Глава № 3
«Черный принц».
1
Новенького звали Марком. Фамилия его оказалась чудной – Неренга-Шелг.
Может, фамилия первоначально писалась как-нибудь по-другому, но в русском варианте получилась именно такой.
Марк Неренга-Шелг был шоколадно-черен и при этом сказочно красив! Высок, строен, подтянут. Стильно одет. Ничего лишнего!
Его волосы были аккуратно подстрижены и не по-здешнему курчаво черным барашком стояли на голове. Видно, что новенький – иноземец и при том – заморский. (И в его изящном ухе явно не хватает серьги!)
Мама Марка, Анна Ивановна, родилась и выросла в здешнем городке, в то время, как папа – сэр Ронино — в Булавайо.
Спроси, кого хочешь, где оно, это Булавайо? Никто и не скажет. Потому что никто не знает.
А Булавайо – в Африке! А, если быть более точным, в Зимбабве.
Есть такая замечательная страна на жарком континенте.
В той стране есть много изысканных дорогих отелей, причудливых эвкалиптов, есть парки со львами и слонами. Но, пожалуй, главной достопримечательностью в этой стране был и остается водопад Виктория!!!
О, слышал ли кто-нибудь его мощный рокот? Если – да, то навсегда «заболел» Викторией. Ибо забыть Викторию – невозможно!
Он, россыпью миллионов брызг, будет врываться снова и снова в ваши сны, превращая реальность в сказку, будя радостные воспоминания, полные надежд и мечтаний. Рокот Виктории – это голос самой Африки, самой что ни на есть живой жизни.
Зимбабве – республика. А это уже о чем-то, да говорит.
И не такая уж это обойденная вниманием западной цивилизацией страна. Англичане постарались и занесли на юг африканского континента английский язык, строгий английский шик и скучноватую английскую обособленность. (А также ворох болезней, коих не знали-не ведали в Зимбабве до прихода европейцев.)
Когда-то давно, во времена своего босоногого детства, Ронино Неренга-Шелг слышал от своего деда сказ о стране, большой, как Великий Зимбабве, и могущественной, как грозный Виктория, — стране, называемой «урусией». Там живут белые люди, похожие на тех американцев, что частенько наведываются на их жаркий континент; там, в Урусии, с гор на людей сходит «большой белый холод», но люди, крепкие и сильные, как львы, абсолютно не боятся «большого белого холода», напротив, «большой белый холод» боится их! В Урусии по улицам бродят большие косолапые звери, возле домов рыскают гиены. Но урусы никого не боятся! Потому что силен в них дух огня!!! Он сжигает падающий с неба холод и прогоняет врагов. Никто, никто не может завоевать Урусию!
Вот тогда-то и решил маленький Рони, что обязательно поедет туда, в долину смелых и сильных духом людей!
2
Все четверо братьев Рони умерли один за другим от африканского бича – желтой лихорадки. Осталась только старшая сестра Таис. Она считалась очень смышленой и очень красивой. И по праву! Рони всегда гордился своей сестрой. Он не умилялся, как некоторые, а искренне восхищался. Кто же еще может делить и умножать трехзначные числа в уме, если не умница? Только умница! А языки? Самостоятельно освоить три иностранных языка, кто еще может?.. При всем том, что ей следовало матери помогать по хозяйству: варить, убирать, стирать, торговать на базаре красными стручками перца (это было их семейным бизнесом, не приносящим, правда, почти никакого дохода)! Только умница могла лихо справиться со всем этим.
Учиться дальше Таис не имела возможности, да и не хотела. Ее мечтой была собственная семья. Таис рано, как, собственно, и полагается в Зимбабве, вышла замуж, обзавелась детьми и с головой ушла в заботы. Открыла лавку сувениров и превратила малюсенький уютный коттеджик (все богатство ее супруга) в отельчик, где дел было невпроворот. Чем туристов заманить? Нужно, чтобы все шло по высшему разряду! Пусть маленький отель, зато, можно сказать, пятизвездочный!!! Полный пансион: завтрак, обед, ужин. Отдых здесь должен быть не отдых, а мечта! Белоснежные хрустящие простыни, белоснежные полотенца, белоснежное ароматное мыло.
Таис добилась своего. Ее гостиничный бизнес стал набирать обороты. В то время, это считалось неслыханной удачей! Зимбабве тогда не шиковал.
Таис любила Рони. За его бесконечное терпение и трудолюбие. Рони безропотно помогал Таис в ее нелегком бизнесе: чистил в коттедже ковры, натирал пол, возился на кухне, таскал за туристами их поклажи.
Ему доставалось от Таисиных малышей, которые ни на минуту не желали оставаться одни, их следовало переодевать, кормить, играть с ними. Рони никогда не жаловался. И Таис ценила это.
Когда встал вопрос, где работать Рони: уезжать ли на заработки, оставаться ли работать в Булавайо, Таис наперекор отцу с матерью, авторитетно заявила, что Рони следует учиться, что у него замечательные способности, что он умеет зарабатывать деньги, что он сможет очень и очень многого добиться в жизни и она, Таис, обязательно ему в этом поможет.
