ОЛЬГА ИЛЬИНСКАЯ
После того, как Алиса прославилась на весь район, появившись на страницах местной газетёнки, её разыскал один странный тип. Подозрительный! «Из Москвы!» (он так сказал). Ещё сказал, что набирают девушек в модельное агентство и что девочка вот эта вот на фото могла бы попробоваться, вроде она ничего.
Алиса – к папке. Папка – к типу, к хлыщу этому заезжему. «Ты что моей дочке предложил?» — зарычал папка, и в шею его! Летел проходимец, как Икар.
Мамка тоже возмущаться: «Сбивает девку с пути истинного. Ишь, чего захотел! В модели!!! А что это значит? Грязная жизнь у девчонки будет, вот что это значит!» Модный мир – соблазны кругом. Модный мир – это разврат, прикрытый глянцевыми страницами журналов. Мамка грамотная, сколько читала про этих моделей, ни одной нормальной судьбы не увидела. Пишут только, что вышла замуж – развелась, вышла замуж – развелась. Так конечно! Если голышом фотографируются! Никакой благопристойности. Какой мужик с этим мириться будет?
Кока, двоюродная сестра мамкина, тоже давай поддакивать, да по-поэтессному: «Модель – всегда бордель!» И сеструха Кира рот от удивления отрыла: «Алиску в модели? Да у неё ж ни кожи ни рожи. Во сне приснится – одеяло разорвёшь». Алиса, как услышала, вскипела, и надавала Кирюхе тумаков, мол, говори, да заговаривайся, на себя посмотри, мол, тоже костлявая и длинная, только к ней, к Алиске, хлыщ столичный подкатил, а к ней, к Кирюхе, нет, вот и завидует. Только пусть завидует молча!
А бабушки ничего не сказали. Берта Тимофеевна жалела Алису. И Гизела… Вот сейчас бабушка Гизела тыкала ей под нос старыми снимками и вкрадчиво убеждала Алису, что у неё талант («Москва обратила на тебя внимание!»), что Алиса – красавица, и фигура у неё – отпад. Ну, это она загнула, конечно. Какая у Алисы фигура, было известно всем. В школе смеялись: «Жирафа!», и ещё: «Доска — два соска!» На дискотеках она стенки подпирала, никто из парней особо не рвался её приглашать. Но всё равно Алисе хотелось верить, что она неотразимая! А какой девушке не хочется в это верить?
И когда бабушка Гизела сказала: «Поедем в Москву! Всем утрём нос!» Алиса самонадеянно поддакнула: «Поедем!»
И они поехали.
———————————————————————————
2
Легко сказать – «поехали»… Где Сосновка и где Москва? А если учесть ещё, что в Москве не были ни разу, знакомых никого, то остаётся только посочувствовать столь неразумному решению.
Алисин отец Михаил Петрович встал на дыбы! Ну, ладно у малолетки ветер в голове, но старая карга куда лезет? Старческий маразм, ни дать ни взять!
Бабушка Гизела выслушала спокойно, а потом резюмирует: «Так мы вернёмся, если что. Неужто родной дом не примет? Где родился, там и пригодился». Это было убедительно. И отец дал добро. Мама, в принципе, тоже. Не одна же дочь едет, а с родной бабушкой. Какой-никакой, а глаз есть. И деньжат бабушка скопила, она всегда бережливая до скупости была. И на первое время хватит и на билеты обратные. (Вернутся ведь, к гадалке не ходи).
Короче, отпустили с Богом.
Бабушка Гизела с Алисой к сборам подошли со всей серьёзностью. Еды набрали с собой – корзинищу, корзину и корзинку. Греча, мука, сахар, соль. Консервы: сайра, килька, сельдь. Сухари от сушек до галет. Своя домашняя колбаса (но её немного, только чтоб в поезде перекусить, хранить-то негде). Курица собственного копчения. (Дядька коптил). Сухое картофельное пюре в пластмассовых банках. Конфеты «на посошок», шоколадные и монпасье.
Из вещей бабушка взяла лишь самое необходимое. А Алиса попыталась запихнуть в баул весь свой гардероб. Никакие увещевания на неё не действовали! Должны быть разные юбки и блузки. И джинсы тоже разные! Чтобы не подумали там, в белокаменной, что она тупая деревенщина, у которой платья переменить нет. Вон сколько! Она, Алиса, можно сказать, богачка! И пусть никто из родичей не смеет трогать баул! Пусть он набит до отказа, но Алиса сама его понесёт (своя ноша не тянет).
Алиса выкаблучивалась и до последнего держала оборону; отец махнул рукой, мать повздыхала и тоже уплелась восвояси, а бабушка Берта Тимофеевна подошла, ручищей своей огромной отодвинула внучку и давай баул потрошить. «Это тебе уже маловато, это тебе лишнее, в этом стыдно в наше сельпо зайти, не то что на Красную площадь», — приговаривает властная Берта и вытаскивает одну шмотку за другой. И так деловито, безапелляционно.
— Вот это оставь, вот это и это! – подытожила Берта Тимофеевна и застегнула баул. – Всё!
Баульчик сразу стал худеньким и лёгоньким, а Алиса несчастненькой и слезливенькой. Опозорится, как пить дать, опозорится в этой Москве, где все поголовно красивые и элегантные.
Алиса собралась закатить истерику и постараться часть вытащенных вещей запихнуть обратно, но тут увидела бабушку Гизелу. Нет слов!
Дело в том, что Гизеле тоже было небезразлично, в каком виде она предстанет перед приличными господами, способными вершить судьбы людей. И она к «гардеробному» процессу подошла творчески, с присущей только ей фантазией и шиком. Очевидно, её сундук хранил по-настоящему удивительные сокровища, не только древние фото. Явно из этого волшебного сундука были вытащены фетровая шляпка с маленьким зайцем на тулье и серое приталенное полупальто, надев которое Гизела сразу стала похожа на селёдку.
