21 декабря я забил на работу. Вместо того, чтобы наспех проглотить бутерброд, запить его чашкой чая и бежать в опостылевшую автомастерскую, где меня ждут разобранные двигатели, мятые бамперы и севшие аккумуляторы, я залез в горячую ванную, закурил сигару и, попивая коньяк прямо из горлышка, откисал, пока не стала остывать вода. Потом тщательно выбрился, уложил волосы гелем и феном, и остался вполне доволен собой, посмотрев в запотевшее зеркало.
Надел новую, специально купленную для этого случая рубашку, выходные брюки, новые носки. Галстук решил всё-таки не надевать. Не люблю я галстуки. И так сойдёт.
Позавтракал яичницей с огромным куском жареного бекона. Не успел допить кофе, как раздался телефонный звонок.
— Ты почему не на работе? – услышал я недовольный голос босса.
Я назвал его придурком и сказал, что только идиот в день конца света выйдет на работу. Он было возмутился, но я послал его матом и отключился. Телефон зазвонил снова. Хорошо, что я не стал сходу материться в трубку, потому что это звонила мама.
— Сынок, как у тебя дела?
— Отлично, мам. Как у вас погодка?
— Конец света. Двадцать градусов жары в декабре – это точно конец света.
— Мам, не забивай себе голову этой чепухой. Какой конец? Какого света?
— Сынок, на всякий случай, мало ли что…я тебя люблю, и это…прости, если что.
— Ма, и я тебя люблю, но как бы рано прощаться. Всё будет нормально.
— Я вчера была на кладбище. Отца проведала. Может, завтра уже свижусь с ним.
— Мам, прекращай. Неужели ты веришь в эти глупости?
Мой тон вряд ли был убедительным. То, что творилось последние месяцы на планете – все эти катаклизмы и революции, катастрофы и кризисы, климатические аномалии не оставляли ни малейшей надежды. Все вокруг только и говорили о надвигающемся апокалипсисе. Кликуши и масс-медиа только и говорили, что о двадцать первом декабря, дне, когда всё это безобразие закончится.
Я подошёл к окну и увидел надвигающуюся чёрную тучу, неминуемо поглощающую остатки неба.
Что ж, наверное, это правда, и это последний день моей жизни, и жизни вообще. Что ж, нужно тогда провести его с толком, чтобы было что рассказать ангелам на небесах или чертям в преисподней. Это уж как карта ляжет.
К концу света я приготовился основательно – холодильник был забит всякими вкусняшками, которые я не успел попробовать до этого дня. Две бутылки настоящего французского шампанского, пять бутылок коньяка. Закуплена коробка батареек на случай отсутствия электричества. Не умирать же мне в полной тишине. Я даже набросал на плеер сборник моих самых любимых песен. Боже, как мало у меня радостей в жизни – жратва и рок-н-ролл. Конечно, ещё и книги. Но умирать с томиком Блока в руках показалось мне перебором.
Нет, была у меня ещё одна радость. И сейчас я должен решиться. Собраться и сделать то, что я постоянно откладывал на потом, а, если честно, то и не верил особо в успех. Так, фантазировал и мечтал, но сейчас – что мне терять. Сейчас самое подходящее время.
Девушка жила на три этажа выше. Её звали Марина и она была чертовски хороша. Мы здоровались с ней чисто по-соседски, и я видел, что не являюсь объектом её грёз. Сколько раз я собирался заговорить с ней, но постоянно тушевался. Но сегодня – последний шанс, который я не имею права упустить. Другого случая, скорее всего не будет.
Я вышел в подъезд и тут, как назло, на лестничном пролёте встретил Пашку Синяка, который курил, сидя на корточках.
— О, привет, — сказал Пашка, — слышь, Серёга, у тебя выпить ничего нет? Пошёл в магазин – всё закрыто, погода дрянь, трубы горят. А ещё говорят про этот…про конец. Не хочется трезвым помирать. Мне бы хоть чекушечку.
Мне стало жаль его, и я вынес ему бутылку коньяка. Настоящего, французского. Всё равно, мне пять бутылок не осилить.
— Брат, ну ты даёшь? Это правда, мне?
— Тебе, тебе.
— Так, может, вместе разопьём? А то пить самому как-то…
— Нет, прости. У меня другие планы.
Пашка, всё ещё не веря своему счастью, побежал домой, прижав к сердцу заветную бутылку. А я пошёл наверх. Не было ни волнения, ни боязни облома, ни сомнений. Я сразу нажал на звонок.
Открыла Марина, и я сразу пошёл в атаку.
— Пойдём ко мне, — сказал я, и сам удивился своей смелости.
— Ты такой нарядный, — улыбнулась она.
— День такой.
— Ну, тогда и я сейчас наряжусь. Жди, буду через час.
И она закрыла дверь.
