«О Ра-атум, владыка великого дома, властелин всех богов! Избавь от этого бога, чьё лицо — морда борзой, но чьи брови — человечьи, и который живёт жертвами…»
Египетская Книга мёртвых.
Таинственная, укрытая необъятным снежным покрывалом Антарктида. Бескрайние просторы сияющих голубоватым сапфиром полей. Хрустальные изваяния материкового льда, стройными рядами протянувшиеся вдоль горизонта. Убийственный холод, пронизывающий ветер, и ни единой души на многие сотни миль.
На шельфовом леднике Экстрем, в окрестностях земли Королевы Мод посреди торосов приютилась исследовательская станция под красивым и сказочным именем «Ноймайер». Сотрудников здесь немного, и часть их работ засекречена. Однако время от времени в прессу просачиваются сведения о поиске следов Новой Швабии, созданной нацистами во времена третьего рейха. В районе станции происходят необъяснимые аномальные вещи. Светящиеся шары, взмывающие прямиком из толщи льда, странные объекты, летающие в округе с немыслимыми скоростями, фантастический неземной свет, струящийся из глубоких шельфовых разломов. Работы ведутся полным ходом, и в некоторых учёных кругах полагают, что на станции открыли нечто важное. Чрезвычайно важное и опасное.
…Если вы читаете это, значит пакет с письмом отыскали. Мир ещё жив. Выходит, не зря я проделал здесь грязную работу. Мне не привыкать, и я постарался. Я поступил так во благо Великой Германии, и вторжение самого Люцифера в его уродливом обличии мне удалось остановить. Зачем я оставил послание? Всё просто. Мною руководит эгоизм и тщеславие. Но сдохну я не просто так. Обо мне ещё вспомнят, когда подобно крысам, попрячутся по норам.
Я, штандартенфюрер СС, Генрих фон Шлоссер пишу свой последний отчёт в плену жесточайшего холода. Наша четвёртая миссия в Новую Швабию проводилась под двойным грифом секретности, но часть информации всё равно просочилась. Прав папаша Мюллер. Что знают двое, знает свинья. Отбор членов экспедиции проводился наспех, а посему и понабрали всякий сброд. Будь на то моя воля, всех бы отправил под Сталинград. Они откопали здесь этакое, что не вписывалось в рамки обыденных вещей, и тут же начали сплетничать. Фюрер судорожно хватается за любые изыскания в области супероружия, позволившего бы ему переломить ход восточной кампании. Флаг ему в руки. Его царь-пушки «Карл» и «Дора», над созданием которых гнула спину добрая половина всей германской военной машины — бесполезная груда железа, а расхваленный самолёт-ракета ФАУ больше смахивает на пугач для заносчивых янки. Русские на восточном фронте всю эту рухлядь давно не боятся. Но то, что находится здесь, способно привести к мировому господству маразматика Гитлера за каких-нибудь пару месяцев. Вложи этот ящик Пандоры в его ублюдочные клешни, и всему миру несдобровать. Он выпустит на волю исчадие тьмы. Фюрер — взбесившийся маньяк, а весь тысячелетний рейх — шайка бандитов, психопатов и шлюх, повыползавших как тараканы из грязной пивной. Я тоже не ангел, и руки мои по локоть в крови. И всё же, идеалы национал-социализма необходимо сберечь и вложить в ясные, светлые головы. Только из этих побуждений я принял решение похоронить всё отребье скопом за компанию с чёртом в бутылке.
Подлодка кригсмарине U-47 «Викинг» подошла к антарктическому шельфу земли Королевы Мод, и всплыв на перископную глубину, легла в дрейф. Наш отряд в составе двенадцати человек готовился к высадке. Далеко не полярные волки, однако и задание казалось не очень-то сложным. Предстояло расконсервировать округлую летающую конструкцию на базе Q-211 и подготовить площадку для высадки десанта. Согласно приказу шефа управления имперской безопасности РСХА в мою задачу входило наблюдать, записывать, и составлять для него отчёты. До конца ли доверял мне Гиммлер? Наверняка нет, поэтому и приставил ко мне соглядатая из абвера Еву Ланге, якобы для помощи. Мои полномочия распространялись на всех, и я имел доступ ко всем палубам лодки, включая капитанский мостик. Я мог затребовать любую документацию, в том числе и судовой журнал. А капитан иногда заносил в него этакое, чего хватило бы с лихвой на пару виселиц. Экипаж был недоволен, роптал, и за глаза называл меня легавым крючком, сующим повсюду свой нос. Вообще, болтовни было много. Из-за отсутствия должной дисциплины. Это были уже не те бравые вояки, гордо марширующие по площадям Варшавы и Парижа. Да где это видано — играть в карты и лакать шнапс во время несения вахты на военном судне.