— Чудно, мамочка! – всплеснула руками Алисина мама, увидев свою маму, претендующую на звание первой мамы, ой…первой леди района (а, может, и страны).
— Восхитительно, дорогая Гизела! – прошептала Берта Тимофеевна.
А Кира, опустив ресницы, быстро ушла во двор, таща за руку смеющегося Рудика. Маскарад, знаете ли, уместен на новогодние праздники.
.. Чтобы на вокзал их отвезти, дядька пригнал свою машину, .это в знак уважения Пока во двор вытаскивали баул и корзинки, собралась публика. Людка-мотоциклистка, конечно, пришла поглазеть, как «Алиска Зингер Москву стращать поехала», и одноклассники тоже припёрлись. Интересно же!
Отец зрителям объяснял: «Съездят, посмотрят и вернутся! Съездят и вернутся! На Арбат сходят. Сходите на Арбат?» Алиса с бабушкой Гизелой, как болванчики, закивали головами. Быть в Москве и не посмотреть знаменитый Арбат? За кого вы нас принимаете?
«И на кладбище не забудьте!» — крикнул кто-то. «Типун тебе на язык!» — испугался отец. «Да на Ваганьковское, — примирительно раздалось в толпе, — где Высоцкий похоронен». Отец облегчённо вздохнул. А Гизела категорично: «На кладбище мы не успеем! Дел много».
Уселись в «Ниву», махнули всем рукой. И айда в Москву!
…
В поезде бабушка зыркала по сторонам, чтобы их не обокрали. В туалет всего два раза ходила, при этом отлучалась минуты на две не больше и шла, всегда неся на согнанном локте кожаную сумку с документами. И спала с сумкой в обнимку.
Пассажиры потешались. А Алиса бабушку жалела; она знала из рассказов мамы, как семью бабушки Гизелы при переезде на Урал обокрали – последнее унесли. Это было настоящей трагедией, потому что не только вещи – документы сгинули. Напомнить, какое время было? Гизелина мать шептала: «Меня – в тюрьму, детей – в детдом», и плакала, плакала…
Алиса не смеялась над бабушкой Гизелой. Любила. Дома всегда иван-чай для неё сушила, и бруснику собирала. Та слаба на ноги была, травяная поддержка очень даже помогала. И приступы сердечные у Гизелы случались. Алиса всегда ночью дежурила у её постели. Однажды проснулась – тишина. Алиса вскочила и давай Гизелу тормошить: «Бабулечка!» Гизела глаза открыла: «Чего спать не даёшь? Только сон в голову пошёл… Не буди!» А Алиса подумала другое, и у неё оборвалось сердце.
Сейчас в поезде Алиса только и делала, что ходила от проводницы к бабушке, от бабушки к проводнице. И чай принесёт (проводница бесплатно им давала), и просто кипятка, который Гизела с наслаждением наяривала с «долгоиграющим» монпасье!
Домашнюю колбасу они не съели – не хотели – подарили проводнице. От души! За доброту и внимание!
Когда подъезжали к Москве, Алиса не отлипала от окна. Ей хотелось покататься на поезде, и она покаталась, но ещё больше ей хотелось увидеть Москву, Как она начинается. «Наверное, она вся огромная, вся в граните! А гранит бордовый, и всё кругом – и стены, и пол – бордовое!» — думала Алиса.
Конечно, Алиса уже была не маленькая. Пятнадцать стукнуло. И приходилось ездить дальше своей Сосновки. В Краснотурьинске была (его немцы строили), в Нижнем Тагиле была (в театр ездили с классом), в Екатеринбурге была (ничего город, большой, с красивым мраморным вокзалом), в Кунгур ездила (Пермский край, интересный такой, там ещё кунгурская пещера есть, где ледяные глыбы налипли). Повидала Алиса белый свет! Не дикая. Не «анчутка».
Но всё равно Москва ей грезилась как нечто особенное, такое, что не вписывается в общепринятые рамки. «Недаром же говорят: «Красная Москва!» — волновалась Алиса.
И вот. Приветствует радио в поезде. Перрон. Они с бабушкой Гизелой на вокзале. Ничего особенного! Что за невзрачность? Серым серо… «Наверное, не на тот вокзал прибыли! Бабушка перепутала», — мелькнуло у Алисы в голове. В Москве же много вокзалов. Ну, не может здесь быть так много обыкновенных, субъектов, одетых просто, как они с бабушкой? А где платья из глянцевых журналов?..
— Простите! – обратилась Алиса к полицейскому. – А это какой вокзал?
— Ярославский! – отрапортовал полицейский.
«Тот вокзал. Людка-мотоциклистка говорила, что поезда с Урала в Москву всегда на Ярославский вокзал прибывают», — вздохнула Алиса.
— За мной! – скомандовала бабушка.
И они закондыбали. Вещи – в камеру хранения. Где переночевать? Бабушка забила места в комнате матери и ребёнка. Потом взяли такси и направились по адресу, что на бабушкиной бумажке нацарапанные, прямиком в модельное агентство.
…
— Вам кого? – удивлённо спросила молоденькая секретарша с ногтями «до Нью-Йорка».
— Вот, — бабушка протянула пропуск.
Пропуск бабушке Гизеле с Алисой выписали в бизнес-центре, причём сначала ничего им выписывать не хотели, так как не было предварительной договорённости с модельным агентством, и охранники сначала объясняли, а потом откровенно ругались, говоря, что у охраны такое указание сверху – не пускать никого без предварительной договорённости. Но бабушка Гизела продемонстрировала использованные железнодорожные билеты (не выбросила предусмотрительно!), потом открыла кошелёк, где мелькнули скудные денежные купюры, затем ткнула на улицу -«Такси!»- подчеркнув тем самым, что денег на вторую поездку с предварительным согласованием может и не хватить. «Что, отправите старую женщину с юной девочкой ни с чем? На улицу?»
