Десять заповедей или игра в правосудие

РОМАН  МАКСИМОВ

                                      

                                       ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ

                                                        или           

                                       ИГРА В ПРАВОСУДИЕ

                                                          * * *

Дождь полил внезапно. Сильный, с крупными каплями вперемешку со льдинками, которые стучали по лобовому стеклу автомобиля и тут же  замерзали, превращаясь в тоненькую ледовую корку, которую даже не мог очистить стеклоочиститель. Печка работала на всю мощность, но даже это не помогало от обледенения стекла. Уже начинало темнеть и в вечернем небе завьюжило. Дождь постепенно переходил в мокрый снег, отчего ехать по трассе становилось почти невозможно из-за налипания снежинок на ветровое стекло, плохой видимости и скользкой дороге. Андрей Петрович, — молодой успешный адвокат городской коллегии адвокатов, полный амбиции и жизненных сил, ехал на своем «Nissan Qashqai» домой из областного апелляционного суда, где рассматривалась его жалоба на приговор суда первой инстанции относительно своего клиента – местного наркоторговца по кличке Веня, являющегося, по совместительству, депутатом городского совета от правящей партии. Хороший клиент и главное – хорошие деньги ласково грели душу адвоката, вселяя в него все большую уверенность в своем профессионализме и Андрей Петрович даже улыбнулся от этих мыслей. В апелляции все прошло, как надо. Его жалоба была удовлетворена и дело в отношении Вени направлено на новое судебное рассмотрение в тот же местный суд, только в другом составе судей. Что и требовалось доказать. Судья, которая выносила Вени обвинительный приговор, оказалась не сговорчивой, точнее – не подкупной, что в настоящее время является скорее исключением, чем правилом. Но деньги делают все. Особенно большие деньги. Как у депутата Вени… Андрей еще раз улыбнулся, представляя себе, как поменяет свой «Ниссан» на новенький «Мерседес» последней модели и на секунду ослабил руль, потянувшись всем телом, чтобы расслабить затекшие мышцы спины и рук. Внезапно в свете фар вынырнул дорожный знак, указывающий на проведение тут ремонтных работ и буквально через сто метров на дороге появились внушительные выбоины, походившие по своей форме и размерам на вулканические кратеры. Тяжелую машину тряхнуло и стало разворачивать на скользкой дороге. Андрей как можно сильно схватился за руль и машинально нажал на тормоз, пытаясь предотвратить скольжение, что нельзя было делать на скользком покрытии. Машина поползла боком, свет фар осветил на мгновение деревья по обочине дороги и в это время, почти не управляемая машина медленно сползла в кювет между двумя высокими тополями. Все попытки выехать на трассу не возымели успеха. Холодный колючий дождь  перешел уже в метель, которая, казалось, пронизывала всю машину, задувая холод под каждую щелочку. Автопечка не помогала,  обдувая салон  еле теплым воздухом, который, тут же, смешиваясь с холодным внешним, переставал быть теплым.  «Нужно по приезду проверить на СТО печку», — подумал Андрей и машинально заглушил автомобиль. Кое – как выбравшись из салона, Андрей Петрович вышел на трассу. Метель, казалось, стала еще больше и сердитее. Ни одной машины, ни света фар, вселяющих надежду на спасение из этого плена, на дороге не было видно. Андрей посмотрел на часы – время показывало без четверти восемь вечера. «Странно»,- подумал Андрей, — «Время еще не позднее, а на трассе – ни души. Куда же делись другие машины?» Все-таки он зря свернул с основной областной дороги на второстепенную, надеясь так срезать себе путь домой, послушавшись своего коллегу из прокуратуры. «Так будет ближе, километров на сорок, точно», — говорил коллега. — «Я уже так ездил несколько раз и трасса там неплохая, хоть и мало машин ходит. Ее летом латали, так, что можешь ехать смело». Вот он и поехал…Зачем, куда спешил? Он вообще раньше не знал об этой дороге  и абсолютно не парился по этому поводу, спокойно ездив по основной трассе, где следовали другие машины, общественный транспорт и где, в случае чего, можно было вызвать эвакуатор или сотрудников полиции. Но все, поздно… Уже приехал…Нужно думать, как выбираться с этой переделки. Андрей Петрович снова сел в машину и попытался ее завести. Машина молчала. Не заводилась. «Что за черт? Она же только что работала». Стрелка топлива показывала почти половину бака. Значит, бензин есть. Тогда что? Он снова и снова крутил стартер своего «Nissan Qashqai», однако машина преступно молчала. В холодной машине, без печки (пусть даже такой слабой, как у него) шансов оставаться здоровым было мало. Холод стремительно закрадывался в салон, пальцы на ступнях, обутых в легкие туфли, начали коченеть. Да и все тело чувствовало приближение неминуемого переохлаждения. Трасса, как на зло, пустовала. «Вот дурак, поехал сюда, да еще оделся легко, не взяв с собой теплую одежду» — нервно думал Андрей, ежась от пронизывающего все тело холода. «Нет, нужно идти на трассу, хоть немного размяться, попрыгать, согреться. А там увижу машину – и спасение! Так, телефон!», — он совсем забыл за мобильный телефон, находящийся у него в машине. Телефон держал зарядку менее одной третей, но и этого было достаточно, чтобы позвонить и вызвать помощь. Андрей взял телефон и попытался позвонить своему другу – Олегу, который работал на СТО, обслуживая его автомобиль. У Олега имелся собственный эвакуатор и в случае чего, он мог бы помочь ему выбраться с этой плачевной ситуации. Но связи не было. Механический робот стальным женским голосом сообщил, что в настоящее время связи нет. Андрей то и дело пытался позвонить своим друзьям, знакомым, с усилием нажимая на клавиши вызова, однако в этом месте, видимо, мобильная связь не брала, светящихся антеннок связи на мониторе не было. «Так, не психуй, спокойно, только не истери»,- мысль одна за другой болью пульсировала в висках, неприятно отдаваясь в переносицу. «Нужно выйти на дорогу, наверх из этого кювета, — может там будет брать», — Андрей снова вылез из мертвой машины и выбрался на трассу. Подняв мобильник, он с ужасом увидел, что деление зарядки аккумуляторной батареи стоит на одном делении – в любой момент он может разрядиться! «Кому же позвонить? Кому? В службу спасения? Друзьям? Жене? А ну снова Олегу! Может повезет?…»  Но мобильник, после первого же гудка вызова отключился – села батарея. Все. Это все. Больше надежды до утра нет. Андрей Петрович опустился на корточки и завыл от безысходности и злости на себя и эту проклятую дорогу, по которой он поехал, послушавшись незнакомого ему коллегу в апелляционном суде. Ууу, ууу, — завывала в ответ метель, хлестая по лицу успешного адвоката Андрея Петровича, заставляя его все больше и больше ежиться от ветра и начинающегося ночного морозца. Внезапно, сквозь метель, он увидел невдалеке свет. Да, это был настоящий свет, только не автомобильных фар, а живой, мягкий  свет жилого дома.  « Какое –то село, что ли? И совсем рядом! Нужно идти туда за помощью, пока совсем не замерз тут насмерть», — Андрей не долго думая, взяв с собой самое необходимое — портфель с документами, технический паспорт на автомобиль, права и деньги, пошел в сторону спасительного света, который игриво маячил за деревьями, неведомой волшебной силой маня Андрея Петровича за собой…

Пройдя примерно полтора – два километра через лесок и вспаханное поле, Андрей отчетливо увидел за полем стоящий двухэтажный дом, огороженный высоким кирпичным забором с кованной металлической калиткой, сверху которой располагались металлические узорчатые шипы, похожие на сосульки, сужавшиеся кверху острыми гранями. В нескольких окнах на втором этаже горел свет, тем самым показывая, что его обитатели находятся внутри.  Рядом почему-то домов больше не было. Лишь где-то далеко – далеко виднелись очертания какого – то села или поселка, бледно отдающего едва заметным светом уличных фонарей. Но это было далеко, а дом с теплым уютным нежным светом, исходившим из комнат на верхнем этаже – был совсем рядом и манил к себе своей волшебной, неведомой силой. Андрей Петрович постучал в калитку, потом оглядевшись, увидел звонок и нажал обледеневшую от вечернего мороза кнопку. Потом еще и еще раз. Через некоторое время во дворе дома послышался звук открывающейся входной двери и шаркающие шаги в сторону калитки. «Кто там?» — раздался голос за калиткой и открылось небольшое круглое окошко в середине металлического профиля. « Пожалуйста, помогите мне», — начал Андрей Петрович, глядя в круглое окошечко со смотрящим на него прищуренным глазом, — « Я попал в аварию, мою машину занесло в кювет тут недалеко и она не заводится. Мне нужна ваша помощь, если можете…Да, мое имя Тютюгин Андрей Петрович, я – адвокат, еду с апелляционного суда домой и вот попал в переделку… Вот мои документы…,- Андрей показал глазу в окошечке свое адвокатское удостоверение с фотографией и анкетными данными. – «Это я, не сомневайтесь…помогите мне, пожалуйста…»  Замок в калитке щелкнул и тяжелая металлическая дверь с кованными узорными прутьями открылась. На Андрея смотрел тучный пожилой мужчина с седыми, вьющимися волосами и красным, словно у Деда Мороза, носом. Маленькие пронзительные глазки сверлили Андрея, словно воротком. Несколько секунд мужчины стояли молча друг напротив друга, а метель, все усиливалась и облепляла их лица белыми мокрыми мухами. Молчание нарушил хозяин дома.

—    Проходите, следуйте за мной, — сказал седовласый и медленно пошел к входным дверям, за которыми в незакрытую маленькую щель виднелся матово – белый свет лампы.

—    Спасибо…,- промямлил Андрей и засеменил за хозяином в теплый уютный проем двери.

Дом представлял собой большой, в два этажа, особняк. На первом этаже находился большой холл с вмонтированными вдоль стены шкафами-купе, дверки которых были закрыты и с их внешней стороны располагались огромные, в полный рост человека, зеркала. За холлом находилась просторная гостиная с камином в углу комнаты. В камине нежно горел огонь, потрескивая дровами и бросая на стены и потолок багряные блики. Стены были покрыты гобеленами в старинном готическом стиле. Над камином на стене висела большая голова дикого кабана, поблескивая в тусклом освещении огня и напольной лампы своими безжизненными глазами – пуговками. По обе стороны от камина располагались два внушительных кресла, обитых тканью розового цвета, а также несколько деревянных стульев с высокими спинками. Непосредственно напротив камина, вдоль кресел и стульев стоял большой дубовый стол, столешницу которого, под цвет кресел, покрывала розовая скатерть. Но этот розовый цвет скатерти стола отличался от цвета обивки кресел у камина так же, как розовый цвет опала отличается от розовеющей сердцевины жемчужины. Во главе стола возле самого камина, спинкой к нему,  стояло еще одно кресло, по внешнему виду очень напоминающее кресло судьи с высокой, выше, чем у других стульев, спинкой. Внимательно присмотревшись к спинке Андрей не без удивления заметил, что на ней был мастерски вырезанный герб его страны. «Точно, судейское кресло!», — подумал Андрей и про себя улыбнулся, стараясь не показывать своего виду  хозяину дома.

—   Да, это кресло судьи, — словно прочитав его мысли, произнес седовласый мужчина. – Разрешите представиться – Башмаков Юрий Иванович, — судья в отставке. Верой и правдой отслуживший Фемиде более сорока лет. Судействовал в судах всех инстанций и вот уже более десяти лет, как нахожусь на заслуженном отдыхе.