В тесной кают-компании командор миссии Альфред Донер в последний раз собрал членов экспедиции и инструктировал каждого, повторяя для новичков постулаты выживания в экстремальных условиях. Впрочем, на лицах ублюдков читался животный страх. Все эти лекции давно сидели у меня в печёнках, и отправившись в каюту, я распаковал полярное снаряжение. Ева в полной экипировке поджидала на полубаке. В прошлом офицер «Эдельвейс», она имела опыт альпиниста-проходчика, и это было не спроста. За мной следить, понятное дело. Мы высадились. Шлюп доставил группу на ровный, покрытый местами галькой пляж. Ступив на твёрдую землю, горе-полярники сразу же сбились в кучу, опасливо озираясь по сторонам.
— Здесь нет никого, — сказал Донер брезгливо, — успеете в штаны наложить. Выстроиться в шеренгу. Идти за мной след в след. Смотреть под ноги.
Донер командовал. Позади простирался бескрайний холодный океан, впереди возвышались грозные ледяные громады. Нагрузив в сани оборудование вместе с палатками, наш отряд двинулся в щель между торосами. Маршрут был известен лишь Донеру и его заместителю. Оба шли в авангарде, ведя группу по относительно безопасной тропе в проёмах ледяных и снежных нагромождений. К вечеру весь состав без потерь достиг пологого склона почти отвесной гранитной стены.
— Всё, — сказал Донер, переведя дух, — знаю, устали, но никому не спать. Иначе замёрзнете насмерть. Всем за работу.
Донер был прав. В относительном безветрии здесь царил жуткий холод, и без движения можно было превратиться в сосульку за каких-нибудь десять минут.
— Итак, господа, ставим палатки, утепляемся. Завтра начнём расчистку. Ящики замаскированы под снегом. Их предстоит откопать. Объект в разобранном виде. Действуем слаженно. Собираем аккуратно, по чертежам, после готовим площадку. Работы на четыре, максимум, пять дней. Быстрее закончим, быстрее вернёмся на судно. Дальше — не наша забота. Замечу, кто шляется без дела или пьёт водку — убью на месте.
Он повернулся к своему заместителю лаборанту Гансу Рюкерту.
— Присматривай за ними.
Рюкерт кивнул и отправился к саням. Остаток дня мы с Евой устанавливали палатку, распаковывали вещи и спальные мешки. Она всё время молчала, а если и отвечала, то односложно. Держать язык за зубами она умела. Само собой, я бросал в её сторону недвусмысленные взгляды, но в итоге она вытащила пистолет, и сунув его мне под нос, процедила:
— Про тебя мне Мюллер всё рассказал. Хочешь, пристрелю прямо сейчас?
На что я молча ухмыльнулся. Эта сука даже на судне спала в обнимку с пистолетом. Поиграть с ней я мог, но дело – прежде всего. Наутро меня разбудила болтовня Рюкерта с Донером. Откинув полог, я выбрался наружу.
— Возьми с собой двоих, — говорил Донер, — тщательно осмотрите ближайшую пещеру у подножия. Годится ли под склад, чтобы далеко не таскать эти коробки. Сюрпризы нам ни к чему. Сделайте замеры, проверьте, нет ли угрозы обвала. Наткнётесь на что-то необычное, сами не лезьте. Немедленно возвращайтесь. Здесь иногда происходят странные штуки.
— Я тоже пойду, — заявил я.
— Как вам будет угодно, господин полковник, — сказал Донер, нарочито выделяя последнее слово, — запретить я вам не могу.
Я растолкал Еву и приказал ей наблюдать за работой на объекте, а сам отправился с группой Рюкерта. Мы пробирались по склону лыжня в лыжню, четверо в одной связке, и вскорости достигли ближайшего провала в ледяной горе. Рюкерт зажёг фонарь и осветил свод. Сталактиты свисали отовсюду, следовало соблюдать осторожность. Мы медленно продвигались вглубь по относительно ровному дну.
