Глаза, сколько о них написано. Но всё равно, их никогда не опишешь полностью.Цвет, глубина, какое-то магическое притяжение, да здесь можно писать, писать и писать…
А что такое взгляд?
Да так просто не ответит, пожалуй, и никто. Скорей всего, это сгусток энергии, к которому мы ежедневно соприкасаемся, живем с ним, и совершенно не ощущаем его. Он присутствует в нас, иногда поражая окружающих своим действием, выплескивая массу хорошего или плохого во внешний мир.
…Я запомнил эти глаза, ЭТОТ ВЗГЛЯД, в одно морозное Московское утро, находясь как ни странно, на Птичьем рынке Москвы, где практически не бываю.
Это был взгляд совсем молоденькой собачки, щенка, привезенного для продажи, как и тысяч разных зверьков, ожидающих свою участь на таких неуютных лавках рынка, в клетках, в таком «безжалостном месте», — где от них избавляются их близкие «боги», выступающие в человеческом обличии. Здесь есть кучи разных зверьков и животных, с которыми мы, по разным причинам, должны быть разлучены.
Всегда в своей жизни, с некоторой грустью отношусь к нашим «меньшим» братьям. Внутри у меня находится чувство жалости к ним: — А почему они такие? Почему им предоставлено быть не нами, а нашими братьями, которых можно пинать, гладить, измываться, ласкать, убивать? И ничто, никакой ответственности по большому счёту, нам не будет!
Почему?
Да так устроен мир, поделенный не только на касты сословия, а еще на много других разделений, о которых мы только можем себе представить. А если взять затем более низкие (не хочу принижать уважение к природному миру), например растения, и т.д., , то и там существует своя иерархия.
Но это уже философия, от которой можно рассуждать часами…
…Я заметил ее сразу, сидящую тихо, и одиноко, на стандартной лавке для продажи собак, когда проходил вблизи. Рядом, недалёко, находились две женщины, одна молодая, а другая значительно старше, наверно ее хозяйки. Они спокойно разговаривали между собой о чем то, не обращая внимание на это маленькое и пушистое существо, которое, как мне показалось сразу, уже знало о своей предстоящей участи, но ничего не смогла поделать.
Она понимала, что ее продают в рабство, и взгляд ее был направлен в никуда, в бесконечность, в неподвижно стоящие кругом грязные прилавки с такими серыми людьми-господами, каждый из которых для нее был рабовладелец, безжалостный, как и тысячу лет тому назад.
Это собачка была породой колли, цветом «блю-мерль», что говорило о ее пятнисто-бело-стальной окраске шерсти. Ее взгляд серо-небесно-голубых глаз, проскакивавший мимо меня, случайно остановившегося рядом, был одинок, и из него мерцали потушенные черные угли бездонных зрачков, излучавших навалившееся на нее несчастье.
Их бездонная глубина, как «Туманность Андромеды» смотрела сквозь время, проскакивая через мое тело. Эти зрачки ударили такой тоской, с таким глубоким созерцанием, что я поневоле, задержался. Ноги на секунду онемели, и сразу навалившаяся ниоткуда тяжесть, меня остановила.
С трудом, как будто я перед ней виноват, посмотрел еще раз в ее глаза, и увидел страшную безысходность, апатию, аморфное состояние: — Будь что будет! Это было так, словно я был рабом в те далекие времена рабовладельческого строя. И я, а не она сидела на прилавке для продажи. Мне стало жутковато.
Но это длилось только несколько секунд… Ко мне возвратилось сознание реального. С трудом повернулся, весь сжался, ушел в себя, и быстро пошел оттуда.
Больше никогда не посещал этот птичий рынок. Не хочу находиться в таком состоянии, состоянии безысходности, что не можешь ничего сделать. Не могу видеть, как продают животных, не спрашивая их согласия.
Просто может не выдержать сердце.
71
Загрузка...
