Собиратель Душ

Предисловие

Не доверяй никому во всем этом мире
— ни мужчинам, ни женщинам, ни животным…
верь только в свой меч.

Звук от удара молотом, сопровождаемый снопом искр раскалённого металла, облетел своды подземной пещеры, ударившись о каменную стену, полетел в коридоры, которые изрезали подземную твердь, пугая, затаившуюся там, многочисленную нечисть.
Свет от искр, высветил могучее тело искусного кузнеца и бога огня Гефеста, который во мраке подземного мира, правил раскалённую болванку металла, бывшего на протяжении тысячи лет куском железного идола, которому приносили многочисленные кровавые жертвы и на который молились тысячи сектантов.
После череды мощных ударов молотом, которые плющили раскалённый металл подобно воску, болванка, зажатая в клещи, полетела обратно в пылающий огонь.
Тут же, рядом с наковальней, около горнила, пышущего адским огнём, располагался огромный чан со свежей кровью.
Один из помощников хромого кузнеца, под крики измождённого раба, которого он волок за волосы в сторону чана, взмахнул острым кинжалом, клинок которого блеснул во мраке, и одним движением отсёк жертве голову.
Отбросив, продолжающую изрыгать проклятия голову прочь, в кучу ровно таких же голов с помутневшими, а у кого и давно остекленевшими глазами, подмастерье подтащил обезглавленное тело к краю чана.
Придержав тело, он направил тугую струю пульсирующей крови прямёхонько в центр, почти наполненного чана.
Тут же, неподалёку, в одном из коридоров, охраняемые мёртвыми гиенами, столпились измождённые голодом и бесконечной работой в каменоломнях, рабы.
-Молчите, неблагодарные, или вы не хотите обрести вечность в благословенном металле?! – кричал надсмотрщик, безжалостно охаживая вопящих от страха рабов по спинам, шипастой плетью, зажатой в своей руке.
-Поторопись ничтожество, я скоро буду закалять заготовку, металл ждать не любит! – громыхнул голосом кузнец, в сторону подмастерья с кинжалом.
Помощник суетливо бросился в сторону, визжащих от страха, рабов.
Кузнец извлёк щипцами раскалённую болванку из горнила печи, и бросил её на наковальню, а помощник, с помощью двух надсмотрщиков, поволок тело очередной жертвы в сторону чана с кровью.
Крики раба потонули в звуках ударов молота, хромой кузнец продолжил творить своё искусство.
Неожиданно, один из рабов вскочил с колен на ноги и, гремя цепью кандалов, бросился по тёмному коридору, оставляя на каменном полу кровавые следы от ступней.
Несколько, толи воющих, толи кашляющих слюной, гиен, бросились вдогонку.
-Бесполезные и жалкие людишки, какой от вас толк! – скривился кузнец, нанося очередной удар своим молотом по раскалённому металлу, который изнутри болванки, казалось, отозвался на удар воплями тысячелетних жертв железного идола.
Из темноты каменного коридора раздался нечеловеческий вопль, сопровождаемый треском разгрызаемых мёртвыми тварями костей беглеца.
Оставшиеся в куче претенденты на заклание, прижавшись друг к другу, завопили от страха ещё сильнее.
-Скажи мне, есть ли смысл в этом страшном ритуале, зачем они убивают нас? – произнёс шепотом один из рабов, пользуясь шумом от столпотворения будущих жертв ритуала, обращаясь к своему, более старшему соседу, закованному, как и он сам, в ржавые кандалы.
-Как это ни крамольно и печально звучит для нас, был и есть. Он связан с насыщением поверхности стальных изделий одновременно кровью и ужасом человеческим, таких как мы, с тобой, рабов — для повышения их твердости, износостойкости и предела выносливости! – ответил более старый и опытный раб.
-И откуда ты всё это знаешь? – переспросил молодой раб.
-Подслушал разговоры жрецов, когда нас волокли сюда! – ответил старик, горько вздыхая.
-Неужели, нельзя принести в жертву овцу или барана?! – с негодованием прошептал раб в волосатое ухо своего соратника по несчастью.
-Видимо наш мастер кузнечных дел, считает использование крови животного ниже своего достоинства! – с надрывом в голосе ответил старый раб.
Между тем, великий кузнец закончил ковать заготовку и бросил её обратно в горнило печи.
-И в этот раз нам повезло, жертв видимо больше не нужно! – обрадовался старый раб, наблюдая, как помощники кузнеца закончили пускать кровь жертвам, и занялись подготовкой непосредственно к процедуре закалки металла.
Многие рабы начали истово молиться, каждый богам своего племени, из которых когда-то, их тела неожиданно вырвала беспощадная длань степного кочевника, лесного разбойника, либо морского пирата.
Кузнец, между тем, уже погрузил выкованный клинок раскалённого меча в кровь, которая тут же забурлила, выплёвывая вверх сгустки кроваво-красного цвета.
Чан дымился всё сильнее, по мере того, как кузнец погружал в кровь разогретую болванку меча.
Сама полу обработанная заготовка, начала менять свой цвет, с ярко-оранжевого до сине-голубого и обратно, попутно выбрасывая из чана с кровью клубы бордового пара.
-Поделись своей кровью, или я заберу твою душу! – громко расхохотался кузнец, воздев заготовку вверх.
С клинка будущего меча, растрескиваясь, начала осыпаться окалина, и промеж неё, отдельными символами стала проступать ярко-голубая надпись.
Надсмотрщики бросились в толпу рабов и, подхватив под руки, бормотавшего какие-то заклинания, старого раба, выдернули его из толпы молящихся бедолаг, и потащили в сторону, где стоял кузнец с мечом.
-Прими раб, как награду первому! – крикнул кузнец, рубанув лезвием по плечу раба.
Клинок вошёл в тело жертвы, почти не встречая сопротивления. Тело, разделившись на две части, сползло по обе стороны меча. На месте раба показалась сталь клинка с ярко-разгорающейся на нём надписью: «Ничтожество с душой пустою и холодной»…

Часть 1: Сын стаи

Я вырву с корнем вокруг себя все,
что мне преграждает дорогу к власти.
Я хочу быть полным властелином
и постараюсь силою добыть то,
чего не мог добыть
своими достоинствами.
(Фридрих Шиллер)

На небе сверкали молнии, а из огромных чёрных туч, которые взяли в плен окружающие горы, лились потоки воды, сметая всё на своём пути. Разрезая темноту ночного неба, молнии били куда-то в верхушки гор. Грохот от падающих сверху камней, тонул в общей какофонии звуков от дождя, грома и электрического треска молний. Позже, поднялся жуткий ветер. В полнейшей темноте, освещаемой только вспышками электрических разрядов, можно было увидеть небольшую деревушку, состоявшую из нескольких хижин, сложенных, следуя местной традиции, из крупных побегов тростника, и накрытых сверху широкими пальмовыми листьями. В нескольких из них, мерцали огоньки очагов, старательно боровшихся за свою жизнь, на всё возрастающем ветру, и стене из воды, падающей сверху. На полу одной из хижин, на старой с прорехами тряпице, лежала грязная женщина с огромным животом, которая беспрестанно кричала. Вокруг неё, суетилась седая старуха.
-Нагуляла блудница, теперь терпи! — кричала она, в сторону роженицы, подгоняя при этом, свою помощницу, молодую девушку с неумытым и некрасивым лицом.
-Помогай, что стоишь, как истукан, никогда не видела рожениц?! – старуха брызнула в сторону помощницы слюной.
Девочка, спотыкаясь, побежала к очагу, на котором, в огромном металлическом чане кипела вода.
-Что, опять застыла, безрукая, быстрее неси воду! – старуха попыталась ещё раз растормошить своими криками, нерадивую помощницу.
Та, излишне суетилась, спотыкаясь, схватила деревянный ковшик в руку, и набрала кипящей воды из котла.
-Ты что, хочешь меня сварить?! — продолжала скандалить старая бабка, поворачиваясь обратно к женщине на полу.
-А ты не лежи, как дерьмо в выгребной яме, шевелись, тужься! — теперь старуха кричала уже на роженицу, которая никак не могла разродиться.
-Где твой хахаль теперь? Как ноги раздвигать, так ты везде была первая! Куда только смотрели твои достопочтенные предки? Хорошо, что твой отец представился вовремя, и не дожил до такого позора! — продолжала причитать бабка.
Несмотря на свой скверный характер, склочная старуха дело своё знала хорошо.
А за стеной хижины, в это время, молнии били всё сильнее. Грохот стоял такой, что создавалось впечатление, будто бы раскалывается небо, и осыпаются камни с гор. Тучи на небе, становились всё тяжелее и тяжелее, продолжая накапливать огромные массы влаги.
-Ну что ты лежишь кулём, тужься, я тебе говорю! – перекрикивая звуки грома, в очередной раз, бесновалась старуха.
В этот раз, небо озарил особенно сильный огненный заряд. Грохот раздался такой, что из окрестных лесов, несмотря на гром и потоки воды, из своих гнёзд сорвались стаи птиц. Такое было впервые, чтобы под дождём, все птицы разлетались в разные стороны. Джунгли ожили разнообразными криками, и сумасшедшими воплями своих обитателей.
А из хижины, продолжали доноситься яростные крики женщины.
Раскалывая тёмное небо пополам, сверкнула изломанная, слепящая глаза вспышка, и молния, насыщая воздух электричеством, ударила прямо в хижину с роженицей, во все стороны от которой, полетели снопы искр. Кровля загорелась, и под напором ветра и воды, сорвалась вниз. Горящие куски полетели под бушевавшим ветром, в разные стороны. Вниз, со склона, исчезая в пропасти, поднявшимся ветром унесло, остатки кровель соседних хижин.
Через входной проём, между переплетёнными лианами, вылетело обугленное дымящееся тело старухи, и из хижины повалил чёрный дым. После удара молнии, пространство вокруг деревни, окутала зловещая тишина, а затем, вновь засвистел ветер, и практически вся хижина, горящими головешками, разлетелась по горному склону. Её горящие остатки скрылись где-то далеко внизу, в русле, протекающей там, бурной горной реки.
Воды было столько, что казалось, пришёл конец света. Потоки воды устремились в долину, смывая всё на своём пути. Перекрывая шум потока, в разрушенной хижине, под завалом из лиан и обломков стволов, раздался детский крик.

Что такое аристократ? Человек,
который потрудился родиться.
(Пьер де Бомарше)

-За что, я плачу тебе столько денег? Найди и убей его, слышишь меня, убей! — кричал хозяин замка, фундамент и стены которого, вот уже триста лет располагались на огромной скале, в сотне вёрст от хижин, в одной из которых, только что родился маленький ребёнок.
-Мой господин, он ещё совсем крохотный, он не причинит вам зла, не успеет, до этого я его отыщу и прикончу! А вы, перестаньте верить россказням этой проклятой старухи, из вашего подземелья, которая специально изводит вас своими лживыми предсказаниями! — оправдывался придворный Министр.
-Молчи ничтожество, не твоего это ума дело! Я приказал тебе найти, и убить его! Так будь добр, найди и убей! — всё больше распалялся хозяин замка, брызгая слюной в сторону, практически уже лежащего на полу у его ног, человека.
Павший ниц, был обнажён по пояс, и вся его кожа была расписана кабалистическими знаками, a спина была вся в старых шрамах и совсем ещё свежих кровавых потёках. Он беспрестанно хлестал себя кожаной плёткой, и истерично восхвалял при этом своего хозяина, который в исступлении метался около своего трона.
Отшвырнув тело Министра, обнявшего его сандалии, в надежде облобызать немытые ноги своего хозяина, тот, в очередной раз, нервной походкой, направился в подземелье замка. Сняв со стены горящую головню, одну из нескольких, коптивших свод потолка факелов, он кинулся к потайной двери, которую закрывало шерстяное пыльное одеяло. Откинув полог в сторону, хозяин палат повернул ключ, торчавший в замочной скважине. Визгливо лязгнул внутренний замок, и дверь со страшным скрипом отворилась, обнажая чернеющий провал тайного коридора. Подуло сквозняком, и изнутри полетели клочья пыли. Хозяин замка, освещая свой путь факелом, и размазывая пуленами засохший помёт на ступенях, из потемневшего от времени камня, стал спускаться по каменной лестнице, которая вела вниз. Вскоре, его шаги затихли где-то в подземелье замка.
Раб прислушался, а затем, приподнял голову от пола, и в свете факелов, на лице старого пройдохи, показалось хитрое выражение, Министр злорадно улыбался…
А в это время, хозяин замка, спустившись по лестнице, практически на самое дно подземелья, пошёл по длинному коридору, освещая перед собой факелом путь. Мимо него, постоянно пролетали испуганные светом, толи летучие мыши, толи какие-то ночные птицы.
-Откуда вы все тут берётесь, в каменном подземелье?! — раздражённо подумал про себя хозяин.
Где-то за стенами шумел водный поток. Да, это была подземная река, протекающая рядом с замком, отчего стены его подземелья, всегда были мокрыми и холодными. Такое соседство, порождало вечную сырость и промозглый холод в длинных и тёмных коридорах подземной тюрьмы.
В самом дальнем коридоре, в углу помещения, в которое вывел длинный ход, на большой проржавевшей за давностью лет, металлической цепи, была прикована к стене седая старуха, которая завидев в свете факела хозяина замка, метнулась в его сторону, но прикованный цепью ошейник, который висел на горле, и своими острыми посеребрёнными шипами, причинял ей нестерпимую боль, не дал старухе вонзить свои кривые когти ему в лицо.
-Ну что проклятая старуха, ты ещё жива? — проговорил хозяин замка, и ударил её по лицу со всего размаху рукой.
Посетитель поднёс горящий факел вплотную к голове, на которой от жара огня, начали шипеть и заворачиваться седые волосы.
-Говори тварь, почему ты обманываешь меня. Если я узнаю, что это правда, я буду истязать тебя бесконечно, пока ты не перестанешь мне лгать! — крикнул прямо ей в лицо хозяин замка.
Старуха, убирая лицо от нестерпимого жара факела, пыталась когтями расцарапать ему лицо, но хозяин замка вовремя убирал голову.
-Он скоро найдёт тебя, и убьёт! — засмеялась старуха, сухим кашляющим смехом, отворачиваясь от оплеух, которыми щедро награждал её хозяин замка.
-Признайся, ведь ты нагло врешь мне в лицо, старая облезлая шлюха! – крикнул в ответ хозяин.
-Он придёт за тобой, и ты пожалеешь, что ты совершил! Ха-ха-ха! — сухое покашливание старухи мало походило на смех, но выражение её лица говорило, что узница несказанно радуется.
-Ты всё врёшь, старая ведьма. Я сожгу тебя на костре, или отдам своим жрецам, пускай разделают тебя заживо, в угоду своим богам, на жертвенном камне! — вскричал хозяин замка, ударив старуху под дых.
Схватив одной рукой за волосы узницы, он второй рукой поднес факел к её обезображенному шрамами лицу.
-Ты слышишь меня, старая ведьма, ты сгоришь на костре! — хозяин замка бросил старуху на пол, и направился на выход из подземелья.
Ему в след, с каменного пола подземной тюрьмы, неслось дребезжание старой ведьмы.
-Даже не надейся, я вас всех прикончу! – крикнул из темноты хозяин в ответ.
-Он придёт за тобой, и ты пожалеешь, что сделал это! — крик ведьмы, многократно усиленный сводами каменного потолка, отозвался эхом, откуда-то из темноты мрачных коридоров подземелья.