— Всем в оба смотреть, — наставлял Рюкерт, — если кто поскользнётся и сломает ногу, назад не потащим. Лишние рты и нерабочие руки нам ни к чему. Антарктика ошибок не прощает.
Рюкерта я помнил по предыдущей миссии. Тогда он приказал бросить замерзать заживо связку из трёх человек, которых во время обвала придавило по пояс упавшей глыбой льда. Откопать их было неимоверно сложно, почти невозможно. И Рюкерт сказал, что на всё воля божья. А по мне, так надо было откапывать всё равно. Копать и откапывать до посинения. Пока не отвалятся руки, сдохнуть, и откопать даже мёртвых. Доставить на базу и похоронить как положено. Они ни в чём не провинились, не допустили оплошности, это был несчастный случай, и его люди не заслужили подобной участи. Сейчас он вёл других, но те, что тогда были там, ни за что не пошли бы с ним вместе. Виноват был только он. Он через чур часто менял свои решения. Ещё этот Рюкерт был каким-то фельдшером по совместительству. В этом случае на него ложился двойной груз ответственности за потерю членов экспедиции. Ему всё тогда сошло с рук. Почему? Всё та же пресловутая расхлябанность и отсутствие порядка.
— Послушай, Ганс, — спросил новичок Курт Тельман, — далеко ли конец?
— Не знаю. Но если не заткнёшься, твой конец наступит сейчас. Всем молчать, не шуметь, и лишнего не болтать. Молчать и слушать. Нигде тут не трещит? Если что, прижимайтесь к стене.
Мы двигались дальше, и в свете фонаря глазастый Тельман первый заметил наскальную живопись.
— Смотрите, кусок льда от стены откололся. Тут что-то есть.
Удерживаясь за верёвку, мы подошли ближе. Это был округлый участок материкового базальта, и на нём просматривались какие-то полустёртые письмена и картинки в виде пляшущих человечков.
— Это что ещё за чертовщина, — прошептал Тельман, — здесь кроме нас кто-то есть?
— Это не чертовщина, это похоже на руны, господа, — произнёс шедший позади какой-то геолог Фриц Калдер, — я в прошлом преподавал историю, и здесь не случайно. Это письменность, возможно древняя. Что-то похожее я уже видел. Здесь не всегда было холодно. Давным-давно, много тысячелетий назад на этом континенте царствовал тёплый климат, кипела жизнь. Возможно, в этом месте и зародилась цивилизация богов, арийцев, сверхлюдей. Они оставили рисунки и письмена. Я должен это зарисовать в блокнот, сделать соскоб со стены, а место как-то отметить.
— И что здесь написано? – поинтересовался Рюкерт.
— Мы не узнаем, по крайней мере, сейчас. Да и неважно это. Наша находка вряд ли представляет практический интерес на данный момент.
Калдер поскрёб ледорубом по стене, расчищая рисунок. Это были изображения странных человечков, постепенно превращавшихся в уродливых монстров.
— Кто это? Что за твари? Слева, похоже, люди, а справа какие-то спруты, — с опаской проговорил Рюкерт.
— Так сразу не сказать. Но успокойтесь, это всего лишь рисунки. Нужно исследовать, свериться с каталогом. Быть может, представители жившей когда-то здесь расы изобразили себя.
Калдер продолжал расчищать неведомые изображения и добрался до рун, состоявших всего из трёх витиеватых символов. Стянув зубами меховую варежку, он провёл по надписи ладонью.
— Рельефная какая-то.
Внезапно руны замерцали голубоватым свечением. Это было необъяснимо, немыслимо, загадочно. Калдер одёрнул руку и в изумлении вытаращился на письмена, которые через пару секунд погасли.
— Что ты сотворил? — спросил в изумлении Рюкерт.
— Сам не знаю, как такое возможно. Все видели, мне не померещилось? – Калдер в панике озирался по сторонам.
— Не померещилось, – ответил я и вытащил пистолет.
— Не стреляй, — замахал руками Рюкерт.
Внезапно небольшой участок стены отошёл в сторону, и взору присутствующих предстала идеально круглая ниша, выдолбленная в базальте неведомым инструментом, на дне которой покоился шар, с виду похожий на металлический. Калдер встал на карачки, и засунул в углубление руки.
— Эй, Калдер, чёрт. Куда ты лезешь, болван. Не трогай. Вдруг это мина. Сперва надо доложить Донеру, ты что, не слышал приказа? — процедил Рюкерт.
