Про служившего со мной вечно голодного рядового Бирюлина я уже писал. Больше поисков горячей пищи не случалось. Просто в столовой ему накладывали больше каши и давали две пайки серого хлеба. Он был счастлив! Бирюлина отличала феноменальная память. На гражданке он прочитал всю доступную литературу о Нюрнбергском процессе над нацистскими преступниками и мог часами об этом рассказывать. За это его прозвали Юристом. О таланте Юриста узнал замполит и его «осенило». Свой замысел он рассказал в канцелярии нашего ротного. Нас было четверо: замполит, ротный, Бирюлин и я. Зачем позвали меня – я не понял. О Нюрнбергском процессе я знал очень мало и ничем Бирюлину не мог помочь. Начал замполит:
— Я с удивлением узнал о хобби рядового Бирюлина. И не использовать это глупо. Ведь армия – это уникальный шанс в плане воспитания и просвещения. Кто еще сможет увлекательно рассказать об этом процессе со знанием материала? Бойцы, особенно с национальных окраин, должны знать о преступлениях нацистов и о последующей справедливой каре. Как вы считаете?
Мы дружно кивнули головами, а в глазах ротного появилась тоска.
— Необходимо освободить Бирюлина от нарядов и пусть он подготовится в библиотеке. Напишет доклад, а потом будет выступать во всех подразделениях как лектор общества «Знание». А когда Бирюлин уволиться в запас, его доклад будут читать другие. Преемственность, как бы. Вопросы? — спросил замполит.
Ротный молчал, Бирюлин задыхался от восторга, а я решил выяснить свою роль в этой затее.
— Разрешите?- обратился я к замполиту.
— Разрешаю.
— А что я здесь делаю? Или Бирюлин будет диктовать, а я конспектировать?
— Возможно, если понадобится. Но ты нужен для академической огранки. Ты учился в институте и понимаешь, что я имею в виду.
— Это теперь моя служба? – спросил с надеждой я.
— Нет, в личное время. Раз больше вопросов нет, я пойду. А вы решите все оргвопросы.
Когда дверь за замполитом закрылась, ротный вернулся из астрала:
— Бирюлин, сколько тебе понадобится времени на подготовку доклада?
— Я так сразу не отвечу, мне понадобится не просто рассказать о процессе, но и ответить на вопрос: «Почему нормальные люди увлеклись нацистскими идеями, которые и привели их на скамью подсудимых», — ответил Бирюлин.
Ротный с улыбкой посмотрел на Бирюлина и сказал:
— Бирюлин, я окончил военное училище замполитов. Я могу рассказать тебе о твоей пилотке увлекательно с использованием материалов всех Съездов и Пленумов КПСС. Часа эдак три – четыре. Я понял, что ты задумал. Тщательная подготовка доклада займет пару месяцев. Ведь ты захочешь рассказать об истории падения каждого подсудимого. А сколько их там было?
— Вообще — то процессов было тринадцать. Один главный и двенадцать второстепенных. С 1946 по 1949 годы, — ответил Бирюлин, — а количество подсудимых надо посчитать.
— Ладно, посчитай быстренько, а я пока Буера просвящу. Что думаешь?
— Он может закосить до своего дембеля.
— Правильно! И ты должен этому воспрепятствовать. Будешь ставить ему дневные задания. День на эпилог и пролог. Второй день на краткий экскурс по жизни наших героев, а лучше персонажей до встречи с Гитлером. Третий день – их злодеяния в тылу и на фронте. Четвертый день – пикантные подробности процесса. Ведь Геринг отравился, а какая-то бабенка умудрилась залететь. Ну и лаконично об обвинениях. Пятый день – приговор и казнь. Каждый вечер в свободное время редактируешь и оставляешь у меня на столе. Работать будешь в канцелярии. Вечером я возвращаю. Если надо – переделываешь. Если нормально – оставляю у себя. Итого, через неделю доклад должен быть написан и передан на редактирование замполиту. Он начеркает, ты все исправишь и напечатаешь на пишущей машинке. В воскресенье, на этом столе. Насчет машинки я договорюсь. Итого, на все у вас с Бирюлиным на всю затею две недели. Вопросы? У меня нет, надо спросить Бирюлина, что он там насчитал?
— Бирюлин, ты подсчитал количество персонажей?
— Так точно! На главном процессе 21 человек, на остальных…
— Стоп! Хватит нам главного. Всех повесили?
— Нет, девять в тюрьму, двенадцать к повешению. Мартина Бормана – заочно.
— А этот куда делся? Сбежал?
— Нет, не поймали. Но есть несколько версий. Я могу рассказать.
— Не надо. Значит, расскажешь о двенадцати повешенных. Буер расскажет как. И будь лаконичным. Был чудо – мальчиком, познакомился с Гитлером и испортился. Что натворил, как оправдывался на суде и как казнили.
— А про кремацию рассказать?
— Расскажи, это бойцам понравится. А бабенку, которая успела залететь, повесили?
— Нет.
— Вот и про это непорочное зачатие расскажи. Мужикам понравится. И запомните. Две недели, а потом карета превратится в тыкву. И вам будет плохо, особенно Буеру. Вопросы?