Охранники чертыхнулись, выписали пропуск и жестами объяснили, как пройти в офис модельного агентства.
— Только не заблудитесь! – крикнул охранник. – Бизнес-центр большой!
— Язык до Киева доведёт, — отрезала бабушка Гизела, и они с Алисой пошли.
— Вам кого? – изумилась секретарша.
«Ну, и ресницы! – изумилась Алиса. – А ногти, ногти!»
— Главного позовите! – приказала бабушка.
— Какого главного? – не унималась секретарша.
— Самого главного!
Бабушка Гизела была в ударе. Её не смутили любопытные насмешливые взгляды и напыщенный вид модной девицы. Она, Гизела, тоже кой-что повидала! Вам и не снилось, что она видала!!! («Пусть вам никогда не приснится, что она видала»).
— Вы уборщицей устраиваться? – догадалась секретарша
— Нет! – рявкнула бабушка.
Она рассердилась вконец и стала возмущаться уже более конкретно.
— Не твоё дело, зачем я здесь! – несколько грубо залепила бабушка Гизела. – Мне нужен директор. Вот ему я скажу. Всё скажу.
Алиса жалась в это время в уголке. Офис был маленький и уютненький. А раскрашенная секретарша такая фееричная! Портреты красавиц кругом. И лампочки светящиеся в полу такие необычные. И она, Алиса из Сосновки, среди всего этого?.. Застрелиться – и не встать!
— Директора нет, — отчеканила секретарша.
— А кто есть?
— Я.
— Ты со мной, девочка, не шути! – пригрозила бабушка Гизела. – Мы издалека приехали. И нам не до шуток!
Тут секретарша допетрила, как говорится, что к чему.
— Так вы на кастинг? – вскинула брови она.
— Чего? – вскинула брови бабушка.
— Ну, на отбор, да? – и секретарша уставилась на Алису.
Алисе же хотелось сквозь землю провалиться. Каким взглядом окинула её секретарша, каким взглядом!
Нет, правильно, говорил папка, надо посмотреть Москву и домой! И Алиса дала дёру!
…
Секретарша нашла её плачущей в туалете.
— Девочка, — сказала секретарша, — пойдём, бабушка твоя ждёт, волнуется. Пойдём!
Алиса расплакалась ещё пуще! Она даже хотела всё свалить на бабушку, что она придумала такое смешное, и Алиса теперь – клоун для всех.
— Я же не знала, что ты на кастинг пришла! – улыбнулась секретарша.
По-доброму улыбнулась, по-хорошему. И Алиса вдруг прислонилась к её плечу и стала понемногу успокаиваться.
— Меня Карина зовут, — сказала секретарша.
— А меня Алиса.
— Я знаю, — ласково сказала секретарша. – Алиса в стране чудес!
Сказала и рассмеялась. Мол, все мы в сказку попали, и, «чтобы стоять на месте, нужно постоянно бежать».
— Пойдём! Сейчас в офисе никого нет, но скоро придёт эйч-менеджер, а потом директор. Пойдём.
Она взяла за руку плачущую девочку и повела обратно в офис модельного агентства.
В это время бабушка Гизела изучала папки, лежащие на столе секретарши. Она перелистывала страницы и недовольно хмыкала.
Это были портфолио моделей. Как полагается. Обязательно несколько фото: и во весь рост, и в купальнике, чтобы было воочию видно особенности фигуры, и в длинных платьях, и в коротких, и замысловатом костюме, и в простом. Чтобы знать заранее, какой образ девушке сподручнее создать? Какие у неё возможности?
— Чтоб вот этого не было! – категорично заявила бабушка и ткнула пальцем в фото девушки в купальнике. – Алиса, слышишь?
Секретарша вырвала папку у бабушки из рук.
— На моём столе без спроса ничего брать нельзя! – как можно вежливее объяснила она.
— Пардон, — сконфузилась бабушка.
— А вам вот это, — секретарша потрясла папкой, — сделать придётся. Если, конечно, хотите здесь работать! Модель – это фигура в первую очередь. Как отбирать будут для съёмок модель, если неизвестно, какая у неё фигура?
Бабушка Гизела со свистом вздохнула.
— Портфолио сделать обязательно! – тряхнула головой секретарша. – Директор у нас знаете, какая строгая? Упал – отжался. Но по-другому никак. У нас агентство одно из самых лучших в Москве. Здесь моделей заказывают для самой крутой рекламы!
— Как это заказывают моделей? – вскипела бабушка Гизела. – Они что, вещь? Девочки по вызову?
Ответ не замедлил себя ждать.
— Они – девочки по вызову! – отчеканила секретарша. – Только вызовы разные бывают. Главное, чтобы не для интимных услуг.
Гизела аж задохнулась, на что ей в лицо полетел смех.
— Да никто их в постели к богатым дядям не затаскивает! – отмахнулась секретарша. – Сами лезут! Олигарха отхватить хотят.
Потому что он для многих и есть счастливый билет.
Бабушка Гизела призадумалась. Алиса готовилась рвануть на выход.
— Надо портфолио! – приказала Карина. – Ни одна модель не привязана ни к одному агентству. Поэтому портфолио нужно сделать и оставить его в разных агентствах. Если хотите, чтобы работа была. Чтоб вызовы были.