Уничтожение одного,
есть рождение другого.

Старик, в рваном солдатском платье, брёл в темноте по горной тропинке, ощупывая перед собой каменистую дорогу сухим деревянным посохом, который он сжимал в мозолистых руках.
Уже давно отгремел гром, воды, сошедшие с небес, затопили всю долину внизу, похоронив под собой несколько деревень и прилегающих пастбищ, вместе с людьми и со всей пасшейся там живностью. Старик, с трудом переставляя свои ноги, обутые в старые кожаные сапоги, взбирался всё выше и выше, по узкой горной тропе, с которой, вниз, беспрестанно осыпались мелкие камни. Он направлялся к хижине, которая должна была быть где-то здесь, совсем рядом, но он не узнавал окрестности, непогода сильно изменила их, и всё было теперь по-другому, по-новому. Он шарил в темноте глазами, и не мог найти огонёк родного очага. Вдруг, его нога обо что-то споткнулась, и он, чуть не упав с тропы вниз, чтобы удержаться, встал на одно колено. На земле лежал перевёрнутый бронзовый котёл, он ощупал его руками. Он узнавал его, это был его котёл, из их деревни, он, своими руками, изготовил его, как и многие другие котлы из мягкого податливого металла, для своих односельчан.
-Как же давно это было! – с горечью в голосе прошептал старик.
Здесь, в каждой деревне, были свои, ни с чем не сравнимые вещи. Кто-то умел ковать котлы, кто-то ковал оружие, а кто-то правил плуги. А кому-то, было суждено пасти овец. У каждого на этой земле было своё дело. Он очень давно не был дома, поэтому схватив котёл мозолистыми руками, он прижал его к телу, и пошёл по тропе быстрее. Вскоре, он нашёл свою хижину, вернее то, что от неё осталось. Здесь, даже после прошедшего ливня, ещё дымились остатки стволов пальм, из которых была сложена хижина. И это было удивительно, что несмотря на проливной дождь, они до сих пор курились едким чёрным дымом. Старик отложил в сторону найденный котёл и свою потёртую котомку, встал на колени около остатков своего жилища. После многочисленных оханий и причитаний, разбирая дымящиеся завалы, он нашёл тело седой старухи. Там, в прошлой жизни, она была его женой, спутницей по нелегкой стезе жестянщика. Он не видел её с тех пор, как ушёл служить королю этих мест. Ушёл он не сам, его забрал отряд крепостной стражи, в то время их набирали на войну с неведомым ворогом, который двигался на владения их короля, с соседних с горами, заболоченных низин. Война для него затянулась, и он потерял счёт дням и ночам, в череде бесконечных атак или позорного бегства от неприятеля. Растратив всю свою сознательную жизнь на убийства и бесконечные походы, он давно уже потерял не только семью, но и смысл своей никчемной жизни.
Свою жену он еле узнал, её тело было почти сгоревшим, часть тела была уже поедена дикими зверями, и только медальон, висевший на разорванной груди, указал ему кто перед ним. Оттерев пальцами, с медного кругляшка, пятна уже засохшей крови, он вгляделся в до боли знакомый узор, выбитый им когда-то собственноручно. В знак запоздалого уважения, он сел около её праха, положив посох на землю, и склонился в беззвучном плаче. Неожиданно тишину разорвал младенческий крик. Изумлённый старик встрепенулся. Подняв голову, он увидел, что среди завалов, лежит маленькое грязное тельце, завёрнутое в тряпицу, и пищит тоненьким голоском. Поднявшись с земли, он направил свои стоптанные сандалии в сторону человечка. В луже тёплой воды, наполовину залитый ей, и весь измазанный грязью, лежал маленький мальчик. Странно, что его тело было нетронуто дикими зверями, которые одновременно, тут-же рядом, практически сожрали его жену, и ещё кого-то, чьё незнакомое старику тело, лежало неподалёку от завалов хижины.
-Кто ты, и откуда? — кричал старик, потрясая в воздухе, измазанным копотью кулаком.
Его хижина лежала в огромном кратере, выжженным ударом страшной молнии. Вытерев слезящиеся глаза, старик спеленал младенца в более-менее сухую тряпку, которая валялась рядом, и прижав младенца к груди, направил свои сандалии в сторону соседних хижин. Нигде не было ни души. Создавалось впечатление, что обитатели поселения собирались в спешке, хватали только самое ценное, и разбегались в разные стороны. Старик побродил немного, среди брошенного жилья, и не найдя ничего, кроме пары засохших сухарей, да обгорелой тушки курицы, он, наспех вырыл яму, похоронил свою старуху, и пошёл прочь от этого страшного, когда-то бывшего ему таким родным, места. По пути, немного обдумав создавшееся положение вещей, старик направился в соседнюю деревню.
-Как ты выжил в таком кошмаре? — спрашивал старик младенца, который на удивление вёл себя очень тихо.
Младенец не плакал, и не кричал. Как только он начинал ныть, в своём желании поесть, старик совал ему в рот кусочек засушенного мяса. Младенец начинал сосать, и сразу замолкал. Старик шёл не очень быстро, но, когда расцвело, на горизонте уже появились хижины соседнего поселения. Из многих жилищ валил дым. Отовсюду доносились звуки обжитого места. Где-то хрюкали свиньи, валяющиеся в грязи, под ногами. Мимо него, по протоптанным в грязи дорожкам, громко вопя, и ссорясь между собой, быстро бегали немытые дети. Пробежала в истерике стайка гусей. Старик направился к одной из хижин, на окраине поселения, из кирпичной трубы которой, сильнее всего валил чёрный дым.
Чем ближе он подходил к ней, тем всё яснее доносился звук металлических ударов, и летящие во все стороны, из оконных проёмов стен, снопы искр, которые озаряли предрассветные сумерки. Когда старик практически вплотную подошёл к хижине, шерстяной полог закрывающий вход в неё откинулся, и наружу появилась прокопчённое тело сельского кузнеца. В руках он держал ярко-красного цвета заготовку для плуга, которую он кинул в деревянную бочку, наполненную дождевой водой. Белый пар повалил вверх, закрывая фигуру кузнеца.
-Я приветствую тебя хозяин кузницы! — поднимая в приветствие руку, проговорил старик.
Кузнец, вглядываясь в темноту, пытался понять, кто с ним заговорил.
-А, это ты, бродяга Улоф! И где же это старого пса носило столько лет. Я был ещё совсем несмышлёный малый, когда тебя забирали в солдаты, в армию нашего грозного и великого короля, владыки всех этих мест! – произнёс Кузнец, доставая остывшую заготовку из бочки с водой.
-Пришлось послужить нашему королю на поле брани! – гордо ответил старик, присаживаясь на кучу дров, сваленную около стены кузницы.
-Ну, и много ты там наслужил? — насмешливо спросил его кузнец.
-Как видишь, деревянный посох и переметная сума, всё моё богатство со мной. Очень удобно, нигде ничего не оставишь и не забудешь, а если и забудешь, то и возвращаться не стоит! — ответил ему старик с улыбкой на губах.
-Ну, а что привело тебя ко мне, соскучился по бывшим односельчанам? — спросил кузнец старика.
-Купишь у меня младенца? Мальчик вырастет, будет тебе подмастерьем! — прояснил старик цель своего визита.
-А я почём знаю, где ты его взял, вдруг ты его украл, и следом прибегут его родители. А тебя потом ищи свищи! Ты же знаешь, что бывает за воровство детей!
-Его родители сгорели от удара молнии. Если не веришь, сходи в соседнее поселение, и проверь! Много не попрошу, пару серебряных монет, да вкусный ужин! – успокоил старик кузнеца.
Кузнец на время замялся, жена не принесла ему сына, только две дочки, две бесполезные для его кузнечного дела, дочки.
-Одна надежда на бакшиш, — подумал кузнец, отворачиваясь от гостя и направляясь обратно в кузню.
-Иди, спроси у жены, если она согласится, я возьму твоего младенца, старый Улоф! – проговорил кузнец, откидывая полог, закрывающий вход.
Старик направился в хижине, около которой сидела жена кузнеца, и чистила бронзовый котёл. Вокруг неё, крича бегали её малолетние девочки.
-Я приветствую тебя, о досточтимая хозяйка! — проговорил старик, подходя к жене кузнеца.
-И тебе не хворать, старая развалина! – в ответ пошутила женщина, откладывая котёл в сторону.
-С чем это пожаловал такой дорогой гость? — с долей иронии в голосе, спросила она.
-Не с чем, а с кем. Возьми моего младенца, отдам недорого. Две серебряные монеты, да пару краюх хлеба с куском сушёного мяса. Ну ещё с ужином в придачу! – пояснил старик цель своего визита.
-Что сказал тебе мой муж? – спросила женщина, кидая мокрую тряпку в котёл.
-Он сказал, что как ты скажешь, так и будет. Тебе же с ним возиться! — хитро ответил, улыбнувшись Улоф.
Жена кузнеца встала, взяла кулёк с мальчиком из рук старика, и занесла в хижину. Вскоре оттуда раздался детский крик. Спустя какое-то время, женщина вышла на улицу, держа в руках снедь.
-Извини старик, серебра в хижине не держим, а ужин будет готов очень нескоро! — ответила хозяйка, протягивая, нехитрую деревенскую снедь и несколько медных грошей, старику.
Старик покидал в сумму краюхи засохшего хлеба, и приличный кусок вяленой конины. Одел ремень сумки через плечо, и стуча деревянным посохом по утоптанной дорожке, направился прочь из деревни.
Женщина кузнеца ещё долго смотрела в согбенную спину старика, пока тот не исчез среди зарослей, прилегающего к околице леса…
Старик шёл каменистой дорогой, стуча своей палкой, и не видел, как сзади него, по придорожным кустам, облепившим горные склоны, светятся многочисленные пары глаз. Вскоре, эти глаза сбились в одну кучу, поближе к тропе, и на дорожку позади старика, крадучись на мягких лапах, вышли огромные серые волки. Небольшая стая последовала за стариком, ожидая, пока он покинет пределы поселения, и скроется за одним из поворотов горного склона.
Волки, не приближаясь, последовали вслед за путником. Стая стала окружать его, когда он уже покинул поселение, и громко стучал своими деревянными башмаками по каменистой тропе.
Старик шёл, напевая солдатский маршевый мотив, стучал в такт посохом и радовался такому выгодному обмену. Практически на пустом месте, он получил сумму с медью и снедью, и теперь с хорошим настроением, направлялся прочь от поселения. В пылу радостного расположения духа, он не сразу услышал сзади себя шум, а когда обернулся, было уже поздно. Он увидел, что его окружают со всех сторон серые хищники. Самый крупный вышел вперёд стаи, и взглянул в глаза старика. Тот всё сразу понял, и в страхе побежал по тропинке, насколько позволял ему его почтенный возраст, и груз его прошлых кровавых грехов, так легко им заработанных, на службе солдатом в королевской армии. Серые хищники быстро его настигли, и вскоре окрестности тропы огласили душераздирающие старческие вопли.
Как ни странно, никто из волков даже не притронулся к мясу разодранного тела путника. Правда, один из волков было попытался отхватить часть мяса, но глухое рычание вожака отогнало его от лежащего трупа.
Волчья стая, так же тихо исчезла, как и появилась до этого, в кустах, густо облепивших горную тропу…
-Откуда здесь появились волки, ведь их никогда здесь не было? — проговорила жена кузнецу, услышав вдалеке волчий вой.
-Да, очень странно, раньше волки не были замечены около нашего поселения. Ни одного раза! — подтвердил сомнение своей жены, кузнец.

Не воспитывайте детей,
все равно они будут похожи на вас.
Воспитывайте себя…

-Ты, не так держишь молот! — проговорил кузнец, взяв своей мозолистой огромной рукой маленькую ручонку своего приёмного сына, тот, с трудом скрывая боль от натертых мозолей, перехватил небольшой молоток, и стал им править раскалённый в горниле металлический шкворень.
В кузне было душно, воняло различными порошками, в избытке лежавшими по углам, которыми пользовался его отец при ковке металла.
-Подкинь уголька! — крикнул кузнец.
Мальчик отложил молоток в сторону, и побежал на двор, за очередной порцией каменного угля, лежащего горкой около стены хижины. Когда уголь уже пылал в горниле, он подскочил к кожаному меху, и начал усиленно нагнетать воздух в печь. Жар многократно усилился, и кузнец, спустя какое-то время, одной рукой извлек из горнила ярко-жёлтый кусок металла. Другой рукой, он схватил молот, которым начал плющить раскаленную болванку.
Маленькому Олафу доставляло удовольствие смотреть на то, как его отец работает с мягким податливым металлом.
-Весь процесс включает в себя три шага – нагрев, выдержку и остывание! — учил кузнец сына, превращая бесформенный кусок расплавленного металла в заготовку, пока только ему одному видимого изделия.
-А в зависимости от того, что ты хочешь получить на выходе, и с каким материалом работаешь, выбирай разные действия: предел, продолжительность, а также способы охлаждения заготовки. Есть две основные цели нагрева металла в печи: повышение прочности – это необходимо для ножей, топоров, и мечей, которыми бьют по твердым поверхностям; и увеличение пластичности изделия. Например, перед тем как ковать или гнуть. При нагреве следует следить за цветом заготовки. Он должен быть насыщенно-красным, с оранжевым или желтоватым отливом, в зависимости от типа. На поверхности не должно образовываться черных или иных цветных пятен. Охлаждение можно проводить различными способами. Если срочно нужно сбить нагрев, на одном участке изделия, то можно воспользоваться направленной струей холодной воды. Водное, а значит быстрое, остывание необходимо для металла мечей или скажем кинжалов. После такого нагрева, следует взять заготовку щипцами, и сразу поместить её в бочку с водой. Можно охлаждать постепенно – сперва водой, а затем уже и маслом. И третий способ – постепенное остывание на свежем воздухе. Тоже себе эффективный способ, когда нужно оставить небольшой эффект пластичности. Остывание очень быстрое, часто в воде или масле. Образование темных пятен на поверхности говорит о быстром перегреве; поэтому дождись насыщенного алого цвета; режим отпуска должен соответствовать степени закала.
Олаф схватил кусок металла, и кинул его в горнило печи.
-Принеси попить воды! — попросил его отец, и мальчик, бросив тяжелые щипцы на стол, кинулся во двор.
Распугав стаю гусей, мальчик подбежал к бочке с дождевой водой, и набрав ковшик со всех ног кинулся обратно в кузню.
За соседней хижиной, прямо на проезжей, раскисшей от постоянных дождей дороге, двое мальчишек остервенело лупили друг друга палками, изображая бой на мечах.
Олаф остановился и посмотрел на своих сверстников.
-Чумазый чёрт! — крикнул один из них, увидев Олафа.
Его соперник по сражению, стал громко смеяться, тыча пальцем в сторону Олафа.
Мальчик показал соседским мальчишкам закопчённый кулак, и побежал обратно в кузню.