Но Калдер уже вынимал из ниши предмет. Гладкий, блестящий шар, размером со средний арбуз, Калдер держал его почти на вытянутых руках.
— Господа, он тёплый, и не очень-то тяжёлый. Наверное, полый. Быть может, это неведомый источник энергии, который сберегли те, кто отсюда ушёл, но планировал когда-нибудь вернуться. А если таких здесь много?
— Давайте положим это на место, завалим камнями, и никому не скажем. Пусть дальше себе лежит. Оно не для нас предназначено. А надписи? Если это предупреждение нам туда не соваться? – чуть не воскликнул Тельман.
Желторотый рассуждал вполне разумно. Донер не должен был отвлекаться на необъяснимые штуки, и выполнив задание, в кратчайшие сроки вернуться на лодку без потерь. Но вряд ли кто из присутствующих здесь удержал бы язык за зубами. Донер или отправится сам, или пошлёт сюда людей проверить информацию.
— Замолчи, Курт, раз ни черта не смыслишь. — одёрнул его Калдер, — что, если это то, зачем мы сюда пришли. Что вы все понимаете в науке? Это будет открытие мировой величины. Я стану знаменит. Для исследователя такой шанс выпадает раз в жизни, и то, далеко не каждому. Эта находка взбудоражит учёный мир. Мы станем великими первооткрывателями потрясающего, нетронутого временем артефакта.
— Калдер, сынок, не зарывайся, — вмешался я, погрозив пистолетом, — ты хочешь сказать, что твоё величие переплюнет величие фюрера? Здесь ты уже наполовину отработанный материал, шлак. Неблагонадёжный спесивый павлин. Хочешь пойти в расход прямо сейчас? Старшим назначен здесь Рюкерт, если кто позабыл. Как скажет, так и будет. Даже если он сделает неверный выбор, это приказ для всех без исключения. Закопать, так закопать. Или же показать Донеру. Давай, Рюкерт, командуй. Всё от тебя зависит. Иногда принять правильное решение бывает непросто.
— Ладно, — проговорил с сомнением лаборант, — будет лучше отнести это на базу и показать Донеру, — всё равно шила в мешке не утаишь.
— Это как посмотреть, — возразил я, — шар можно вернуть на место, а этих двоих я пристрелю. Снаружи скажем, что угодили под обвал. И никто ничего не узнает. Вот этот уже попал в чёрный список. Нарушил приказ, показал свою манию величия, — я указал на Калдера пистолетом, — тебе, Рюкерт, следует быть твёрже, иначе совсем перестанут слушаться.
Наверное, Рюкерт ужаснулся, а Калдер и Тельман готовы были разорвать меня на части. Они знали, что если я сказал, значит, сделаю. Даже без пистолета, ножом.
— Нет, отнесём это Донеру, — сказал Рюкерт своё последнее слово.
Завернув загадочный шар в брезент, мы двинулись в обратный путь.
Донер стоял в освещённой палатке вместе с Калдером и Рюкертом, и пялился на шар, покоящийся в ящике с опилками. Бросив взгляд в мою сторону, он скривился, будто раскусил горькую для него пилюлю. Моё присутствие его раздражало. Почесав затылок, он произнёс:
— Что это такое? Похоже на металл, а лёгкий. Полый контейнер? Для взрывчатки по весу не подходит. Динамит и тол гораздо тяжелее.
— Мы сейчас рассуждаем с точки зрения своего разума, — ответил с опаской Калдер, — и не знаем, чем руководствовались те, кто поместил шар в скалу. Я тут прикинул примерную геологию движения пластов. Эта пещера в прошлом располагалась где-то на уровне моря. Тогда я прав в своих предположениях, что возраст артефакта порядка восьми-десяти тысяч лет. По земле в то время бродили мамонты и бегали первобытные племена с деревянными дубинами. Они не знали даже колеса. Выходит, это положили в пещеру не волосатые дикари. Тогда кто? Атланты? Арийцы? Я думаю, будет лучше упаковать этот предмет в ящик и доставить в Берлин.
— Ты осмотрел это как следует? – спросил Донер Рюкерта, проигнорировав предостережение Калдера, – ты уверен, что на нём нет потайных кнопочек, зазубрин, швов. Он как-нибудь разбирается?