—    Очень приятно. Получается, что я ваш коллега, точнее  коллега по юриспруденции, — оживился Андрей Петрович, чувствуя, как его тело начинает понемногу согреваться теплом этого уютного дома.  – А я, как уже вам говорил, адвокат городской коллегии адвокатов Тютюгин Андрей Петрович. Бывший майор полиции – старший следователь по особо-важным делам. Работал в отделе по тяжким преступлениям… Телесные повреждения, разбойные нападения, убийства… В общем ничего хорошего, сами знаете…

—    Знаю, знаю, Андрей Петрович…Сколько же я в своей жизни выносил обвинительных приговоров по таким преступлениям…А сколько из них смертельных! И все, понимаете, все мои приговора пенитенциарной системой исполнялись точно и в срок. Ни один преступник – убийца, насильник, ворюга, похитивший у государства имущество в особо-крупных размерах, не ушел от ответственности и заслуженного наказания. Смертные приговора приводились в исполнение и нашим гражданам становилось жить немного спокойнее, зная, что всех особо-опасных преступников ждет смертная кара. Это сейчас, молодой человек, эти нелюди сидят пожизненно в тюрьме – их государство поит, кормит, обстирывает. А толку от них никакого нет, одни проблемы…Ну что это я о работе? Присаживайтесь в кресло, я вам сейчас принесу горячего чаю.

—     Огромное спасибо, Юрий Иванович, — отозвался Андрей и с удовольствием уселся в мягкое кресло напротив камина.- Только как быть с моей машиной? Она там, возле трасы, в кювете.

—     Ничего не будет с вашей машиной. Сейчас метель, температура понизилась до минусовой отметки, так, что идти к машине на ночь глядя нет никакой необходимости. Утром, по светлому, все сделаем.

—     Ну тогда, можно от вас позвонить домой? – спросил, в свою очередь, Андрей.

—     Звоните, если у вас есть телефон. У меня, к сожалению, телефона нет. Стационарный телефон давно поломался, а мобильников я на дух не переношу. Как говорит мой друг – батюшка Феофан (в миру Младенов Игорь) мобильники, как и компьютеры, интернет и прочая дребедень – это дьявольские игрушки, разрушающие человеческий разум и душу. Вот так вот, молодой человек. Но все-таки я попробую вам помочь в этом вопросе. Там, наверху в зале сидят мои друзья – также бывшие служители Фемиды, уже давно ушедшие на покой. Один из них окружной прокурор в отставке, другой – профессиональный адвокат, по своей старости давно отошедший от адвокатуры и пишущий мемуары о своей адвокатской практике; и батюшка Феофан, который имеет в соседнем поселке небольшой приход, где полностью отдает себя молитве за наш неспокойный, взрывоопасный мир. Мы часто собираемся вместе за чашкой чаю, рюмочкой коньячка и довольно – таки неплохо проводим время, общаясь между собой и вспоминая свою бурную молодость, когда работали юристами в различных отраслях права; как выступали с прениями в судах, да какими прениями! Это было достойно пера писателя или поэта! Как мушкетеры на шпагах, дрались в репликах обвинение и защита! Вот это была жизнь! Жизнь, достойная уважения и подражания таким молодым юристам, как Вы, мой юный друг! Вот и сегодня мои друзья приехали ко мне в гости и, скорее всего, из-за капризов погоды, останутся на ночь. Присоединяйтесь и Вы к нам, Андрей Петрович. Я уверен, вам будет очень интересно в нашей скромной компании. А у прокурора, если я не ошибаюсь, должен быть мобильный телефон и Вы сможете позвонить своим близким и успокоить их.

—    Ну, в принципе, я не против, — сказал Андрей, заметно повеселев от такого известия. — И где же ваши друзья? Я готов встретиться с ними.

—    Не спешите, Андрей Петрович, — сначала выпейте горячего чаю и согрейтесь окончательно, — пропел судья и позвонил в колокольчик, невесть каким образом оказавшийся у него в руках. В то же мгновение в гостиную зашла высокая женщина с огромными руками и мужскими чертами в лице. Она остановилась в дверях, внимательно, постным взглядом посмотрела на Андрея, потом перевела взгляд на судью.

—    Я слушаю Вас, Юрий Иванович, — промычала она бычьим голосом и от этого у Андрея по спине пробежали мурашки.

—    Верочка, сделайте, пожалуйста, нашему новому гостю горячего чаю с бергамотом и малиновыми ягодами. Он изъявил желание сегодня остаться с нами и составить нам компанию. Его машина поломалась и до утра он останется у нас. Кстати, этот молодой человек – наш коллега – адвокат. Так, что сегодня общение с ним принесет нам немало удовольствия. А это – Вера, моя домохозяйка, — обратившись уже к Андрею продолжил судья. – Она служит мне уже более двадцати лет и я испытываю к ней благородные чувства. Верочка смотрит за домом, за садом вокруг него, готовит вкусные обеды. В общем, является моими руками и глазами в этом огромном доме.

Верочка также внезапно, как появилась, так и исчезла, слегка кивнув своей огромной головой с рыжей шевелюрой. Сколько ей было лет, Андрей понять не мог. На вид ей можно было бы дать и сорок и шестьдесят. Чем-то нехорошим повеяло от этой домохозяйки, чем-то неопределенным. Андрей поежился, но голос судьи быстро привел его в прежнее состояние.

—    Дорогой мой гость, — молвил судья, слегка обняв за плечи Андрея. – Вам принесут сейчас горячий чай, а я пока поднимусь к своим гостям и расскажу им о Вас. Я думаю, что они с удовольствием спустятся в гостиную и составят нам компанию. Кстати, в шкафчике – баре, возле камина есть хорошее спиртное – от виски и коньяка до итальянского красного вина. Там же стоят бокалы. Так, что не стесняйтесь, мой друг. Выпейте немного и расслабьтесь. Мы сейчас спустимся к Вам.

С этими словами Юрий Иванович откланялся и ленивой фланирующей походкой скрылся за дверью, за которой показалась деревянная лестница, ведущая на второй этаж.

Андрей встал и подошел к шкафу-бару. Там находились различные бутылки со спиртным. Некоторые были уже открыты, а некоторые стояли еще запечатанные. Рядом на полочке ножками вверх стояли фужеры, а ниже – хрустальные рюмки. Андрей взял один из фужеров и начатую бутылку с красным вином. Привычным движением руки он наполнил вином бокал и в нос ударил приятный цветочный аромат, отдававший легким привкусом кислинки. Он выпил половину бокала и в голову ударила приятная теплота. «Какое вкусное вино» — подумал Андрей, — «Дорогое наверное…»

В этот момент в гостиную вошла мужеподобная Верочка, неся в руке поднос с еще дымящимся чайником и стаканами на блюдечках. Тут же стоял фарфоровый заварник и из его носика ароматно исходил приятный запах бергамота. Верочка с безразличным видом поставила поднос на стол возле кресла, где сидел Андрей, слегка поклонилась и молча вышла из гостиной. Андрей налил себе чая и развалившись в кресле стал понемногу прихлебывать вкусный горячий напиток, испытывая при этом сказочное блаженство. Сверху послышались глухие звуки шагов, спускающиеся по деревянной лестнице и в гостиную вошли четверо пожилых людей, одним из которых был хозяин дома – судья в отставке Башмаков Юрий Иванович. Кудри серебристо-пепельного цвета сосульками свешивались с его большой головы на выпуклый, выступающий вперед, мощный лоб, усеянный бесчисленным множеством морщинок. Глаза судьи светились каким-то таинственно-коварным блеском и легкие блики угасающего пламени в камине багрово-красным цветом отражались в его зрачках. Андрей поднялся с кресла и оглядел присутствующих. По правую руку судьи стоял высокий худощавый мужчина, лет шестидесяти – шестидесяти пяти с огромными залысинами на висках. Его глаза были закрыты темными линзами очков в массивной металлической оправе, от чего создавалось неприятное ощущение, что перед Андреем стоял слепой человек. В руке он держал увесистую кожаную папку, потрепанную временем, в которой, как показалось Андрею, находились какие-то документы, острыми гранями бумаги выступающие из-за плохо закрывающегося замка-молнии. Под крупным картофелеобразным носом мужчины проступали жиденькие усики, по своему виду больше напоминающие кубик под ноздрями. Тонкие, плотно сжатые губы выдавали в его облике некоторую раздражительность, видимо вызванную тем, что незваному гостю пришлось потревожить его привычный ритм жизни. Рядом с ним стоял маленький, тщедушный старикашка, полностью лысый, словно коленка. Голова его была сплошь покрыта старческими коричневыми пятнами, отчего казалась очень похожей на головку подсолнуха. Маленький рост старичка отчетливо контрастировал с высоким ростом мужчины с папкой и эта парочка рядом производила собой комичное зрелище. Старичку на вид было лет восемьдесят, а то и более, однако его живые, проницательные глаза, внимательно, с легкой иронией  изучающие Андрея, рассказывали о том, что старость пока не сказалась на его рассудке. Старичок также, как и высокий мужчина, держал в руке папку, точнее портфельчик и со стороны казалось, что эти люди спустились в гостиную не отдыхать, а работать. Да-да, именно работать, словно пришли на очередное судебное заседание! От этих мыслей Андрей невольно улыбнулся. Что-то в этом действительно выглядело комично. В довершение ко всему, эту процессию завершал человек в поповской рясе с массивным, желтого металла крестом на животе. Густая рыжевато — белая борода почти полностью скрывала его лицо, оставив видимыми лишь одни живые глаза, которые с некоторым сарказмом сверлили Андрея с ног до головы. Что-то показалось неуловимо знакомым в его взгляде, так, словно Андрей ранее знал этого человека…где-то встречал его давным-давно… или это ему только сиюминутно показалось? «Это наверное и есть тот самый отец Феофан, о котором рассказывал судья», — подумал Андрей и слегка поклонился вошедшим в гостиную людям. Юрий Иванович обвел долгим взглядом своих друзей, потом Андрея и не спеша,  выговаривая каждое слово представил ему каждого из вошедших с ним лиц. Высоким мужчиной оказался окружной прокурор в отставке Юдин Алексей Викторович, уже более десяти лет пребывающий на заслуженном отдыхе. Маленький тщедушный старикашка был в свое время одним из самых успешных и высокооплачиваемых адвокатов областной коллегии адвокатуры «N» — ской области – Гофман Лев Иосифович. Он проживал рядом с Юдиным и последний, имея автомобиль, привозил адвоката в гости к Юрию Ивановичу. Ну а человеком в рясе, конечно – же оказался отец Феофан, в миру – Младенов Игорь Петрович, бывший зек, вор, отсидевший в лагерях более двадцати лет и благодаря господину Гофману – своему адвокату, получивший свой последний срок по минимальному наказанию; в тюрьме принял христианство, стал ревностным служителем церкви и был рукоположен в иереи. По освобождению из мест лишения свободы работал тюремным капелланом, исповедовавший приговоренных к смертной казни преступников. Позже он стал настоятелем церкви святого Луки в том же поселке, где проживали адвокат и прокурор. Когда судья представлял отца Феофана и назвал его фамилию в миру, Андрею вновь показалось, что он где-то знал этого человека и фамилия Младенов наводила его на смутные тревожные воспоминания. Андрей отмахнул их от себя, как отмахиваются от назойливых мух, считая их игрой воображения; также всем представился и пожал каждому руку. Судья легким жестом руки предложил гостям присесть в кресла и стулья. Прокурор и адвокат привычным движением тела плюхнулись в кресла по обе стороны стола, судья занял центральный «трон» у камина, а отец Феофан скромно умастился на стуле между судьей и прокурором. Андрею предложили сесть на стул возле кресла, в котором сидел старый адвокат. Снова, словно ниоткуда, появилась Верочка неся на подносе тарелки с легкой закуской: твердым сыром, мелко порезанной ломтиками ветчиной, зеленью, а также нарезанной полосами какой-то красной рыбы, напоминающей лосося. Андрею ужасно захотелось есть и по виду остальных гостей, им тоже было бы не прочь подкрепиться. Судья достал из бара две бутылки – коньяк и вино, а также рюмки с бокалами. Верочка, профессиональным, отработанным годами движением, в мгновение ока расставила все блюда на столе и повернувшись к Андрею мило поинтересовалась: «Вам вино или коньяк?». Андрей пожал плечами. В общем, ему все – равно. Верочка улыбнулась и налила ему в бокал красного, как кровь, вина, отдающего изысканным кисловато – сладким ароматом. «Попробуйте это вино. Это очень старинное вино. Оно придаст Вам сил и умиления» — сказала Верочка, еще раз слегка улыбнувшись. Андрей заметил, что адвокат и отец Феофан пили коньяк, когда судья и прокурор предпочитали красное вино, — то, что пил Андрей. Вино приятно ударяло в голову, вызывая легкое головокружение, однако невероятным образом снимая всю усталость трудового дня и Андрей даже почувствовал, что может свернуть горы – так возбуждающе действовала на него эта пурпурная жидкость. На превеликий жаль, мобильного телефона у прокурора тоже не оказалось – он его по своей рассеянности забыл дома, но Андрею было уже все равно – вино волшебным образом действовало на организм, заставляя безразлично относиться ко всему происходящему.