—————————————————————————————-
3
Пока бабушка Гизела выспрашивала, как фотки для портфолио сделать, где сделать, да сколько всё это будет стоить, агентство стало постепенно наполняться людьми. Впорхнули длинноногие девицы, все из себя, разнокалиберные, высокие и низкие, но обязательно на немыслимых каблуках! Модели, по всей видимости. Все раскрашенные, как воины племени делаваров, грудь у всех из блузок-топиков- платьишек вперёд выпирает – смерть мужикам (право, ослепнуть можно!). Девицы размахивают папками с фотками и орут во всё горло разную ерунду. Гонору-то, гонору… О! Ещё один интересный экземпляр. Но это директор, сразу видно. Уверенность в кубе! Пронеслась в свой кабинет, как торпеда, оставив за собой шлейф заморских терпких ароматов. Девицы сразу вытянулись во фрунт, смолкли. По поведению понятно, с кем дело имеют – с власть имущей. Не просто управляющая. Это директор со связями! И агентство – её вотчина, и люди за ней стоят серьёзные, так что при случае прихлопнет неугодного одной левой и поминай, как звали. Крутая баба! А бабушка отметила: «Молодая! Тридцати нет, наверное». А Алиса подумала: «Вот это прикид! Суперзвезда!»
То, что директор была моделью, без труда угадывалось по её внешнему виду. Высокая, стройная, стильная. Чёрная узкая юбка до колен, чёрная водолазка, сверху летний белый пиджак с розовыми цветами, а туфли сплошь из белых кожаных ремешков и на тонких стальных каблуках-шпильках. Сумочка у директора узенькая беленькая с ремешком-цепочкой. Но что вещи? Шевелюра какая! Вот это волосы! Тоже белые, но какие-то неестественно белые, с отливом, вьющиеся, длинные, кокетливо ниспадающие до лопаток. Ухоженная с ног до головы. Огромные трапецевидные ногти-«френч», огромные чёрные ресницы, загнутые вверх, брови тоже чуть не в пол-лица («Вытатуированные!- догадалась Алиса. – Как у Людки-мотоциклистки!), нарисованные причудливые стрелки возле глаз ровные-ровные, прямо как на картинке, а губы пухлые, чувственные, тронутые перламутровой розовой помадой. Лицо не сказать, что с правильными чертами, и нос великоват, и глаза близко посажены, но смотреть на такое лицо приятно: кожа матовая, идеально чистая. Хоть сейчас фоткайте эту кралю и лепите её физиономию на обложку журнала, точно не прогадаете! Вызывающе яркая, броская. Такую один раз увидишь и запомнишь на всю жизнь. Журналы вмиг разлетятся!
Карина бабушке Гизеле:
— Сейчас подождите, я про вас… это…
Она не договорила и скрылась в кабинете директора. Через минуту великое начальство выплыло посмотреть на «матушку деревню».
— Портфолио! – вместо «здравствуйте» процедила директор. – А? Нет? Зачем пришли? Не морочьте мне голову!
Бац – и отворот-поворот. Даже рта никому не дала открыть. Бабушка Гизела, обычно находчивая, тут растерялась; не ожидала такого напора. Директор не женщина, а бронетранспортёр какой-то.
— До свидания! – бросила директор бабушке Гизеле.
— Влада Константиновна! – послышался интересный баритон.
— Да? – обернулась она и картинно изогнула бровь.
— Добрый день, Влада Константиновна, — извиняющимся голосом пробормотал стоящий неподалёку высокий парень.
— Дима, фотосессия прошла успешно, поздравляю! – сказала директор парню и протянула ему руку.
Он, улыбаясь, аккуратно пожал крупную кисть её руки, с тонкой блестящей цепочкой на запястье, и, показывая на Алису, заметил:
— У них есть портфолио. Я занят был, фотки не успел распечатать. Виноват!
Бабушка Гизела непонимающе заморгала, полагая, что парень их с кем-то перепутал. Она хотела даже вмешаться, но парень перехватил инициативу.
— Я подготовлю! Влада Константиновна!!! Послезавтра. Идёт? – опять улыбнулся парень.
Директор поджала губы:
— Сальников, надеюсь на тебя. Но в двух словах, фотосессия удачная? – и тут она понизила голос, подчёркивая всю деликатность ситуации (хотя какая там деликатность).
— Вам понравится! – уверенно отрапортовал парень. – Или вы не сомневаетесь во мне как в фотографе?
Дмитрию Сальникову было двадцать два года. Он был хорош собой. Хрестоматийно: высок, строен, голубоглаз. И талантлив. Невероятно! Дар фотохудожника открылся у него только в институте, но уже к последнему курсу он зарекомендовал себя чуть ли не как метр. Настолько солидный уровень мастерства демонстрировал в своих работах! И с некоторых пор директор модельного агентства Влада Константиновна Петрова не только считалась с его мнением, но и опиралась на него. (И – между нами, девочками, говоря – была тайно в него влюблена).
И сейчас раз Сальников говорил, что фотосессия стоящая, значит, так оно и есть.
— Ну, смотри! – кивнула директор. – Только из-за этого не завали другой проект.
Она чуть презрительно показала глазами в сторону забитой-запуганной дурнушки в углу и скрылась в своём кабинете. И, как только хлопнула дверь, к Алисе подбежала Карина.
— Видишь, всё хорошо! – зашептала она.
Карине было невыносимо жаль эту девочку, которая совсем не вписывалась в московскую жизнь, с её бескомпромиссной конкуренцией и жестокостью. Не тянешь? Никто возиться с тобой никто не будет, за дверью тысяча и один претендент. Ленишься пораньше встать, чтобы подготовиться к съёмкам? Гудбай! Ходишь немытый-нечёсаный, типа, уставший? Гудбай! Нажираешься по-свински? Гудбай? Жалуешься на грубое обращение? Гудбай! Плачешь, что не взяли на съёмки? Гудбай! (Или плачь, чтоб никто не видел). Хочешь к маме с папой? Гудбай! (Мы все к маме хотим, но никто не должен об этом знать).
— Мы посмотрим Москву, и домой, — прошептала Алиса.
— Конечно, — погладил её по плечу Карина.
Тут же обернулась и счастливо заулыбалась высокому парню.
— А теперь познакомьтесь! – торжественно сказала она. – Это наш фотограф. Один из лучших!
