На деда Сергея сегодня составлен акт по поводу пьянства в общественном месте. А дед-то — трезвенник. Нопрежде следует рассказать о его соседе Шлыкове.
Что ни утро, Никита Шлыков кричит под окном:
— Вы как хотите, а я уже пьяный! Во как-десять часов, а я уже пьяный!.. Шлыков целит против Указа о борьбе с пьянством и алкоголизмом, откровенно считая весь этот шум очередной кампанией.
— Значит, указ? Значит, будете бороться с пьянством? — спрашивает он неизвестно у кого, стоя вечером посреди выгона. — Хорошо! Боритесь! А я буду бороться с Указом!
И теперь односельчане, завидев прислонившегося к камому-нибудь дереву, а то и вовсе завалившегося в траву Шлыкова, с горьким юмором качают головами:
— Вишь, Никита с Указом бореться… Работал Шлыков прежде и бригадиром, и механиком, а нынче — скотник. Скатывается дальше некуда, он это понял и всю свою образованность, все остатки былого ума употребляет на то, чтобы язвить. А что, теперь с него взятки гладки, спасибо, хоть такой скотник на ферме. Притом Шлыков уже два года на пенсии, в случае чего может и послать всех… Так, кстати, и случилось недавно. Хотели на Шлыкова спустить Полкана, дать понять,что Указ пришел нешуточный. Поймали Никиту на выгоне пьяного и провели по всем бумагам как оштрафованного за нарушение порядка в общественном месте.
— А штраф завтра из зарплаты выдерем, — сказали. Но Шлыков и за получкой не пришел, и на ферме больше не появился. Севрюков, председатель колхоза, сам через три дня к нему домой приехал, еле уговорил вернуться на работу. Да и то Сергей Иванов помог-тот самый дед Сергей. Ивановых не мало на селе и на Руси, но, пожалуй лишь один из них, именно Сергей, способен мало-мальски повлиять на Никиту. Они соседи и погодки. У обоих ноют простреленные на фронте ноги, к обоим сыновья наведываются из города только по большим праздникам. И получается, что полвека минуло-а Серега с Никитой все так же, будто одной нитью связанные: вместе и рыбу удят, и зимние вечера за беседой коротают, и от громких жен своих в полуразвалившейся пожарной каланче прячутся, как, бывало, школьниками от родителей.
Одна лишь разница у стариков. Сергей непьющий. При случае выпивает лишь рюмочку и тут же тормозит. Невиданная стойкость эта и дала ему преимущество над старинным соседом-приятелем. А вообще отношения у них любопытные. Заводилой-то во всем является как раз Никита. И голова у него поумнее, и в кости Шлыков покрепче. Насчет здоровья и говорить неохота, тут господь бог как посмеялся. Шлыков чем больше пьет, тем кряжестее становится, будто нынешние плодово-ягодные отравы идут ему только на пользу. А Сергей почти сразу после ранения и пить бросил, сколько лет уж минуло-а еле до пенсии дотянул. Гнут его годы, высох весь, зимой из хворей не ваыбирается. Большой это козырь для Никиты.
— Да пропусти грамм двести, — куражится он, глядя на кашляющего соседа, — всю инфекцию сразу в себе убьешь.
— Не могу я… — давится Сергей. — Этот продукт… не могу.
— Тебе что пьяному и сейчас по окопу ползти? Дело в том, что Сергей бросил пить в момент, когда по доброте душевной отдал свои наркомовские сто граммов окопному дружку, а того, заглотнувшего сто своих да сто Сергеевых, через пять минут срезал немецкий снайпер. Последний случай совсем недавний и опять по пьяному делу. Набрел Никита на колхозные помидоры да и набил ими рубаху, и завалился тут же. Со всего села ребятишки бегали смотреть, как Шлыков спит с помидорами за пазухой.Из взрослых один Сергей явился и, как всегда, доставил неудельного домой. Никита все эти обстоятельства осознает и соседа ценит, хоть наутро и хорохорится:
— Заметь,что поле не охраняемое! Заметь, что Севрюкову до лампочки! Они же, помидоры, вполовину сгниют неубранные, при новом-то председателе!
— Неудельный ты, — говорит Сергей, отмахиваясь.
— Нет, ты погоди! Я как раз удельный. Это ты не у дел.
— Я же не про то… «Дело», «дело»…
И Сергей обрывает разговор. Никитка опять зацепил за больное. Мучается Сергей без работы. Сколько дел в колхозе, а ни одно долго не может справлять.