Первым заговорил судья. Он рассказал, что они дружат уже более сорока лет ( не считая отца Феофана, который присоединился к их компании уже принявшим Господа и служившего иереем в храме). Вместе они работали на благо Закона – каждый со своей стороны. Прокурор – государственным обвинителем, адвокат – защитником, а он – судьей. Вместе они рассматривали в судебном следствии различные уголовные дела, обвиняя и защищая преступников и в конце – концов, вынося им справедливый приговор. За дружеским ужином вся эта четверка, собираясь в гостиной у камина в доме судьи, за большим дубовым столом, обсуждали дела давно минувших дней, в основном уголовной направленности, обговаривая и обсуждая все подробности их расследования, но уже с высоты их большего жизненного опыта и профессионализма. И с каждым разом, с каждым рассматриваемым ими делом, фигуранты которого давным-давно покинули этот мир или отбывают пожизненное наказание, эта странная четверка юристов в отставке, по новому, словно получая от этого неимоверное удовольствие, вновь проводит театральное представление, называемое процессом, выискивая в деле новые, ранее не исследованные, обстоятельства, обвиняя и защищая виртуальных подсудимых и вынося им такой же виртуальный приговор. Странные люди и странное их хобби… Андрей с сарказмом и удивлением смотрел на этих солидных мужей, которые в свои преклонные года, так и не смогли оторваться от своей прежней профессии и даже будучи долгие годы в отставке, не изменили своим правилам и любви к юриспруденции, и продолжают, хоть и играя, на полном серьезе выступать в импровизированных прениях с обвинением или защитой подсудимых преступников.

—   Любой человек, — продолжал судья, — изначально, чуть ли не с самого рождения является своеобразным преступником, однако его поступки, по малолетству, не подпадают под уголовное наказание, хотя по нашему законодательству за многие преступления с четырнадцати лет действительно можно получить приличный срок. Вот, вы, например, Андрей Петрович,- внезапно обратился судья к Андрею, который только что поднес бокал с вином к губам, но так и не смог глотнуть ароматную жидкость, — Вот вы, скажите, в своем детстве вы совершали какие либо поступки, которые можно было приравнять к уголовным правонарушениям, ну, например, воровали из дома какие-нибудь вещи, предметы, деньги, наконец?

—    А кто не баловался этим в детстве, — парировал судье Андрей Петрович. – Наверное нет такого ребенка, в основном мальчишек, которые бы не выносили из дома родительские вещи, менялись книгами, игрушками, играя в подворотне на деньги с другими ребятами, тайком вынимая из бумажника отца вожделенную купюру. Вот я лично, помню, лет в десять-одиннадцать со своим другом, примерно такого же возраста, как и я, проникли  к соседу на дачу, чтобы сорвать черешню, а потом залезли в его садовый домик, однако были пойманы им на месте так называемого преступления. Сосед оказался хорошим человеком – надрал нам уши и отпустил…

—    Вот именно, вот именно, — перебил рассуждения Андрея судья. – А все это, как вам известно, подпадает под признаки преступления, обозначенного в нашем уголовном кодексе, как кража и за которую предусмотрено наказание вплоть до лишения свободы сроком до пяти лет. Это только по второй части статьи. А если связанное с проникновением в жилище (а садовый домик, как вам известно, является временным жилищем), то это уже третья, более тяжкая часть статьи, предусматривающая наказание в виде лишения свободы сроком до семи лет. Понимаете, мой юный друг, — продолжал судья, — Конечно, любое преступление имеет свои возрастные границы и если человек не достиг возраста привлечения его к уголовной ответственности, это вовсе не значит, что он не совершил преступление. Ведь что такое преступление? Сотни философов, социологов, юристов занимались этой проблемой. Первым дал определение преступления один из пяти знаменитых римских юристов – Ульпиан – преступление – это действие, связанное с насилием или обманом. Однако классическим считается определение преступления, которое было дано в 1791 году в первом буржуазном уголовном кодексе – УК Франции, затем в УК Наполеона – 1810 года. Преступление – это деяние, влекущее за собой позорящее или мучительное наказание. Однако в науке, например, еще Чезаре Беккарид – говорил, что преступление это деяние, которое причиняет вред обществу. Это зло, причиняющее вред публичному порядку, общественным интересам. Понимаете, уважаемый Андрей Петрович? Любое, даже самое незначительное, на первый взгляд, преступление – это уже зло. И не играет большой роли, совершил ли ты его по малолетству или уже в преклонном возрасте. Умышленное убийство человека, малолеткой ничем не отличается от такого же убийства взрослым человеком и естественно, наказания за одно и тоже деяния должно быть равнозначным, не взирая на возраст. Когда бешеная собака кусает человека, не имеет никакой разницы, щенок это или же взрослый пес…

—   Ну это вы загнули, судья, — нескрываемо возмутился Андрей, ошарашенный его позицией о применении равноценного наказания для несовершеннолетних детей и взрослых. – Нельзя ставить в один ряд ребенка с еще не сформировавшейся психикой и взрослого человека, который хладнокровно, возможно годами продумывает способы совершения преступления, просчитывает все ходы, стараясь избежать наказания. Я уже не говорю за спонтанные, сиюминутные всплески агрессии, приводящие к преступлениям в состоянии аффекта – сильного душевного волнения. А это уже признаки смягчающие вину индивида…

—   Умысел – вот что главное в любом преступлении! – снова прервал Андрея пожилой судья. – Что у малолетнего, что у взрослого, он один – умысел – хоть прямой, хоть косвенный. Для полноценного преступления необходимо три основных признака: умысел, мотив и цель преступления. Только тогда преступление может называться преступлением и, как следствие, необратимость наказания за его совершение. Возьмем снова вас, Андрей. Вот вы сказали, что проникали в садовый домик своего соседа по даче. Так? Какой был у вас умысел? Прямой! — Проникнуть в домик с целью кражи! Мотив и цель преступления могут быть разными – это факультативные признаки субъективной стороны преступления – от банального личного обогащения до совершения кражи с целью насолить вредному соседу. Но если вы достигли возраста наступления уголовной ответственности – вы обязательно должны понести наказание – своеобразную кару за совершение преступления.

Судья замолчал и медленно оглядел проницательным взглядом своих гостей. Прокурор, адвокат и отец Феофан молча сидели на своих местах и в их лицах угадывалась тень какой-то легкой тревоги и внутреннего возбуждения. Оглядев гостей, Юрий Иванович улыбнулся натянутой улыбкой и предложил всем налить себе спиртного. После того, как Андрей осушил свой бокал и лениво откинулся на спинку стула, чувствуя, как приятное блаженство пробегает по его организму, судья снова обратился к нему.

—    Дорогой наш юный друг! А не желаете ли вы присоединиться к нам…точнее к нашей интересной игре в правосудие. Наша коллегия в полном составе. Тут и прокурор, и адвокат…Есть даже священнослужитель, который обычно присутствует в процессах, где предусмотрена высшая мера наказания. Отпускает грехи, сами понимаете… Так вот, мы хотим предложить вам игру. В этой игре вы будете играть роль подсудимого, рассказывать нам о своей жизни, но – чур – ничего не утаивать! – а мы, по необходимости, будем задавать вам вопросы, касательно ваших действий в правовом поле. Господин прокурор будет обвинять вас в совершении различных преступлений, если таковые найдутся в вашей жизни, а уважаемый адвокат, с присущим ему высоким профессионализмом, будет вас защищать. Батюшка Феофан, со своей стороны, посмотрит, соответствует ли ваша жизнь Божьим заповедям и не пересекаются ли они с совершенными вами в жизни уголовными правонарушениями.

Андрей понимал, что все это какой-то цирк, комедия, старческий маразм, однако выпитое вино уже хорошо ударило в голову, разрядив всю скованность тела и мыслей, и ему, непонятно зачем, самому захотелось поиграть со стариками в эту загадочно – манящую игру с правосудием.

—   Я согласен, — сказал Андрей и потянулся всем телом, разминая, словно готовясь к бою, плечи и руки.

—   Вот и хорошо. Спасибо, Андрей Петрович, что оказали старикам приятную услугу составить нам компанию. Мы с прокурором откланяемся на несколько минут, потом выйдем к вам в зал заседаний. – С этими словами  судья и прокурор удалились за дверь, где находилась лестница, ведущая на верхние этажи.

—    Сын мой, — вдруг отозвался отец Феофан, обращаясь к Андрею и его голос звучал крайне мелодично и ласково, — Сын мой, – повторил батюшка, — Вы верите в Бога? Знаете его Заповеди?

—     Ну, в общих чертах, да, — ответил Андрей священнику. – По моему их десять. Там… Не убий, не воруй, не прелюбодействуй…Что там еще, правда, не помню…

—     Да, сын мой, заповедей Господа нашего Иисуса Христа именно десять, а именно, — отец Феофан трижды перекрестился и благоговейным медовым голосом  начал:

—    Я есть Господь Бог твой, и нет других богов, кроме Меня. Не сотвори себе кумира и никакого изображения; не поклоняйся им и не служи им. Не поминай имени Господа Бога твоего напрасно. Шесть дней работай и делай всякие дела свои, а седьмой есть день отдохновения, который посвяти Господу Богу твоему.  Почитай отца твоего и мать, да будешь благословен на земле и долголетен. Не убивай. Не прелюбодействуй. Не укради. Не лжесвидетесльствуй. Не пожелай ничего чужого. А теперь скажите, уважаемый Андрей Петрович, выполняете ли вы в своей повседневной жизни эти святые заповеди? Например, третью заповедь – не поминай имени Господа Бога твоего напрасно? А сколько мы, грешные люди, в разных, самых никчемных случаях, в блуде, зависти, злости своей упоминаем имя Господа? Ради моды ходим в церковь, покрываем себя крестным знамением, ставим свечи у святых икон… А выйдя из Храма Божьего, садясь в свои лимузины или внедорожники материмся на чем свет стоит, совершаем гнусные поступки, врем, лжесвидетельствуем, напрочь забыв, что только что стояли у алтаря… Вот и сегодня, слушая вашу биографию, прокурор будет искать в ней криминал и сопоставлять с соответствующими статьями уголовного кодекса, адвокат – защищать вас, а я — рассматривать на соответствие Божьим заповедям. Судья, как вы понимаете, на основании наших умозаключений вынесет вам приговор. И будьте покойны, этот приговор будет справедливым.

Андрей Петрович не успел открыть рот, чтобы задать отцу Феофану вопрос в чем же все-таки заключается суть игры, как адвокат Гофман вытянул руку вперед, жестом указав на дверь, ведущую к лестничному пролету. В дверях показались две фигуры – судья Башмаков и прокурор Юдин. Юрий Иванович был одет в черную судейскую мантию с желто-синей лентой через шею, на которой, чуть ниже груди, красовалась металлическая эмблема правосудия в виде восьмиконечной звезды. На голове судьи была надета квадратного вида судейская шапочка с желтой веревочной кисточкой над левым глазом. Седые волосы локонами свешивались из-под шапочки, ниспадая на лоб, наполовину закрывая его глаза. Судья то и дело поправлял шапочку руками, убирая волосы под ее обруч и было видно, что носить ее на своей голове Юрию Ивановичу было не совсем удобно. Прокурор – же, Алексей Викторович, был одет в потертый прокурорский мундир старого образца с огромными накладными петлицами, на которых красовались металлические, бело-желтого цвета эмблемы в виде щита со скрещенными сзади него мечами. Под эмблемами находились пятиконечные звезды, изготовленные из такого же металла, как и эмблемы, по количеству и расположению показывая, что прокурор имел специальное звание – старший советник юстиции. На мундире красовались различные значки и медали, наглядно показывая, что прокурор пользовался уважением и достойным вниманием руководства. Андрею на мгновение показалось, что он находится в каком-то театре и вокруг него сейчас будет совершаться театральное представление и он, как ни странно, в этом представлении также играет одну из трагических ролей – роль подсудимого своей жизни. Он мимически криво улыбнулся своей внезапно пришедшей мысли, но голос адвоката привел его в реальность.

