В повестке заседания Комитета ВЛКСМ института традиционно рассматривались персональные дела членов стройотряда проводников. Спектр нарушений: от корысти до аморалки. «Левых» пассажиров провозили не корысти ради, а из сострадания, поэтому виновники отделывались постановкой на вид. С аморалкой было гораздо сложнее. Большинство членов Комитета составляли барышни, которые отсутствие личной жизни компенсировали неистовой общественной работой. Поэтому аморальные студенты получали строгача, а студентки – строгача с занесением.
Когда пригласили комсомолку Потапову, лица барышень скривились в ехидных ухмылках, а кто-то выдавил: «Кто бы сомневался! Как же без неё!» Я был новичком и не понял что происходит, но когда в кабинет вошла эффектная блондинка с нагловатыми зелёными глазами – я догадался. Барышни набросились на комсомолку Потапову как стая пираний выясняя с какой целью она пригласила в служебное купе пассажира и пила с ним чай аж в два часа ночи! Комсомолка держалась как на допросе в гестапо: «Чай пила. С родственником. А разве нельзя было?» Когда барышни выдохлись, секретарь комитета обратилась ко мне:
— Артур, а ты что думаешь?
— Аморалки не вижу, максимум — нарушила пункт правил. Поставить на вид и отпустить. Давайте голосовать – дел полно!
Моё предложение прошло, а комсомолка Потапова посмотрела на меня и поблагодарила кивком головы.
На большой перемене Потапова подошла ко мне, протянула руку и отрапортовала:
— Света! Спасибо! Буду должна!
— Артур! Не за что! А когда долг вернёшь? — сострил я.
— Прямо сейчас, пошли в Студенческий магазин! – ответила Светка и звонко рассмеялась.
Так я познакомился с этой неординарной девушкой, которая наполнила мою жизнь запоминающимися событиями. И первое произошло несколько дней спустя. Светка пришла в институт в платье – марлёвке. Только очень прозрачном. Из нижнего белья на ней были только плавки. Пройти в таком виде она смогла только до дверей деканата. Вышедший декан загнал Светку в кабинет. Я подошёл к дверям надеясь хоть что – то услышать, но увы. Дверь неожиданно открылась и вышла секретарь декана и обратилась ко мне: «Сходите пожалуйста в комитет комсомола, там я видела стройотрядовские куртки. Принесите одну».
Когда мы со Светкой проследовали к выходу из института, то гоготали все. Светка шла в стройотрядовской куртке, наброшенной поверх марлёвки взяв меня под руку. Её не смущали шутки более того она повторяла: «А что такого? Я же не голая!»
Через несколько дней Светка заходила в аудитории во время лекций с малышом на руках. Это вызывало общий смех включая преподавателей. В нашей аудитории она увидела меня и громко крикнула: «Артур, я ведь тебя на молочную кухню послала, а ты опять за своё!» Наш преподаватель не засмеялся и послал меня в коридор решать семейные проблемы. Выйдя из аудитории я спросил Светку:
— Опять на комитет захотела?
— Да ладно, смешно ведь! – ответила она.
В этот момент малыш протянул ко мне ручку и сказал: «Папа». Когда я ответил: «А ты уверен?» у Светки начался приступ хохота. Вернув ребёнка родной маме мы со Светкой пошли в парк. Я читал ей нотацию, а она кивала головой и ела мороженое.
Моя была заслуга или нет, но два месяца Светка не хулиганила. А в начале декабря Светка снова прошлась по институту с игрушкой издающей истерический хохот. На этот раз терпение декана иссякло и Светке объявили выговор.
Потом была масса других хулиганских выходок Светки, но последняя история получилась резонансной. В столовой ко мне подошёл знакомый и сказал: «В читальном зале Потапова слезами заливается. От неё водярой разит как из бутылки!» Я побежал в читальный зал, ведь за пьянку можно было из института вылететь, а Светка училась на пятом курсе. Глупо как – то, хотя и в её стиле.
Едва я подошёл к Светке она произнесла:
— Ну вот, кто такие хрупкие бутылки делает? Это бесчеловечно!
— Ты о чём, мать? – удивился я.
— Сдала последний экзамен, купила пузырь водки, а эта бл*дь разбилась!
— Ну и хрен с ней – купишь другую.
— Она в сумочке разбилась!
— Слава Богу, а то я подумал, что это ты тут благоухаешь! Высохнет твоя сумка, не реви!
— Там зачётка лежала и теперь все чернила потекли, — прогундосила Светка и уткнулась мне в плечо.
— Сиди здесь, а я в деканат схожу. Ведомости сухие — восстановят! – бодро сказал я взяв зачётку, вышел из читального зала.
В деканате меня огорчили:
– Надо брать чистую зачётку и обойти всех преподавателей заново, — спокойно объяснил декан.
— Заново сдавать не надо? – уточнил я.
— Не надо, — успокоил меня декан.
На Светкино счастье никто из преподавателей не умер и не уехал из города. Мы долго ходили с ней по кафедрам, квартирам и наконец восстановили все записи. А по институту издали приказ запрещающий делать записи в зачётках чернилами…