— Из самый лучших! – шутливо поправил парень.
— Дмитрий Сальников! – выкрикнула Карина. – Прошу любить и жаловать.
Девицы-модели заохали и театрально зааплодировали.
— У-у-у! Димон, да ты у нас звездишь!
Димон столь же театрально раскланялся.
Он давно пришёл. То зайдёт в офис, то выйдет. Постоит-посмотрит и упрётся в курительную комнату.
Увидев длинную и донельзя худую старушку в смешной шляпке, он не особо удивился, так как ему, фотографу со стажем, и не такое приходилось лицезреть. Сначала он принял её за актрису, которая подыгрывает модели в постановочных съёмках. Но, услышав её расспросы относительно портфолио, понял, что это чья-то маман. Огляделся и понял чья. Что за причуды? Бедная девочка.
Девицы-модели сновали туда-сюда, косились на девчонку и отпускали в её адрес весьма нелицеприятные отзывы. Димон перевёл глаза на ресепшн. Карина смотрела на него в упор и знаками показывала, чтобы он вмешался. И он вмешался.
Но это был лишь толчок. Он давно уже собирался подойти к ним, к этим двоим, странным и смешным. Так больно ему стало за этих несуразных худышек! Особенно за девочку. Над ней смеются, а она стоит и молча слушает, опустив глаза. А маман её рассматривает папки и сыплет вопросами относительно съёмок. А ведь у них нет ни одного шанса! Девчонка стеснительная, угловатая. Нет, не её эта стезя, не её.
Но когда из кабинета вышла могущественная Влада, способная кого хочешь в бараний рог свернуть, да старушке так словом заехала, как по мордам надавала, у него, отъявленного лавеласа и местного признанного плейбоя, ёкнуло сердце: нельзя так, нельзя. На девчонке вон лица нет!
Он всего насмотрелся, в свои двадцать два года воочию видел, как девчонки в звёзды пробиваются: ревут, шантажируют фотографов, топят друг друга, голодают, вены себе режут – всё головы вытерпеть, лишь бы скакнуть на самый верх, где слава и большие деньги! Мужиков богатых кадрят, и проституцией занимаются, прикрывая свою продажность фантазиями про любовь и про свою собственную неповторимость.
Но то, что Сальников видел сейчас… Это не попадало ни под одну категорию. Ребёнок среди шалав стоит и умирает от стыда и унижения, а каждая из красоток старается ещё сильнее ногой подпнуть. (Но девки тоже все юные, чуть за двадцать, ещё не вышли из сопливого возраста). А маман «ребёнкина», словно ничего не видит и не понимает, никак в тему въехать не может. Какую-то газетную вырезку достала и тычет ею под нос девицам. Фото. В газете! Достижение, что ни говори. А девки как давай ржать! Изгаляться ещё давай под аплодисменты: «Прэлестно! Прэлестно!» И когда на ковёр вышла сама живая беда, огнедышащая, страшная, опасная, но способная в один миг обернуться победой, этакая Клопатра, у которой в руках скрижали, где уже написано «Казнить нельзя помиловать» и дело только за малым – за судьбоносной запятой, Сальников вмешался. Будь, что будет! Он просто не хотел, чтобы старенькой маман с ребёнком было больно и она плакали.
— Тебя как зовут? – спросил он ребёнка.
— Алиса, — тихо промямлила она. – Зингер.
— А маму твою?
— Это не мама. Это бабушка моя. Гизела Кляйн!
Сальников присвистнул.
— Проснулся я однажды, а в городе немцы! – развёл он руками.
— Димон! – прикрикнула на него Карина. – Не будь националистом.
— Я? – изумился Димон. – Что вы! Мне всегда была по душе немецкая аккуратность. Я русский в тысячном поколении, и у меня врождённая бесшабашность. Так что мне очень даже по нутру пунктуальные и рациональные.
— А что такое рациональные? – доверчиво спросила Алиса.
— Это такие интересные, красивые и очень умные! – серьёзно ответил Димон.
— А-а-а! – откликнулась Алиса.
Карина опять цыкнула на Димона. На что он отреагировал со свойственным ему чёрным юмором.
— Штирлиц залез на телеграфный столб. И, чтоб не привлекать внимание прохожих, развернул газету.
Тут Бабушка Гизела подошла к Димону и засветила ему кулаком по лбу.
— Чтобы думал, что говоришь!
Карина тоже пустила в ход кулаки и от души стукнула по столу на ресепшн:
— Так его, хулигана!
Димон дурашливо потёр лоб.
— А вы мне нравитесь, фрау! – восхищённо воскликнул он. — Люблю смелых и решительных.
Гизела встала руки в боки и с вызовом выдала:
— Штирлиц шёл по Берлину и увидел надпись на стене: «Штирлиц – дурак». Тогда он понял, что ему присвоено звание Героя Советского Союза.
Димон, закрыв лицо руками, захохотал. Алиса тоже засмеялась. И первый её московский день стал сиять тем особым московским счастьем, когда ничего не получается, но понимаешь, что всё хорошо и что отчаянно хочется жить!
…
Переночевали бабушка с Алисой на вокзале в комнате матери и ребёнка с почасовой оплатой, а на следующий день, с утреца, отправились делать портфолио. Алисе очень понравилось само слово, важное, заковыристое. Бабушке тоже понравилось, и она повторяла его при каждом удобном случае.
На этот раз обошлись без дорогостоящего такси. Димон подробно на бумажке написал им, как добраться до студии.