—   Мой друг, — начал адвокат, пока судья и прокурор рассаживались по своим местам – судья в центре стола у камина, прокурор в кресле справа от судьи. – Сейчас мы все попросим вас рассказать вашу жизнь, ваши дела, интересы, занятия, акцентируя внимание на, как бы это мягче сказать, неприличные, грязные моменты своей биографии, за которые совесть мучает вас по сей день, а мы докажем вам, уважаемый коллега, что все люди не безгрешные и большинство, так называемых, безобидных проступков как раз подпадают под признаки того или иного уголовного преступления.

Андрей заметил, как на столе, напротив судьи, появился прибор, представляющий собой судейский молоточек на импровизированной деревянной подставке, и колокольчик, который Юрий Иванович придвинул к своей правой руке.

—     Ну-с, начнем однако наше судебное заседание, — промолвил он не позволяющим усомниться в его намерениях тоном, — А где же секретарь? – Судья нервно позвонил в колокольчик и в ту же минуту в гостиную вбежала запыхавшееся краснощекая домохозяйка Верочка с прозрачной папкой в руках, в которой находились чистая бумага, формата А4 и шариковая ручка. Она легко впорхнула за стол и  умостилась рядом с судьей, положив перед собой папку с бумагами.

—      Уважаемый секретарь, — обратился судья к Верочке, чеканя каждое свое слово, — Расскажите, все ли участники процесса присутствуют в судебном заседании и нет ли отсутствующих без уважительных причин?

—      Ваша честь,- также, чеканя каждое слово, отозвалась домохозяйка Верочка, играющая в этой странной игре, роль секретаря судебного заседания. – В зале суда присутствуют государственный обвинитель – прокурор окружной прокуратуры Юдин Алексей Викторович, защитник – адвокат Гофман Лев Иосифович, подсудимый Тютюгин Андрей Петрович, а также священнослужитель – отец Феофан. Незаконно отсутствующих участников процесса нет.

—      Спасибо, секретарь. – Судья лениво облокотился на спинку своего стула-кресла и на секунду закрыл глаза. – Да, господа, угощайтесь вином, ужином, это не мешает нашему процессу, я даже скажу, что легкое спиртное повышает наше мышление и слегка развязывает язык. Тем более, это все-таки безобидная игра…

Андрей попробовал кусочек ветчины с сыром и запил хорошей порцией так понравившегося ему вина. Голова приятно кружилась.

—     Я готов, господа. Начинайте допрос. – Андрей обвел взглядом присутствующих и удовлетворительно крякнул. – Спрашивайте все, что хотите, я готов рассказать вам все ужасные истории своей жизни – посмотрим, как вы оцените их с точки зрения правосудия.

—     Спасибо, подсудимый, за сотрудничество с правоохранителями, однако, согласно уголовному процессуальному кодексу, слово для обвинения предоставляется государственному обвинителю. Не будем нарушать процесс – Начинайте, господин прокурор, — уже обратившись к Юдину, продолжил судья. Прокурор встал и поправил очки на переносице.

—     Государственное обвинение считает виновным подсудимого в совершении преступлений, которые он совершал на протяжении своей жизни, хотя и избегал наказания за эти преступления в виду своего малолетства или по другим, не зависящим от его воли, обстоятельствам. То, что он до сегодняшнего дня не был привлечен к уголовной ответственности является преступным недоразумением и сегодня, я полагаю, выслушав речь подсудимого, я найду статьи уголовного кодекса, по которым его необходимо наказать по всей строгости закона.

—     Погодите, господин прокурор, — внезапно отозвался дедушка-адвокат и в глазах его сверкнули хитрые искорки. – Погодите, — повторил он. – Вы уже начали обвинять моего подзащитного, даже не указав, в каких таких преступлениях он обвиняется. Я думаю, ваша честь, — обратившись к судье продолжил Гофман, — необходимо вначале заслушать самого подсудимого, установить объективную и субъективную стороны преступлений, исследовать доказательства. А может в действиях моего клиента имел место казус (случай) и по настоящему УК он не может быть привлечен к уголовной ответственности и соответственно наказанию. Или в его действиях имелись признаки необходимой обороны или крайней необходимости, что также исключает общественную опасность и противоправность деяния. Я прекрасно понимаю государственного обвинителя, однако пока не будет доказана вина моего клиента, он пользуется презумпцией невиновности.

—    Да, конечно, вы правы, господин адвокат, — судья всем телом подался вперед и внимательно посмотрел на Андрея. – Подсудимый, готовы ли вы давать высокому суду показания о своей деятельности на протяжении жизни, говорить правду и только правду, не скрывая от суда даже малейших интимных подробностей?

—   Готов, готов, ваша честь. – Андрей в глубине своей души иронично смеялся от странного хобби этих пожилых и на вид порядочных людей, однако за оказанный ему теплый прием обижать отказом их не хотел. – С чего начинать?

—   А начинайте с самого начала…С самого детства, — взял слово прокурор. — Наша коллегия внимательно слушает…

—   Ну, положим о том, что я в детстве, лет в десять, воровал в саду у соседа черешню и залазил с другом к нему в домик – вы уже знаете. А еще…Ну убегал из дома, хотел путешествовать. В школе учился посредственно, однако старался уроки не прогуливать. Любимые предметы были – история и литература. Что еще…

—    Пока хватит, подсудимый, — отозвался прокурор. – Я уже вас могу обвинить в совершении кражи по предварительному сговору группой лиц, с проникновением в жилище – садовый домик. А это есть умышленное похищение чужого имущества и карается уголовным законом, — он открыл потрепанный уголовный кодекс в жестком, вылинявшим переплете, ткнув куда-то пальцем, — от двух до шести лет лишения свободы.

—     Я протестую, ваша честь! – перебил прокурора адвокат Гофман, — Это преступление мой клиент совершил до четырнадцатилетнего возраста, с какого и наступает уголовная ответственность в нашей стране за данное преступление. В то время он не являлся субъектом преступления и не может нести уголовное наказание!

—     Протест принимается, — сказал судья и обратившись к Андрею произнес, — Продолжайте, подсудимый…

—     Одну минуту, господин судья,- вставил слово отец Феофан. – Даже если наш подсудимый и не достиг возраста, с которого наступает уголовная ответственность, однако он нарушил восьмую Заповедь Господа – Не укради. В десять – одиннадцать лет человеческая душа уже формируется и он прекрасно осознавал, что совершает недозволенный поступок, причиняя тем самым как материальный, так и моральный (душевный) вред другому человеку. И я далеко не уверен, что впоследствии подсудимый больше не совершал этих поступков. Но я весь во внимании…Слушаю…

—   Как я уже говорил, в школе я учился посредственно. Но занимался спортом, ходил в секцию бокса, что в последствии мне здорово пригодилось..

Андрей вспомнил, как он, вместе с другими пацанами ходили драться двор на двор, район на район. Как раз там навыки владения боксом ему понадобились в полной своей мере. Сколько было им разбито носов и челюстей противников, сколько поломано ребер, хотя и ему самому доставалось нелегко… Несколько раз он лежал в больнице, то с переломанной ключицей, то с поломанными костями носа. Один раз его чуть — ли не посадили за причинение одному из ребят с другого района города тяжких телесных повреждений. Но деньги родителей и связи в милиции сделали свое дело – и «дело» замяли, точнее перевернули, выставив виновным самого потерпевшего – парнишку из бедной рабочей семьи, обставив все таким образом, что он, Андрей, якобы, находился в состоянии необходимой обороны от вооруженного ножом нападения этого парня. Хотя нож был именно у него, а не у того парня, и Андрей его выкинул – улику не нашли, а пацана осудили фактически только на его, Андрея, показаниях. Сейчас это воспоминание неприятно ударило в мозг, а в груди невольно похолодело и маленький комок стыда подступил к горлу.

—   Сколько вам было на тот момент лет? – спросил прокурор, внимательно выслушав Андреев монолог. – И понесли ли вы за этот поступок, хоть какое — нибудь наказание?

—    Лет мне было примерно шестнадцать – семнадцать. Наказания я никакого, понятно, не понес… Все же, по официальной версии следователя, я находился в состоянии необходимой обороны, а связи моего отца довершили логичное окончание дела. Конечно, сейчас, по прошествии времени, я чувствую вину перед этим парнем; где он, что с ним, я не знаю и не интересовался. Но все-таки в то время я был еще бесшабашным малолеткой и сильно не парился за судьбу севшего на «нары» мальчишки.

«Зачем я все это рассказываю?» — думал Андрей, в душе ругая себя за эти постыдные факты своей юности. «Кто тянет меня за язык? Кто такие эти люди, чтобы я раскрывался перед ними, словно книга?» Но игра, в которую он играл, глядя на маскарад с мантией и серьезные лица присутствующих, где то в подсознании захватывала его своим сюжетом и правдоподобностью, а выпитое им вино подогревало к откровенности, словно он действительно находился перед глазами присяжных.

—    Все понятно, — прокурор встал. – Ваша честь, — обратился он к судье, который в очередной  раз поправлял свою шапочку на большой косматой голове, — действия подсудимого, согласно его же показаниям, надлежит квалифицировать сразу же по нескольким статьям уголовного кодекса, а именно – злостное хулиганство, которое характеризируется наличием действий, отличающихся по своему содержанию особой дерзостью – дракой в общественных местах, грубо нарушающих общественный порядок и выражающих явное неуважение к нему и тем самым причиняет существенный вред общественным отношениям, составляющим суть этого порядка; а также причинение тяжкого телесного повреждения другому лицу — что не отрицается подсудимым в ходе проведения нами судебного следствия. Первая статья предусматривает лишение свободы на срок до пяти лет. А вторая – лишения свободы на срок до восьми лет. А по совокупности наш подсудимый может получить до тринадцати лет лишения свободы. Но это еще не все… Ношение холодного оружия – до пяти лет лишения свободы! А ложное обвинение, по которому посадили невиновного, также грозит подсудимому тюремным сроком.

—     Однако есть и смягчающие вину обстоятельства, — отозвался до этого молча сидевший адвокат. — Совершение преступления несовершеннолетним, а в настоящее время и чистосердечным раскаянием моего клиента. Он перестал быть общественно-опасным, имеет семью, работу, даже является нашим коллегой. Свою вину он давно искупил своим трудом и добропорядочным поведением… А насчет ножа… Кто его признавал холодным оружием? Разве была проведена экспертиза? Нож, как нам известно, найден не был…

—     Да ладно, вам, господин адвокат, — вставил свое слово отец Феофан.- Откуда нам знать, какую жизнь вел наш подсудимый в дальнейшем… Однако я уже могу констатировать то, что им нарушена девятая Заповедь Господа – Не лжесвидетельствуй. По его ложному доносу был лишен свободы невиновный человек! Наш подсудимый это признал. И его несовершеннолетний возраст абсолютно никакого значения не имеет. Что сталось с тем человеком? Жив ли он сейчас? А подсудимый не понес никакого наказания. Понимаете, никакого! Только Божья кара может постичь его, — отец Феофан трижды перекрестился.