Её обвиняли в колдовстве на том
неоспоримом основании,
что она была очень стара,
очень безобразна, и очень бедна.
(Вальтер Скотт)

Два чёрных всадника, несмотря на ненастье, двигались от замка, в сторону чернеющего невдалеке леса. Накрапывал мерзкий мелкий дождь, копыта лошадей елозили по мокрой грязи, поэтому, ездовым постоянно приходилось поправлять поводья, направляя своих лошадей в нужную сторону. Сумерки уже сгустились, и через некоторое время, вдали, уже исчезли крепостные стены с редкими, трепещущими на ветру, огоньками факелов на оголовках каменной преграды, и перекликающимися между собой стражниками, на башнях крепостной стены. Двое всадников постепенно ехали по каменистой дороге, и вот они уже раздвигают плечами ветки елей, и их фигуры исчезают в лесной чащобе. Где-то в темноте, пронзительно закричала испуганная птица. То слева от всадников, то справа, раздавался топот испуганных бегущих животных.
-Не бойтесь мой повелитель, это кабаны! — проговорил один из спутников.
-Замолчи, и прикуси свой поганый язык! — грубо ответил ему второй всадник, запахнув полы кожаного плаща.
-Домик Колдуна должен быть совсем недалеко, всего несколько вёрст! — проговорил всадник, раздвигая руками разросшиеся ветки деревьев, и направляя своего коня по одному ему известной тропинке.
Где-то в небесах, сверкнула молния, а затем, прогремел гром, но проливной дождь был пока далеко. Сверху зашумели под набежавшим ветром, ветки деревьев. Гукнул предостерегающе в кустах филин.
Притихли птицы, ветер внезапно стих, а затем, зашелестев листвой деревьев, тучи низвергли вниз потоки воды.
Через некоторое время, когда уже плащи путников изрядно намокли, а с полей их шляп, начала стекать дождевая вода, среди кустов забрезжил мерцающий огонёк.
-А вот и он! — обрадованно проговорил всадник, и пришпорил коня.
Скоро, взорам всадников, предстала небольшая опушка, и не очень добротная ветхая хижина, сложенная из стволов, растрескавшихся за временем, серо-чёрного цвета брёвен, покрытых старой обожжённой черепицей из глины, изрядно заросшей пожухлым от солнца мхом. Сбоку хижины, пробиваясь сквозь затянутое бычьим пузырём окно, мерцал огонёк свечи.
Подъехав поближе, всадник спешился с коня, и привязав его к гнилому столбу, торчащему прямо из торфяника болота, окружающего со всех сторон жилище, рукой в железной рукавице постучал в трухлявую дверь. Кроме лёгкого дымка, развиваемого ветерком из дымовой трубы, одиноко торчавшей из черепицы, ничего не выдавало, что в хижине кто-то есть. Ввиду отсутствия ответа, всадник постучал рукавицей в дверь ещё раз. Под напором тяжёлой рукавицы, дверь заскрипела и отворилась внутрь. Взорам путников представилась небольшая конура, с деревянным, грубо сколоченный столом, в центре жилища, и парой таких же стульев по бокам. В центре стола стояла свечка, огонёк которой практически затух от сквозняка открытой двери, но не погиб окончательно, и продолжал моргать чадящим пламенем. Всадник, положив руку на рукоять меча, шагнул внутрь. Когда глаза привыкли к темноте каморки, он разглядел движение в углу, за столом. Оттуда донеслось сухое покашливание.
-Что тебе путник надо, и что ты здесь ищешь? — проскрипел из угла сухой старческий голос.
-Это ты, старый Колдун? — спросил гость у голоса из темноты.
-А это смотря, кто спрашивает! — ответили из грязного закопчённого угла хижины.
-Если это ты, Колдун, то возрадуйся, соизволил милостью своей, тебя посетить сам Владыка!
-Для меня, что Владыка, что бродяга, всё едино! — насмешливо ответил Колдун, сверкнув из темноты глазами.
-За такие гнусные речи, я отрежу твой поганый язык! — вспылил гость.
-Если меня посетил Владыка, тогда почему же со мной разговаривает его холоп!? – с вызовом переспросил Колдун, указывая костлявой рукой в сторону гостя.
-Закрой свою пасть, проклятый Колдун! — прокричал в ответ спутник Владыки, наполовину вынув кинжал из ножен.
-Остынь! — властный окрик сзади, остановил спутника, который сразу сник и попытался отойти в сторону.
На пороге избы, стоял хозяин замка.
-Говорят, ты очень старый Колдун. И всё можешь! — Владыка оглядел древнего старика, сидевшего в углу на деревянном трухлявом стуле.
-Я ничего не могу, духи с которыми я разговариваю, могут всё! А я, всего лишь проводник между их миром и нами, — ответил ему Колдун.
-Дело у меня есть к тебе! — проговорил Владыка.
-Что же привело в моё скромное жилище, гостя, такого высокого полёта? — спросил в свою очередь Колдун.
Владыка распахнул полы мокрого плаща, и сел на старый стул, напротив Колдуна, расположив на коленях свой меч в ножнах.
-У меня будет к тебе одно дело, я тебе хорошо заплачу за него. Так хорошо, что тебе не надо будет жить в этой старой развалившейся хижине! — проговорил Владыка, — у тебя будет всё, начиная от золота, и кончая молодыми наложницами!
-У меня и так есть всё, что мне нужно! — рассмеялся Колдун из своего угла.
-Смотря на твоё жалкое существование, я очень сильно в этом сомневаюсь! — проговорил в ответ Владыка, осматривая убогое жилище Колдуна.
-Ты мыслишь своим ограниченным мирком, и не можешь видеть всего, что окружает меня! — прокряхтел из угла старик.
Владыка предупредительно поднял руку, осаживая своего вспыльчивого спутника, который попытался опять выхватить из ножен свой кинжал.
-Если хочешь, чтобы я тебе помог, а вернее, чтобы тебе помогли всемогущие духи, отдай им что-нибудь в ответ. Отдай по такой дорогой, для тебя цене, что будет тебе помощь от духов ровно на эту цену. Только смотри, не продешеви Владыка! — Колдун положил руку на свечу, и комната погрузилась в сумрак.
-Если ты согласен с этими условиями, то Колдун может с тобой поговорить. А ты раб убирайся вон! — ткнул пальцем в сторону сопровождающего Владыку всадника.
Тот в ответ посмотрел на своего хозяина.
-Убирайся вон, тебе же сказано, подожди на улице! — зло толи проговорил, толи выплюнул Владыка, в сторону своего спутника, и тот, скрипя кожаными штанами, недовольно пнул дверь ногой, и вышел на двор.
-Ну, а теперь рассказывай дорогой гость, чего же ты хочешь?
-Есть у меня в подземелье одна старуха, старая Эсмеральда! – начал Владыка.
При упоминании имени Колдуньи, у старика вспыхнул взор.
-И что это за старуха сидит у тебя в подполе? — спросил Колдун.
-Она мне пророчит уже уйму времени, что где-то родился волчий сын, и этот ублюдок способен забрать моё королевство, а меня, сначала пустить по миру, а потом и убить! — проговорил Владыка.
-И что же ты хочешь от меня? – с усмешкой спросил его Колдун.
-Уже прошло много времени, а я не знаю, где его искать, и я хочу, чтобы ты нашёл волчонка. А я уже сам с ним потом разберусь! — сплюнув сквозь зубы, выдавил из себя хозяин замка.
-Что же, старая Эсмеральда зря говорить не станет! — сухо рассмеялся старик, — раз говорит, значит, так оно и будет!
Владыка, при словах колдуна, сжал свои рукавицы до треска кожи.
-Ну а ты, как я вижу, против её слов! — спросил с иронией Колдун.
-Я не просто против, я хочу его уничтожить, превратить его в пепел, чтобы даже воспоминаний о нём не осталось! Можно не самому, конечно, но сделать это надо заранее. Задушить угрозу в зародыше, а если надо, то вместе с его деревней, хутором или где он там находится! — зло прокричал Владыка.
-Дело-то несложное! — проговорил Колдун, немного подумав.
-Если это так просто, тогда и кости тебе в руки! – произнёс Владыка.
-Но для этого, есть ещё два условия! – добавил Колдун.
-Ставишь мне условия, старая развалина!? – недовольно вскричал хозяин замка.
-Да, ставлю тебе условие, да не одно, а целых два! — спокойно проговорил старик.
-И что же ты хочешь в обмен на это?
-Первое, что тебе надо сделать – это отпустить старуху. На все четыре стороны отпусти, и пускай идёт себе, куда её глаза глядят! А второе, я тебе уже говорил. Для удачи всего мероприятия, тебе нужно пожертвовать чем-то очень дорогим для тебя, подумай Владыка. Если хочешь остаться в своём царстве действительно владыкой, а не нищим бродягой или воняющим трупом в сточной канаве. Только это, должно быть очень дорого для тебя! Это должно быть дороже, чем твоя никчёмная жизнь! — прокричал старик из тёмного угла.
-Да как ты смеешь такое говорить мне, проклятый Колдун. Стоит мне только пошевелить пальцем, и от тебя, и твоего жилища останется только мокрое место, а вернее всего, горстка пепла. Прямо сейчас! – в ярости вскочил гость на ноги.
-Я тебя не звал, ты сам ко мне пришёл, со своей просьбой. Не сделаешь так, как я тебе сказал, и твои дни, и дни твоего царства сочтены, уж поверь мне, Владыка! — сухо рассмеялся старик, убрав руку со свечи, и пламя её разгорелось вновь.
В комнате стало светло, с одной из полок, на пол спрыгнул огромный серый кот, и потянувшись покрутил телом вокруг себя. Лениво зевнув, кот, направил свои лапы в сторону миски с кусочками сушёного мяса.
-Сроку тебе даю до следующего полнолуния. Придёшь с подарком, или уже совсем не приходи. И запомни, старуха должна быть до этого момента, на свободе. Это очень важное условие для тебя, и для успеха твоего мероприятия! — улыбнулся старик, — ведь вокруг нас, всегда и везде, должно соблюдаться равновесие!
Фраза Колдуна остановила уходящего владыку, тот обернулся и поглядел на старика.
-И об оплате Колдун, какая оплата тебя устроит? — спросил Владыка.
-Помимо всего прочего, пригони ка мне, десять девственниц. Если они у тебя, конечно, есть, в твоём погрязшем во грехе королевстве! — рассмеялся старик, показывая свой беззубый рот.
-Ты же сказал, что у тебя всё есть, а, старый пройдоха! – удивился Владыка.
-А кто тебе сказал, что девственницы нужны мне! – рассмеялся Колдун, в спину важного гостя.
Как только Владыка открыл двери наружу, от неё отпрянул его спутник, который, всё это время стоял, снаружи, прислонившись лицом к поверхности двери. Он слышал всё, что сказал Колдун, до единого его слова.
Владыка запрыгнул на коня, и ткнул шпоры в его брюхо, конь сорвался с места, и поскакал по еле видимой тропинке, обратно, в сторону замка. За ним, на коня, неспешно залез его задумчивый спутник, и тронулся следом. Как только всадники исчезли в тени деревьев, в доме потухла свеча. Набежавший лёгкий ветерок развеял дымок, исходящий до сих пор из трубы трухлявого дома, и полянка обратно погрузилась в темноту.

Если ты чувствуешь, что охота идет слишком легко,
что след зверя сам попадается тебе под ноги,
то знай: тот, кого ты наметил себе в жертву,
уже смотрит тебе в затылок.
(Луис Сепульведа)

