«Мои летние дни»

1

Далеко уж теперь то моё… я бы сказал, полувзрослое лето. Почему полувзрослое? Да хотя бы потому, что я в описываемой мной истории повёл себя, как пакостливый первоклассник, чем как школьник 15-ти лет (об этом ниже). Не скрою, что стыдно даже рассказывать, но назад дороги нет. Каким было это лето? Да, пожалуй, таким: тёплым, ярким, весёлым, зовущим к озорству и любви… Но по моей глупости ставшим в один миг серым и скучным, точно я одним взмахом залил чёрной краской яркую и красочную картину другого человека… Просто так, из зависти, что он умеет рисовать, а я нет. Однако, к делу!

В то лето я гостил у своей бабушки (впрочем, как и всегда!). И надо заметь, мне это даже и нравилось: целых две, а то и три недели свободы! Нет, не надо сразу думать, что я эти две-три недели дурака валял! У бабули всегда есть, чем заняться: то в магазин сгонять, то дома что-то починить, огород полить, прополоть, окучить и т.д. Так что делать было что! Свобода моя была в том, что бабушка никогда не следила за моими занятьями так тотально. Да и вообще, сколько мы друг друга знаем, бабушка мне всегда доверяла: если мы договорились, что я, сперва, сделаю работу дома, потом пойду гулять, то так и было; договорились, что я прополю какие-то грядки, а потом пойду на речку купаться, то так и было; наконец, если мы договорились, что я приду с прогулки в семь часов вечера, то так и было. И хотя у нас были мобильники, бабуля никогда мне не названивала ежеминутно, чтобы просто узнать, где я. Да и я мог бы, но не смел обмануть старушку: всё-таки она любила меня. Впрочем, назвав свою бабулю старушкой, я погорячился: её энергии, возможно, хватит ещё не на одного такого обалдуя, как я! Сам однажды как-то, будучи зимой в гостях и идя с прогулки домой, видел, как бабуля с парой малявок лет четырёх-пяти водилась в соседнем дворе. Кстати говоря, как я краем уха услышал случайно, что бабуля этим подрабатывает в прибавку к пенсии, благо, образование позволяет: она воспитателем всю жизнь в садике работала. Вот и тогда, в то лето она иногда отлучалась побыть с другими детьми. Бывало это когда утром до обеда, когда вечером, когда у кого-то из малышей, скажем, мама уходит в ночную смену, а папа должен придти с дневной. Если бабуля уходила утром, то она мне давала задания (чаще всего прибрать и сходить в магазин!) и уходила. Я же, сделав всё, что было велено, уходил гулять.

Больше всего я любил ездить на велосипеде на старый пляж, чтобы поплавать и позагорать. Когда-то там было весело, многолюдно и музыка играла, сегодня – пляж, словно вымер, одичал, людей там почти не бывает… В лучшем случаи – человек десять. Но я всё равно катаюсь туда, потому что это место моего детства и я его люблю. С этого-то пляжа и начинается моя история.

2

В тот день я, как всегда, отдыхал на берегу. Вокруг почти ни души не было: две или три семьи отдыхали слева от меня, да и те вскоре уехали как-то разом, видать, это были родственники. Не знаю, к чему, но запомнил: ребятня постарше бегала тогда по берегу в плавках и купальниках, а малышня – голяком. И всем было весело!

Так вот, когда все уехали, я снял плавки, и со спокойной совестью загорал на большом пляжном полотенце полностью. Я отдаю себе отчёт в том, что сейчас пишу, но не жалею. В принципе, я и прилюдно мог так загорать спокойно, благо, и сам вёл себя пристойно (да и лежал я подальше чуть от людей!), и ко мне никто не лез. Хотя, если бы кто-то ко мне подошёл и сделал замечание, я бы спокойно надел плавки и ушёл в другое место. Но иногда, когда мне не так, чтобы приспичило позагорать голым, я валялся в плавках, дабы просто не провоцировать лишний раз людей. Спросите, зачем мне это надо? Тогда, вылезая как-то из душа и вытираясь, я просто, непонятно, с какой балды, подумал: «а почему все остальные части тела могут загорать, а задницу подрумянить – нельзя?», и решил попробовать загореть полностью, посмотреть, как это будет. Мне понравилось – и я иногда, когда была возможность, загорал полностью. Да и теперь, когда я уже дядя за 30-ть лет, у меня жена и сын, я могу и себе позволить позагорать полностью, и сыну с женой. Сын легко и с удовольствием на это идёт, а жена малость стесняется, даже когда  мы вдвоём.