—     Что за чушь вы городите, — Андрей начал немного нервничать, — Это дела давно минувших дней! Я вам рассказываю это потому, что такие условия вашей игры; открываю вам свою душу, как будто нахожусь на исповеди…

—     Не нужно так нервничать, наш юный друг, — перебил Андрея судья. Мы абсолютно не хотим вас никоим образом обидеть. Вы же сами согласились на эту игру, а по ее условиям вам нельзя ничего скрывать, словно вы находитесь на детекторе лжи, или, как вам будет угодно, на исповеди. Тем более, что с нами находится святой отец… Выпейте еще вина, Андрей Петрович, закусите и продолжайте ваше повествование…

После этих слов секретарь Верочка подошла к Андрею и налила ему в бокал какой-то желтый напиток, по запаху и вкусу походивший на выжатый сок апельсина, только градусов тридцати крепости. Андрей отхлебнул половину бокала и почувствовал, что ему действительно очень хочется рассказывать этим странным людям всю свою подноготную историю жизни, словно надеясь на их понимание и сострадание. «А что мне? Кто они мне такие?» — думал Андрей. «Сегодня есть, завтра – нет. Потешу немного старичков, пусть возомнят себя великими правоведами, профессионалами своего дела – обвинителями, защитниками… Какая еще у них радость в жизни? Кто знает, что будет с нашим поколением юристов?»

—     Ну что ж, если не возражаете, я продолжу, — начал Андрей, из-подо лба косясь на прокурора, который то и дело перебирал тонкими пальцами какие-то бумаги в своей папке. Верочка шмыгнула на свое место за стол и быстро начала что-то писать. Судья дал команду продолжить судебное следствие и Андрей, медленно подбирая слова, заговорил: — После детства и бурной юности меня призвали в армию. Служил я в стройбате на стройках крайнего севера. Служба была тяжелая… Дедовщина в полку была ужасная. За малейшее неповиновение старослужащим «молодых» жестоко наказывали – вплоть до физического насилия. Меня тоже били…И не раз… Однако я тоже давал сдачи, но против толпы много не повоюешь. Когда я стал старослужащим, то тоже «воспитывал» молодых солдат. Иногда сильно…

—   То есть, вы хотите сказать, что будучи старослужащим, издевались над молодыми солдатами? – резко прервал Андрея прокурор, даже немного привстав со своего места. – Говорите, издевались или нет?

—    Ну, как на это посмотреть… Нужно же было их как-то учить уму-разуму, чтобы служба медом не казалась… Не без того. Учили «молодых» слушаться старших, делиться с нами посылками из дома, выполнять за старослужащих некоторые обязанности… В общем, все, как в армии… Никакого криминала!

—     Как это не какого? А жестокое обращение с сослуживцами? Издевательства над ними? Неуставные отношения? Это же чистой воды статья о нарушении уставных правил взаимоотношений между военнослужащими за отсутствием отношений подчиненности! Статья предусматривает лишение свободы на срок от двух до пяти лет!

—     А также нарушение десятой Заповеди Господа – Не пожелай ничего чужого, — вставил свое слово отец Феофан.

—     Господа, господа, — оживился адвокат. – Остудите свой пыл. Мой клиент уже давно не военнослужащий и к нему не должны применяться статьи о воинских преступлениях. Что было, то прошло. Тем более, что когда он был молодым солдатом, то и к нему применялись недозволенные, неуставные отношения. Не так ли, подсудимый? А насчет нарушения Заповедей, я спорить с отцом Феофаном не стану. Ему, наверное, виднее… Однако за это в земной жизни наказания нет.

Судья позвонил в колокольчик и все успокоились.

—    Продолжайте, — обратился он к Андрею. – Верочка, вы все записываете?

Секретарша Верочка молча кивнула головой и уставилась в свои бумаги.

—    Ну что же, — продолжил Андрей. – После армии я пошел работать в милицию, где начинал от помощника следователя и закончил службу старшим следователем по особо — важным делам в звании подполковника. Я  в основном работал в отделении по тяжким преступлениям, ну там убийства, телесные повреждения, разбойные нападения, изнасилования… Но также, по надобности, расследовал банальные кражи, вымогательства, хулиганство… Иногда приходилось расследовать и экономические преступления…

—    И хотите сказать, что являясь должностным лицом, расследуя такие специфические дела вам не давали взятки? – внезапно рявкнул прокурор, заставив Андрея вздрогнуть. – Брали взятки? А? Смягчить статью, вывести из дела одного или несколько фигурантов? Говорите, говорите, подсудимый. Ведь зная, на какой работе вы работали, очень-очень трудно воздержаться от соблазна получить какое-нибудь денежное или материальное вознаграждение. Не бойтесь, здесь все свои, а это лишь виртуальная игра.

—    Ну давали взятки… Ну брал взятки… А кто не берет в милиции? За эти мизерные зарплаты работаешь сутками, как вол… Ни выходных тебе, ни проходных… А так, хоть есть какой-то стимул… —  нагло и резко ответил прокурору Андрей. – Смотрите в свой кодекс, ищите мне статью! Я вам сам ее подскажу – получение взятки – предусматривает лишение свободы сроком до десяти лет. Вот так-то. Все?

—     Нет, не все, — парировал прокурор. – А к этой статье прилепилась еще и злоупотребление властью или служебным положением – двенадцать лет лишения свободы! А служебный подлог? Еще три года лишения свободы!

—     И снова – нарушение Заповеди, на сей раз четвертой – Шесть дней работай и делай всякие дела свои, а седьмой есть день отдохновения, который посвяти Господу Богу твоему! – вскричал отец Феофан. – А наш подсудимый, как пояснил суду, без выходных работал сутками, умышленно нарушая и попирая Закон Божий!

—    Ух, как вас понесло, — вскричал адвокат. – Одни обвинения в адрес моего клиента! Мы вообще, согласно Конституции, можем отказаться давать показания и обвинение не получит и йоты доказательств. Я уже говорил, что подсудимый давно искупил свою вину порядочным поведением и если он и виновен, то может получить минимальный срок, либо условный, а не максимальный, как цитирует санкции статьи государственный обвинитель!

—     Подсудимый, — прервал судья речь адвоката, — вы готовы дальше давать показания высокому суду?

—     Валяйте, — засмеялся Андрей, в глубине души начиная презирать этих мелких старикашек. Спрашивайте, что хотите. Вы хотите узнать, что было дальше? А дальше была рутинная следственная работа. Что потом? Потом я встретил свою любовь – жену Елену, от которой у меня родился прекрасный сын. Я предвижу ваш вопрос, батюшка, — обратился Андрей Петрович к отцу Феофану. — Вы хотите спросить, прелюбодействовал ли я? Да, прелюбодействовал и неоднократно. Были у меня любовницы. Были ли внебрачные дети, я не знаю. Знаю только, что одна из моих любовниц «залетела» и я ее заставил, да, именно заставил, сделать аборт. Что, господин прокурор, съели? Какую вы мне статью вмените в этом случае? Не я делал аборт, я, как видите, не женщина… А то, что она потом покончила собой… Так извините, я ее в петлю не засовывал.

—     Все очень просто, подсудимый. – спокойным тоном, не взирая на нервную дрожь Андрея, сказал прокурор Юдин. Есть в кодексе статья, которая подходит вам, как нельзя кстати. Эта статья – доведение до самоубийства. Это вы, своим поведением довели бедную девушку, наверное очень сильно вас любившую, до того, что она под вашим давлением, сделала аборт, а потом, от безысходности, или мысли, что она больше никогда не родит, покончила жизнь самоубийством. А это – три года лишения свободы! Не много ли уже набралось ваших «грехов», за которые можно получить приличный тюремный срок, может даже расстрельный…

—    А вот и нарушение шестой Заповеди – Не убивай! – Отец Феофан начал нервно расхаживать по гостиной. Верочка что-то усердно писала, низко опустив голову над столом.

—     Нет нарушения Заповеди Господней! – проскрипел старый адвокат. – Мой клиент никого не убивал, а если и довел кого-то до самоубийства, — то это абсолютно другая статья – а не умышленное убийство! И пришить ее моему клиенту не удастся!

—     Ну что же, — прокурор встал, поправил свой мундир и снова сел. – У вашего клиента, дорогой  наш защитник, и так уже столько совершенных преступлений, что ему впору быть признанным рецидивистом. Я  думаю, что высокий суд разберется, расставит все на свои места и вынесет ему справедливый приговор.

—      Успокойтесь, господа, успокойтесь. – отозвался  судья, снова зазвонив в колокольчик. Может объявим перерыв? Выпьем, подкрепимся, а то наше судебное заседание становится все жарче и жарче…

Все участники так называемого процесса согласились с предложением судьи и налили себе бокалы. Кто коньяка, кто – вина. Верочка опять налила Андрею Петровичу из кувшина желтую жидкость. Андрей почувствовал, как у него понемногу стали отказывать ноги, а тело превращалось в ватную куклу. От его прежнего взбудораженного состояния не осталось и следа. Что-то захотелось спать. «Так», — подумал Андрей, — «нужно заканчивать этот балаган и идти отдыхать. Завтра – трудный день». Но подняться он не смог – не слушались ноги. «Что они со мной сделали?» — подумал Андрей и тут судья проговорил:

—      Ну что, будем продолжать процесс?

Андрей бессильно махнул рукой и заговорил заплетающимся языком:

—      Вы хотите узнать, что было потом? Потом я уволился с милиции и стал адвокатом. Защищаю отъявленных негодяев, бандитов и подлецов, которые платят мне хорошие деньги. И плевать я хотел на правосудие, которое, кстати, всегда можно купить. Каждое дело имеет свою цену. Чем сложнее дело и больше срок, тем, соответственно, и больше нужно потратить денег, чтобы это дело спустить на тормозах, а то и вообще прекратить. Все дела. Понимаете, господа хорошие, — все! Как были раньше, так и остались теперь продажные судьи, прокуроры, адвокаты… Всех можно купить за деньги, а если не возможно купить за деньги, то все равно можно купить, только за большие деньги… И вы, с вашей игрой в правосудие, считаете меня преступником, но если на то пошло, то преступниками могут быть все люди – все, которые хоть что-то значат в этой жизни. Вот вы, например, прокурор – неужели вы были кристально-чистым человеком и за вашей спиной нет таких же преступлений и нарушений Заповедей, как у меня, а то и более? А вы, адвокат? Неужели вы честно работали всю жизнь, получая гроши от вашей коллегии? Или все-таки носили взятки следователям и судьям за «правильные решения» тех или иных дел? А? А вы, батюшка? Добросовестно ли вы исполняли все Божьи заповеди, которые так ревностно защищаете? То-то, господа хорошие… Все мы грешны, все мы в чем-то преступны…И если есть у нас хоть малейшее осознание того, что где-то мы неправильно прожили свою жизнь, есть где-то далеко проснувшаяся совесть, — то еще ничего не потеряно и не нужно клеить ярлыки преступников на всех этих людей. Игра – игрой, а реальность совсем другая… Вам ли этого не знать, господа хорошие… А теперь, давайте заканчивать эту уже порядком надоевшую игру. Судья! Выносите свой приговор!

—     Что ж, если вам, подсудимый, больше нечего сказать, то судебное заседание объявляется закрытым. Прокурору и защитнику приготовиться для выступления в прениях. После чего последнее слово подсудимого. Готовы ли стороны к судебным прениям?

—     Готовы, ваша честь, — слегка наклонив вперед голову сказал прокурор.

—     Готовы, — эхом отозвался адвокат.

—     Прошу начать с государственного обвинителя. Пожалуйста, начинайте, Алексей Викторович, — судья слегка стукнул молоточком по деревянной дощечке, которая издала глухой, короткий звук.