Олаф выглянул из-за кустов, и увидел неподалёку пасшуюся в траве лань, которая неторопливо щипала молодые побеги бамбука.
Всё вокруг в этом лесу, для Олафа было новым и неизведанным. Мальчику было настолько интересно, что он позабыл об опасности дремучего леса. Его, первый раз в жизни, взяли на охоту, отец милостиво разрешил оставить на время кузню, и дал добро соседу, который промышлял охотой, чтобы его сын Олаф помог ему в этом непростом деле.
Мальчику, перед походом в лес, дали короткое копьё, и небольшой кинжал, изготовленный его отцом, который он воткнул в кожаные ножны, притороченные на его поясе. Олаф двинулся вслед за соседом, и не видел, как в его спину направлен задумчивый взгляд кузнеца, который сразу зашёл в кузню, как только спина мальчика скрылась в кустах, на окраине леса.
-Не шуми, ведёшь себя в лесу, как молодой и неопытный медведь! — проговорил охотник, наблюдая, как первое встреченное ими, испуганное животное, сигануло в ближайшие кусты.
-Что позволено медведю, то не позволено охотнику! — изрек сосед, и, пригнувшись, неслышно двинулся в кусты, в сторону сбежавшей добычи.
За ним, стараясь не шуметь, направился маленький Олаф, сжимая в руках копьё. Он оглядывался по сторонам, и некоторые ветки, загнутые фигурой охотника, хлестали его по лицу, когда он шёл следом.
Охотник остановился и, обернувшись, сказал: — Никогда не иди по лесу, след в след, а иначе, так и будешь получать по лицу ветками деревьев!
Олаф согласно кивнул, и полез в сторону. Вдруг, охотник в предупредительном жесте поднял руку. Олаф замер на месте. На маленькой лесной прогалине, паслась небольшая лань. Но тут под ногой Олафа предательски хрустнула ветка. Мальчик виновато посмотрел на охотника, а тот в ответ погрозил ему, но на этот раз ничего не сказал. Лань встрепенулась, повернула голову в сторону источника звука, и сорвалась с места в кусты.
-Одно неосторожное движение, и мы лишились шикарного обеда! — раздражённо проговорил охотник, и кинулся в кусты.
-Держись от меня подальше, если что, я тебя позову! — крикнул он, и его фигура исчезла среди деревьев.
Молодой охотник крепче сжал в руках копьё, и двинулся, не спеша за охотником. Больше ему ни разу не попадалось добыча, видимо заслышав неопытного охотника, вся дичь заблаговременно хоронилась в кустах или среди деревьев, не дожидаясь встречи с молодым Олафом. Устав продираться через кусты, опутанные лианами, и исцарапав себе всё лицо и руки, он нашёл поваленный ствол трухлявого дерева, расположился на нём и развязал узелок, который дал ему отец. Олаф извлёк оттуда, лепёшку и небольшой кожаный бурдюк с молоком. С жадностью впившись в хлебную мякоть, он начал отрывать небольшие кусочки, и тщательно их пережёвывать.
-Нет ничего лучше, чем утолить свой голод и жажду, в теплом летнем лесу! — подумал Олаф.
Вдруг, в кустах зашелестела листва, и на поляне показалась фигура волка. Волк был весь в кусках выдранной шерсти, которая клоками свисала со спины, а одно ухо было кем-то надкушено, и его кусочек просто отсутствовал.
Мальчик так и застыл, с зажатым в одной руке куском лепёшки, и бурдюком в другой. Волк, не спеша, крадучись на полусогнутых лапах, стал подкрадываться к мальчику. Леденящий душу ужас сковал Олафа, и он так и сидел на трухлявом дереве, не шевелясь от страха. Копьё валялось рядом на земле, а кинжал так и остался висеть в ножнах на поясе. Волк подошёл к мальчику, и на небольшом расстоянии остановился. Он стал внимательно разглядывать охотника, которого начала бить мелкая дрожь. Несколько капель молока пролилось из бурдюка на землю. Волк, выждав некоторое время, начал подкрадываться ещё ближе. И тут, справа от мальчика, донеслось глухое рычание. Мальчик с трудом оторвал взгляд от двигающегося на него волка, и перевёл глаза туда, где из кустов показалось тело ещё одного волка, но намного крупнее предыдущего. Под шерстью перекатывались бугры мышц, готовые в любой момент бросить тело волка в прыжок к жертве. Второй волк принюхался, а затем, показались огромные клыки, и из оскаленной пасти начала капать слюна. Волк справа только зарычал, но этого хватило, чтобы волк, который всё ближе подкрадывался к мальчику, в испуге прижал уши, и резко побежал в кусты. Второй волк не стал подходить ближе, а вместо этого, убрал клыки, и стал внимательно разглядывать Олафа.
Волк, наклонил голову в сторону, и Олаф в немом ужасе протянул волку кусок хлеба, который он начал есть. Если бы волки могли улыбаться, то оскал морды можно было бы назвать улыбкой. Страшной улыбкой, страшного оскала. Мальчик, не зная повадок животных, понял именно это — волк ему улыбался!
Постояв несколько мгновений, он развернулся, и так же тихо, как и появился, скрылся в лесной чаще. В следующий момент, откуда-то издалека донёсся крик охотника. Олаф переборов страх, руками закупорил бурдюк с молоком, и убрал недоеденный хлеб в сумку. Повесив сумку на плечо, Олаф подобрал копьё, и вращая им вокруг себя, побежал на крик. Пользуясь криком, как ориентиром, а вскоре, охотник стал кричать намного чаще, Олаф быстро нашёл его, сидящим около убитого оленя, и уже разделывающего его тушу, кривым окровавленным ножом.
-Давай помогай, куда ты запропастился! — вскрикнул охотник, отрезая очередной ломоть мяса, с уже выпотрошенной туши оленя.
Олаф бросил на землю сумку, и начал помогать охотнику. Когда сумка была полностью заполнена свежим, ещё сочившимся кровью мясом, охотник взвалил сумку на плечо, и, перекинув лук через другое плечо, двинулся вперёд.
-Мы возвращаемся назад! — проговорил охотник, и его спина исчезла в кустах.
Олаф ничего не стал рассказывать охотнику, про свою встречу с волками, а подхватив оставшееся снаряжение для охоты, двинулся вслед за охотником.

Ацтеки обожали человеческие жертвоприношения.
И они были хороши в этом.
Примерно в 1500 году ацтеки принесли в жертву
18000 людей на одной церемонии.
18000 людей в одной церемонии!
Знаете, какой был повод?
Они открывали новый храм!
Ничто не сравнится с религией
в плане развлечений, да?
(Джордж Карлин)

Из кирпичной трубы хижины Колдуна валил чёрный дым. У его невзрачного домика, стояло несколько осёдланных лошадей, но без всадников. Рядом лошадьми, переговариваясь между собой, расположились три воина в форме городской стражи.
-Хозяин, в очередной раз, задумал какое-то непотребство! — проговорил один из стражников.
Второй стражник, при его словах, стал тихо молиться.
-Не к добру всё это! — проговорил стражник, наблюдая, как из каменной трубы валит чёрный дым.
-Говорят, здесь живёт старый Колдун, который пожирает кровь молодых девственниц! — один из стражников посмотрел на серую кошку, которая вылезла на крышу хижины, и мягко ступая на лапах, направилась к краю кровли.
-Не говори ерунды, зачем старцу молодые девицы! — ответил ему второй, попыхивая трубкой, из которой по всему двору разносился запах дешёвого табака, одна из лошадей начала фыркать и крутить мордой.
В месте, где стояли лошади, стражник, с опаской заглянул в окно хижины, затянутое полупрозрачным бычьим пузырём. Стражник долго вглядывался в мутные расплывчатые очертания предметов и фигур. Его глаза округлились от ужаса, он тут же отпрянул от окна. На полусогнутых ногах, стражник отбежал от дома, и в спешке забрался на свою лошадь.
-Что ты там такого увидел, Сирин? – с издёвкой в голосе спросил его второй стражник.
-Они хотят принести в жертву нашу принцессу! — трясущимися губами проговорил трясущийся от страха солдат.
-Не вздумай сказать это никому, если не хочешь, конечно, сам оказаться на месте жертвы, внутри этого проклятого домика! — ответил ему его напарник.
В это самое время, в своём жилище, Колдун кричал заклинания, беспрерывно подбрасывая в кипящий котёл пучки каких-то трав, вонючий запах которых, заполнил всё пространство внутри. Дым заставлял слезиться глаза тех, кто находился во время ритуала внутри хижины.
Министр судорожно закашлялся, поперхнувшись облаком прогорклого дыма от очага, заполнившим всё пространство под потолком жертвенного помещения. Котёл вовсю кипел, выстреливая пузырями оранжево-бордовой жидкости вверх. Запах становился при этих выстрелах всё нестерпимее. Колдун был практически обнажён, его тело было всё испещрено рисунками. Часть надписей была нанесена белой краской, а часть были написаны кровью уже мёртвой курицы, чья выпотрошенная тушка с окровавленными перьями, лежала здесь же, в хижине. На жертвенным алтаре, представляющим из себя плоский камень, лежащий на полу, посредине жилища, лежало тело юной девы, руки, и ноги которой, были привязаны к деревянным штырям, вбитым прямо в камень.
-Как были сделаны по углам отверстия под колышки, в совершенно плоском камне, не расколов его? – думал Министр, выглядывая из-за плеча Владыки.
Дева уже не металась по поверхности камня, она была одурманена какими-то травами, и поэтому лежала смирно, вяло сопротивляясь, и только наблюдая замутнённым взором за действиями Колдуна. На шее у жертвы, на серебряной кованой цепочке, висел медальон с узором, который обозначал принадлежность жертвы к правящему клану, владельцу всех окрестных территорий.
Владыка не обманул Колдуна, на жертвенном камне, лежала его собственная единокровная дочь, мать которой в это время безутешно рыдала, запертая в одной из темниц родового замка, у входа в которую, за массивной деревянной дверью, её охраняли двое личных стражников жестокого супруга.
Владыка стоял с невозмутимым видом, около жертвенного камня, положив руку на рукоять меча, а за его спиной, хитро улыбаясь, находился его Министр. Наконец, Колдун взмахнул вверх руками, и стал кричать завершающие подготовку к ритуалу, заклинания. Он упал на колени, перед деревянным идолом, фигура которого, возвышалась в одном из углов жертвенного помещения.
-О великий Ягр, прими эту жертву, и укажи нам ответ, на вопрос нашего короля! — тело Колдуна затрясла мелкая дрожь, и он закатил глаза.
Показались белки его глаз, зрачки скрылись под веками. Колдун начал извиваться на полу, его потное тело начало покрываться мелкой пылью. Кровавые знаки на теле Колдуна начали в этот момент кровоточить, а затем слегка светиться.
Министр опасливо стал отходить подальше от жертвенного камня, поближе к двери, что вела наружу.
Прижавшись спиной к стене помещения, Владыка не шелохнувшись наблюдал, с какой-то отчаянной злобой за происходящим ритуалом.
Охранявшие хижину стражники, наблюдали, как на небе стали формироваться тяжёлые грозовые тучи. Из трубы хижины ещё сильнее повалил чёрный дым с искрами, вдалеке загрохотало и темноту неба начали прорезать небольшие молнии. А в это время, внутри хижины, Колдун продолжал выкрикивать мудрёные наборы непонятных слов. Где-то под кровлей, показалось тело кота, который оскалив морду, обнажил острые клыки и зашипел в пустоту. Над хижиной Колдуна начал образовываться воздушный вихрь, который засасывал в себя куски слабо прикрепленной к кровле черепицы, и прочий мусор, нанесённый на крышу ветром. Изо рта Колдуна пошла пена, его тело начало вращаться вокруг своей оси, и кататься вокруг жертвенного камня, по земле. Сама жертва издала протяжный девичий крик, который разнесся далеко за пределы хижины, а затем, также быстро затух в зарослях ближайших деревьев.
Внезапно, Колдун вскинул вверх руку, и в ней сверкнул кривой кинжал. Не переставая выкрикивать заклятия, он поднялся с земли, и подскочил к жертвенному камню. Одно движение рукой, и находящиеся снаружи стражники услышали дикий крик, и в этот миг откуда-то из недр дождевых туч в печную трубу хижины Колдуна, ударила молния. Во все стороны полетели куски черепицы. Стражники упали на землю, а один из них свалился с лошади, и упал в жидкую грязь болота, которое окружало хижину Колдуна со всех сторон.
В следующее мгновение, на кровлю выскочил серый кот, с горящим взором обезумевших глаз и стоящей дыбом шерстью, и кинулся куда-то в кусты, где его серое тело, исчезло среди веток, сильно разросшегося можжевельника.
А внутри хижины, среди клубов дыма, каталось по земле тело Колдуна. Окровавленный кинжал выпал из разжатых пальцев, и скрюченные руки в свою очередь начали судорожно двигаться неконтролируемым образом вокруг его тела.