Знаете, вспомнив и о той малышне, и о своём опыте загорать голышом, я с улыбкой вспоминаю свои детские фотки, где я заснят вот также, попкой к солнцу, лёжа на отцовской спине или на старом покрывале, а то и просто бегал по берегу голяком. Так что когда я обнажаюсь, чтобы позагорать, я испытываю ту самую детскую радость, забытую многими моими ровесниками напрочь.

Однако вернёмся назад! Я лежал голый на полотенце, загорая и читая какую-то книгу… И всё же при этом не забывал поглядывать – не появится ли кто на горизонте, чтобы мне, если что, успеть быстро влететь в плавки. Так и вышло: оторвав в очередной раз глаза от книжки, я увидел, как к моему месту подходит девушка моих где-то лет. Зачем она шла именно к моему месту – не знаю, но плавки я натянул, почти не думая, машинально.

Как сейчас помню портрет этой девушки: она была чуть пониже меня, в голубом летнем платье с нарисованными осенними листьями и в белых шлёпках. Девушка была красиво подстриженная, рыжеволосая, лицо её было чуть хитроватое, особенно в глазах у неё это было видно.

Она решила устроиться чуть подальше от моего места и уж, было, начала стелить своё полотенце, но я вдруг, не пойми с чего, по-хамски ей рявкнул:

– Здесь занято!

– Да кем? – спросила девушка. – Здесь же нет никого, кроме тебя.

– Ты не поняла, что ли? – снова рявкнул я. – Говорят тебе, занято!

– Да и пожалуйста! – сказала девушка и, взяв своё полотенце, пошла к тому месту, где только что отдыхала уехавшая семья.

Там она постелила полотенце, разделась и, оставшись в одном малиновом купальнике, легла загорать и листала смартфон. Заметьте, ни книгу и даже ни журнал, а смартфон! Однако я тогда решил пока не делать каких-либо выводов и предпочёл не заметить этой детали. Да и вообще, глядя на неё, я  подумал: «Ну и зачем ты так с ней? Убыло бы от тебя, если бы девочка рядом полежала? Глядишь, познакомился бы, было б, с кем ходить гулять, да и сюда купаться! Вот пойди, попробуй извиниться – может, всё и встанет на место!». А надо сказать, девчонка была вполне хорошенькая, с точёным ножками и такой же точно фигуркой… Впрочем, бегло оглядев её тело, я заметил, что она вся, вплоть до ягодиц, была подтянутой: видно, гимнастикой занимается, хотя бы для себя. Подумав так, я встал, взял моё полотенце и пошёл к девчонке.

– Слушай, ты извини меня, что я с тобой так по-хамски обошёлся… – сказал я ей. – Я сам не знаю, какая муха меня укусила.

– А теперь укус зажил – и ты пришёл ко мне мириться, – ехидно сказала она.

– Вроде того, – сказал я, усмехаясь. – Просто я хотел позагорать полностью, ради чего раздевался догола.

– Ну и надо было так сказать! – сказала девчонка. Я пожал, молча плечами.

– Ну, что, мир? – спросил я.

– Мир! – ответила девчонка. – Ложись рядом!

Я постелил полотенце и лег возле девочки.

– Меня Томой зовут. А тебя?

– А меня Стёпой, – ответил я. – А ты здесь живёшь или гостишь у кого?

– Нет, я здешняя, – ответила Тома. – А ты?

– А я гощу у бабушки, – сказал я. – А живу я на далёкой планете, которой пока названия не дали, но она может менять цвета по времени года: зимой – она белая, весной – серая, летом – зелёная, а осенью – жёлто-красная. И температура там соответственно то от минуса к плюсу, то назад бегает.

– А ты ещё и фантазёр! – смеясь, заметила Тома.

– А разве это плохо? – спросил я, подхватив её усмешку.

– Да нет, – сказала Тома. – Я даже люблю таких ребят: они могут иногда что-нибудь забавное рассказать. Слушай, не моё, конечно, дело, но зачем тебе надо загорать полностью?

– Да просто от балды как-то захотел загореть так – и разделся, – сказал я, пожав плечами. – А потом понравилось – ну и я, хотя бы иногда, так загораю.

–Мне это ни разу не приходило в голову, – сказала Тома. – Надо как-нибудь попробовать. А пока пойдём, искупаемся! А то жарко.