Сразу хвори открываются. А без дела и впрямь в старика превращаешься. Вон Шлыкова ни у кого язык не поворачивается назвать дедом, а Иванова каждый второй кличет-дед Сергей, да дед Сергей… При прежнем предсидателе было еще сносно. Тот понимал про Сергеего здоровье и работу-мало ли ее? — подыскивал пенсионеру соответственную. Но в этом году перебросили их хозяина на укрепление соседнего отстающего хозяйства, а сюда прислали Севрюкова, предсидателя молодого и прыткого.Он сразу свою программу высказал: «буду у вас гайки затягивать». И правда, сев закончил почти вполовину быстрее, чем раньше бывало. Только про это разговор особый бы завести… В общем, Сергей к председателю сейчас не ходит. Не сложились у него с Севрюковым отношения. Весной загнал Севрюков Сергея разбрасывать навоз по полю.
Сергей день по слякоте на ветру отработал и больше не вышел, слег. Потом узнал, что председатель про него сказал «ленивый старикан» -и вовсе не пошел никуда. Впервые всю весну и лето без дела промаялся. В июне предлагали ему пастухом месяц поработать.Отказался уже из принципа,от обиды, хотя пастухом бы смог. Но ведь надо же-«ленивый». Сорок лет любые работы без единой жалобы делал,а в конце оказалось-ленивый.
Ну и ладно.
Ладно-то ладно,только привело это вот к чему-к пьянству в общественном месте. Получилось так. Вчера прибегает гонец из правления:
— Дед Сергей, совсем не кому на току управляться. Передают спросить, не хочешь ли к зерносушилке?
— Нет, не хочу, — сказал Иванов.Но ведь с напарником можно, можно, сейчас не зима, не простынешь.
— Неудельный ты, — сказала осуждающе и супруга. Это ведь ее словечко. Означает: непутевый, бестолочь. Совсем расстроился Иванов. И на попятной не пойдешь: скажут, ломался, цену себе набивал…
— Неудельный и есть, — снова подтвердила жена,давно умеющая читать мысли на растоянии. И решил Иванов: пойду на село, авось и из правления кто встретится, разговор заведет… Однако никто не встречался, а из пожарки, старой, бездействующей, но по-прежнему служащей надежным пристанищем для страждующих мужичков, махнули ему рукой. Не топтаться же неприкаянному посреди села, подумал Иванов — и завернул в пожарку. А там Шлыков уже совал навстречу полный стакан.
— Да не по мне это продукт… — загордился обеими руками Иванов.
— Это не продукт, — шептал сильно уже разгоряченный Шлыков, — Это же… вот, прочитай: хер-рес. Такой напиток сроду не попадал в их сельповский магазин. Наклейка на бутылке была красивая, с орденами, хоть на стенку в рамке под стеклом вешай.
— Сейчас один проезжий подарил… Как не попробывать такую невидаль. Притом настроение совсем испортилось. Поколебался Сергей-и отхлебнул полстакана.
Ордена, видать, не зря нарисованы. Яду совсем не почувствовалось.
— А за что проезжий подарил?
— А я ему мешок концентрату с фермы приволок. Иванов конфету-закуску не доел, положил ее на кирпич и вышел. Вот тебе и гайки! При прежнем начальстве такого не было, чтоб мешки с фермы средь бела дня…
Председатель будто за углом ждал, когда о нем вспомнят. Прямо над ухом раздался его голос:
— Вот, товарищи участники рейда, я же говорил, что в этих развалинах у пьяниц притон. Глядите на ханурика! Пока составляли бумагу, из пожарки вынырнул Шлыков и благополучно скрылся в кустах.
— За появление в общественном месте в нетрезвом виде вы будете оштрафованы на пятьсот рублей, — сказали между тем деду Сергею. — Распишитесь вот тут.
Дух захватило у Иванова. Сумма-то немалая для сельского человека, да притом пенсионера. Сергей уцепился за рукав председателя и удержал. Трезвый он этого бы не сделал, а тут, на дорогом вине, обида забродила, плеснула через край.
— Я,значит, ханурик? А ты, значит, если в галстуке, так не ханурик?
— Идите лучше домой, — пытался отцепить рукав Севрюков.
— Ты что, думаешь на тебя нельзя бумагу составить? Как весной без семян сеял? Физиономия у председателя безпокойно дернулась, но быстро сделалась снисходительной.
— Да что вы так перепугались из-за этого штрафа, — как малому ребенку, произнес председатель, — никто денег с вас не возьмет. Я акту ходу не дам, если…Если вы с завтрашнего дня станете к зерносушилке.
206
Загрузка...