Министр выглядывал из-за старого покрытого пылью сундука, куда он спрятался в момент удара молнии. Посередине хижины остался стоять только сам Владыка, по обветренному лицу которого текли слёзы. Его волосы наэлектризовались, и теперь торчали во все стороны.
На месте жертвенного камня, в месте, куда ударила молния, остался лежать только расплавленный медальон принцессы. От удара сгорела даже цепочка. Когда тело Колдуна перестало дёргаться в конвульсиях, и замерло у основания жертвенного камня, раздался резкий крик старика, и тело Колдуна подбросило в воздух, и швырнуло на жертвенный камень. Кровь старика обагрила поверхность жертвенного камня, смешавшись с кровью принцессы. Когда Владыка обернулся, его Министр уже стоял за его спиной и делал вид, как будто он и не покидал место за спиной своего хозяина. Тело Колдуна, затихло наконец, в основании камня, надписи на его теле перестали светиться, а в глазницах появилось осмысленное выражение.
-Приведи его в чувство! — Владыка указал рукой в сторону Колдуна.
Министр с опаской подошёл к Колдуну, и пошевелил ногой его скрюченное в экстазе тело. Видя отсутствие реакции на свои действия, он уже с ожесточением пнул его тело сапогом. Колдун не реагировал, и продолжал лежать в пыли, изредка конвульсивно подёргивая то рукой, то ногой.
За пределами хижины, испуганные стражники обсуждали увиденное, когда к ним присоединился упавший с лошади солдат.
Он истово молился, воздев к небу свои испуганные глаза.
-Вот же повезло нам приехать сюда, в это проклятое место! — сказал один из стражников, второй нехотя кивнул головой.
-Да что ты лапаешь его как молодую девицу, не можешь как следует растормошить эту старую сволочь! — выругался Владыка, и Министр начал уже с силой приводить в чувство Колдуна, тяжёлыми ударами боевой рукавицы.
Наконец, после нескольких серьёзных тычков, Колдун открыл веки, и в темноте хижины показались затуманенные зрачки глаз.
Колдун ухватился одной рукой за обагрённый кровью угол жертвенного камня, и кряхтя приподнялся. Колдун, переставляя трясущиеся ноги, направился к чану с водой. Подойдя к нему, он полностью опустил голову в дождевую воду, подержал её там некоторое время, а затем вынырнул из воды. После этого, он, тяжело передвигаясь, сел на свой топчан, и привалился к бревенчатой стене.
-Ну что старик, рассказывай, что ты там в своём сне увидел! – нетерпеливо начал кричать Владыка, увидев, что Колдун окончательно очнулся.
-Пускай твой раб покинет нас! — прошептал Колдун, сплёвывая тягучей слюной на землю.
Владыка кивнул головой, и Министр вышел с облегчением во двор.
Увидев шепчущихся стражников, он направился к ним.
-Приказываю вам, в замке не проронить ни слова, и забыть всё, что вы тут видели. Если я узнаю, что кто-то из вас проговорился, то лично отрежу язык болтуну! — сказал Министр, и устало прислонился лицом к седлу на своей лошади.
А в это время, внутри хижины, склонившись над столом, сидели Колдун и Владыка.
-Что ты молчишь, рассказывай, что увидел в своём видении! – спросил Владыка, вытирая рукой своё вспотевшее лицо.
-Мне привиделись далёкие горы, и один из твоих подданных с камнем в руках, а вокруг него огонь и расплавленный металл! – проскрипел Колдун в ответ.
-Ну, продолжай! – Владыка повернул своё лицо в сторону собеседника.
-Всё остальное как в бреду, пелена перед глазами, моё видение постоянно прерывали волки с горящими яростью глазами, они рвали мою одежду! — продолжил рассказывать Колдун.
-Говори яснее, что тебе поведали твои духи, забудь ты про этих волков! — поторопил Владыка старика.
-Старуха-то была права, а ты, кстати, отпустил ведьму? — спросил неожиданно Колдун.
-Я поручил это своему Министру. Он должен был её отпустить! — ответил Владыка.
-Должен был, или отпустил? — переспросил Колдун.
-Если он не сделал этого, я лично повешу его перед твоим окном, прямо здесь, на болотах, будешь каждое утро наблюдать за тем, кто посмел меня ослушаться! — продолжил Владыка.
-А ещё я увидел башню, небольшую башню, сложенную из неотёсанных камней. Это место там, где есть такая башня, а наверху на ней нарисован топор, узнай Владыка, где это, и ты найдёшь своего врага, и место, где ты его найдёшь, как-то связано с огнём и расплавленным металлом. Либо это огнедышащая гора, либо там, где металл плавится, ну а ориентиром для тебя, будет каменная башня! — закончил Колдун свой рассказ, и опрокинул внутрь себя целую кружку самоварного, давно выдохшегося пива.
-Ну смотри Колдун, если обманул меня, я вернусь тогда, и лично буду тебя пытать, перед тем как убить! А ты знаешь меня, я не пустобрёх какой, такими словами бросаться не привык! — припугнул Владыка старика.
-Я не вижу что-то старую ведьму? Я не чувствую её свободного дыхания! — проговорил в ответ Колдун, падая на свой топчан.
Владыка, в крайнем раздражении, поднялся из-за стола и направился к двери.
-Да кстати, не забудь об оплате. Я буду ждать! — крикнул хозяин жилища вслед, уже уходящему из хижины, гостю.
-Колдун, мне повторяться не пристало! — ответил Владыка.
-Смотри, я не забуду про твой долг, а если, кто и прикончит меня, придут другие, не такие добропорядочные самаритяне, как ваш покорный слуга! – проскрипел Колдун, из-за закрывающейся двери своей хижины.
-Я хозяин своего слова, захотел дал, захотел забрал назад, ха-ха-ха! — зло рассмеялся Владыка, вскочив на лошадь.
За ним, толкая друг друга, кинулись к своим лошадям, его стражники. Министр закинул ногу в стремя, подтянулся и перекинул вторую ногу через седло, последним из свиты его величества.
-Ты ведьму отпустил? — спросил Владыка Министра, когда они уже ехали в обратную сторону.
Тот, немного задумавшись, кивнул головой.
-Я всё сделал, как ты и распорядился, хозяин. Всё состряпал в лучшем виде! — ответил Министр, вспоминая вчерашний день…
За день до визита в хижину Колдуна, Владыка вызвал его к себе и распорядился: -Спускаешься в подземелье, и выкинешь ведьму на тракт, ведущий к нашему замку. Можешь с ней не церемониться, и делать всё что ты хочешь, но главное, чтобы она была жива, перед тем, как ты её отпустил на волю! — распорядился Владыка.
Министр, улыбнувшись, кивнул головой, и развернувшись, мягко ступая кожаными сапогами по каменному мозаичного полу тронного зала, вышел.
Он взял с собой для верности, а по большому счёту, как будущих свидетелей, двух охранников и кузнеца, чтобы он расковал цепь, а затем, спустился с ними в подземелье. Там, кузнец расковал все заклёпки, и тяжёлая цепь упала на пол. Ведьма, обретя свободу, упала рядом со своей цепью. Стражники подхватили её под руки, и поволокли бывшую узницу на выход. Поскольку долго нести её им было лень, дальше, они грубо поволокли тело старухи по каменным лестницам, держа её тело уже за ноги. Голова её, при этом, пересчитывала острые грани каждой ступени, оставляя клоки седых волос на каменной поверхности. Перед самым выходом из подземелья, ей на голову накинули чёрный мешок, который доходил ей до пояса, и сверху связали верёвкой её тело. Там, на заднем дворе, с другой стороны парадного въезда в крепость, ведьму забросили на телегу. Ездовой хлестнул вожжами, и телега, страшно скрипя несмазанными осями деревянных колёс, направилась к запасным воротам крепостной стены замка.
Владыка взглядом сопровождал телегу, стоя в зале, и наблюдая через окно, как тело старухи, после многолетнего заключения в подземелье замка, покидает его крепость. Первое условие Колдуна, он уже выполнил, дело осталось за вторым.
А в это время, Министр и трое охранников везли тело ведьмы в сторону леса. Он не стал бросать тело на тракте, а приказал ездовому направить телегу в дремучий лес. Когда телега въехала за первые деревья, Министр распорядился остановить телегу. Воины сбросили тело старухи на землю, и поскакали в сторону замка. Ездовой, следуя жесту Министра, развернул телегу, которая последовала за охранниками, в сторону выезда из чащобы. В лесу остались только Министр, его лошадь и старуха. Он взял её за шкирку, и поволок в сторону разросшихся кустарников колючки. Руками он начал развязывать верёвки, после чего снял мешок. На него уставились подслеповатые из-за долгого пребывания в темноте подземелья, глаза старой ведьмы.
-Слышишь старая, я сохраню тебе жизнь, но только при одном условии, что ты больше не появишься здесь никогда! — проговорил Министр, доставая из ножен свой кривой кинжал.
-Если ты согласна, кивни головой. Иначе, я убью тебя, и закопаю в землю. А перед тем, как закапывать, я забью тебе в твою впалую грудь кол, чтобы не вздумала вылезти обратно! — осыпал угрозами Министр, измождённую заключением, старуху.
Старая ведьма в ответ только сухо рассмеялась.
-Если ты пощадишь меня, ты больше меня никогда не увидишь! — проговорила ведьма, пытаясь ослабить верёвки, туго связывающие её костлявые руки.
-А что, твой хозяин такой добрый вдруг стал?
-Не твоего ума это дело, старуха. Запомни, если я тебя всё-таки пощажу, не вздумай нарушать данное тобой слово. Поклянись своей кровью, жизнью, или чем вы там клянетесь на своём ведьмовском шабаше! — сказал ей Министр.
-Я уже тебе сказала, ты меня больше здесь не увидишь! — прокашляла в ответ старуха.
Министр стал резать путы, освободив её руки, а затем, сорвал волосатую верёвку с её тела, и закинул далеко в кусты.
-Давай проваливай отсюда, старая карга! — крикнул Министр.
Ведьма, приподняв худое тело, направилась в ближайшие кусты, перед которыми она остановилась, и повернувшись, спросила: — И всё-таки, Министр, я правильно думаю про то, что ты задумал!
-Не знаю, о чём ты мне сейчас говоришь! – суетливо отвёл глаза Министр, от пристального взгляда ведьминых глаз.
-По глазам вижу, что знаешь о чём разговор! — сухо рассмеялась старая ведьма.
-Иди уже, пока я не передумал! – ответил Министр.
-Хотя ладно, при любом исходе нашего с тобой договора, если понадоблюсь, найдёшь меня в Сухой заводи, там будет мой схрон. Оставь весточку, и я тебя найду, но если всё таки осуществишь свой замысел, тебе наша встреча будет дорогого стоить! — проговорила старая Эсмеральда, и её сгорбленная спина, исчезла в кустах крапивы.
Министр, неспешна подошёл к своей лошади, и снял с седла притороченный лук с колчаном стрел.
Выудив оттуда две стрелы, он направился в сторону кустов, где исчезло тело старухи.
Убивать ведьму ножом Министр не стал, во избежание возможных проклятий, а вот неожиданно, из кустов, самое то. Старая шлюха даже не поймёт, кто и за что её убил.
-И вечно будет проклинать неизвестного ей лучника, – пролетело в голове у Министра.
Он занял удобную позицию в кустах, наложил стрелу, и натянул тетиву.
В сумерках была хорошо видна сгорбленная спина старухи, с острыми лопатками, которые при ходьбе ходили из стороны в сторону, натягивая ткань драного холщового рубища. Выждав пару мгновений, стрелок спустил тетиву. Тихий свист, и смертельное послание ушло в сторону ведьмы. Стрелок, не дожидаясь окончания полёта, заложил следующую стрелу. Негромкий вскрик, и тело в рубище упало на землю. Оказалось, что для старой измождённой старухи, достаточно было и одной стрелы…
-А, что вы изволили сказать, мой повелитель? — спросил Министр хозяина, который своим вопросом, вывел его из воспоминаний.
-Ещё раз переспросишь, выпорю! — выругался Владыка.
-Простите меня, мой господин, я ещё под впечатлением этого события! — извинился Министр за свою невнимательность.
-Сделаешь так, чтобы никто в замке не узнал, что сегодня произошло в хижине у Колдуна! Ты понял меня? — распорядился Владыка, когда они вдвоём немного отстали от остальных всадников.
-А как-же эти? — кивнул в сторону стражников Министр.
-Надо удавить их по-тихому, а лучше отравишь! Ты понял меня?
-Как не понять, будет сделано! — Министр в почтительном поклоне согнулся над гривой лошади.
-Кузнецу язык отрежешь, он ничего не видел, поэтому пускай живёт! Хорошего кузнеца ещё поискать надо! — крикнул Владыка, и пришпорил коня.
Вскоре, показались крепостные стены замка, и процессия въехала под арку главных ворот. Таможенник в почтении склонил голову перед первым Министром его величества. Сам Владыка, накинул капюшон от плаща на голову, и проехал мимо, никем не узнанным.