– Пойдём!- сказал я.

Мы с Томой плавали, брызгались друг в друга – и нам бы весело от этого всего так, как бывает весело детям от игры или чего-то в этом роде. Накупавшись, мы вышли на берег и направились к кабинке, чтобы выжать плавки и купальник.

– Ты скоро, Стёпа? – спросила Тома.

– Да, Тома, сейчас.

Выжав быстро плавки, я натянул их, и мы с Томой вернулись на полотенца.

– А почему ты одна на пляже, без родителей? – вдруг спросил я Тому.

– Отца нет вообще, а мама занята личными делами, – сказала Тома. – Да и потом она мне сказала: «ты уже не маленькая, чтобы с тобой за ручку везде ходить».

«Зашибись мамаша!», – подумал я, услышав ответ Томы. Нет, я не против, чтобы ребёнок в 15-ть лет гулял сам; но совсем-то забывать о нём тоже не надо! Например, я тоже любил с ребятами где-то потусоваться; однако если отец звал меня на рыбалку или за грибами – я всегда был готов: во-первых, сам  всё это обожаю, а во-вторых, мы за этими делами могли поговорить по душам. Или мама, найдя очередной рецепт, затеет семейный ужин, чтобы и угостить новым блюдом, и поболтать о том и сём… То есть, у нас связь не теряется. Я ещё о чём-то спросил Тому, после чего мы решили снова искупаться и двигать к дому. Как выяснилось, мы и жили в одном доме, только я в первом подъезде, а она в последнем.

– А мы ещё увидимся? – спросила Тома, прощаясь со мной.

– Не знаю, – сказал я, пожав плечами. – Пока.

– Пока! – сказала Тома, и мы разошлись.

3

Надо сказать, что мы с Томой всё же виделись, когда меня бабушка отпускала. Чаще всего мы то гуляли где-нибудь, на роликах катались, то на пляж ходили. Говоря о последнем, хочу сказать, что при Томе я уже догола не раздевался, хотя и очень хотелось позагорать полностью. Помню, как-то раз Тома сама мне это предложила, но я отказался.

– Если хочешь, я отойду и лягу подальше, чтоб тебя не смущать, – сказала она.

– Тома, я думаю, что не стоит так делать! – вежливо, но слегка жёстко сказал я ей.

– А я бы хотела попробовать так позагорать! – с вызовом ответила мне Тома. Хотя я бы сравнил её ответ с ответом капризного ребенка, которому говоришь – «Не делай так!», а он тебе – «А я буду!».

– Окей! – говорю я. – Хочешь загорать голышом – валяй! Только тогда отойди от меня!

– Пожалуйста! – ответила Тома. Она отошла метров на пять дальше от меня, постелила полотенце, сняла с себя всё и легла, влепившись в смартфон. Вот здесь я должен честно сказать об одной нехорошей вещи с моей стороны: постелив своё полотенце, я лёг в плавках, достал книгу и стал поверх неё подглядывать за Томой: я любовался на её красивую, ровную спину, длинные, стройные ноги и небольшую попку… И стыдно, и почему-то приятно это вспомнить. Минут через пятнадцать Томе стало скучно, и, надев купальник, она переползла ко мне, чтобы поболтать. Точнее, болтал я, а она слушала. И так продолжалось каждый раз, когда мы с Томой встречались.

Однако, я стал замечать, что мне было уже плохо с ней, скучно: я её развлекал всякими небылицами, которые лезли мне в голову просто на ходу, а от Томы не слышал даже любимых стихов. Помню, я как-то спросил её, что она любит читать? Ответ был убийственный:

– Знаешь, я читаю только тогда, когда мне задают; а на каникулах я даже газет в руки не беру, дабы не забивать голову всякой фигнёй. – Последнее слово было, правда, грубее того, что я написал!

– Хорошо, тогда вспомни что-нибудь из того, что тебе задавали! – не отступал я.

– А зачем? – отозвалась Тома. – Я это уже прошла – и мне оно больше не надо.

– «Какая дура! – подумал я. – Надо от неё отделаться, и как можно скорее! Только как? Надо подумать».

4

И тут я вспомнил ещё одну знакомую мне девчонку. Звали её Милой. Вот как мы познакомились: один раз, в субботу, мы с бабулей решили заночевать на даче. С чего нам это взбрело в голову – не понятно, но мы не пожалели. Хорошо там было, свежо… По-моему, даже комаров в тот вечер не было. Помню, я тогда же, вечером, сказал бабуле, что пойду утром на рыбалку. Она дала добро. Утром, часов в пять, меня уже не было. Правда, я на всякий случай оставил бабуле записку.