— Тетрадь или бумагу для записей дадите?
— Дам, их тут много. На дембель их не забирают, все у меня хранится. Ручки свои.
Первый день я провел в библиотеке вместе с Бирюлиным. Ротный прав, пролог и эпилог – это важно. Бирюлин пытался взлететь, а я подрезал ему крылья. Почерк у Бирюлина был отвратительным, пришлось писать мне. Литературы по процессу было мало и нам пришлось фантазировать. Но с этим мы справились за день. Ротный ничего не исправил.
Дальше было не все так весело. Утром я сдал Бирюлина библиотекарю и ушел в техпарк. Перед обедом его забрал и повел в столовую. Бирюлин мне посочувствовал и предложил:
— А давайте я сам буду в столовую ходить? Я не пропущу.
— Кто бы сомневался. Но есть опасность, что по пути ты как акула будешь пожирать все съедобное. Если не встретишь, пойдешь по домам. Опыт у тебя есть. Ты даже умудрился обожрать лейтенанта, пока он одевался.
— Да, было дело, но я исправился.
— Это невозможно, чувство голода отключает твой мозг и ты превращаешься в голодного хищника. А по пути от библиотеки до казармы полно жилых домов. Народ и армия едины, но армия должна защищать, а не объедать народ. Будет так, как приказал ротный. И я с ним согласен.
Ознакомившись с результатами нашего совместного труда, ротный остался довольным и сглазил. Когда на следующий день Бирюлин показал свои записи, я ахнул. Трудно читаемый текст и очень много воды. Пришлось вмешаться. Переписывал я в присутствии Бирюлина, который расшифровывал свои записи. Одновременно «лаконизировал» текст. Про одного персонажа Бирюлин написал, как трудно его маме было рожать. Я все сократил до простой формулы: родился и вырос в бедной/обеспеченной семье; папа-юрист, мама-домохозяйка; рос таким-то ребенком, любил/не любил животных и соседских детишек; работал/воевал в Первую мировую; вступил в НСДАП тогда –то; по причине такой –то. Бирюлин, слушая меня, заламывал свои пальцы и страдал. Не знаю почему: то ли как автор, то ли понимал, что библиотечная лафа продлиться недолго. Но споить со мной он не решился.
Ротный прочитал результаты и скривившись сказал, что не достаточно раскрыты причины становления нацистами. Но редактировать не заставил в надежде, что и так сойдет. На третий день надо было описать злодеяния персонажей в тылу и на фронте. И тут Бирюлина понесло! Когда я вечером увидел его записи, я понял, что редактирование продлиться за полночь. Я все сократил до универсальной формулы: занимался тем-то; виноват в том-то; и всем пришил холокост. Бирюлин был в шоке! И он впервые решил поспорить:
— Я не согласен с Вашей формулой! Возьмем Германа Геринга. Он в холокосте участие не принимал.
— Его летчики бомбили еврейские гетто? спросил я.
— Да, во время Варшавского восстания.
— Евреи погибли?
— Да.
— Всё, холокост! И не спорь, ты тут столько написал!
Бирюлин посмотрел на меня как еврей из концлагеря на эсесовца и обреченно кивнул головой. Трудились после отбоя. Утром ротный прочитал и покачал головой:
— Как то все лаконично. А где ужасы нацизма? Бирюлин?
— Я написал, а товарищ рядовой Буер все сократил.
— Так не пойдет! Добавить по паре ужасов для каждого персонажа! Буер, ты своих защищать начал? Завязывай! Они моего деда убили!
Я кивнул головой и посмотрел на Бирюлина. Его победоносный вид говорил обо всем. Потом он посмотрел на ротного с благоговением…
К вечеру ужасы были добавлены, а день потерян и мы выбились из графика. Но ротный был доволен.
О планах на день Бирюлин трещал с радостью:
— В этом процессе столько загадочного и мистического. Иногда зловещего. Как Вы думаете, на чем сделать акцент? — спросил меня Бирюлин.
— Акцентируй на чем хочешь, но чтобы мы до отбоя управились.
Бирюлина снова понесло. Я тупо переписал и оставил на столе для ротного. А утром получил разгоняй:
— Буер, не чувствуется твое редактирование. Дешифровка каракулей Бирюлина важна, но ты мне должен помогать и с редактированием. Ладно, займусь сам.
От услышанного Бирюлин поник:
— Я не могу всех вас понять — то мало, то много. Как мне писать?
— Ничего, Бирюлин. Остался один день. Получим еще разок и я засяду за машинку, а ты в наряд. Тумбочка по тебе соскучилась, успокоил я Бирюлина.
Так и вышло, но окончательная редакция доклада была отправлена замполиту. Потом мы исправляли его замечания и наконец, я все напечатал.
Первое чтение доклада состоялось у нас в роте. Бирюлин настоял, чтобы он его читал в парадке. В принципе, всем было интересно, даже вопросы задавали. Но планам Бирюлина пройтись с докладом по всем подразделениям не суждено было сбыться. Его чтение поручили комсоргам, а Бирюлин начал тащить службу. За успешный доклад Бирюлина накормили в офицерской столовой и подарили шоколадку, которую он сожрал, не поделившись со мной…
181
Загрузка...