Он мог бы, конечно, договориться с Владой, чтобы та разрешила использовать студию в самом агентстве, где были великолепные осветительные приборы и реквизит. Но тогда обман раскроется – нет никакого портфолио! И не было. Соврали. М-да, тогда самолюбивая Влада точно сотрёт этих двоих в порошок. Димон не витал в облаках, понимая, что из себя представляет могущественная директорша. Заведётся с полоборота: «Кто мне помогал, когда я в Москву приехала?» Или. «Одним всё – другим ничего?» Или. «У нас не детский сад, а лучшее модельное агентство в Москве!» Ну, насчёт последнего можно поспорить, но то, что Влада из принципа начнёт гнобить этих провинциалов и загубит все их начинания на корню, сомневаться не приходилось.
Димон понимал, что нет шансов у этой стеснительной и угловатой провинциалки сделать даже плохонькую карьеру в такой пробивном бизнесе. Но они приехали издалека, и денег у них в обрез, в общем, как отправишь обратно? Сначала всё же надо дать попробовать.
Димон решил сделать фотки Алисы в маленькой профессиональной студии друга отца, организованной в старом доме сталинской постройки, с толстыми стенами и высокими потолками. Развернуться было где. Этот друг часто оставлял Димону ключи, и тот всегда при случае мог воспользоваться апартаментами. Главное условие, которое ему выдвигали, не безобразничать. Что в это понятие вкладывалось, каждый понимал по-своему. Димон понимал так: чтобы соседи не жаловались. И они не жаловались! А он водил сюда и начинающих моделей, и раскрученных, клюнувших на его мужскую привлекательность. Работа здесь кипела. И портфолио делали, и много чего другого. Кстати, предприимчивый молодой человек и друзей водил, с которыми зажигал по полной (но чтоб всё в меру было! Чтоб соседи – ни-ни!). Поэтому сказать, что Димон безобразничал, было нельзя, несмотря на то, что его образ жизни был далёк от благопристойности. Любовницы приходили с разборками, нередко сталкиваясь друг с другом. Но соседи не жаловались! (Это были очень странные соседи).
И вот пробил час для бабушки Гизелы и Алисы посетить это священное место.
Димон ждал их у метро. Бабушку Гизелу легко заприметить в уникальном головном уборе с мишкой на тулье и пальто в такую летнюю теплынь.
— Миллениум пробил! – наставлял Димон бабушку. – Пора приобретать сотовые телефоны. В Москве у всех детей уже есть! Хотя бы один нужен для связи.
— Потом, — отрезала бабушка.
Они пришли в студию. Бабушка сняла пальто и шляпку и уселась в кресло. Она осмотрелась. Прожекторы, белый экран на стене внушали ей некоторое доверие. Итак, они пришли именно туда, где фотографы фотографируют. Не в притон пришли. Миновало их это страшное и ужасное.
— Работайте! – приказала бабушка. – Делайте как его… это самое…
— Портфолио, — подсказала Алиса.
— Его! – подтвердила бабушка.
Она смотрела на Димона и Алису, как удав, и они оба сжались. Расслабиться невозможно ни на минуту рядом с таким жандармом. Какое тут творчество? Какой артистизм?
Не даёт вредная бабка нормально работать, хоть ты тресни!
Димон размышлял: «А в купальнике, как девчонку снимать? Эта фрау с дерьмом съест!» И он решил услать её куда подальше.
Написал подробно на бумажке, как проехать к магазину канцтоваров и купить пачку белой дорогой бумаги «Снегурочка». Фотки –то, типа, на чём печатать?
— Вот деньги! – поспешно сказал Димон.
— И на проезд? – подозрительно спросила бабушка.
Он подобострастно кивнул. Бери, только сваливай побыстрее.
— Я щас, быстро! Алиса, не скучай и ничего не бойся! – сказала бабушка и направилась к выходу.
— Давайте, фрау, шнеле, шнеле, — бормотал Димон.
Как только дверь захлопнулась, Димон повернулся к Алисе, да как заорёт:
— Раздевайся!!! Не буду больше с тобой возиться. Или делай, как надо, или проваливайте обратно в свою деревню.
Если бы он стал с ней деликатничать, она бы мялась и мялась, потом, наконец, призналась бы, что нет у неё купальника, как-то не подумала. А сейчас разделась до трусов и лифчика и стремглав бегом к экрану. Так встать? Или вот так?
— Молодец! – приговаривал Димон. – Стесняться меня не надо, я как врач-гинеколог, чем смогу – помогу.
Трусы и бюстгалтер у Алисы были недешёвые, фирменные. С мамой вместе выбирали. Не стыдно раздеться теперь. Но Димон, как человек искушённый, сразу отметил: «Дешёвка! Китайское барахло!» Но вместе с тем отметил также, что фигура у девчонки, что надо. Сложена как! Чёткая линия талии, бёдер, длинная шея. Смугловатая от природы (вот вам и арийка!). Это плюс! Фотошопить не надо, чтобы добиваться матовости кожи на снимках. В диетах не нуждается, сразу видно, не склонна к полноте. Без одежды, надо сказать, она куда привлекательнее. Ни жиринки! Но бугрится, где надо. Грудь есть. И вырастет ещё, малышка в росте. Хотя какая же она малышка? За метр семьдесят у неё рост. Примерно, так.
— Ты какого роста? – спросил Димон, настраивая аппаратуру.
— Метр семьдесят три.
— Нормально. На подиумную модель ты, конечно, не потянешь. Только в исключительных случаях! А для бельевой и фотомодели тебе просто цены нет! – заверил её Димон.
Он был прав. И честен был как никогда. Физические данные Алисы были превосходные. Ноги неидеальные. (Но они часто у моделей не очень). Подростковая костлявость есть, конечно. (Однако с возрастом она пройдёт, а это может случиться уже через год-два). Хорошо сложена. Аристократично! Очень пропорциональная. Руки какие длинные. Но не в ущерб! Красивые руки. А бедра? Тоже длинные, узкие, изящные. Фигуристая немка. Красотка!
— Сюда встань! – приказал Димон.
Алиса встала, а он защёлкал фотоаппаратом.
— Теперь вот так повернись!