—     Спасибо, ваша честь, — прокурор выпрямился и в его лице Андрей заметил промелькнувшую тень торжества и подавленности одновременно. Он оглядел присутствующих колким долгим взглядом, словно преподаватель оглядывает студенческую аудиторию перед принятием экзамена и неторопливо, разжевывая каждое слово начал:

—    Уважаемый суд! Уважаемые участники процесса!  На скамье подсудимых не лучший, по-видимому, из жителей своего славного города. За свою жизнь успевший уже познать позор и горечь уголовных правонарушений, хотя официальным правосудием это и не было доказано, но не означающего того, что указанные им преступления не имели место в его бурной жизни. Да, он жил,  как все люди. Учился в школе, служил в армии, работал в правоохранительных органах, а в настоящее время трудится адвокатом в престижной коллегии адвокатов. Имеет семью – жену и ребенка. Вроде все правильно, все хорошо… Как говорится, построил дом,  посадил дерево и  воспитал сына. Это хорошо, конечно, но все же одного этого мало, чтобы человек до конца оставался человеком – нужно еще уметь сострадать ближнему, нести в души людей, с кем так или иначе общаешься, добро и любовь, впитывать от общества все хорошее и отдавать ему тем же. Тютюгин обвиняется в совершении различных, от небольшой тяжести, до тяжких из преступлений – доведение до убийства молодой девушки и ее не рожденного ребенка. А также в совершении корыстных, тяжких преступлений, таких, как получение взятки и злоупотребления властью или служебными полномочиями.  А что уже говорить о причинении тяжких телесных повреждений человеку, которого, мало того, что сделали виновным по его ложным обвинениям, но и лишили свободы. Ни один из признаков в характере подсудимого не свидетельствовал о том, что среди душевных качеств Тютюгина была нежность по отношению к детям и престарелым или, допустим, доброту к животным. Скажем прямо – человек таким образом характеризующийся вполне может оказаться преступником. Как, впрочем, может оказаться преступником любой другой. Потому для нас не столь важно, что за человек перед нами – герой труда или лентяй, романтичный однолюб или развратник, пьяница или трезвенник, праведник или грешник. Если перечислять все преступные деяния, которые совершал подсудимый в течении своей жизни, а не только ту толику, что стало нам известным в ходе настоящего судебного заседания, то своими действиями он давно подписал себе смертный приговор, давно – если он уже не умер, как человек… Как духовный человек… И хотя в реальности он не понес перед Высоким судом заслуженного наказания, по понятным сейчас причинам, то здесь, в нашей виртуальной игре, — прокурор слегка замялся, — …игре в правосудие, Тютюгина необходимо признать виновным и назначить ему соответствующую кару. Конечно, суду нужно учесть, что подсудимый Тютюгин свою вину признал полностью, добровольно, без какого-либо принуждения, пояснил обстоятельства совершенных им преступлений. Однако при назначении ему наказания следует также учесть степень тяжести совершенных им преступлений, личность виновного и обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание. Тютюгин совершал тяжкие преступления и из данных о его личности известно, что подсудимый совершал их еще с несовершеннолетнего возраста, цинично, умышленно, дерзко… При этом, обстоятельств, смягчающих наказание, по делу не усматривается. Поэтому учитывая, что Тютюгин совершал тяжкие и особо тяжкие преступления, чем показал свое пренебрежительное отношение к человеческим отношениям и к человеческой жизни, и в совокупности с данными о личности подсудимого, прошу суд учесть повышенную опасность личности подсудимого, его стойкую приверженность к преступной деятельности. По совокупности совершенных им преступлений, подсудимого уже можно приговорить к пожизненному заключению, однако, это для него будет жестоким наказанием. Жестоким для него и обременительным для государства. Так, что, учитывая гуманность нашего общества и человеколюбие, лучшим наказанием для него будет смерть. Быстрая безболезненная смерть в виде смертельной инъекции. И я, как государственный обвинитель считаю необходимым назначить Тютюгину высшую меру наказания – смертную казнь!

Пока прокурор говорил свою обвинительную речь, Андрей Петрович молча слушал его, лениво развалившись на стуле и демонстративно попивал желтый напиток, так приятно и глубоко тревожив его разум. «Пусть говорит, старый маразматик, пусть тешиться», — Андрею было уже все равно, что скажет ряженный прокурор. Однако, последние слова прокурора заставили его интуитивно вздрогнуть. «Что за бред? Какая еще высшая мера наказания? Что они себе позволяют?», — думал Андрей одновременно удивляясь и злясь на этих чудаковатых джентльменов. Он попытался вскочить со стула, однако тело не слушалось. Голова в затылочной части начала немыслимо болеть. «Нужно заканчивать этот театр», — острая мысль пронзила виски. – «Скоро утро, вроде метель прекратилась, — можно немного поспать и собираться домой. Спать…Спать… Что-то сильно захотелось мне спать… Чем они меня напоили?…»

—     Все, давайте заканчивать ваше судилище, я уже устал!  — вскричал Андрей Петрович изо всех сил пытаясь подняться со своего места. – Мне надоела эта игра! Я к вам пришел за помощью, а не за спектаклем! Вы, может быть, хорошие люди, но все имеет свои границы. Еще немного – и я сознаюсь в убийстве президента Кеннеди!..

—    Нет, уважаемый наш подсудимый! – рявкнул судья так, что у Андрея в груди пробежал неприятный холодок и взмокли лодыжки.  – Нет, уважаемый Андрей Петрович! Игра не кончена. Игра продолжается! Сейчас выступит ваш адвокат с защитительной речью и батюшка Феофан… Потом я объявлю приговор… Так, что я настоятельно прошу вас, мой юный друг, настоятельно прошу, — повторил судья, чеканя каждое слово, — дождаться приговора – а значит и окончания игры! В наших судебных процессах еще не было случая, чтобы преступник уходил из этих стен без справедливого приговора! Начинайте, защитник! – обратился судья к лысому адвокату, который что-то перебирал в своих бумагах. Гофман встал и всем своим видом старался показать свое величие и превосходство над присутствующими. Медленно, растягивая слова, словно читая молитвы, он начал:

—    Уважаемый суд! Я выслушал благородную, сдержанную речь господина прокурора и со многим из того, что сказано им, я совершенно согласен; мы расходимся лишь в весьма немногом, но, тем не менее, задача моя после речи прокурора не оказалась облегченной. Не в фактах настоящего дела, не в сложности их лежит его трудность; дело это просто по своим обстоятельствам. Кто станет отрицать, что перечисленные прокурором преступления, совершенные моим подзащитным, являются злом, за которое предусмотрена определенная кара? Да, он – преступник, но он не призвал ложь на помощь себе. В ходе судебного следствия мой подзащитный давал чистосердечные, признательные показания. Именно его показания и были положены в основу обвинения. Конечно, совершенные им преступления велики. О невменении зла в вину он не помышляет. Но было бы жестоко думать о том, как бы тяжелее и суровее применить к нему карающее слово закона. Было бы ошибкой думать, что в суровости задачи карающего правосудия и суровостью судья приближается к намерениям законодателя. Нет! Как выступал в своих прениях крупнейший российский адвокат Федор Никифорович Плевако: — «Слово закона напоминает угрозы матери детям. Пока нет вины, она обещает жесткие меры непокорному сыну, но едва настает необходимость наказания, любовь материнского сердца ищет всякого повода смягчить необходимую меру казни. Еще не было примера, чтобы судье дозволялось, не удовлетворяясь указанными карами, просить об увеличении наказания. Но если особые обстоятельства дела возбуждают чувство сожаления к подсудимому, если обстановка преступлений указывает на плетеницу зла и несчастия в ошибках, приведших подсудимого к преступлению, то возможно смягчение наказания». В данных настоящего дела много этих смягчающих мотивов. Многие из них имеют за себя не только фактические, но даже и юридические основания. Если не точная буква закона, то либо цели его, либо мнения сведущих в праве людей, либо опыт чужих законодательств и неполнота нашего права говорят о возможности менее сурового приговора, чем просит государственное обвинение. Действительно, мой подзащитный совершал эти ужасные преступления, за что, конечно, должен понести заслуженное наказание. Однако суду надлежит учитывать все смягчающие вину обстоятельства. Ведь наказание имеет целью не только кару, но и исправление осужденных. И вот теперь перед вами находится человек, который со страхом ожидает вашего приговора. Перед вами находится человек, который не искал преступлений, но которого преследовали преступления. Неужели для этого человека уже ничего более не осталось, кроме сурового, смертельного обвинительного приговора. Этот приговор лишит его самого ценного – жизни, а жену сделает вдовой, ребенка – сиротой! Спросите ваш здравый смысл, будет ли суровый приговор соответствовать интересам правосудия. Действия подсудимого с точки зрения православия, — адвокат слегка кивнул головой в сторону отца Феофана, — можно рассматривать, как грех: смерть греху, но оставьте жизнь грешнику! Дело правосудия есть дело великое! Ведь никто сомневаться не может в том, что нужно давать руку помощи упавшему, поднять грешника кающегося, оказать милость страждущему. Но милуя грешника, не давайте ему пользоваться плодами греха! Когда надо выбирать между жизнью и смертью, то все сомнения должны решаться в пользу жизни. Таково веление закона и такова моя просьба. Обвинитель требует справедливого приговора, — я напоминаю и ходатайствую о сочетании в нем правды с милосердием, долга судьи с прекрасными обязанностями человеколюбия.

Адвокат закончил говорить и в гостиной на мгновение воцарилась мертвая тишина. Только было слышно, как в затухающем огне в камине потрескивали дрова, да неприятный скрип авторучки, которой Верочка с нескрываемым усердием выводила по выцветшей бумаге свои каракули.   Первым прервал молчание судья. Повернувшись всем телом к священнику он негромко, мягко проговорил:

—   Отец Феофан, вам есть что сказать в обвинение или защиту нашего подсудимого? Конечно, это не обязательно в реальных судебных процессах, однако у нас, в нашей игре, заключительное слово, — не выступление в прениях, — нет, а именно божье слово православного священника, капеллана, является правилом игры, а не исключением.

Последнее предложение, сказанное судьей, относилось скорее к Андрею Петровичу, чем к отцу Феофану или другим лицам, находившимся в гостиной, представляющей собой сейчас зал судебного заседания. Андрей не успел что-то ответить, возразить или парировать судье, как слово взял священник. И он начал говорить… Такой умиротворенной и грамотной речи Андрей никогда не слышал. А когда он мог слышать, если и в церкви-то бывал от случая к случаю и то, повинуясь современной моде? Стоя у священных икон он кое-как крестился и ему почему-то было это стыдно и неприятно. Он никогда не выстаивал до конца службы, — поставив наспех свечи уходил по своим, как ему казалось, мирским неотложным делам. А в миру начинался грех: блуд, сквернословие, пьянство, различные доносы, по делу и без дела, на сослуживцев ради личной выгоды. Он, Андрей, все это прошел. Он дослужился в полиции до начальника следственного отдела, правдами и неправдами расчищая себе путь к власти. Хоть по трупам. Ему было все равно. И эта власть его погубила. Растоптала, как вонючего таракана, не взирая на заслуги, ордена и медали. Растоптала до такой степени, что он ушел с полиции, долгое время не работал, искал себя и искал в себе… Его чуть не посадили за должностной подлог и просто чудом и деньгами удалось избежать тюремных нар…Пока Феофан говорил, Андрей остро чувствовал, что жил в этой жизни не так, работал – не так. Сколько он сделал зла другим, которого можно было избежать, веди другой образ жизни. А эти поступки, совершенные им, которые прокурор Юдин называл преступлениями? Это ведь действительно были преступления! Настоящие, циничные, дерзкие преступления, за которые он не понес и не понесет никакой ответственности. По крайней мере земной. Но не небесной… А Феофан говорил…говорил… Из десяти заповедей у него, Андрея, были нарушены почти все. Он создал себе кумира в лице своего начальника, прогибался под ним, выполнял все его прихоти, законные или не законные поручения, не обращая внимания на последующую ответственность. И этот начальник, этот его кумир, сожрал Андрея целиком, как только земля у него под ногами стала гореть. Потом…Позже он стал адвокатом, хотел изменить себя, изменить свой образ жизни. Жить, как все… Жить, как порядочный гражданин и человек. Но и тут – жажда к большим деньгам, к славе, к богатству подтолкнула его на защиту оголтелых преступников, мафиозных кланов, наркодельцов и убийц – тех, кто платит большие деньги, пусть даже грязные и кровавые… И пока говорил отец Феофан, Андрей Петрович все более остро и отчетливее понимал, что где-то видел уже его, когда-то знал или встречал. Когда-то давным-давно… В той, прошлой жизни…

Когда священник окончил говорить, резюмируя свою речь тем, что обратившись к судье согласился на вынесение справедливого приговора на усмотрение суда, все встали. Андрей чувствовал, что подняться не может. Ноги не слушались и были, словно ватные. Это заметил судья Башмаков и жестом указал Андрею, что он может находиться в сидячем положении.