— Он абсолютно гладкий, – ответил Рюкерт, – под лупой разглядывал.
— Попробуй взять его ножовкой по металлу, — распорядился Донер, — мы должны быть уверены, что эта штука безопасна. А если опасна, то насколько. Взорвётся на борту, проделает пробоину, что тогда? Здесь я это не оставлю. Давай, пили.
— Считаю, Калдер прав, — вмешался я в разговор, — это не детский конструктор. Приставим к этой штуке охрану и будем транспортировать аккуратно, как ящик с яйцами. Спокойно доставим куда надо, хоть в рейхсканцелярию Гиммлеру на стол. И пусть там у них об этом голова болит. Не забывайте, Донер, вы прибыли сюда с конкретным заданием, а не копаться в древних железках. Знаете, Донер, как по мне, исчезнет эта штука, исчезнет и проблема. Лично я не стал бы ничего с ней делать, и никуда не повёз. Поглубже закопал и забыл.
— Ваше мнение здесь не учитывается, полковник. Не знаю, какое у вас конкретное задание, но явно не путаться у меня под ногами. Всю ответственность беру на себя, так и передайте своему начальству в Берлине. Если хотите, можете покинуть палатку и отойти на безопасное расстояние. Я сказал — пили!
Рюкерт порылся в ящике с инструментами и извлёк оттуда полотно из крупповской стали. Сделав на поверхности шара пробный надпил, лаборант даже удивился:
— Э-э, пилится хорошо. Я бы сказал, что это обычный алюминий.
— Давай дальше, — бросил Донер.
Лаборант елозил по шару пилой, и с опаской на него косился, но ничего не происходило. Надо сказать, что пильщик он был ещё тот, полотно застревало, рука соскальзывала, и неуклюжий Рюкерт получал ссадины. Глядя на его опухшую рожу и трясущиеся руки, я вдруг подумал, что он алкоголик. Его мало было видно во время похода, скорее всего, закрывшись в каюте, поганец втихаря пил. Слабак и трус снимал напряжение коньяком. От него постоянно несло перегаром. Рюкерт чертыхался и продолжал пилить. Он явно не имел навыка или давно этим не занимался. Внезапно полотно погрузилось в пустоту, а из распила на поверхность стола просыпалась желтоватая, чем-то похожая на тальк, порошкообразная масса. Рюкерт взял чашку Петри и ссыпал в неё ланцетом загадочный порошок.
— Посмотрим, что это такое. Прокалю над огнём, попробую растворить в воде, спирте, кислоте. Вообще-то эту штуку надо исследовать в приличной лаборатории, но кое-какие тесты можно сделать и здесь.
Поместив образец на предметное стекло, лаборант сунул его под микроскоп.
— Ничего необычного. На вид мелкокристаллическая структура. Пока больше ничего не могу сказать.
Донер поморщился и уныло проговорил:
— Тоже мне, профессор дохлых крыс. Продолжай работать. Мне нужно знать, взрывается это, или нет. Может ли оно самовоспламеняться, детонировать, и если да, то чем его тушить.
Донер вышел наружу и направился в сторону ящиков, возле которых возилось несколько человек. Пока ничего интересного не было, и я отправился вслед за ним. Результаты тестов возможно было узнать лишь наутро.
Весь лагерь только и гудел про находку, и каждый высказывал свои предположения. Всем хотелось потрогать таинственный шар, но Донер запретил мешать Рюкерту. Он приказал распаковать рацию и готовил сообщение на субмарину. Уже поздно вечером, укладываясь спать, я поделился с Евой своими соображениями.
— Рюкерт сделал на шаре пропил и внутри оказался порошок, какая-то доисторическая гадость. При этом ботаник порезался. Возможно, в его обязанности и не входило что-то пилить, но мне он подозрителен. Какой-то уж больно криворукий.
— Криворукий? Он подходил ко мне вечером. Просил перевязать. Его предплечье было покрыто волдырями и я подумала, что он пролил себе на запястье кипяток или кислоту.
— А почему он подходил к тебе?
— Сказал, что женщина это сделает лучше. Оказывается, он здесь и за врача. Я проследила за ним. Он несколько раз выходил из палатки, и принимал что-то похожее на таблетки. Там было ещё двое, и он не хотел, чтобы они это видели.
— Он подозрительно себя ведёт. Порезался, это я ещё понимаю. Но чтобы облиться кислотой. Что за пилюли он жрал? Я поговорю завтра с Донером.