Люди делятся на тех, кто убивает,
чтобы выжить, и тех,
кто живет, чтобы убивать.
Типы, которым нравится убивать,
часто вступают в схватку азартно
и ожесточенно, но побеждают
обычно те, кто борется за свою жизнь.
(Грегори Дэвид Робертс)

-Айлаги! — прокричал соседский мальчик, пробегая мимо кузни, в которой Олаф с отцом ковали обручи для деревянных бочек.
Кузнец кинул рабочий молоток, и выскочил из кузни, а Олаф так и остался стоять с металлическими щипцами в руках, сжимая раскаленную болванку, предназначенную для ковки.
Олаф аккуратно положил болванку на наковальню и выглянул из кузни. К деревне, по горному склону, приближались чёрные всадники. Их было достаточно много для их небольшой деревни, в которой проживал Олаф со своими родителями. Среди хижин, сразу забегали селяне, несколько семей благоразумно кинулись в примыкающий к хижинам лес, скрываясь от незваных гостей. Несколько всадников, с гиканьем пронеслись мимо хижин, пуская на скаку стрелы в те стороны, где ими были замечены двигающиеся фигурки селян. Кузнец подхватил ржавый молот, лежащий во дворе, и кинулся за плетень, а его жена, схватив двоих дочерей, скрылась в своей хижине. Олаф проигнорировал требование матери, укрыться в кузнице и не показывать оттуда носа, и кинулся было вслед за отцом, но был остановлен запрещающим жестом кузнеца, после которого, он повернул назад, и всё-таки спрятался в кузне. Кузнец, пригибаясь к земле, прокрался в сторону соседней хижины, в которой один из горных кочевников только-что зарубил мечом хозяина, и уже вытаскивал из хижины небогатую добычу. Отложив в сторону своё оружие, он нагружал лошадь награбленным добром, и не заметил кузнеца, который подкрался сзади. Услышав шорох, он обернулся, и тут же получил удар молотом себе в грудь. Послышался треск ломающихся костей, и струя ярко-красной крови, вылетела изо рта мародёра. Он хотел было крикнуть, но вместо крика, из горла донесся клокочущий звук. Одной рукой схватившись за сбрую лошади, он не удержался на ногах, и упал вниз, под пузо своего же коня. Тот всхрапнул, и, втаптывая лицо своего бывшего седока в грязь копытами, понесся по узкой улочке поселения. Кузнец забрал у поверженного саблю, и кинул её в сторону своей хижины. Олаф на коленях подобрался к оружию, и потащил его в кузню. За всем этим, из хижины, с ужасом наблюдала жена кузнеца, закрывая своих дочерей, грязной ветхой тряпкой. Завидев скачущего коня без седока, на протоптанную дорожку ворвались ещё двое всадников, которые осыпали стрелами ближайшее хижины. Кузнец выскочил из-за плетня, и практически без замаха, саданул своим окровавленным молотом одного из всадников, который от удара сорвался с седла, перевернулся через круп лошади, и приземлился в грязь, точно на свою голову. Раздался хруст шейных позвонков, и всадник умер раньше, чем его задница в затёртых холщовых штанах, коснулась земли. Второй всадник, завидев такого достойного противника, поднял коня на дыбы, и направил его в сторону кузнеца. Кузнец отпрянул в сторону. С другой стороны поселения прилетела стрела, которая воткнулась в бедро молотобойцу, и кузнец завалился на один бок. Всадник всадил ещё две стрелы, одну в грудь, а вторую прямо в горло кузнеца, изо рта которого, тут-же хлынула кровь. Мёртвый кузнец разжал руки, и на землю упал его молот. Следом, на узкую улочку, ворвались ещё несколько всадников, сметая всё на своём пути. Они спешились с коней, и в злобной решимости направились потрошить хижины селян. Один из них, выволок на дорожку мать Олафа, которую он тащил за волосы, в другой руке он зажал косы девочек, которые в плаче бежали за ним. Олаф не сдержал гнева, и выскочил из кузни с кривой саблей наперевес, которую он только что, подобрал с земли. Не ожидавший нападения кочевник, не успел вынуть свой меч, и Олаф неумелым ударом сабли, раскроил ему лицо. Кочевник выронил косы маленьких девочек из руки, и выхватил свой кинжал. Одной рукой он прижимал окровавленное лицо, из которого хлестала кровь. В гневе, он кинулся к Олафу, но тот отскочил в сторону, и ткнул саблей кочевника прямо в ногу. Тот, споткнувшись опрокинулся на бок. Олаф с ненавистью нанёс удар ему прямо по лицу, разделяя пополам и без того страшное лицо басурманина. Олаф начал в исступлении рубить тело врага, во все стороны летели ошметки тела, и лоскуты окровавленной одежды. Остальные кочевники, были заняты каждый своим нехитрым делом, и за грабежом, они не сразу увидели, как поступили с их подельником. Всадники, потроша все хижины подряд, приблизились к месту, где Олаф зарубил одного из них.
-Эй посмотри, что устроила здесь эта проклятая деревенщина! — крикнул один из кочевников.
На его возглас, с одной из хижин, с окровавленным мечом в руке, вышел предводитель шайки. В другой руке, он тащил неподъёмный мешок скарба, который он с трудом забросил на свою лошадь. Затем он неторопливо направился в сторону, где стояли трое кочевников.
-Посмотри Ангус, кто-то из селян, так жестоко обошёлся с нашим верным другом, а ведь среди нас, он лучше всех у костра, пел свои весёлые походные песни! — проговорил один из кочевников, а затем, носком сапога перевернул тело убитого, и вгляделся в его лицо.
-Туда ему и дорога, похотливому псу, всегда и везде шёл за своим ненасытным передком! — сказал Ангус, — но это дела не меняет, нельзя оставлять никого в живых, после проявления такого ко мне неуважения. Убейте всех, а их проклятую деревню сожгите!
-Будет сделано, атаман! – громко произнёс один из разбойников, обнажая своё оружие.
-А вон на той башне, на горе, в назидательных целях, прибейте пару трупов! — распорядился главарь, и отправился к следующей хижине.
В поселении поднялась суматоха, отовсюду неслись крики. Кочевники не щадили никого. Вскоре, протоптанная среди хижин дорожка, была завалена трупами селян, с которых текла ручейками кровь, собираясь в небольшие лужицы, в ямках от копыт лошадей бандитов.
Олаф, поглядев на творящийся ужас, крепче сжал кривую саблю, и крадучись направился к родной хижине. Там, один из кочевников до сих пор потрошил сундуки, и так увлекся добыванием тряпья из деревянных хранилищ, что в пылу грабежа, даже отложил саблю, и не заметил, как к нему сзади подкрался Олаф.
Сын кузнеца размахнулся, в этот самый момент, грабитель как будто почувствовал опасность, резко развернулся, и тут-же отпрянул в сторону. Олаф рубанул саблей наотмашь, и отрубил кочевнику ухо. Брызнула кровь, кочевник схватился за лицо, второй рукой выхватив кинжал из ножен, висевших на поясе, и ткнул им в сторону Олафа. Сабля была длиннее кинжала, вторым ударом, мальчик отрубил кисть, которая сжимала оружие. Дикий вопль раненого пронёсся по всей деревне. Олаф в каком-то неистовстве рубил саблей мародера, и не остановился, пока у его ног не оказалась куча, из окровавленных кусков мяса. В процессе ожесточённой мести, он не заметил, как сзади к нему подкрался другой кочевник, и ударил его по голове ручкой от меча. В глазах Олафа потемнело, и он провалился в небытие.
…и вот он уже опускает молот на раскалённую полосу металла, и из-под ударов, выходит красивая дымящаяся заготовка под меч. На раскалённой поверхности проступают сквозь огонь какие-то знаки, целые фразы на незнакомом ему языке. Кто-то опускает руку на его плечо, ткань рубахи дымится от этого прикосновения, Олаф поворачивает голову, в надежде рассмотреть, кто стоит сзади. Но тут, прямо в его лицо, с заготовки брызгает раскалённый металл…
Очнулся он от того, что кто-то из бандитов, плеснул ему в лицо водой из деревянного чана. Вокруг стоял непрекращающийся галдёж, хижины уже практически все горели, распространяя чёрный дым, который стелился по земле поселения, и постепенно утекал в сторону гор. В живых кочевники никого не оставляли, только Олаф лежал связанный во дворе хижины, да несколько молодых девочек и парней сидели кучей, посреди дороги. Рядом с Олафом, расположился один из кочевников, и как только он открыл глаза, тот позвал своего главаря.
-Ангус, он очнулся, иди посмотри на нашего героя! — смеясь проговорил он.
Вскоре раздались шаги, и перед Олафом возникла фигура главаря, который наклонившись, потрепал рукой по лицу Олафа.
-Так это ты, герой, карман с дырой! Где так ловко научился обращаться с оружием, а, деревенщина? — спросил он, берясь рукой за подбородок, и поднимая голову Олафа.
Тот в горячности плюнул сгустком крови в ненавистное лицо бандита.
-Смотри какой горячий! — рассмеялся тот, и внезапно ударил рукой по лицу молодого Олафа, — я, пожалуй, не буду тебя убивать, а продам тебя на рынке рабов, в Агробе, какому-нибудь стареющему извращенцу! – смеясь, проговорил предводитель.
-Вяжите его, и грузите на лошадь, он поедет с нами! — прокричал Ангус.
Олаф в яростном порыве, попытался разорвать путы, но получил чувствительный удар кожаной плёткой промеж лопаток.
-Зверёныша свяжите хорошенько, чтоб не сбежал, а то, того и гляди, своим яростным взором, верёвки пережжёт! — добавил предводитель, усмехаясь.
-Молодых девок тоже забирайте, возьмём за них золотом! — распорядился предводитель, направляясь к своей лошади.
Подельники дружно разбежались по хижинам. Ото всюду доносились крики и ржанье лошадей, всех молодых девушек и юношей, связав одной толстой верёвкой, привязали к крупу лошади. Закинув награбленное добро, каждый на свою лошадь, караван кочевников двинулся в путь. Олаф, как самый буйный, висел переваленный через круп лошади, и наблюдал, как разгорается огонь, на месте их бывшей кузни и близлежащих хижин. Вскоре, дым скрыл за собой, все горящие хижины их деревни.
Караван из кочевников и невольников, двинулся по горной тропе. Тропинка была хорошо видна в свете разгорающегося пожарища их родной, теперь уже бывшей деревни. Олаф проводил взглядом селян, чьи тела были прибиты к стене башни, которая стояла наверху селения, как и приказал ранее, предводитель кочевников Ангус. Он сам, ехал впереди процессии, а за ним, ехали его подельники, и последними на привязи, плача и причитая, плелась вереница молодых девушек и юношей, приготовленных для последующей продажи на рынке рабов, в неизвестной для Олафа Агробе. Руки Олафа затекли, и он начал ворочаться на крупе лошади, в надежде восстановить кровообращение конечностей. Однако, это плохо ему удавалось. Караван медленно передвигался по горной тропе. Двигаться по ней была задача не из лёгких, поэтому, через какое-то время, когда на землю опустились сумерки, и по горной тропе дальше стало опасно передвигаться, караван остановился, и расположился на отдых. Всех связанных, будущих рабов, согнали в одну общую кучу, где пленники, прижавшись спина к спине, начали греться. Олафа тоже сняли с лошади, и кинули кулём в общую кучу пленников. Вскоре захотелось есть, но не один из кочевников не додумался прихватить снеди для пленников, и поэтому кормить их никто не собирался. Олаф прижался спиной к кому-то из будущих рабов, и попытался уснуть. Скоро, стало совсем темно, Ангус расставил спереди и сзади каравана постовых. Остальные кочевники расседлали своих коней, сняли седла, на которые и улеглись на землю. У каждого из бандитов, было с собой припасено шерстяное, свёрнутое в рулон, одеяло, в которые они и закутались. Вскоре, согревшись, все разбойники уснули. Над тропой раздался храп. Олафу не спалось, и он стал шевелить руками в надежде ослабить путы. Вдруг, что-то заставило его встрепенуться, в кустах, которые прилегали к горной тропинке, на которой остановился караван, показались пара горящих в темноте глаз.
Олаф в ужасе поёжился, вспоминая свою первую встречу с серыми хищниками на той, такой далёкой теперь охоте. Вскоре, светящихся глаз стало на порядок больше. Животные стали окружать спящих людей, и делали они это практически бесшумно, поэтому оба постовых и не подумали поднять тревогу, они надеялись на то, что в центре каравана для отпугивания лесных хищников, разожгли небольшой костёр, в котором потрескивая, горели поленья.
Сначала, куда-то подевался один из дозорных впереди каравана, затем последовал небольшое вскрик, и шум падающего копья на каменистую тропу. Второй постовой, просто исчез в темноте, не издав ни звука. Волки кинулись одновременно со всех сторон, раздались крики ужаса разбуженных разбойников, и звон металла. Ангус вскочил со своего седла, выхватил кривой ятаган, и кинулся самую гущу кровавой схватки. Ему удалось зарубить первого волка, который кинулся на него из кустов. Но и сам он пострадал, второй волк кинулся ему на спину, сзади и вцепился ему в тело своими огромными клыками. Разорвав плоть, он выплюнул кусок мяса в сторону, и кинулся опять, но его встретил металл обнажённого ятагана. Разрубленное на две части тело хищника полетело на землю. В стороне, несколько волков разрывали на части одного из кочевников. Один волк из стаи, кинулся к пленникам, перегрыз верёвку и потащил её конец в сторону кустов. Поднялся девичий визг и крики молодых парней. Увидев, что его добычу утаскивают в кусты, а попросту, уводят прямо из-под его носа, Ангус зажав страшную рану рукой, кинулся в сторону волка, но на его пути встал огромный серый хищник, который сверкая глазами зарычал, и пригнувшись двинулся по каменистой тропе, в его сторону.
Из темноты, освещаемой только практически уже догорающим костром, доносились крики и хруст костей, часть наёмников уже лежала справа и слева от тропы, в окровавленной одеждах, со смертельными ранами. Там же лежало несколько убитых кочевниками волков. В темноте, было непонятно на чьей стороне находится удача. Олаф, пользуясь тем, что все кочевники были заняты схваткой, начал судорожно двигать руками, пытаясь развязать узел, который связывал его руки. Вскоре узел немного ослаб, и он смог практически освободиться от пут. Брошенный всеми костёр, который никто не подпитывал дровами, стремительно затух, и темнота окончательно поглотила тропу. Теперь, никто не мог разглядеть и половины происходящего на горной тропе. Ориентироваться приходилось только по звукам, доносившимся со всех сторон. Звон металла, крики ужаса, вой и рычание, перемешались между собой, превратившись в один невообразимый шум. Олаф уже освободил свои руки, и практически на ощупь, пополз по тропе. В этот момент, что-то заставило его поднять голову. В упор, на него смотрели глаза серого хищника. Старый, знакомый Олафу ещё по охоте, волк, показал мордой в сторону кустов, указывая путь, затем развернулся, и мягко ступая на лапах, двинулся в сторону от тропы. Олаф на четвереньках пополз за ним. Вскоре, звуки схватки остались далеко позади, но волк, не останавливаясь, шёл вперёд. Олаф приподнялся с тропы, и уже в полный рост пошёл вслед за ним. Прошло ещё немного времени, прежде чем Олаф и волк окончательно удалились от места схватки, и они очутились на склоне горы. Волк показал мордой на чернеющий свод, на склоне одной из гор. Олаф направился туда. Волк шёл перед ним, постоянно оглядываясь и убеждаясь в присутствии Олафа, который послушно шёл за своим серым спасителем. Вскоре, Олаф практически уже побежал за волком, который вывел его к пещере. Под каменным сводом, было тепло и сухо, мальчик с опаской заглянул внутрь. В пещере было пусто, он зашёл внутрь, а волк сверкнул глазами, развернулся и затрусил прочь, в сторону, где всё ещё продолжалась схватка.
Олаф устало присел на один из камней, и привалился спиной к влажной стене пещеры. Там он не заметил, как провалился в сон. Во сне, он опять ковал оружие. Ковал в очередной раз, не просто оружие, а меч воина. Одно из самых дорогих в процессе изготовления, изделие. Эту работу делал его отец для воинов, очень редко, по специальному заказу, только по одному ему ведомой процедуре, с применением хитрых порошков, насыпанных в горшочки, расставленных в его кузне, по углам. Он начинал в своё время учить мальчика, но так и не успел закончить обучение молодого Олафа кузнечному делу. За время, что он провёл в кузне, он познал только основы кузнечного дела, не дошел, конечно, до тонкостей искусства ковки мечей, и прочего серьёзного и дорогого оружия, но суть процесса он усвоил через свои мозоли и солёный пот.
Когда утомлённый поездкой на крупе лошади Олаф открыл глаза, снаружи пещеры уже вовсю светило солнце. Вход в пещеру, перекрывая свет, загораживала фигура человека в плаще, и с посохом в руке, около которого сидел его серый спаситель-проводник. Олаф метнулся в сторону, но рычание волка остановило его на месте.

Часть 2: Горбун

Чтобы найти иголку в стоге сена,
достаточно сжечь сено и
провести магнитом над пеплом.
(Бернар Вербер)

-Без волчонка не возвращайся, ты понял меня!? — произнёс Владыка, выплёвывая косточку от персика, в сторону склонившегося перед ним в почтительном поклоне предводителя отряда стражников.
-Понял ваше высочество! — в поклоне проговорил стражник, и не поднимая головы попятился назад, к выходу из тронного зала.
Вскоре, внизу заскрипели решётки главного въезда, и отряд конных стражников двинулся через арку ворот, на внешнюю сторону крепостной стены.
Министр стоял около окна своей кельи, и наблюдал, как под аркой исчезают спины всадников отряда по поиску волчонка.
-Что же должно было измениться? — подумал Министр, ещё раз прокручивая предсказания Колдуна, и тот факт, что он, в нарушение указания Владыки о судьбе ведьмы, всё-таки убил тогда её в лесу.
-А проклятый Колдун, как будто знал, что он так поступил, надо было его сразу же вслед за ритуалом, прирезать на том проклятом болоте! — подумал про себя Министр, и отошёл от окна, в глубь помещения.
Там, в углу он позвонил в колокольчик, шнур от которого висел на стене, прикрытой шторами. Где-то внизу прозвучал звон, и через некоторое время из тайной двери, в каменной стене, появился его личный ординарец.
-Знаешь, что, любезный, а позови-ка сюда королевского шута! — отдал распоряжение Министр, и слуга скрылся за шторами.
Вскоре, гардины заколыхались, и из-за них показалась сгорбленная природой фигура горбатого клоуна.
Министра передёрнуло. Вид его был настолько отвратительным, насколько мерзким было выражение его уродливого лица.
-Звали, хозяин! — склонился ещё ниже, в почтительном поклоне, Горбун.
-У меня к тебе будет одно важное поручение! — проговорил шёпотом Министр.
-Приказывайте хозяин! — Горбун достал перо и пергамент.
-Никаких записей, дело будет настолько секретным, что одно слово, упорхнувшее на гусином пере, что ты держишь в руке, и нам обоим будет обеспечено надолго место, в подземелье этого замка! — проговорил предупреждающе Министр, указывая взглядом на писчие принадлежности, в руках слуги.
-Я понял, хозяин! — Горбун убрал всё в карман своего старого потрёпанного камзола.
-Никого с собой не бери, и не вздумай никого посвящать в детали поручения, которое я тебе сейчас изложу! — прошептал Министр, подойдя к двери, и отворив её, выглянул из кельи.
Убедившись в отсутствии посторонних, он со скрипом закрыл дверь, и подошёл к шуту.
-Знаешь где живёт старый Колдун на болоте? — спросил шута Министр.
Тот согласно кивнул головой.
-Возьми всё, что тебе необходимо, затем поедешь на болота, и убьёшь старика, ты понял меня? — шептал Министр в разорванное ухо Горбуна.
Тот в согласии кивал головой.
-Было бы идеально, если бы всё было похоже на естественную смерть, или допустим на самоубийство, при каком-нибудь его очередном магическом ритуале!
Горбун кивнул головой, и хитро посмотрел на своего хозяина.
-Да знаю, знаю, чего хочешь, в довершение оплаты, отдам тебе её. Пользуйся, но только после того, как выполнишь моё секретное поручение!
Горбун в почтении поклонился, и стал пятиться задом, в сторону потайной двери.
-Да, времени тебе на это, два дня! — вдогонку проговорил Министр, когда тело шута уже исчезло за гардинами.
Затем скрипнула дверь, потянуло сквозняком, и гардины приподнявшись, от сквозняка, вернулись на своё обычное место.
В приподнятом настроении Министр направился к столику, и налив из бронзового кувшина вина в бокал, опрокинул его внутрь. Следом, за вином, последовала вишенка, лежавшая среди себе подобных, на бронзовом подносе в тарелке.
Выплюнув косточку в окно, Министр развалился в кресле, и стал наблюдать, как во дворе маршировали солдаты его величества.
-Зачем он их постоянно муштрует? — спросил сам себя Министр, — вот был бы я владыкой, я бы их занял настоящим делом!
-Ты за всё мне заплатишь, проклятый кровопийца, за все мои унижения и страдания! — он с яростью посмотрел на плётку с пятнами засохшей крови, которая лежала рядом с подносом.
Второй бокал вина растворился во внутренностях Министра, несколько охладив его воинственный пыл.
Министр подошёл к шнуру, и дёрнул за него, внизу раздался звон колокольчика.
-Приведи ко мне какую по моложе, из последней партии рабынь. Только чтобы новенькая была! — распорядился Министр, опрокидывая очередную порцию вина, и закидывая сверху несколько вишен.
Ординарец с почтительным поклоном удалился, выполнять поручение своего хозяина.
Взяв в руки плётку, он стал ждать очередную рабыню, коих из последнего похода мытарей, пригнали превеликое множество.