На речке было хорошо, не сильно жарко – и можно было позагорать, что я и сделал, раздевшись до пояса. И вот тут надо бы сказать об одной моей промашке: поехав на дачу, я не взял плавок и полотенца, о чём тогда пожалел.  А искупаться хотелось! Плавки – чёрт с ними, можно и нагишом окунуться; а без полотенца – тухло.  Хотите – верьте, хотите – нет, но в то утро я так и поймал ничего, и, плюнув на это дело, стал просто смотреть на реку и о чём-то думать.

– Привет! – вдруг сказал мне голос над головой. Я поднял глаза – и увидел девчонку, может быть, чуть помладше меня, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, серыми глазами и милым, я бы сказал даже, улыбчивым личиком. Её голосок был тоже звонким и весёлым, а речь бойкой. – Поймал кого-нибудь?

– Да ни фига! – говорю я моей новой знакомой, словно мы знали друг друга сто лет. – Сколько сижу, и хоть бы кто клюнул.

– Ясно, – сказала Мила. – Будешь ещё сидеть?

– Да нет, я, пожалуй, пойду, – говорю я.

– Не уходи! – молила моя собеседница. – Давай ещё поболтаем!

– А давай! – сказал я, желая того же и сам. Мы сказали друг другу наши имена.

– Ты не против, если я разденусь и лягу позагорать? – спросила Мила.

– Да, конечно, — ответил я.

Мила разделась до чёрного купальника, и, постелив большое розовое полотенце, легла. Надо сказать, Мила была сложена не хуже Томы, разве что у Милы, по-моему, грудь и попа чуть побольше, да ноги слегка поплотнее. Честно говоря, я, когда бегло окинул взглядом Милу, почему-то покраснел, точно увидел её совсем голую, и мне сильно хотелось куда-нибудь деть глаза… С чего это так вдруг – не знаю. Вспомнив потом это, я себе сказал: «Чтоб ты так покраснел, когда за Томкой подглядывал!». Чуть не забыл одну вещь: постелив полотенце, Мила достала какую-то книгу.

– Что ты читаешь? – спросил я Милу, желая отвлечься от своего смущения.

– Фантастический роман «Земля: рождение после гибели».

–А о чём он? – спросил я Милу. И она мне рассказала, что смогла:

– В какой-то степени сюжет напоминает историю о Содоме и Гоморре, городах, жителей которых Бог за пьянство и прелюбодеяния предал огню, чтобы стереть оба города вместе с ними с лица земли. Вот и здесь, как я понимаю, Всевышнему также надоело терпеть художества современного человека, как войны или нетрадиционные отношения (а, главное, признание этих отношений нормой!), что он наслал на планету инфекцию, от которой много кто умирали… Я, правда, не всё прочитала, однако, если верить аннотации, кому-то всё-таки повезет выжить… Но кому – пока не известно.

– Знаешь, Мила, по-моему, человека хоть какой «дубинной» шарахни, а если он не хочет понимать свои грехи и менять свою жизнь – он и не будет, даже под угрозой попасть в ад, – сказал я.

– Однако, слава богу, Стёпа, не всякий человек такой, – возразила Мила. – Иногда человеку боженька так даст по башке, что этот человек, побывав одной ногой в могиле, всё же задумается о перемене своей жизни в пользу всего хорошего. Впрочем, я согласна с тобой, что дурака не вразумишь никак  и  никогда.

– А есть ли у тебя в романе герой или героиня, за которых ты переживаешь? – спросил я Милу.

–Конечно! – уверенно ответила Мила. – Это семья Кэтти Джонсон. – Я забыл указать, что роман был зарубежным. – Знаешь, на фоне всех этих самоуверенных и мало думающих американцев её семья выделятся именно тем, что там живут по традиционным ценностям, где есть мать и отец, а не это уродство с родителями № 1 и 2, где принято любить друг друга, помогать друг другу просто так, от сердца, а не ради пиара в прессе и тому подобного… Впрочем, если учитывать, что Кэтти по крови русская, выросшая в семье эмигрантов, – то не удивительно, что это так.

– И ты этому веришь? – спросил я Милу.

– Верю, но осторожно, – ответила она.

– А ты часто сюда загорать приходишь? – спросил я Милу.