—     Подсудимый, — сказал судья, — Вам предоставляется последнее слово! Говорите, что хотите, во времени вы не ограничены. Согласны ли вы с вынесенными вам обвинениями и просите ли о снисхождении?

—       Да пошли вы все…, — через силу сказал Андрей и от внезапно сковавшей его усталости, закрыл глаза. – Пошли вы все…, — уже шепотом повторил он.

—       Ну что ж, если подсудимому нечего сказать, то суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора.

С этими словами судья встал и не говоря больше ни слова, нарочито медленной фланирующей походкой скрылся за дверью, из – за  которой еще недавно выходили все эти странные люди.

Никто больше не улыбался. Никто не предлагал выпить или закусить. Верочка убежала вслед за судьей. Прокурор и адвокат вышли из гостиной, о чем-то живо разговаривая. Отец Феофан сел в кресло ушедшего прокурора и внимательно смотрел на Андрея. Его взгляд…Его взгляд выражал какую-то задумчивую печаль, скорбь, усталость от этой грязной мирской жизни… Он молча смотрел на Андрея, а Андрей смотрел на него. Они смотрели друг на друга не отрывая глаз: встретились черное пламя Абадонны и золотое сияние Парадиза. И хотя разум Андрея был еще светлый, и он понимал всю абсурдность происходящего, но тело и язык его не слушались. Он сейчас представлял собой ватную куклу, понимающую все, что происходит вокруг него, однако не в состоянии что-либо физически предпринять. Он уже понимал, что попал в какую-то  жуткую переделку, как в фильмах ужасов, и все эти люди представлялись ему ужасными клиентами психиатрической клиники, сбежавшие с больничных коек для совершения своего странного и ужасного обряда.

Огонь в камине догорел и его багряные блики больше не скользили по обоям. Вместо них нежное, как цыплячий пух свечение наполняло комнату блуждающими бронзовыми тенями.  Зашла Верочка и привычным движением рук смела со стола остатки ужина. Она даже не взглянула на Андрея, как в прочим и все остальные. Внезапно далеко зазвонил судейский колокольчик и через минуту на пороге гостиной показался судья Башмаков. Щеки его осунулись, шапочка накренилась на лоб, закрывая половину лба. Желтая веревочная кисточка смешно болталась перед лицом. Красный нос, казалось, стал еще краснее и выглядел уже, как спелый помидор. Аскетически сжатые губы придавали лицу судьи зловещее выражение. Как только он вошел в гостиную, прокурор и адвокат подошли к столу, а отец Феофан, не отрывая глаз от Андрея, медленно встал. Верочка заняла свое место.

—      Встать. Суд идет! – вскричала она и вытянулась за столом, своим крупным тазом слегка сдвинув его с места. Стояли все, кроме Андрея. Он сидел и отрешенным взглядом смотрел на это представление, всеми своими нервами ожидая и предчувствуя трагический финал. Не обращая никакого внимания на то, что Андрей сидит, а не стоит, как подсудимый на момент оглашения приговора, судья Башмаков, уперев в него тяжелый, суровый взгляд начал:

—      Прежде, чем я оглашу приговор, я хочу сказать вам, подсудимый Тютюгин Андрей Петрович, что в течении длительного времени мы, — он обвел рукой присутствующих в гостиной людей, — внимательно следили за вами, точнее за вашей жизнью. Мы видели ваши взлеты и падения, благородные дела и отвратительные поступки. Мы были свидетелями того, как вы неоднократно умышленно преступали закон, не останавливаясь ни перед чем, для решения своих вопросов, и то, что вы нам рассказали в этой, исключительно для вас созданной игре – игре в правосудие, — это только часть, очень малая часть того, что вы сделали в своей непутевой жизни. Вы жили не как христианин, ни как добропорядочный и законопослушный человек, хотя и работали на благо закона. О вас мы узнали от отца Феофана, — судья сделал короткую паузу и посмотрел на священника. —  Отец Феофан, в миру Младенов Игорь Петрович, — тот самый мальчишка, которого вы тридцать лет назад искалечили до полусмерти, а выражаясь юридическим языком, причинили ему тяжкие телесные повреждения и потом, подсунув ему нож, ложно обвинили его в вооруженном нападении на вас с вытекающими из этого последствиями. Следователь, который вел это дело, за взятку сфабриковал доказательства, отмазав сына государственного чиновника, — вас, Андрей Петрович, обвинив в злостном хулиганстве другого человека – Младенова Игоря, чтобы уберечь вас от скамьи подсудимых за совершение тяжкого преступления. Я, к своему стыду и прискорбию председательствовал в этом судебном заседании и на основании представленных мне следственными органами материалов дела вынес обвинительный приговор  — шесть лет лишения свободы! Должен сказать, это был суровый приговор. Суд был выездной, в городском клубе , открытый, где присутствовали различные высокопоставленные партийные чиновники, в том числе и ваш отец – секретарь партийной организации нашего района. Под давлением сверху и был провозглашен этот суровый приговор для еще не судимого парнишки. Обвинение поддерживал  помощник прокурора местной прокуратуры, юрист второго класса Юдин Алексей Викторович, а защиту осуществлял, как вы уже, надеюсь, поняли, адвокат Гофман Лев Иосифович. Но даже пламенная защитительная речь адвоката не спасла подсудимого Младенова от ужасного, незаслуженного наказания. В то время партийные элиты имели большой вес, громаднейшие связи, а я, будучи молодым судьей, полным амбиции и тщеславия, желая показать себя серьезным вершителем правосудия и вынес Младенову этот приговор. – Башмаков замолчал, словно обдумывая каждое последующее слово; тяжело вздохнул и в тишине гостиной – зала судебных заседаний, — эхом повторился его тяжелый, свистящий выдох. – Я уже давно расплатился за этот свой поступок, хотя и был введен в обман вами, Андрей Петрович и следователем, расследовавшим это дело. Как были введены в обман прокурор и адвокат. В моей профессии это был первый и последний процесс, где я поддался чужому мнению и смалодушничал. Так вот, Младенов Игорь впервые попал  на зону, где подвергался различным издевательствам и унижениям достоинства. Чтобы как-то выжить, он был представлен в блатные, которые обладали соответствующим иммунитетом от издевательств сокамерников и руководства колонии. Но он должен был жить по правилам зоны, беспрекословно выполнять воровские законы, соблюдать воровскую честь, то есть жить не так, как он жил раньше. В колонии у Игоря, перебитая вами, Андрей, рука, стала загнивать, образовалась гангрена и в тюремной больнице ее ампутировали почти до локтевого сустава.

Только сейчас, бросив тревожный взгляд на отца Феофана, молча, словно изваяние, стоявшего у стола рядом с потухшим камином, Андрей заметил, что его правая рука, обутая в черную нейлоновую перчатку, как-то неестественно вывернута кистью наружу, и он с ужасом понял, что это был протез.

—      Пока Игорь отбывал срок в колонии, — продолжал судья, — на воле умерла его мать и буквально следом ушел сошедший с ума от горя отец. Игорь даже не был на их похоронах. Любимая девушка Игоря давно вышла замуж за другого, чтобы не связывать свою жизнь с «зеком». Через шесть лет, освободившись из мест лишения свободы, Игорь захотел найти вас и отомстить. Отомстить за все страдания, которые он перенес по вашей вине. А также он хотел отомстить мне и прокурору. План мести он долго вынашивал еще в колонии, рисовал себе картины, как расправится раз и навсегда с лжесвидетелем и продажными прокурором и судьей. Однако, будучи уже на воле, совершил банальную кражу и снова попал в зону. На семь лет. В колонии Младенов стал авторитетом, вершил правосудие , если это можно назвать правосудием, над другими заключенными. Отстаивал их права перед администрацией колонии, наказывал виновных и защищал невиновных. Выйдя на волю через семь лет, Игорь продолжил поиски вас, Андрей, и соответственно нас с прокурором.  Вас он нашел без особого труда, вы тогда работали следователем в местном городском отделе внутренних дел. Но совершить задуманный акт мести не представилось возможным, так, как в тот день Игоря задержали работники милиции, изъяв у него нож, по заключению экспертизы, признанного холодным оружием. И снова срок и снова зона… Четыре года лишения свободы… Пытался бежать. Был пойман и получил дополнительно три года лишения свободы. Тогда, в колонии, он принял Господа и стал ревностным его служителем. Читая и понимая божье слово, он отказался совершать какую-либо месть, не имеющую под собой разумного обоснования. Однако мысль найти нас и посмотреть нам в глаза, не покидала Игоря ни на минуту. Только тогда, по его мнению, душа его успокоится. Когда в очередной раз он освободился из мест лишения свободы, то был рукоположен в сан – иерей, получил церковное имя Феофан и остался в зоне служить церковным капелланом. Как-то, будучи в наших краях, он все-таки нашел меня, а через меня и прокурора. У нас с ним был долгий, тяжелый разговор, о сути которого вам знать не обязательно. Позже Игорь ушел с колонии и получил приход в церкви святого Луки в нашем поселке. Там мы близко познакомились и подружились. Там осознали свою вину, хотя, как я уже говорил, были сами обмануты и поставлены в жесткие рамки закона. Мы искренне покаялись, исповедались и причастились. Господь простил нам этот грех. Однако оставался еще один человек – вы, Андрей Петрович, — который являлся основным фигурантом дела, не понесшим никакого наказания. Вначале мы хотели простить вас, отпустить с миром, забыть навсегда эту страшную историю, однако решили посмотреть на вас со стороны, на ваши дела, вашу жизнь. Может действительно, сыграла роль ошибка молодости, недомыслие, мальчишеская бравада и впоследствии вы будете добропорядочным человеком. Но нет, жизненные уроки не пошли вам на пользу. Праздная жизнь, алчность, разврат и тщеславие сделали вас ненужным для общества человеком. Вредным для общества…Как смертельный вирус… Многим, очень многим людям в своей жизни вы сделали больно. Скольких людей вы обидели, предали, через скольких переступили для решения своих карьерных вопросов… И хотя у вас позже появилась семья, родился ребенок, но что вы дали семье? Как воспитывали сына? Нелюбимая жена, от которой вы уходили в блуд, пьянство и во все тяжкие…Сын, который не видел отцовской теплоты и понимания… Все эти обстоятельства дали нам повод все-таки привлечь вас к ответственности за содеянное. Наказать вас. Но не просто, банально, наказать, как того хотел Игорь, а сделать это юридически тонко, в соответствии с законом и божьим промыслом. Тем более, что вы сами являетесь юристом и хорошо разбираетесь в судебных процессах. Нами был тщательно продуман план, как заманить вас на эту дачу. В апелляционном суде наш человек, представившись прокурором, как бы невзначай, указал вам дорогу, по которой можно гораздо быстрее добраться домой. На это вы клюнули. И действительно, повернули на нее, даже не поняв, что дорога давно не эксплуатируется из-за проведения на ней ремонтных работ. Эта дорога почти упирается в мой дом – дальше дороги нет – тупик. И если бы не ваша банальная авария, которую, кстати, мы предусмотреть не могли, то вы бы через пару километров уперлись в забор, ограждающий дом. От того места, где ваша машина сползла в кювет, дорога поворачивает направо, огибает лесопосадку с полем и ведет прямо к моему дому. Так, что, любезный Андрей Петрович, поняв, что заблудились, вы обязательно б вышли на меня. А дальше… А дальше вам все известно… — судья на секунду замолчал, словно о чем-то напряженно задумался. Его лоб покрылся холодной неприятной испариной, а большой красный нос, кажется, стал еще краснее. Судейская шапочка сползла почти до бровей и держалась лишь на выступающих из-под нее седых вьющихся кудрях.  – И так, игра заканчивается, — вдруг внезапно, нарочито громко, обращаясь ко всем присутствующим, проговорил Башмаков. – Оглашается приговор… Подсудимый обвиняется… На основании полученных доказательств… Учитывая смягчающие и отягчающие вину обстоятельства… Руководствуясь статьями уголовного процессуального кодекса… Признать виновным… Приговорить к высшей мере наказания – смертной казни через смертельную инъекцию… Приговор привести в исполнение немедленно…