С человеком происходит то же, что и с деревом.
Чем больше стремится он вверх, к свету,
тем сильнее тянутся его корни к земле,
вниз, во мрак, в глубину, во зло

Олаф сидел за столом, и ложкой хлебал из деревянной миски, наваристый бульон. Напротив, за столом, расположился хозяин хижины, в которую он и привёл мальчика. Мужчина сопровождал его из пещеры, и теперь, сидел напротив него с каменным выражением на лице, и наблюдал, как Олаф поглощает его похлёбку. Около входа в хижину, лежал огромный мохнатый пёс, который положил свою морду на лапы, и не сводил взгляда с мальчика. Жилище, представляло из себя, одноэтажное строение с чердаком, на стропилах которого, были развешаны пучки сушёных трав, а на полках были расставлены стеклянные пузырьки с различного цвета жидкостями и разнообразными порошками. Дождавшись, пока Олаф закончит с похлёбкой, мужчина пододвинул в его сторону деревянную кружку, наполненную сваренным из ягод напитком. В углу, над очагом висел котёл, в котором и бурлила та самая похлёбка, которую сейчас уничтожал Олаф. Когда мальчик прикончил и ягодный напиток тоже, мужчина приподнялся из-за стола. На его движение, тут же встрепенулась собака, и вскочила на лапы, в ожидании команды хозяина. Но тот промолчал, и направился в соседнюю конуру. Там стукнула об пол деревянная крышка старого сундука, и мужчина вернулся обратно, бросив на стол перед мальчиком штаны и такую же старую холщовую рубаху.
-Тебе должно подойти! — сказал он грубым голосом, положив сверху одежды кожаный плетёный ремешок.
Собака опять положила морду на свои мохнатые лапы, и продолжила наблюдать за хозяином.
-Ложись сегодня пораньше, завтра нам рано вставать! — проговорил мужчина, указывая рукой на топчан, накрытый медвежьей шкурой.
-Спать будешь здесь! — проговорил он, снимая с вбитого в стену гвоздя, плащ.
Накинув его на себя, он направился на выход из жилища.
Скрипнув, отварилась входная дверь, и мужчина вышел наружу. За ним, сорвалась и его верная собака.
Несмотря на одолеваемое им любопытство, Олаф вытер потное от горячей похлёбки лицо тряпкой, лежавшей на столе и с наслаждением, разлёгся на топчане. В очередной раз, серый хищник спас его от неминуемого рабства, от судьбы раба, и эта же самая судьба привела его в новый дом. Лёжа на топчане, он вспомнил свою прошлую хижину, в которой, его наречённый отец, обучал его кузнечному мастерству. Прошло немало времени, пока он подружился с сельскими детишками, и смог безопасно выходить из хижины. Затем, прошло ещё время, пока соседские дети перестали звать его чужаком, и приняли в свою разношёрстную компанию. И вот теперь, опять новый дом, неизвестное будущее, непонятный посторонний человек, и ещё более непонятный для него, серый волк.
Он не знал ни отца, ни матери, не знал где и когда родился. Его постоянно терзали многочисленные размышления, кто он такой, откуда взялся, и какое предназначение начертано ему на небесах.
После сытного обеда и собственных мыслей, его сморило в сон.
Опять, во сне, он сам, лично своими руками, ковал меч. Заготовка под клинок не получалась, выходила кривая загогулина, и совсем не того цвета, какой должна была быть после нагревания её в печи. Молот был тяжёл, а металл хрупким. Как получить то, что он хотел выковать? На деле, получалось всё что угодно, но только не красивый и острый меч…
Олаф открыл глаза, за столом уже сидел хозяин хижины и ел. Отрывая кусками хлеб, он макал кусочки в соус и пережевывая, запивал мякиш варёным компотом.
-Вставай, пора завтракать, и приниматься за дело! — проговорил хозяин хижины, указывая на миску, которая стояла напротив него.
Олафа не надо было просить дважды, он опустил ноги на пол, и встав, направился к столу. Быстро опустошив полную миску еды, Олаф накинул новую рубаху, подпоясался ремешком, и направился во двор. За дверью хижины было ещё темно, День пока не вступил ещё в свои права, и его солнечные лучи, прятались где-то далеко, за вершинами гор.
-Иди сюда, и помогай мне! — проговорил хозяин хижины, и взял с земли колун, стоявший около деревянной чурки.
Рядом уже лежали куски деревьев, которые необходимо было порубить на куски, для того чтобы можно было спалить их в очаге хижины. Олафа не надо было учить работать. За всё время, проведённое им в кузне, он стал выносливым, терпящим жару и холод, молодым подмастерьем, поэтому он без лишних вопросов, сразу принялся за работу.
Солнце ещё не заняло своё место посредине небосвода, а заготовленные стволы деревьев были уже все попилены большой лучковой пилой и разрублены колуном, а дрова уложены в штабель, около стены.
Хозяин хижины присел на колоду для рубки дров и проговорил:
-Хочешь узнать, кто были твои родители?
-Олаф от удивления выронил несколько поленьев, которые он нёс для укладки в поленницу, и с удивлением поглядел на мужчину.
-Какое тебе дали имя в твоей деревне? — спросил он у мальчика.
-Меня нарекли Олаф! — гордо ответил подросток на вопрос хозяина хижины.
-Ну, в таком случае, меня зови Бенедиктом! — вытирая пот со лба проговорил хозяин хижины, — ладно, пойдём чего-нибудь перекусим, мы это с тобой заслужили!
Бенедикт поднялся, и направился к хижине.
-А откуда, вы знаете моих родителей? — спросил Олаф, когда они уже сидели за столом в хижине, и попивали горячий грог, сваренный Бенедиктом.
-Я много чего знаю, мальчик, и часть своих знаний могу передать и тебе. Если будешь хорошо меня слушать, и служить мне. А потом, ты узнаешь всё. Кто были твои родители, и за что их так жестоко убили! А пока допивай свой грог, и мы пойдём с тобой работать дальше!
Олаф торопливо стал откусывать куски от засохшего пирога, лежащего на столе, и запивать их горячим грогом. Когда с едой было покончено, Бенедикт встал из-за стола, и надел плащ, который висел на стене. Сверху он надел пояс, на котором болтались ножны с коротким мечом.
-В лесу здесь бывает не спокойно, я думаю ты уже это заметил! — ответил Бенедикт на немой вопрос Олафа, — возьми себе вон там, короткую пику!
Олаф подошёл к стене, где среди лопат и вил, стояло короткое копьё с металлическим наконечником на конце.
Примерив его в руке, он пошёл догонять Бенедикта, который уже вышел на улицу, и направлялся в сторону леса.
Отойдя немного от хижины, Бенедикт остановился около деревянного идола, фигура которого возвышалась над деревьями, поскольку была установлена на большом, покрытым мхом камне.
-Знакомься, это хозяин всех окрестных мест! Почитай его, и поклоняйся ему! Я знаю очень много, и умею, и некоторым вещам могу научить тебя. Тебе остаётся только слушаться меня во всём, и исполнять мои наставления, и тогда, ты узнаешь, кто виноват в смерти твоих родителей. А затем, даже сможешь им отомстить, если захочешь конечно! Слушай меня и выполняй досконально, все мои наставления и поручения! Для начала, мы подберём тебе оружие, которое ты будешь носить везде с собой, а потом, я научу тебя им владеть! Сейчас оружие, намного важнее чем слово. Мы находимся в лесу, а кругом наступают неспокойные времена. Ты видишь, что происходит — сначала убили твоих родителей, потом сожгли твою деревню, затем разграбили следующую деревню, в которой ты жил, а после превратили её в пепел и золу! В мире творится очень много зла. Поэтому, если ты хочешь в этом мире и дальше не просто существовать, а жить в полную силу, приготовься быть таким же злым и сильным человеком, а иначе тебя сожрут, а твой пепел развеют по ветру! Ты понял меня Олаф?
-Я понял Вас, Бенедикт. Я очень понятливый, и способный к обучению! — высокопарно ответил мальчик.
-С этого дня, у тебя начнётся новая жизнь, если ты, конечно, согласен, отказаться от всего старого, что раньше окружало тебя. Нас ждут с тобой великие дела! Сейчас иди в хижину и подумай, а когда полностью будешь готов принять что-то новое, и отказаться от всего старого, приди ко мне с окончательным решением. А теперь иди, жду тебя завтра утром. Если откажешься, я отведу тебя назад, и мы забудем о нашей встрече! — проговорил Бенедикт.
Олаф взял в руки копьё, и направился в сторону хижины.
-Куда это он собрался меня отводить назад, в пещеру или на пепелище? — спрашивал Олаф сам себя, и не находил ответа, но этот вопрос Бенедикту он задавать не стал.

… на охоте, как и в жизни,
Главное — уметь ждать.
(Нил Гейман)