Алиса повернулась.
— Нагнись! Ну, как будто ты кота увидела. Коты в твоей деревне водятся? – принялся ворчать Димон.
— Ага, — улыбнулась Алиса. – У нас так целых три живут. Домой придут, поедят и уходят.
— Да? – промычал Димон и вновь защёлкал фотоаппаратом.
— Ага. Они здоровые, как телята. На парном молоке взрощенные. У нас, когда Марта жила…
— Марта это кто? – уточнил Димон и стал искать лучший ракурс.
— Корова. Сейчас у нас коровы нет, коза только. А раньше была корова.
— Так, продолжай дальше.
— Так вот. Марту доить начинаешь, только скажешь: «Кис-кис!», коты, как вурдалаки, из разных сторон вылезают. Молока просят.
Алиса засмеялась, и Димон нащёлкал несколько кадров.
— Ну, ты делилась молоком с кошками своими? – ухмыльнулся Димон.
— А как же! У них в конюшне несколько мисок. У каждого своя! Не коты, а баре.
— Кто?
— Баре.
— Это кто такие? – забубнил Димон, просматривая снимки на фотоаппарате.
Алиса разошлась. Москвич! Фотограф, а не знает таких простых вещей. Она стала с жаром рассказывать ему про барыню и барина, и что когда их много… А Димон снимал и снимал. А Алиса не обращала на него уже никакого внимания.
— А лошадь как зовут? – неожиданно выдал Димон.
— Какую лошадь? – удивилась Алиса.
— Ну, у вас же конюшня есть. Значит и конь там должен быть.
У Алисы перехватило дыхание. Что за олух? Что за городской дурачок? Конюшня – это сарай для скотины. Просто так говорится «конюшня», а на самом деле…
Потом Димон замотал Алису в тюль, и вновь сделал снимки. Античная статуя получилась!
«Фигуристая девчонка! — убеждался Димон. – Порода гончья. Не располнеет и к тридцати годам.
Затем он нашёл дамский деловой костюм из дорогой жаккардовой ткани – кто-то из раскрученных оставил – и заставил Алису его надеть. Подошёл идеально! «Модельные параметры у этой деревенской. Потянет на подиумную, как пить дать, потянет!» — подумал Димон и вновь нащёлкал снимков.
Потом стук в дверь.
— Бабушка!
Это действительно была она. Купила и бумагу «Снегурочку», и чебуреков (каждому по чебуреку). А чай в пакетиках с сахаром она достала из своей необъятной сумки.
— Заварим! – сказала бабушка и пошла на кухню.
А Алиса с Димоном сразу принялись есть чебуреки. О, счастье какое, у каждого персональный чебурек.
Димон по-своему прокомментировал угощение:
— Штирлиц, почему вы пьёте и не закусываете? «Мы, немцы, народ скупой!»
Алиса быстро нашлась:
— Мы не жадные. Мы домовитые.
На что Димон, запихнув в рот остатки чубурека, зааплодировал.
А в это время…
Дверь студии вдруг открылась, и на пороге появился её непосредственный владелец. Друг отца. Он внимательно окинул апартаменты, глянул на Алису в её цветастых юбке-блузке, перевёл взгляд на парня, молодого, обаятельного развратника.
— Дмитрий! – скорбно произнёс друг отца. – Я прошу тебя освободить помещение и вернуть ключи.
Димон молчал. Он всё понял. Соседи оказались нормальные, совсем не странные.
Воцарилось молчание.
— Кто это? – указал он на Алису. – Ты что, педофил? Ты бы ещё из детского сада кого привёл.
И тут друг отца стал говорить очень правильные вещи, и Димон был готов подписаться под каждым словом, настолько всё правильно было! Нельзя пить, курить, женщин менять, как перчатки (разные болезни могут быть от такой-то беспорядочной жизни), и песни петь по ночам нельзя, мешая спать некоторым особо чувствительным субъектам, и драться нехорошо, и девушек стравливать между собой никуда не годиться (плохо, когда девушки дерутся), а девочек несовершеннолетних растлевать просто запрещается категорически! И если все перечисленные «архетипы» (он так и сказал!) имеют место быть в данном помещении, то это – притон.
— Какой такой притон?
Это бабушка Гизела, как черепаха, выползла из кухни и оказалась в эпицентре событий, окрашенными пришедшим дядей в весьма трагические тона. Она внимательно слушала этого господина и не понимала. Он, кстати, тоже не понимал.
— А вы кто такая? – вылупился на неё друг отца.
— Я бабушка вот этой девочки. Мы фотографируем… фотографии… Портфолио! Спасибо молодому человеку, что согласился нам помочь. Бесплатно! Я не могу заплатить. У меня денег только на проезд и на комнату матери и ребёнка на вокзале. А там знаете, как дорого? По часам оплата! А у меня знаете, какая пенсия? Лучше вам не знать. Какой же здесь притон? Как вам не стыдно!
Друга отца проняло. Это соседи, всё из зависти наговаривают, чужому успеху завидуют. Он ещё несколько минут потренькал с Гизелой о том, о сём, посочувствовал, что им с внучкой жить негде («На вокзале! Боже мой, на вокзале живут!») и дал один адресок. Хорошая квартирка. Это один его знакомый сдаёт. Отдельной комнаты у них с внучкой, конечно, не будет, но зато у каждой койко-место. И за не очень дорого! И внучку к осени на учёбу определим. Не в вечернюю школу, а на вечернее обучение. В ближайшую школу. Пусть аттестат получает. Мали что потом? Карьера модели такая ненадёжная!
А у Димона друг отца даже прощения попросил. Димон простил. Димон добрый.
