-1-
Есть такие моменты между тем, когда проснешься и включишься в реальность, когда твоё сознание открыто для любого варианта. «Хлоп» и через холодную комнату ты несешься в тёплую постель к родителям в объятия к своей маме. Или «хлоп» и ты спохватываешься, что сегодня среда и значит у тебя в расписании нулевая пара и ты уже опаздываешь. Или… В общем все эти интерьеры в которых в разное время ты побывал в своей жизни. У кого что: муж, дети, общаги, работы, проблемы, больницы и утреннее эхо в их гулких коридорах…
А сейчас я включаюсь в полную пустоту, которая вовсе не то, что раньше, когда все разошлись по делам, а я после их ухода расставляю вещи, убираю на кухне погром спешного лёгкого завтрака и приступаю к другим своим домашним обязанностям. Теперь эта пустота навсегда, на утро, день, вечер и ночь. Все ушли, а я осталась. Рубашки в стирку больше не пахнут любимыми людьми.
Здравствуй, беспросветная пустота. И чем себя занять? Моделированием будущего пространства? Или воспоминаниями о прошлом с моделированием его несостоявшихся вариантов?
-2-
Полная, пожилая седая женщина наконец оторвалась от своего ноута, на котором смотрела ролики о политических новостях. Теперь она близоруко щурилась на угол монитора, где трезвонил вайбер: «Кто это? И в такое время… Со школы?»
Больше всего она ненавидела звонки со школы. Ещё ни разу оттуда не звонили чтобы она срочно зашла за грамотой за прекрасное воспитание своего наследника. Что на этот раз? Не зря Стас постоянно повторял: «Ты у меня такая тревожная!»
— Я тревожная? — всякий раз деланно удивляется она.- Посмотри, что в мире творится. И я после этого ещё и тревожная.
— Это ещё и не всё пишут,- странно успокаивал её внук.- А ты не читай новостей, — напутствовал он её своей подростковой логикой.
— Интересное предложение, — обычно задумчиво отвечала она.
Вот и сейчас: вайбер непрерывно трезвонит, а она боится отозваться.
В конце концов неизвестность тоже не лучшее из состояний, и она рывком жмёт на ответ:
— Да.
— Галина Павловна, — звучит как обычно тревожный, на подъёме интонации голос классной руководительницы. — Вы можете срочно прийти в школу? Стас случайно разбил бровь, надо везти зашивать.
Когда что-то касалось медицины тела бесценного внука, то пол под её ногами проседал моментально.
— Что? Что случилось?
Классуха почувствовала, что интонации надо бы сбивать, а то некому будет срочно прийти в школу, и она продолжила резко помягчевшим голосом:
— Ничего страшного, но возможно придётся поехать в больницу зашивать.
Матерь Божья, пол поплыл дальше. Галина Павловна ещё никогда не ездила в больницу что-то зашивать! Вот она уже влетает в свою уличную одежду и на ходу что-то кричит в трубку.
В холле школы её уже встречает всегда строгая завуч, но сейчас она удивительно мармеладно ласковая. Сто процентов, что её предупредили: бабушка из буйных, но наверное это так и есть.
Стас сидит в медпункте прижимая ватку к брови, по щеке виден подтёк.
При виде бабушки он не знает какое себе собрать выражение лица: он сейчас несчастный, смущенный или героический пофигист?
Обычно всегда недоступная как полубогиня завуч разговаривает с бабушкой Стаса как будто они старые приятельницы и всегда были на дружеской ноге, ещё и вставшего при виде неё парня сочувственно прижимает к себе. Надо же. Бабушке всегда казалось, что она его крепко недолюбливает.
Бабушке объясняют, что никакого криминала, «что вы, никакой драки». Просто Саша Богданов стоял и размахивал бутылкой минералки, а Стас случайно под неё подлез. Вот тот его нечаянно и саданул.
В голове у бабушки включается калейдоскоп фамилий одноклассников: Коробов, Андреев, Петрищев… Богданов! Стоп, они же кажется друзья.
— Они же кажется дружат, — эхом к её мыслям отзывается завуч.
— Кажется, да, — немного успокаивается бабушка. Хоть какое это имеет значение. Нет. Всё имеет значение. Значит это был не хейт, не скрываемые побои, а действительно неосторожность.
Заметив, что бабушка начала приходить в себя, приняв факт произошедшего, зауч вручила ей написанный на бумажке номер телефона и конверт, попутно объяснив, что мама их ученика уже ждёт Стасика в больнице, где хирург очень аккуратно зашьёт ему бровь. Осталось только вызвать такси, но школа — вот, пожалуйста, даёт деньги на дорогу и оплату услуги хирурга. Действительно, не скорую же помощь вызывать.