-Что будем делать капитан? — проговорил один из всадников, когда отряд по поиску волчонка, остановился у подножия горы.
-Наши люди устали, и они хотят жрать. Прошу сделать привал, сколько можно месить грязь копытами?! — возмущённо спросил один из всадников, командира поискового отряда.
-Мы уже плутаем несколько дней, а результата нет. Мы даже примерно не напали на след этого проклятого мальчишки! – охотно поддержал всадника другой, ехавший немного поодаль.
-Ладно, делаем привал, но только для того, чтобы перекусить самим и накормить лошадей! — разрешил командир отряда.
Обрадованный всадник, отъехал от командира, и передал распоряжение об отдыхе.
Как только, показалась небольшая опушка, с журчащим где-то среди кустов, ручьём, отряд остановился на привал.
Всадники устало начали спешиваться, и уже пешком, направились в сторону небольшого ручья, который протекал неподалёку от временной остановки.
Кто-то стал поить коней, кто-то скинул запылённые доспехи. Недолго думая, большинство воинов расположились прямо в дорожной грязи. Искать сухое и чистое место не было сил. Всадники расселись кружком, и начали открывать переменные сумки. На белый свет появилась вяленая колбаса, куски высохшего хлеба и два кувшина, запечатанные сургучом. Командир дополнительно извлёк из своей сумы два козьих бурдюка, наполненные вином. Время на перекус пролетело мгновенно, и вот уже звучит команда: «Подъём», а воины опять лезут на своих лошадей. Старший отряда махнул рукой, и вереница всадников, потянулась вверх, по горной тропе, дальше.
-Наш ориентир, каменная башня с изображением двух топоров! — напомнил всем командир отряда, и вереница всадников, двинулась вверх по узкой и извилистой горной тропе. Из-под копыт лошадей, вниз посыпались мелкие камни. Местами падали и крупные, уменьшая, и без того узкую ширину горной тропы. Но, несмотря на это, отряд неуклонно продолжал свой путь наверх. Вот, невдалеке показалось небольшое поселение, и в лёгкой дымке, всадники увидели несколько хижин, прижатых друг другу, на склоне одной из гор. Подъехав поближе, командир отряда увидел старого пастуха, который пас горных коз на одном из склонов.
-А что старик, здесь в округе есть где-то каменная башня с изображением топора, а может и топоров? — спросил он у пастуха.
Старик пожевал беззубыми дёснами стебелёк крапивы, и помотал головой.
-Здесь, вы такую башню точно не найдёте. Сколько лет живу, и не помню, чтобы кто-то, где-то поблизости строил башни! — ответил пастух, опасливо прижимая к себе пастуший кнут.
Разочарованный командир пришпорил лошадь, и двинулся дальше, мимо хижин. Из прилегающих к поселению кустов, вереницу всадников сопровождали испуганные глаза обитателей горного поселения.
Миновал ещё один день бесполезных поисков, поэтому, когда уже совсем изможденные путники, уже лежали на своих сёдлах, было решено остановиться на длительный привал. Всадники практически падали с сёдел вниз, сил расседлать и стреножить лошадей уже не хватило, поэтому наскоро перекусив, и даже не выставив охранение, все провалились в глубокий сон. Наутро, стуча зубами от холода, покрытые росой всадники, с трудом продирая опухшие от холода глаза, начали бегать вокруг лошадей, подпрыгивать и хлопать руками по бокам, пытаясь согреться. На скорую руку, перекусив вяленым мясом, и залив всё это красным вином из бурдюков, командир дал команду двигаться дальше, и первым запрыгнул на свою лошадь. Пришпорив коня, он поехал вверх по тропе, за ним, не спеша потянулись остальные члены его отряда. Ехали практически до следующей темноты, по пути, не встретив больше ни одного поселения. Не было не только башни, даже просто хижины. Места были сплошь дикие и не обжитые. Вскоре, началась роптание, командир как мог, пытался поддерживать дисциплину в отряде, но солдаты уже вконец устали, и плохо поддавались указаниям своего капитана.
Наконец, на одном из горных склонов, показалось поселение, капитан пришпорил коня, и поскакал быстрее. Вскоре, он уже ехал между хижинами, по утоптанной дороге. Увидев сидящего около одной из хижин, старика, командир подъехал к нему и свесившись с лошади, спросил: -Эй старик, вижу давно ты здесь сидишь. Подскажи, где тут по окрестностям есть башни из камня, а наверху нарисованные топоры?
Старик пожал плечами, и щуря подслеповатые глаза, покачал головой.
-Не спрашивайте его, он вас не слышит. Он глух, как старый тетерев! — донеслось сбоку.
Командир обернулся на звук голоса. Около ближайшей хижины, стоял маленький мальчик.
-Тогда может ты расскажешь мне, где можно здесь встретить каменную башню с топорами наверху!
-Башня была вон там! — указал мальчик рукой в сторону утёса, — мне папа рассказывал, что там грабители разграбили деревню, и там на башне висят два страшных скелета! — с озорством в глазах, проговорил маленький мальчик.
-Кто из старших есть в хижине? — строго спросил командир словоохотливого мальчугана.
На звук его голоса, из хижины показалось взволнованное лицо женщины, которая выбежала, и схватив маленького мальчика, потащила его назад, где испуганно замерла на входе в хижину, прижимая к себе ребёнка.
-Где твой сын, видел башню с двумя скелетами наверху?
Женщина ткнула рукой в сторону.
-По этой же тропе, проедете полдня, там увидите место, где раньше была деревня. Там и башня стоит рядом. Нехорошее там место, проклятое злыми духами. В такие места, нам соваться без надобности. Мы всегда обходим это место стороной, и вам не советую, если не хотите неприятностей! – быстро проговорила женщина из хижины.
-А что не так, с этим местом? — спросил командир.
-Нехорошее там место. Наши старики говорят, что там выжженная огнём духов, земля, и кто там побывает, потом бесследно пропадает! — с неподдельным ужасом проговорила женщина.
-Ладно, пугать да поучать, мужа своего будешь, если он у тебя, конечно, есть! — командир не стал больше слушать бредни запуганной селянки, и пришпорив лошадь, направился к своему отряду.
-Ну что, молодцы, поспешай за мной. По-моему, мы у цели! — подбодрив своих солдат, он поскакал по горной тропе наверх.
Обрадованные новостями, полученными от своего командира, всадники поспешили за ним.
Буквально на исходе светового дня, отряд уже подъезжал к указанному женщиной месту. Наверху, как она и рассказывала, стояла башня из необработанного камня, а наверху висели два скелета, в истлевшей от времени одежде. На путников, сверху взирали пустые глазницы выбеленных солнцем и ветром, человеческих черепов. Посреди более-менее ровного места, когда-то располагалась заброшенная деревня. Невдалеке от башни, стояли несколько остовов сгоревших хижин. Около самой тропы находился небольшой кратер выжженной земли. Всё место практически заросло кустарником, за исключением самого кратера, в котором не росло даже былинки.
-Ну и что делать теперь, командир? Вот она башня, вон топоры, нарисованные на ней. Деревня то того, закончилась деревня, причём очень давно, и где теперь нам искать этого проклятого мальчишку? — проговорил подъехавший ближе всадник.
Командир задумался, сидя на коне и наклонившись к гриве.
-Возвращаться в замок пустым, Владыка запретил. Надо что-то было делать, взять любого мальчишку, который первым попадётся на дороге, убить его и приволочить в замок? Так кто-нибудь из отряда обязательно расколется, не сразу, так в таверне, после обильных, таких обычных для них, возлияний, и тогда верная смерть в страшном подземелье, куда Владыка бросал своих врагов. Никто ещё пока, не выходил оттуда, кроме этой проклятой старухи, которую они провожали давеча в лес. Это был единственный раз на памяти солдата, когда хоть кто-то выходил из этого проклятого подземелья. Он так и думал, что после последних событий, их отряду не видать удачи!
Командир замер в одной позе, опустив подбородок на кулак своей руки, которой он подпёр голову.
На ум не приходило ни одного более-менее разумного решения, поэтому командир отряда, дал указание своим солдатам продвигаться дальше, до первой встречной деревни.
-Эх, надо было расспросить селян, о том, куда после пожара все подевались, исключая конечно тех двух, которые до сих пор висели на башне! — раздосадовано подумал командир, но возвращаться назад отряду не было никакого смысла.
-Ведь судя по разговорам запуганной селянки, они давно избегали эту проклятую деревню! — подумал он.

Я хочу, чтобы ты перестал искать что-то
вне себя и прислушался к тому,
что у тебя внутри.
Люди боятся того, что внутри,
а это единственное место,
где они могут найти то, что им нужно.
(Мирный воин)

-Возьми, это будет твой меч! — проговорил Бенедикт, протягивая Олафу палку орешника.
-Это же, деревяшка! — возмутился Олаф, — дай мне настоящий меч, я умею обращаться с оружием!
-Вот и посмотрим, как ты умеешь это делать! — в ответ проговорил Бенедикт.
-Попробуй, ударь меня палкой! — крикнул Бенедикт.
-Куда бить? — спросил ошарашенно Олаф.
-Ну, куда хочешь, туда и бей, ставлю тебе задачу — ударить меня так, чтобы я, твой противник, не смог тебе ответить. А ещё лучше, чтобы упал, и не смог врезать тебе в ответ!
-А как бить, прямо, сбоку, бить со всей силы или сделать вид, что хочу ударить?
-Да бей куда хочешь, и как хочешь!
Олаф в сомнении крутил палку в руках, а потом внезапно нанёс удар плашмя Бенедикту по плечу. Тот, ловко отбил удар своим посохом, и выдал предупреждение: -Будешь плохо стараться, будешь получать хорошенько сдачи!
-Предупреждаю, я умею сильно бить! — крикнул Олаф.
-Встань боком! — проговорил Бенедикт, — что ты выперся своими грудями, как на выданье невеста!
Олаф развернулся боком к Бенедикту, и ударил палкой, только теперь не плашмя, а тычком. Бенедикт отбил удар посохом, одновременно стукнув набалдашником его по лбу. Олаф отскочил от Бенедикта, и потёр ушибленное место рукой.
-А ты думал, бей! — проговорил ещё раз Бенедикт.
Олаф схватил палку за конец, и со всего размаху саданул Бенедикта по голове.
Бенедикт отпрянул в сторону, и палка по инерции опустилась на землю. Олаф провалился вслед за ударом, и теперь набалдашник посоха стукнул его по спине. Олаф, споткнувшись, упал в грязь лицом.
-Ты такой взрослый, а на ногах до сих пор не научился стоять! — пошутил над ним Бенедикт, когда Олаф вскочил на ноги, и опять принял оборонительную стойку.
В этот раз, Олаф не ограничился одним ударом, а начал лупить по Бенедикту без остановки, но туда, где он наносил удар, его палку неизменно отбивал посох Бенедикта. Попрыгав на поляне, друг против друга, некоторое время, Бенедикт отложил посох в сторону, и проговорил: — А теперь мы идём завтракать!
Потирая ушибленные места, Олаф пошёл за ним. Завтрак, как и обед, разнообразием еды, друг от друга ничем не отличались. Только иногда, Бенедикт приносил откуда-то, либо кусок вяленого мяса, либо сушёные фрукты. Где он их брал, для Олафа оставалось загадкой, поскольку в округе, как он знал, они никогда не росли, и местные крестьяне этот вид растений не возделывали.
Уничтожив целую миску каши, и сдобрив всё это парой кружек ягодного компота, Олаф направился во двор хижины, где они вдвоём с Бенедиктом кололи дрова до самого обеда, а затем эти самые дрова, мальчик складывал в поленницу. Ближе к вечеру, Бенедикт надел плащ и сказал: — а сейчас мы пойдём с тобой к кузнецу, покажешь своё умение, чему ты научился в прошлой жизни!
Олаф накинул на рубаху вязанный шерстяной жилет, и пошёл вслед за Бенедиктом, который уже направлялся по горной тропинке к долине, где стояло несколько хижин. Практически по отвесной тропинке они шли вниз, и вскоре вошли в селение. Когда они спустились вниз, Бенедикт направился к хижине, из трубы которой валил чёрный дым. Кузня находилась недалеко от тропы, и там, вовсю орудовал местный молотобоец, который, в это время, кувалдой, правил погнутый плуг.
-Я приветствую тебя Шельф, прошу тебя, посмотри мальчишку, что он умеет и может в кузнечном деле! — попросил Бенедикт кузнеца.
Кузнец с сомнением посмотрел на худощавую фигуру Олафа.
-Щипцами будешь держать заготовку! — скомандовал он.
Олаф взял в руки металлический инструмент.
-Бери заготовку и ложи сюда! — сказал кузнец, указывая на наковальню.
Олаф ловко схватил раскаленную часть плуга в горниле печи, и водрузил её на наковальню. Кузнец начал обрабатывать молотом светящееся в темноте оранжевым цветом место, выправляя прогиб режущей части плуга. Олаф сноровисто поворачивал изделие, подставляя его под мощные удары молота кузнеца.
-Парень молодец! — проговорил позже кузнец, когда они с Бенедиктом сидели на завалинке, и курили дешёвый вонючий местный табак, выращиваемый жителями селения, здесь же, на одном из склонов горы.
-Приводи его иногда ко мне, и мне он будет хорошим подспорьем, а я научу его премудростям моего дела, но не всем конечно, ведь мне тоже надо кушать и кормить свою семью! – предложил кузнец Бенедикту.
-Я буду его к тебе приводить раз в неделю, для обучения кузнечному делу. Я вижу, что-то он уже умеет, потому что работал раньше в кузне, но лишняя наука ему сейчас не помешает. А насчёт того, что он потом заберёт часть твоих заказов себе, можешь не переживать, Олаф здесь не для этого! — хитро подмигнув кузнецу, успокоил его Бенедикт.
Платы за обучение, кузнец, как и обещал, брать не стал, на том они и порешили.
-Пошли, пока не стемнело. Уже вечер, а в темноте скакать по горной тропе, желания у меня нет! — проговорил Бенедикт и они с Олафом направились в обратный путь.
Так летели неделя за неделей. Один раз в неделю, Олаф работал у кузнеца, осваивая работу подмастерья, иногда целыми днями они рубились на склоне горы на деревянных палках, после чего Олаф, несколько дней ходил весь в синяках и ссадинах. Иногда, просто работали около хижины, занимаясь колкой дров или заготовкой разных трав на осень и зиму. Какие-то дни полностью посвящались лечебным и приворотным травам. Бенедикт учил Олафа, как выглядит разнообразные травы, для чего они нужны. Как сделать порошок, как подмешать его в жидкость, для лечения или уничтожения своего врага. Сначала, всё в голове Олафа путалось, как какая трава выглядела, и для каких целей она была предназначена, но после многочисленных занятий, информация складывалась в некую целую картину, в которой мальчик раскладывал по полочкам всё, что они собирали и заготавливали впрок. В какой-то из дней, Олаф колол дрова, и внезапно увидел на возвышении, невдалеке от хижины, знакомого волка. Тот стоял на пригорке, и наблюдал за Олафом.
-Не пугайся, он иногда приходит, посмотреть, чему ты научился за всё это время, привыкай, потому что он и дальше будет сюда приходить! — сказал Бенедикт, ставя вилы около стены овина.
Слова Бенедикта впоследствии подтвердились. Волк иногда появлялся, и стоя на склоне, долго наблюдал, но никогда не подходил близко к хижине. Потом, он также тихо исчезал, как и появлялся. Со временем, Олаф стал ходить в деревню к кузнецу в одиночку. В качестве самообороны, он всегда брал с собой, среднего размера пику, которую он кидал в деревья, стоящие около тропы, потом подходил ближе, доставал пику из дерева, если он, конечно, попадал в цель, затем шёл дальше, опять кидал пику в следующее дерево, и так продолжалось на всём пути следования туда и обратно.
Вскоре, Олаф уже сам варил разнообразные отвары из порошков, или сушеных трав, которые загодя, заготавливал Бенедикт. Когда к ним приходили селяне из соседней деревни, он помогал Бенедикту залечивать их раны. Обрабатывал резаные и колотые раны различными вонючими мазями. Позже, к их хижине, стали приходить дикие хищники. Сначала помельче, затем покрупнее и позлее, а один раз к ним наведался даже косолапый. Неподалёку раздался страшный треск в кустах, и на тропинку, пробираясь сквозь заросли колючки, выбрался небольшого размера медведь. Сделав вдох носом, поднятым вверх, он покрутил головой по сторонам, и направился в сторону хижины. В это время, Бенедикт с Олафом обедали, сидя за столом, в хижине. Медведь громко заревел, Бенедикт положил деревянную ложку, встал и не взяв с собой оружие, раскрыл двери, а затем вышел наружу. Олаф, вскочив из-за стола и кинулся к окошку. Бенедикт уже разглядывал рваную рану на боку медведя, затем направился обратно в хижину
-Принеси мне мазь, завёрнутую в тряпицу, стоит на второй полке слева от очага! — проговорил он, и мальчик кинулся в сторону, туда, где находилось лекарство. Ушёл Медведь после лечения также грубо, как и пришёл, напрямую продираясь через кусты.
Но самый интересный случай, случился как-то вечером, когда Олаф нашёл во дворе раненого Орла, который лежал в грязи, с перебитым крылом, и жалобно клацал клювом. Бенедикт вышел во двор, вытер грязные руки тряпкой, и поднял птицу из грязи. Занёс раненного зверя в хижину, и там, с помощью лечебной мази обработал рану, потом перемотал раненое крыло. Олаф поставил около орла блюдо с водой, тот покрутил клювом во все стороны, и начал клювом пить воду.
Но самыми интересными для Олафа, были тренировки по борьбе. Раздетый по пояс Бенедикт подозвал Олафа, и приказал ему скинуть рубаху. Мускулистый, с многочисленными шрамами Бенедикт, встал напротив него, и сказал: -Нападай!
Олаф неумело кинулся вперёд, схватил Бенедикта за талию, и попытался его повалить на землю. Тот, усмехаясь, перебирал ногами, не давая подростку его свалить.
-Твоя главная ошибка, заключается в том, что ты хочешь повалить противника на землю, но это не твоя цель. Твоя цель, врага убить! — поучал Бенедикт Олафа.
Уходя от захвата Олафа, он присел и развёл руки в стороны, затем толкнул его в спину. Мальчик, пробежав несколько шагов, уткнулся лицом в мокрый мох.
-Ничего, научишься! — подбодрил Бенедикт расстроенного Олафа.
-Давай ещё! — попросил настырный мальчуган, и Бенедикт занял оборонительную стойку.
Продолжение читать: https://litsovet.ru/books/973169-sobiratel-dush