ВОЙНА. Страшное слово.
Когда я была еще ребенком, по телевизору много говорили про войну во Вьетнаме. Под впечатление передачи я сказала: «Вот бы одним глазком посмотреть, какая она война». Я до сих пор помню, как оба родителя одновременно повернулись в мою сторону: «Никогда так больше не говори».
Когда я подросла, то много раз разговаривали с мамой на эту тему.
Дедушку мобилизовали в первые дни войны. Вторая жена дедушки — Галина Алексеевна, или как мы, маленькие, звали ее Баба Галя, осталась с четырьмя детьми на руках. Из запасов был сундук с солью (без этого тогда редко кто жил), и корова Лида, которая давала вкусное и жирное молоко. За счет нее, кормилицы, и жили. Маме моей, как самой младшей, полагался один стакан молока в день. А остальное по большей части продавали, чтобы было на что жить и покупать одежду.
В начале войны подразделение, в котором служил дедушка, попало в окружение. Выходил из окружения кто как мог. Дедушка потом писал в письме, что его спасла, рискуя жизнью, одна женщина. Когда он уходил от немцев, она ехала на телеге с сеном, укрыла его в телеге под ним. А тут немцы. Они несколько раз проткнули сено вилами, но не попали в него.
Как сказала мама, первое стихотворение, которое она выучила в своей жизни, это была молитва «Отче Наш». Каждый вечер перед сном всей семьей они читали молитву и просили, чтобы папа их остался жив.
Летом 1942 года немцы, потерпев неудачу под Москвой, сменили направление наступления. Станица расположена на дороге к Дону и Волге, война дошла и до них. Перед отходом наших частей открыли все магазины, элеватор, чтобы население могло взять все продукты, не оставлять же немцам. У Бабы Гали каким то чудом оказалась пятилитровая бутыль спирта, за нее она договорилась с водителем грузовика, и привезла целую машину зерна. «Прямо в доме, благо пол был земляной, мы вырыли большую яму, и там спрятали зерно. За счет этого не голодали».
Когда наши отступали, то немцы сначала бомбили с самолетов, а потом уже шли танки.
«Так я помню первую бомбежку, ой как страшно, гудят сверху самолеты, летят низко и бросают бомбы и я помню как меня, завернутую во что-то, заталкивают в погреб. А погреб примитивный, из древесины, а сверху слой земли. Когда все стихло и мы вылезли, то почему то мама громко кричала в ухо: Маруся. Это чтобы от такого грохота не оглохла. Осмотрелись – увидели следы бомбежки – разбитые дома то там, то здесь. Вслед за бомбежками пришли немцы и начали грабить. У нас особенно ничего не было. Правда было два отреза крепдешина, которые папа купил старшим дочкам, когда девочки подрастали. Так они крепдешин разрезали себе на шарфики».
«А перед этим нас эвакуировали подальше от большой дороги, слишком сильные бомбежки были. Я смутно помню: шли вместе с семьей соседей, я дружила с их Шуриком. Играли: он был шофером, и все время фырчал, а я сидела в «машине» — перевернутой табуретке.
Это была семья коренных казаков, у них отец казак, но раненый в ногу, хромой. Он иногда одевал парадную казацкую форму. Они жили более зажиточно, у них была пасека и мне иногда перепадало меда. Так мы уходили с каким-то скарбом и коровой Лидой. Приютили нас в одной семье, посадили на скамью и сказали сидеть. А лавка была высокая, а мы маленькие, и мы с Шуриком сильно махали ногами. Вот и все что помню про эвакуацию. Долго ли мы там были – не знаю. Потом вернулись домой».
«Захватывая территории, немцы устанавливали свои порядки, вешали их флаги, вводили полицаев и комендатуру. В бывшем нашем доме, где теперь жила тетя Люба, поселилось немецкое начальство. Там было веселье, немцы веселились, а прислуживала им тетя Люба. Наша мама тоже им готовила и стирала».
Оккупация длилась 212 дней. За это время Бабу Галю два раза уводили на расстрел.
Пришел немец с ведром, потребовал надоить молока, а Баба Галя отказалась. Немец оказался не гордый, сам надоил, так она вслед ему кусок кизяка в ведро кинула. Тот уже разозлился и повел к стенке ставить. Хорошо тетя Люба «уболтала» немцев, обошлось в этот раз.
А второй раз когда у тети Любы кольцо пропало. Разбираться не стали и повели опять к стенке ставить. Хорошо не успели, нашлось кольцо на дне кастрюли с компотом.
Много всего было. На комендатуре повесили объявление: — всем молодым собраться около комендатуры, будут отправлять на работу в Германию. Баба Галя знала какое-то растение, натерла старшую дочку и по виду стало похоже как будто у нее лишай. Пришли забирать, а увидели и даже побоялись близко подойти. Так и уберегла дочку от угона в Германию.
А вскоре уже пришли наши. Разгромили немцев под Сталинградом и покатились они в обратную сторону.
Дедушка как раз участвовал в Сталинградском сражении. В письме написал: бомбы падают с неба как у нас груши в урожайный год. Я еще помню эту грушу, большое дерево недалеко от дома, на ней не крупные, но очень сладкие груши, а внизу падалица в два слоя. Это было последнее письмо, которое дошло к нам от него.
«Пришла весна 1943 год, наши войска стали гнать немцев от Волги и Дона на запад. Ушли немцы. Шли по дороге наши уставшие солдаты. Мама приготовила большую двухведерную кастрюлю борща, конечно без мяса, мы его сами не видели, но горячий, вкусный (как могут готовить в станице). Вынесла на дорогу и наливала горячий в котелки нашим солдатам. И так многие делали. Потом наступила ночь прохладная и у нас ночевали солдаты на полу вповалку, пройти было нельзя, ступить мне маленькой было некуда. Но зато им тепло».
«Наступило утро, пригрело солнце, солдаты проснулись, вышли на улицу, сидели на завалинке, грелись и приводили себя в порядок: кто что-то пришивал, а кто расстилал шинель на земле и бил по ней палками. Так от вшей избавлялись. А у многих свои дети дома остались, скучают за детьми. И меня кто чем мог угощали».
Началось время возвращения еще не к мирной жизни, но уже без оккупации.
Но не смотря на тяжелое время, если в дом заходили дети – без угощения и еды, не уходили. «Так помню: мы, дети, зашли в землянку, которая стояла на месте разбомбленного дома, там жила вдова погибшего солдата с двумя детьми. Стояла печка, стены выложены из камня и глины, побелены. Полы посыпаны песочком, порядок и мне показалось там так уютно. И нас угостили пышками с макухой и отваром из белой сладкой свеклы, и мне показалось все очень вкусно. Воровства не было, да и воровать было нечего».
«До конца войны мы не знали, что с нашим папой, где он, жив ли. Писем не приходило, но и похоронки не было. И только осенью 1945 года пришло извещение «Пропал без вести».
Уже в наши дни на сайте «Память народа» я нашла информацию про дедушку: Снят с довольствия в октябре 1943 года. Если проследить по военным картам путь продвижения его части, то погиб он при освобождении Донбасса.
47
Загрузка...