А бабушка Гизела с Алисой тем же вечером переехали жить в Кунцево, в трёхкомнатную квартиру, густо заселённую представителями самых разных национальностей. Кровати там стояли двухъярусные. Но уральские немцы не унывали, и не такие неудобства сваливались на их головы, и не такое приходилось терпеть. Всё просто. Бабушка на первом этаже, Алиса – на втором. Помыться есть где. Чай согреть есть где. До метро от дома можно на автобусе, а можно пешком, только дольше идти нужно. Зато сэкономишь. И несколько школ в округе. В общем, живи – не тужи!
Кстати, портфолио Алисино в разные агентства взяли и даже одобрили. Но это уже по блату. (Блат появился! Красота!) Димон разостлал. Как видели, кто портфолио делал, так смиряли свой нрав. На престижные съёмки, конечно, не приглашали. Но были и другие, где тоже нужно было фоткаться для рекламы и всякое-такое. Платили за каждый выход. Копейки, правда. Но платили.
Так и протянули она почти три года.
…
Влада Константиновна всех уверяла, что бабка с внучкой скоро дёру дадут. «Взашей их, взашей! Обратно на Урал!» Каждый день обещала, что сегодня свершится, наконец, то, что должно свершиться, и клоуны покинут Москву. А они приходили. Вдвоём. Но порой, когда бабушке не здоровилось, Алиса приходила одна. Но чаще вдвоём. Бабушка всегда была с термосом и бутербродами.
И Влада Константиновна сдалась! Не оправдались её прогнозы. Чего-то она в этой жизни не понимает. Данных у девчонки нет, успеха нет и даже не предвидится, все Алису задвигают куда-подальше, меркнет она на фоне красивых и раскованных. И докажи это вредной бабке! Попробовали бы себя эти провинциалы в другой сфере! Попытали бы счастья. Нет ведь, пищат и лезут! Всё бабка зловредная. Упрямая донельзя. И внучка в неё же.
А потом Влада Константиновна догадалась. Её осенило! Клоуны здесь, чтоб ей скучно не было.
И Влада Константиновна успокоилась. Нашла-таки объяснение человеческой глупости.
…
А потом замухрышку Зингер позвали за океан. «Пошли, дорогая! Нью-Йорк тебя спит и видит!» Некоторым было не до смеха. Почему её, почему не меня?
Влада Константиновна была женщина неглупая и вмиг смекнула, что без Димки Сальникова тут не обошлось. И была права.
Это он придумал новый образ. Целую галерею образов. Где детский наивный взгляд Алисы был как никогда уместен. Где её скованность будоражила бы, а исключительная внутренняя чистота привлекала.
Одежду подобрали всем миром. (Димон организовал!) У кого что осталось в запасе. Смотрели у знакомых, у знакомых знакомых. Каждая деталь продумывалась.
Димон и сам не мог сказать, чего это ему приспичило нянчиться с девчонкой, которая никак не может подрасти. Она как второгодница, каждый год одно и то же.
Алиса его то утомляла, то раздражала. Ещё больше Димона раздражала Алисина бабуленция, влезающая во всё и вся. Именно она не дала Алисе полностью раскрыться! Не разрешила сниматься в рекламе нижнего белья. «Аморально!» Но бельё-то женщины носят? Они должны видеть, что носят. Это реклама, просто реклама. Что здесь аморального? И не каждая модель подходит для таких съёмок. Алиса – счастливое исключение. Её хоть в фас, хоть в профиль снимай, хоть в одежде, хоть без одежды. Нигде никаких отложений. И линии тела безупречные! Она много красивее выглядит в одном белье, нежели в бесформенных юбках и глупых мужских джинсах.
Алиса – бельевая модель. А бабушка её – в позу! Ну, и развернули эту парочку пинком под зад. Алиса стала сниматься для самых никчёмных роликов. И всё из-за своей старомодной бабки!
Но однажды он увидел бабушку Гизелу с каким-то помутневшим отсутствующим взором и сразу понял, что дни её сочтены. И что ей, ох, как нелегко в Москве! Это для него, Димона, Москва родная. А для неё – чужбина. Но она здесь. Это в ей-то годы, когда нужно в родном дворе на травке валяться и на балалайке бряцать?
И он перестал на Гизелу сердиться.
Приезжал Алисин отец Михаил Петрович и хотел Алису домой увезти. Она было собралась, а потом неожиданно заупрямилась. Привыкла, видимо. Отец её тащит, а она упирается. Последнее решающее слово было за бабушкой Гизелой. И она вынесла свой вердикт: «Ещё пусть поработает! А вдруг?» А что вдруг?..
Но Алиса осталась. Аттестат с грехом пополам получила. (Все задачи за неё Димон решал, большой спец и в тригонометрии, в алгебре с физике). Потом Алису продинамили на одни съёмки, потом на другие. Домой, что ли пора?
Тогда Димон и придумал «Алису в стране чудес». Можно ещё ряд заголовков подобрать, типа, «Дикая орхидея». Но Димон остановился на самом подходящем и не проиграл. Хотя подавляющее большинство понимало заголовок буквально.
Вот он мир, в разных его измерениях. Эскорт. Позорно или престижно? Обнажённая натура. Красивое тело или дешёвая порнуха? И далее по нарастающей. Желание или вожделение? Любовь или похоть? Чистая или инфантильная? Старая или мудрая?
Попробуй с ходу ответь-ка!
Короче. Фотосессия прошла на «ура». Димон был в ударе. Алиса, похоже, тоже. Ей было спокойно с Димоном, самым близким её другом. Поэтому и съёмки дались легко и даже весело. Хотя столько кадров нащёлкали – и не сосчитать. Димон потом придирчиво отбирал самые лучшие. И отправил потом. И на конкурсы разные. И в модельные агентства заграничные. В Америку – обязательно! Димон все свои работы туда отправлял в обязательном порядке. Возьмут – не возьмут неизвестно, а хоть одним глазом посмотрят, это точно. Вот пусть и лицезреют.
И вот победа!
257
Загрузка...