Час тянулся мучительно долго. Я курил, стоя у окна и смотрел, на разбушевавшуюся стихию. Туча заволокла всё неба, потемнело, ветер гнул деревья. Дождя не было, но где-то далеко гремело, и горизонт окрашивался кровавым заревом. Улица была пустынна, и я подумал, что, возможно, уже все умерли, что это и есть тот самый конец, и сейчас и у меня остановится сердце, или я вспыхну факелом, или с неба спустятся грозные ангелы, схватят меня за волосы и перережут глотку, а потом сбросят в разверзнувшуюся кипящую бездну.
Но ничего не случалось, только ураган за окном, гремящий карнизами и бьющий в стёкла.
Она пришла. В вечернем чёрном платье, таким неуместным в моей холостяцкой однокомнатной квартире. Она робко улыбнулась и присела на диван. И я забыл обо всём, и плевать я хотел на конец света. Я даже был благодарен ему за то, что он дал повод для нашего свидания.
И очень уместно вырубилось электричество.
Свечи, шампанское, музыка на фоне кромешного ада. Казалось, что мы остались одни на всей планете в маленькой, зависшей над бушующей стихией капсуле однокомнатной квартиры. И страсть выплёскивалась нескончаемыми волнами, страсть отчаяния, как последний вдох.
А потом мы стояли у окна и смотрели, как рушится мир. Сотни молний разламывали небо, небо озарялось самыми зловещими цветами, деревья не выдерживали напора и падали, как сломанные спички. Дома стояли, таращась на весь этот ужас мёртвыми чёрными окнами.
Всё казалось таким мелким, беспомощным и несущественным. И совсем не важно, погибнет этот мир или нет.
Я рассказал Марине о своих фантазиях – о том, что мы были семьёй, и у нас была дочка, такая же красивая, как мама, даже ещё красивее, и мы жили в доме с большими окнами, стоящем на лесной поляне. Она смеялась над моими словами и призналась, что вообще не замечала меня и никогда не мечтала о встрече со мной. И мы опять пили и занимались любовью под какофонию конца света, который особо и не торопился наступать.
— Тебе страшно? – спросил я.
— Не знаю. Наверное, уже нет, — она поцеловала меня в щёку. – Мне хорошо.
Она положила голову мне на плечо и уснула. А я лежал, тупо уставившись в потолок и пытаясь разобраться в чувствах. И так и не понял, страшно мне или хорошо. И потом уснул.
Я проснулся от яркого света, аромата кофе и звуков музыки.
Марина играла на рояле. Белый длинный свитер на фоне чёрного рояля.
— Вставай, лежебока, — сказала она, даже не оглянувшись. – Хватит спать. Сейчас заедет Паша.
— Синяк?
— Почему Синяк?
Почему Синяк? Откуда всплыло это слово?
— Не знаю, почему, — ответил я. – Просто…
— Давай, просыпайся, мы едем кататься на санках.
— На санках?
— Ну, да. Олечка уже на улице. Лепит снеговика. Там такая погода! Снега насыпало… Паша заедет на джипе. Мы на нашей «Хонде» точно не проедем.
Сон не отпускал. Не помню, что снилось, но что-то тревожное, тяжёлое и беспросветное. Память словно слиплась. «Хонда», Олечка, Паша, рояль, снег… Такое близкое, но в то же время, неуловимо далёкое, словно из другого мира. Я встал, потёр лицо, чтобы разогнать остатки кошмара и вернуться в реальность. Подойдя к панорамному окну, раздвинул жалюзи и ослеп от сияющей белизны. Всё вокруг было засыпано снегом. Сосны и берёзы покрыты колючим налётом инея, кусты завалены снежными шапками, даже небо было белым, как лебяжий пух. Солнце отражалось в каждой снежинке. И посреди этого сияния девочка в ярко-красном комбинезоне повязывает шарф на шею снеговика.
— Ты знаешь, — сказала Марина, не переставая играть, — мне сегодня приснился кошмар. Не помню, о чём, но проснулась я от собственного крика. И долго приходила в себя. Не могла понять, кто я и где я. Звонила твоя мама и сказала, что они с отцом уходят на корты, а потом на пляж, и будут только вечером. У них всё хорошо, погода отличная, море тёплое и полно фруктов. Они хотят остаться там жить. Присматривают уже себе домик. Мол, климат самый подходящий. Давай, топай в душ, пей кофе и пора собираться.
— Всё, скоро приедем, — сказал Паша, — Светка обещала заказать нам шашлыки. Они не захотели к вам ехать, да и правильно, чего тесниться. Наверное, уже катаются. Странная ночка была, такого наснилось, что просто ужас. Проснулся – а такое чувство, что что-то проспал. Что-то важное. Такое важное, что край. А что именно – не пойму.
— Тебе масло менять пора, — сказал я.
— С чего ты взял? Тоже мне, автослесарь.
А и правда, с чего это я взял? Я отвернулся, и уставился в окно на белоснежный мир.
161
Загрузка...