– Когда приезжаю на дачу – да! – ответила она. – Обычно тут никого не бывает, что мне маленько на руку.

– Почему? – спросил я.

– Как тебе сказать… – замялась Мила. – В общем, я люблю загорать полностью; и сейчас хотела это сделать, а тут ты рыбачишь.

– Понимаю! – сказал я с улыбкой. – Если честно, сам иногда так делаю, когда меня никто не видит. Просто так, от балды, если можно так сказать. Что ж, извини, что испортил тебе солнечную ванну.

– Да и ладно! – сказала Мила. – Зато мы поболтали хорошо! А ты сейчас серьёзно сказал, что голым загораешь?

– Абсолютно! – ответил я. – А ты?

– И я серьёзно! – ответила Мила. – Меня мама приучила так загорать, чтобы тело было красивым. Я тебе больше скажу: я и на даче, и дома могу голышом гулять свободно.

– На даче – я как-то ещё понимаю, а дома зачем? – спросил я Милу.

– Да просто отдохнуть от одежды, – ответила она.

– Ясно. А ты чем-то ещё, кроме фантастики и солнечных ванн, увлекаешься? – спросил я Милу.

– Больше всего я люблю разные подвижные игры, рисовать и танцевать, – ответила Мила.

– Любишь рисовать? – оживился я, так как сам рисую. – А ты можешь показать мне свои рисунки?

– Как-нибудь в другой раз: они у меня просто на планшете, – ответила Мила.

– Хорошо! – согласился я.

Разговор прервал звонок от бабушки. Вот наш диалог:

– Алло! Стёпушка, ты в порядке?

– Да, бабуль, уже иду.

– Да не торопись, можешь ещё посидеть!

– Да чего сидеть, если не клюёт?

– Ну, как хочешь!

Закончив разговор, я вновь переключился на Милу.

– Мила, извини, но мне пора идти.

– Поняла. А мы ещё увидимся?

– Не знаю, но дай мне номер телефона. Я  тебе позвоню.

Мила дала мне номер телефона, и мы простились. Почему-то хочется упомянуть одну вещь: уходя, я зачем-то оглянулся назад, и увидел, как Мила лежала уже голенькой. «Дождалась своего счастья!» – подумал я с улыбкой.

5

Так вот! Как-то вечером мне позвонила Тома, чтобы пригласить меня утром погулять, а заодно и поплавать. Однако я отказался, объяснив это тем, что бабуля чуток приболела, и мне нужно ей помочь по дому. Едва кончив разговор с  Томой, я позвонил Миле и пригласил на пляж. Зачем? Да у меня как-то сам собой придумался план, как отделаться от Томы: я хотел не просто провести время с Милой, но и сделать одну-две совместные фотки, чтобы послать их Томе, снабдив их издевательской запиской, мол, я нашёл себе другую подружку, поинтереснее тебя, куклы пустоголовой: с ней можно поговорить и о кино, и о книгах, о чём угодно. Зовя Милу на пляж, я не посвятил её эти детали, но сказал, чтобы она взяла свой планшет с рисунками, а сам подготовил бадминтон.

Вот на другой день мы пришли на пляж. Помню, я тогда слегка обалдел: людей на пляже не было вообще! Я сам едва смог поверить увиденному: прежде там были хоть какие-то семьи были, а тут пусто, как после чумы! И как-то вдруг стало пусто и тоскливо, что почему-то хотелось уйти…

Найдя себе место, мы с Милой стали приготовляться к пляжному отдыху. И тут я неожиданно предложил позагорать голышом.

– Прямо здесь? – спросила Мила. – А если увидят?

– Кто? – сказал я. – Тут никого нет. Можно сказать, что это дикий пляж.

– А если увидят? – не отступала Мила.

– Увидят – перейдём в другое место! – ответил я.

– Идёт! – согласилась Мила. – Только пообещай мне вести себя хорошо: не трогать меня и всё такое…

–Договорились! – ответил я.

Раздевшись до всего, мы легли на полотенца. Боже, как же было здорово, когда по нашим телам пробегал тёплый ветерок!  Точно добрые руки природы-матери тебя гладили, и тебе хочется ещё и ещё её ласки. Трудно ли мне было выполнить обещание, данное Миле? Да не особо. В конце концов, я был пацан с нормальной психикой, который понимал, что можно делать, а что нельзя. Да и не в моих интересах было испортить себе свидание с новой и интересной девчонкой из-за глупости. Однако же не буду врать, что мне хотелось полюбоваться на Милу, как можно любоваться на изящно слепленную или вытесанную скульптуру обнажённой женщины в музее.