Последние слова приговора Андрей слушал, словно во сне. Что-то неестественно-жестокое было в словах судьи, что-то, не поддающееся никакому пониманию. Разумному осознанию того, что сейчас происходит в этих, похожих на зал судебного заседания стенах, и не бред ли это сумасшедшего. Его мозг работал, напряженно работал, но тело не слушалось. Он, как наркоман, вертел расширенными зрачками по сторонам, дико, испуганно оглядывая своих палачей, не в состоянии как физически, так и морально им противодействовать. Судья снова зазвонил в колокольчик и Андрей краем глаза заметил, что в гостиную вошли двое здоровенных мужчин, которых он ранее не видел, и направились прямо к нему. Сильные мускулистые руки схватили его под мышки, подняли, словно ребенка и понесли куда-то за толстые гобелены, где скрытая ими от лишних глаз, находилась еще одна дверь, ведущая в маленькую комнатку с белыми, словно больничными, стенами и ярким рассеянным светом, который исходил откуда-то сверху. Посередине комнаты стояла металлическая кровать, похожая на медицинскую каталку с колесами, и прорезиненным матрасом на ней. По обе стороны каталки свисали кожаные ремни с застежками для запястий рук и ступней ног человека. Маленькая подушечка в наволочке голубого цвета в голове каталки довершала это странное ложе. Мускулистые руки аккуратно положили тело Андрея на матрас и профессионально застегнули ремни на его запястьях и ступнях. Зашла Верочка, неся в руке капельницу, на которой были закреплены два медицинских флакона, в которых находилась какая-то светлая жидкость. Она подошла к Андрею, улыбнулась странной наигранной улыбкой, и мягко сказала:

—   Не переживайте, Андрей Петрович. Я сейчас вставлю вам в вену катетер и введу раствор тиопентотал натрия. Это сильное снотворное, от которого вы уснете и  ничего не почувствуете. Смерть будет легкая, гуманная, во сне… Может даже вы будете видеть сны… — С этими словами Верочка перевязала жгутом руку Андрея, обработала спиртом и легким движением вставила катетер для внутривенных инфузий. После чего выпрямилась, бросила мимолетный взгляд на его бледное, словно полотно, лицо, и быстро вышла из комнаты. Андрей остался один. Лампа сильно светила в глаза, мешая видеть что либо вокруг себя. Он понимал, что это уже не шутки, не игра. Это – реальность. Страшная, дикая, средневековая реальность. Но он ничего не мог сделать. Он не мог даже закричать, так, как язык не слушался. Внезапно Андрей услышал, как кто-то вошел в комнату. Мягкими шуршащими шагами к нему подошел отец Феофан – Младенов Игорь и положил свою ладонь ему на лоб. Боже! Какая горячая ладонь! Сколько же в ней тепла и энергии!

—     Я пришел исповедовать тебя, сын мой. Есть ли что сказать тебе Господу?

—     Прости…Прости меня, Игорь…Прости, отец Феофан… — преодолевая невероятное усилие воли проговорил Андрей и тяжелая соленая слеза тоненьким ручейком скатилась по щеке к уху, немного задержалась, и упала на голубую наволочку подушки. Затем еще одна и еще… Андрей плакал…Плакал, как младенец. Он плакал по своей семье, по своей мучительной жизни… Это были слезы сожаления, слезы искреннего раскаяния.

—     Господь простит… — отец Феофан снова положил на мгновение свою горячую ладонь Андрею на лоб, словно прощаясь, и тот час, развернувшись, вышел из комнаты. Андрей повернул вслед за ним голову и увидел возле двери большое застекленное окно за которым стояли судья, прокурор и адвокат. К ним присоединился отец Феофан. И снова зашла в комнату Верочка, но уже молча, не произнеся ни слова, открыла краник на капельнице. Белая жидкость из одного флакона медленно поползла по трубочке к его еще живой, пульсирующей вене… Через мгновение Андрей погрузился в тяжелый, глубокий сон, вызванный действием сильного препарата.

* * *

Яркий, ослепительно-белый луч солнечного света пробил лобовое стекло автомобиля и заиграл на лице радужными нежными бликами. Солнечный зайчик затанцевал по волосам, лбу, и наконец добрался до закрытых веками глаз. Невольно вздрогнув всем телом, Андрей Петрович открыл глаза. Он находился в своей машине на водительском сидении, небрежно пристегнутый ремнем безопасности. На пассажирском сидении лежала его папка с документами. В замке зажигания был вставлен ключ, однако само зажигание включено не было. В приемнике играла легкая музыка, создавая в салоне какой-то умиротворенный комфорт. Его «Ниссан» стоял на обочине дороги, — не в придорожном кювете, а именно на дороге, по которой он накануне так неудачно ехал. Все функции автомобиля работали нормально, — даже печка выдавала приятное тепло. Часы на панели управления показывали без четверти восемь. Метель кончилась и утреннее небо давило на землю своей безграничной голубизной, без единого облачка и даже легкого намека на ночную непогоду. Розово-белое солнце игриво выглядывало из-за верхушек деревьев, бросая на одиноко стоящий автомобиль свои горячие руки-лучики, поглаживая, словно нежно лаская, холодный кузов «Ниссана». Все тело гудело от какой-то непонятной усталости. Неприятно болели суставы. Мозг еще до конца не мог осознать происходящего. Вот, он, Андрей, сидит в своей машине на обочине трассы. Все приборы работают нормально, машина заводится, — можно ехать. Как вообще он попал сюда? Незнакомая дорога, незнакомая местность. За лесопосадкой – поле, нет ни одного населенного пункта в пределах видимости. Стоп! А судья?… Отец Феофан?… Прокурор, адвокат… А их странная игра? Или это все сон, уставшее больное воображение попавшего в аварию водителя? Андрей постарался изо всех сил напрячь свою память, даже стал похлопывать себя по щекам, растирал ладонями лоб, но припомнить все, что с ним произошло, не мог. Да, был какой-то дом, в нем странные люди, похожие на комичных юристов, был священник… Да, именно священник – отец Феофан! Он точно запомнил это имя! И он знал этого отца Феофана! Знал его давным-давно, еще с юности! Что-то связывало их судьбы, что-то трагическое, неприятное, не уловимое его измученным умом. А игра? Странная какая-то игра… Игра в правосудие… Он – подсудимый, а они – судьи и палачи! Обрывки ночного кошмара размытыми фрагментами  бомбардировали его мозг, пытаясь сложиться в осмысленные пазлы. Странно, — думал Андрей, — он добровольно рассказывал им свою жизнь, — как на детекторе лжи, словно под гипнозом, — а они обвиняли и обвиняли его в немыслимых преступлениях, и в конечном счете приговорили к высшей мере наказания – смертной казни!.. Казни через смертельную инъекцию! Андрей машинально закатил рукав пиджака вместе с рубашкой на левой руке повыше локтя и с ужасом обнаружил на его сгибе еле заметную розовую точечку от совсем недавно произведенного внутривенного укола. Внезапно лоб покрылся холодной испариной, а сердце сжалось от необузданного страха. Все, все, к черту отсюда! К черту! Сейчас нужно срочно уезжать… Приеду домой, подниму знакомых, полицию, — я найду этих уродов, обязательно найду и разберусь с ними! Ничего себе – игра?! Ничего себе – правосудие?!  Чуть человека не убили! Твари ряженые!…  Он развернул машину и резко нажал на газ. Тяжелая машина сорвалась с места, оставляя за собой клубы едкого выхлопного дыма. А на том месте, где она стояла секунду назад, на шершавом асфальтном покрытии,  небольшим озерцом сверкала всеми спектрами света в лучах утреннего солнца, радужная лужица тормозной жидкости, вытекшей из тормозных цилиндров автомобиля «Nissan Qashqai»…

Андрей Петрович не просто ехал – он летел по трассе, словно спешил на встречу своей смерти. Злость и обида заполняли его душу. Злость – на этих ряженых людей, а обида – на себя, за то, что так безвольно и легко поддался на их безумную игру. Но что-то все-таки было в этой игре правдой! Что-то, до сих пор не уловимое его мозгом, не было вымыслом, не было игрой воображения! Это была страшная правда его грешной жизни! Непреодолимый  грех прошедших годов сковывал его душу, давил слезами горло и вырывался соленой жидкостью из воспаленных глаз. Андрей снова плакал… Но это были слезы очищения; слезы пусть и позднего, покаяния; слезы исповедующегося приговоренного к смерти преступника своему тюремному капеллану… Слезы комом наворачивались на глаза, текли по щекам, дорога, казалось, просматривалась через какую-то кривую линзу. Андрей ехал… Слезы не вытирал… Не мог…

За лесопосадкой дорога резко поворачивала вправо, огибая небольшой водоем, похожий на дикий пруд со склонившимися почти до воды на его отвесном берегу толстыми ветками акации. Андрей слишком поздно увидел поворот… Нога, нажатая на педаль тормоза, словно в бездну, провалилась к полу, не удерживающая усилием тормозной жидкости. Он понял, что это конец… Тяжелая машина, не вписавшись в поворот, на полной скорости капотом врезалась в одну из акаций, так, что двигатель срезало с кронштейнов и запихнуло в салон с такой силой, что разорвало половину  машины вместе с сидевшим за рулем Андреем Петровичем. Потом кинетическая сила ее снова развернула, ударив боком о ствол соседнего дерева, смяла боковые стойки и швырнула, как ненужную скорлупку в зеленую жижу пруда, образовав на его поверхности расходящиеся в разные стороны грязные неровные круги…

* * *

А в поселке, недалеко от районного центра, в старой, потрепанной временем, церквушке, давно не видавшей капитального ремонта, настоятель храма святого Луки – отец Феофан ( в миру Игорь Младенов) молча, наложив на себя крестное знамение, с молитвой за упокой, поставил на погребальный алтарь свечку… Она с первого раза не загорелась и отцу Феофану пришлось снова зажечь ее, что вызвало некоторое недоумение у его прихожан. Отец Феофан поежился, словно от пронзившего его холода и не оборачиваясь направился в свою комнату, расположенную за иконостасом. Как только он скрылся за дверью, из церкви вышла странная процессия. Это были четыре человека – трое пожилых мужчин и одна грузная женщина с огромной рыжей шевелюрой и мужскими чертами лица. Маленький тщедушный старикашка, полностью лысый, словно коленка, с коричневыми старческими пятнышками на лысой макушке что-то быстро говорил высокому худощавому мужчине в очках с темными линзами и огромными залысинами на висках, импульсивно размахивая руками, словно петух в курятнике. Чуть впереди, размашистым шагом, не обращая внимания на своих товарищей, шел тучный пожилой человек, уставив свой томный взгляд в землю, словно чувствуя за собой какую-то непреодолимую вину, легкой тенью скользившей по его усталому лицу.  Седые, вьющиеся волосы ниспадали на его высокий лоб, при каждом шаге, обдуваемые ветерком, разлетавшиеся в разные стороны. С каждым вдохом ноздри крупного красного носа раздувались, со свистом втягивая в легкие свежий морозный воздух. Эта невеселая процессия медленно прошла от церкви к поселковому скверу, где минуту постояв, разделилась на две пары, которые, слегка поклонившись друг другу, разошлась в разные стороны. Седовласый мужчина пошел вместе с грузной мужеподобной женщиной, взяв ее под руку, а маленький плюгавый старикашка – вместе с высоким худощавым мужчиной в очках. Маленький рост старичка отчетливо контрастировал с высоким ростом мужчины и эта парочка рядом производила собой комичное зрелище…

                                                   К О Н Е Ц

 

Декабрь 2016 — Январь 2017 года.