Однако события развивались стремительно. Ева меня разбудила, едва начинало светать.
— Вставайте, босс. Да поднимайтесь же. Вас зовёт Донер. С Рюкертом какая-то чертовщина. Он бегает по периметру, размахивает руками и что-то орёт. Он явно не в себе. Вы были в этой пещере. Он хочет знать всё до малейших подробностей.
— Своим не доверяет?
— Не обязательно. Может, кто-то, что-то упустил из внимания.
Я выбрался наружу. Рюкерт вприпрыжку, полуголый описывал круги на трескучем морозе, словно шаман возле костра, а собравшиеся в полукруг полярники во главе с Донером пытались его утихомирить. На глазах у изумлённых рабочих Рюкерт видоизменялся. Его живот раздулся как пузырь до немыслимых размеров, глаза вылезли из орбит, а руки стремительно, с жутким треском превращались в склизкие щупальца. Я вспомнил про картинки на стене злосчастной пещеры, и до меня начал доходить их смысл. Юнец Курт Тельман оказался прав насчёт предупреждения, и этот дурацкий шар вообще не следовало трогать. Все с изумлением смотрели на дьявольское перевоплощение лаборанта, а Донер в спешке топором сбивал пломбы с ящика, в котором, на всякий случай, хранились боеприпасы. Он бросил взгляд на меня.
— Как вы нашли эту штуку?
— Случайно Тельман заметил. Она лежала в чём-то наподобие сейфа или тайника, выдолбленного прямо в стене, я бы сказал, хранилище. Калдер нарушил твой приказ. Он самовольно каким-то образом вскрыл сейф пальцами, и так же самовольно полез доставать. Он знал или догадывался, как это делается. Я арестую его.
— Вы ничего с этим шаром не делали?
— Только в палатке.
— Что там ещё было?
— Кроме рисунков и ниши в скале, ничего.
Внезапно раздался хлопок, и это был звук лопающегося живота лаборанта. Из разверзнутого чрева вылетел и разлетелся в радиусе нескольких метров клубок длинных копошащихся белых червей. Как по команде, мы с Евой достали пистолеты и открыли пальбу по чудищу, которое до недавнего времени было Рюкертом. Пули буравили тело, но сколь-нибудь серьёзных повреждений ему не причиняли. Полярники похватали ружья и беспорядочно стреляли. Однако монстр продолжал наступать на сбившихся в кучу людей. Он извергал из чрева всё новых червей, которые теперь живым ковром устилали утоптанный снег вокруг него, и извиваясь, ползли вперёд. Вот оно, совершенное оружие. Не танки, и самолёты, которые стоят огромных денег и человеческих ресурсов. Не солдаты, которых надо обучить, откормить, одеть-обуть и постоянно поддерживать в них моральный дух. Без сомнения, это было оружием. Его спрятали от всего мира подальше, и поместили вдобавок предупредительную табличку. Как на столбах с проводами под напряжением. Но эти тупицы не поняли, не захотели понимать со своим дурацким любопытством. И выпустили чертей из самой преисподней. Внезапно за спиной раздался металлический треск пулемётной очереди, и тело бывшего лаборанта разорвало на несколько фрагментов. Черви, словно макароны-спагетти из опрокинутой кастрюли, рассыпались по сторонам. Обернувшись, я увидел, как Донер, с трудом удерживая тяжёлый шмайссер, бежит по краю периметра и расстреливает своего заместителя. Однако части тела чудища каким-то образом сползлись в одну кучу, и лаборант воссоединился. Как не бывало, он пошёл в атаку, а живот снова стало распирать. Теперь он представлял из себя уродливую шевелящуюся массу, и двигался на щупальцах как осьминог, не переставая испускать из себя всё новых червей.
Вообще-то я не из слабаков. В подвалах рейхсканцелярии я многое повидал, и не дай бог кому попасть туда на допрос с пристрастием. Где люди ходят на руках, и люди ходят на боках. Но это. Такое не снилось даже старине Донеру с великого похмелья. При виде этой мерзости у меня затряслись руки, и я едва не выронил пистолет. Один из червей проворно подполз к находившемуся ближе всех Калдеру, и брызнув ему на меховой сапог какой-то прозрачной слюной, почти мгновенно прожёг в нём дыру величиной с кулак. Голова червя нырнула проворно внутрь, Калдер же, бросив ледоруб, запрыгал на одной ноге и заорал, что есть мочи. Не удержав равновесие, он повалился прямо на червей, и те мгновенно полезли ему в рот, нос, уши. Калдер махал рукам и ногами, но его быстро укрыло покрывалом из шевелящейся массы. Какое-то время он лежал неподвижно, затем неестественно сел и начал медленно подниматься. Теперь он тоже трещал и раздувал живот, а руки, как у Рюкерта, становились щупальцами.