Лёжа на полотенцах, мы с Милой болтали о фантастике. Помню, я тоже поведал Миле какой-то рассказ. Если в двух словах – то это очередная американская история о спасении вселенной от всяких инопланетных сущностей. Тема не новая – и поэтому расписывать её я не буду.

– Знаешь, Стёпа, я читала подобные рассказы, но мне почему-то это всё кажется притянутым за уши, – сказала Мила. – Я не верю во всех этих зелёно-сине-фиолетовых человечков и прочую такую нечисть. Читая такое, я невольно задаюсь вопросом: а на черта этим инопланетянам это надо? Просто уничтожить землян и насадить свои порядки и свою жизнь?

– А если бы и так! – сказал я. – Ты припомни: нечто такого рода хотели сделать два вполне земных европейских правителя – Наполеон и Гитлер. Правда оба по морде словили… Так что почему бы инопланетянам не попытать в этом счастье?!

– Не знаю… – ответила Мила, пожав плечами.

– А если бы ты сама сочиняла – то о чём бы написала? – спросил я Милу.

– Не знаю, Стёпа, – ответила Мила. – Наверно, в моей фантастике было бы что-нибудь любовное, романтическое…

– У кого что на уме! – сказал я, невольно улыбаясь. – Давай посмотрим твои рисунки!

– Давай! – согласилась Мила.

Наступила пауза, во время которой мы с Милой смотрели её рисунки. Почему-то мне лучше всего запомнилась картина «Прогулка в осеннем парке»: аллея, окрашенная в жёлтый цвет, и по этой аллее гуляют девушка и молодая женщина, похожие друг на дружку, как две капли воды. В девушке я тотчас узнал Милу, а рядом была её мама.  Как объяснила Мила, эта картина срисована с фотографии, сделанной её отцом. А ещё, я помню, мне понравился портрет Милиного деда, ветерана войны и танкиста. До сих пор помню это хитроватое, улыбчивое лицо старика с поседевшими усами. Даже глаза не выдавали того, что человек прошёл тяжёлую и страшную войну, в память о которой, со слов Милы, имеет ранение… Взгляд был молод, весел и бодр.

В какой-то момент я отвлёкся, чтобы попить, и краем глаза я увидел Тому в компании двух её подружек. Они тоже пришли тоже позагорать и покупаться. Это был для меня неприятный сюрприз. «Что делать? – думаю я, поняв, что влип. – не драпать же с пляжа, поджав хвост, как шакал! Да и чёрт с ним: увидит – так увидит!  Может, оно и лучше будет: все счёты сразу буду сведены!». Я продолжал болтать с Милой и смотреть её картины.

– Интересное кино! – прозвучало над нашими головами. Я спокойно поднимаюсь, Мила, тоже поднялась и прикрылась своим полотенцем. – Это ты бабуле помогаешь, да ещё в голом виде? – сказала Тома, после чего, не дав мне ответить, переключилась на Милу. – А её ты позвал, чтобы скучно не было помогать бабушке, лёжа на пляже? А что ж ты со мной был такой стеснительный?

– Я бы хотела понять, что происходит, Стёпа? – спросила Мила. Поняв, что я попал, и что комедия может кончиться далеко не по моему плану, я собрался силами и сказал Томе следующее:

– Да! Я обманул тебя и не жалею об этом: потому что мне надоело веселить безмозглую куклу, с которой поговорить не о чем. А её я позвал затем, чтобы ты увидела, что на тебе у меня свет клином не сошёлся, и если я захочу – то найду себе девчонку и покрасивее, и поумнее тебя.

– Гад! – крикнула Тома, и, влепив мне неслабую пощёчину, убежала слезах.

– А это от меня, – сказала Мила, влепив мне со второй стороны. – Она права: только ты не просто гад, но и падонок. Я думала, что я тебе нравлюсь, а ты меня просто использовал, чтобы отделаться от надоевшей тебе девчонки… Ненавижу тебя!

Мила спешно собрала своё полотенце и стала одеваться.

– Мила, подожди! – говорю я, пытаясь её остановить.

– Не трогай меня! А то ещё врежу, – со злобой крикнула Мила, и я трусливо отступил.

Никогда не забуду, с какой грустью я, стоя голым, провожал взглядом Милу, уходящую с пляжа… Что ж,  я это заслужил.

2019г.