ответ, достал ее из под барной стойки и протянул мне. Это была не та книга, название было другое, но Саша утверждал, что именно эта книга была подо мной в тот момент, когда я отключился. Быть этого не может, я ведь ясно видел название и потом гравюры, не могут галлюцинации быть настолько реальны, я же не безумец. Я бросился к стеллажу с книгами и стал нервно перебирать книги, вглядываясь в названия.
— Да нет там книги с таким названием. Я тебе отвечаю. Оставь библиотеку в покое. В чем дело то?
И я вкратце описал Сане вчерашнее свое исступление, опустив, разумеется, яркие мои представления и громкие выводы, на что Сашок, в обычной своей манере, бросил небрежно:
— Да, братан, кажется, ты гей, но это не точно, — и громко рассмеялся.
886
Загрузка...