— Не стреляй, бесполезно, — крикнул я Донеру, — попробуем огнемётом.
— Там есть, — ответил Донер.
Я подбежал к перевёрнутому ящику и подхватил громоздкий ранец. Черви расползались в поисках новых жертв. Они словно чуяли людей. Надо было спешить. Я накинул огнемёт за лямки на плечи Донера, и сунул ему в руки раструб. Донер крутанул вентиль и чиркнул зажигалкой. Проклятый фитиль не загорался. Черви ползли со всех сторон, отрезая меня с Донером от остальных, и свободного пространства вокруг почти не осталось. Донер ругался и щёлкал зажигалкой, но та лишь искрила. Секунды шли, последние секунды, я ничего не видел кроме дурацкого сопла, и наконец, оно изрыгнуло фонтан голубого пламени. Пары бензина всё же воспламенились от искры. Струя накрыла первую волну ползущих гадов, и те закорчились в жуткой пляске, превращаясь в обугленные головешки. Пламя возымело действие, и дьявольское наступление остановилось. Донер продолжал направлять раструб на ядовитых тварей, постепенно расчищая пространство вокруг себя. За ним столпились напуганные полярники. Горящая струя впилась в раздутый живот лаборанта, и языки пламени поглотили его целиком. Тело пузырилось, шипело и извивалось, напоминая кипящий на плите шоколадный сироп. По всей округе стоял зловонный смрад и черная копоть от сгоревшей нечисти разносилась ветром по всему лагерю. Многие надели противогазы, а Тельман, согнувшись пополам, сосредоточенно блевал.
Наконец всё закончилось. Вонючий дым рассеялся, и в лужах от растопленного льда плавала вязкая маслянистая сажа, представлявшая из себя останки ползучих гадов. Две бесформенные чёрные кучи, вплавленные в лёд, — вот всё, что осталось от лаборанта и историка. Донер сбросил с себя пустой огнемёт и приказал всем собраться в центральной палатке. Мы с Евой отправились с остальными. Донер держал совет.
— Нет слов, господа, вы сами всё видели. Ганс Рюкерт допустил непростительную оплошность, когда пилил шар. Он порезался и это, безобидное с виду дерьмо, проникло ему под кожу. Я всё видел собственными глазами. Калдер погиб по неосмотрительности и излишней самоуверенности. Но полагаю, жертв могло быть гораздо больше. Итак, что будем делать с шаром?
— Закопать.
— Отнести откуда взяли.
— Облить бензином и поджечь.
— Господа, ваши выводы скоропалительны. Это вы от страха сейчас так говорите. И по великой глупости. При умелом использовании эти монстры могут стать нашими союзниками. Они обеспечат победу фюреру на восточном фронте. А после приведут тысячелетний рейх к мировому господству. Для проведения экспериментов человеческого материала в концентрационных лагерях предостаточно. Мы упакуем шар в непроницаемый контейнер и доставим его в Берлин. Фюрер получит чудо-оружие. Доверьтесь мне. Если все будут соблюдать осторожность в обращении с этим предметом, никто, даю вам слово, никто не пострадает. Хайль Гитлер!
В палатке воцарилось молчание. Затем по одному, все начали вставать и говорить: «Хайль». Донер их убедил.
Когда я вернулся, Ева сидела возле спального мешка и рассматривала руки.
— Что с тобой? — поинтересовался я.
— Не подходи.
— В чём дело?
— У меня руки в волдырях. Я перевязывала Рюкерта и он меня заразил. Эта гадость теперь и во мне. Мы все здесь подохнем. Будь оно проклято. Надо выпить. Напиться в стельку. Иначе у меня не хватит духу застрелиться.