— Вот в конверте, пожалуйста, — протянула завуч бабушке деньги, и попутно в порядке доверительной беседы рассказала, что хирург очень хороший, и лично ей — завучу он сделал пластику лица, без которой она просто пропадала.- Вот тут и тут, и тут он мне всё обрезал.
Галина Павловна задумчиво смотрела на пластику лица завуча, Попутно подозвали парня, чья мама в больнице уже якобы ждала Стаса. Это оказался высокого роста старшеклассник, который гордо, как король подошёл к завучу и удостоверил её, что всё нормально, мама в курсе.
Бабушка взяла деньги, вызвала такси. Она уже полностью включилась на волну происходящего, вернулась к адекватному состоянию.
В ожидании запаздывающего такси обняв внука за плечи, слушала как он со смешком говорил: «Надо же как я под него подлез». То есть мысль, что его друг размахивал бутылкой как мельница при виде Дон Кихота у Стаса не возникала. Завуч свою работу как глушитель конфликтов выполнила отлично.
Галина Павловна в ожидании такси тискала в руке конверт и думала: «Надо же! Есть ситуации когда и школа раздаёт родителям деньги. Оказывается вот куда уходит часть их чёрной кассы на шторы и бесконечный ремонт».
Такси наконец подъехало и они с внуком отправились к ожидающей их неизвестной им родительнице на край города в недетскую больницу за медицинской помощью. Это оказалась старшая медсестра из далеко не пластической, а обычной районной хирургии.
Она отвела Стаса со всё ещё кровоточащей бровью к своему врачу. Деньги в конверте ушли туда же. Тут же заполнили и медицинский формуляр, в котором написали, что бровь сегодня зашивали самой Галине Павловне. «Чуден мир!»- совершенно не удивляясь думала бабушка, подписывая какие-то бумажки.
На обратном пути, опять в такси — не лезть же со свежей раной в переполненный микробными людьми автобус, разглядывая окраины города, внук объяснял как ему было не больно, а бабушка молча смотрела в окно.
Ещё один день их одинокой совместной с внуком жизни закончился относительно удачно.
-3-
Когда ты совершенно одна в полузнакомом городе так сказать воспитываешь подростка, то хочется лишь сказать словами Ренаты Литвиновой: «Как страшно жить!» Это вам не грудничок, где помыл какашки, накормил, переодел, поигрался, переставил… Тут он абсолютно сам черти как моется, так что вся дверь в брызгах зубной пасты, и ванну самостоятельно принимает без использования мыльной воды… И замечательно самостоятельно питается судя по выпадающим из карманов обёрткам и чекам… И с одеждой всё не как у тодлеров: ни то что без него не посоветовавшись ему купить, а сам же себе и купит, а потом с категорическим «нет» не носит.
А уж про «поиграть», то лучше не развивать эту тему. Где и во что они там играют в полной мере останется истории не известно никогда. И на этом слава Богу, потому что это лучше, чем если оно в подробностях всплывёт из достоверных компетентных источников.
Радует только одно — наличие нити связи с родителями его друзей. Путём перекрестных опросов, тщательно маскируя свою версию, из обрывков информации складывается какая-то общая картина. Всё же подростки что-то да и говорят дома, до конспираторов им не хватает опыта логических построений.
Например, на вопрос бабушки: «Где вы гуляли?» Стас всегда отвечал: «По району ходили», а потом выяснялось, что город он знает уже лучше бабушки, а вываливающиеся из карманов чеки указывали, что пицца, хотдоги и шаурма им уже покупались в гадюшнях всех уголков города. То есть его представление о «по району» несколько шире, чем у бабушки, которая мерит масштабами «до ближайшего гастронома».
«Детей надо отпускать»,- пыталась медитировать бабушка. «Их надо отпускать, иначе будет хуже»,- продолжала она себя уговаривать. Так медитировать или уговаривать? Хто знает как назывались эти её самоупражнения. Но то, что удерживать и контролировать в принципе становилось невозможным, то уже было понятно как белый день. Эти функции просто самотключились. Поэтому или ты соглашаешься с реальностью, или она совершает свой ход насильствено, а это ещё больнее, можно и совсем чокнуться, хоть оно всё и так к этому идёт.
Есть только один просвет- время. Подросток должен успеть подрасти в целости и сохранности, а потом он сам осознает окружающий мир. Пока же вся надежда прости, Господи, на подростковую трусость и инстинкт самосохранения, которые у Стаса и его друзей есть. На это и уповаем.
67
Загрузка...