Я вспомнил, как тоже касался её рук, весьма не случайно. Это было уже после перевязки Рюкерта. Я посмотрел на свои ладони. Кое-где они тоже начинали чесаться и покрываться пузырьками. Эта зараза оказалась гораздо опаснее. Следовало поспешить. Они не представляли себе, что заражены. Кто-то за что-то, или за кого-то брался и был без перчаток. В этой суматохе всё могло быть. Некоторые из любопытства тайком шастали в палатку и трогали шар. Вот, что значит отсутствие должной дисциплины в вверенном тебе подразделении. Донер, Донер, сколько раз ты инструктировал этот сброд. Сколько времени, слов впустую потратил. Брали пример с команды на корабле. Здесь мало одних инструкций. Успех любого предприятия, даже на первый взгляд, безнадёжного, кроется в чём? Не надо ругаться и угрожать, не надо тыкать носом. Всё гораздо проще. Говоришь один раз. Потом пускаешь в расход двоих-троих за нарушение приказа, причём показательно, перед строем. И все, как шёлковые, по струнке ходят. Сейчас Донер успокоил ублюдков своей болтовнёй. Он с лёгкостью расправился с опасной мерзостью, и теперь в их глазах выглядел авторитетом. Но он недооценил угрозы. К утру здесь людей не останется. Теперь это ясно. Их начнут искать и найдут. Эту агрессивную форму жизни. Найдут шар, станут пилить, высыпать содержимое, нюхать. У капитана «Викинга» имелась карта с маршрутом, которую ему на всякий случай оставил Донер, если не выйдет на связь. А если лодка доставит это в Берлин? Что тогда будет? Руководствуясь тем, что бояться теперь нечего, Донер часовых у палатки не выставил, и это упростило задачу. Стараясь не шуметь, я пробрался в палатку с оборудованием и отыскал злосчастный шар. Сейчас он покоился на дне ящика с опилками, словно какая-нибудь запчасть от вполне мирного механизма. В углу аккуратной пирамидкой были сложены динамитные шашки на случай подрыва завалов или расчистки маршрута. Предстояло потрудиться. Обложив шашками палатку с членами экспедиции, я размотал бикфордов шнур на всю длину и залёг в ледовой трещине. На сей раз я запасся спичками. Шнур искрил и горел подобно бенгальскому огню, а я плотнее вжимался в лёд. Один, два, три. И, наконец, мощный взрыв сотряс пространство в окрестностях лагеря, вздыбив столб снега и ледяной крошки метров на двадцать. Уши заложило ударной волной. Гулким эхом откликнулось в скалах. Всё было кончено. Фрагменты тел вперемешку с разбитыми досками, обрывками брезента, искорёженными железками были разбросаны в радиусе десятков метров. В живых не остался никто. Стащив тела в кучу, я облил их бензином и поджёг. Останки горели, а я стоял и думал. Думал о том, что черёд мой настал. За всю свою жизнь я не сделал ничего хорошего. И тем не менее, свято верил в национал-социализм. Я слишком поздно осознал, что вот с такими, окружавшими меня соратниками, построить его было невозможно. Эти, с позволения сказать, кристально чистые и непорочные члены НСДАП, по большей части занимались подковёрными играми и набивали мошну трофейными культурными ценностями. Никто из них не желал попасть на Восточный фронт. Вообще ни на какой фронт. Отсиживаться в тылу, жрать от пуза, напиваться в ресторанах и произносить с трибун высокопарные речи. Вот всё, на что они были способны.
Светало. Я закопал шар в воронку от взрыва так глубоко, насколько позволяло мне время, и забравшись в палатку, стал составлять отчёт. Для кого? Быть может, для самого себя. Возможно, меня проклянут. А может, спасибо скажут. Если узнают. Но я поступил так во имя великого рейха. Не этого рейха. Грядущего. Он возродится. Когда-нибудь это произойдёт.
***
«Сегодня участниками полярной экспедиции совместно с исследователями станции «Ноймайер» при проведении буровых работ был обнаружен металлический шарообразный предмет, по своим характеристикам полый, и подогреваемый изнутри неизвестным источником энергии. Учёные пока воздерживаются от каких-либо комментариев. Ведутся подготовительные работы для безопасной транспортировки загадочного шара в одну из лабораторий НАСА. В ближайшее время мы ожидаем более подробных сведений о найденном артефакте. Наши операторы, несмотря на все протесты глобалистов, работают на месте обнаруженной находки. Следите за нашими новостями и берегите себя».
Из материалов агентства Интерфакс, июль 2018.