Рони не ожидал такого поворота событий. Учиться дальше? Это когда он толком начальной-то школы не закончил? В их семье всегда существовала одна забота: как прокормиться?
Отцу, немощному старику, страдавшему спинной грыжей, всегда унылому и вечно всем недовольному, не понравился расклад старшей дочери. Но она обладала невероятным авторитетом, и отец хмуро уступил ее доводам. Мать, которую никто и никогда не видел в славном расположении духа, а лишь всегда испуганную и прибитую бытом и нищетой, вообще, не противилась ничему. Она не умела ни читать, ни писать, и ее любимая Таис казалась ей ученой особой. Конечно! У Таис теперь есть свой выводок, она не понаслышке знает, что откуда берется, и уж если Таис сказала, что Рони нужно учиться, то значит, нужно.
Родители решили мудро: последнее слово за самим Рони.
И какого же они ждали от него ответа? Только «да»!!!
Таис убедила брата, что за год она пройдет с ним весь школьный курс, и Рони следует стараться, а потом Таис даст ему денег и он поедет учиться в Урусию.
Рони затрепетал: почему именно в Урусию? Он, конечно, хотел увидеть, как «белый холод» падает с неба, но все-таки?..
Аргументы Таис оказались более чем практичными: там образование бесплатное. Вот только Рони нужно прежде выучить язык урусов.
Рони зашелся в немом восторге: все сделает, все выучит. Он будет врачом. Вернется в Зимбабве, женится, заведет семью, будет зарабатывать много денег, и станет самым уважаемым и почитаемым человеком в Булавайо.
Так и получилось.
3
Марк родился в Москве. Он был долгожданным ребенком для доктора Ронины Неренга-Шелг. Тот страстно мечтал о сыне, о наследнике! Две дочери, конечно, тоже, хорошо, доктор Неренга-Шелг их, конечно, любил, но сын – это, как бы, он сам в миниатюре.
Марк появился не вовремя, с точки зрения здравого смысла. Все семейство доктора Неренги-Шелг ютилось в крохотной комнатке московского общежития. Но, если бы людям пришлось делать все так, как предписано, человечество давно вымерло бы.
Марк не помнил, какая постоянная теснота, даже не теснота, а теснотища, мучила всю их семью в Москве, но точно знал, что именно это неудобство толкнуло мать на срочный отъезд – в Африку. Раньше она об этом и слышать не хотела. Но теперь Африка ей показалась вдруг такой огромной, просторной, что у матери даже защекотало в носу от восторга. «И зимние вещи покупать не нужно!» — подумалось уже как-то само собой.
Рони закончил медицинский институт. Закончил интернатуру и даже ординатуру. Работал и подрабатывал, где только можно. Но просвета не ожидалось.
В Африку!
Марк часто слышал от родителей, как романтично они познакомились. Эта история давно приелась ему, но ее все рассказывали и рассказывали, и она обрастала все новыми и новыми подробностями.
Мама училась в культпросветучилище, а папа – в медицинском институте (то ли, на третьем курсе, то ли на четвертом). Мама шла по улице, как вдруг навстречу ей идет настоящий негр. Она слыла девушкой не робкого десятка и не постеснялась обратиться к незнакомому человеку: «Вы не из Африки случайно?» Негр не растерялся и с радостью откликнулся: «Совершенно случайно. Из Африки». «А бананы у вас прямо на улице растут?» «Прямо на улице». «И вы их срываете и едите?» «Срываем и едим». «И работать вам тогда не нужно, еда ж прямо на улице растет?» «Не нужно. Но мы все равно работаем».
В общем, через полгода они поженились, и Анна Ивановна Щеглова сменила фамилию на Неренга-Шегл. А потом стали появляться на свет негритята.
Марк неоднократно слышал от матери, что она сразила отца своей красотой наповал! И был готов поверить ей на слово, если бы не знал представление о женской красоте африканцев. А его отец – африканец. Или Марк чего-то об отце не знает?
Русскую речь Марк слышал с младенчества, и язык «урусов» мог считать вполне родным. Английский – тоже. Но английский был ближе.
Русский ассоциировался у него исключительно с матерью, история которой укладывалась просто: пошла в детский сад, потом в школу, увидела много красивых парней, кругом лежит снег, и все в нее влюбились.
Мать не любила читать и считала это пустым занятием. Она вязала бесконечные джемперы, свитеры, юбки, панамы, распуская их по многу раз, потом, то раздаривала вещицы бесчисленной чернокожей родне, где один беднее другого, то, словно опомнившись, деловито неслась с вязаньем на базар, дабы принести лишний цент в семью. Базарные дела определенно подрывали авторитет отца, всеми уважаемого врача, но нужно было выживать. И Неренги-Шегл выживали!
4
Таис страстно и немного болезненно полюбила племянника, как только взяла его на руки. Измученная тяжелым перелетом Анна Ивановна отдала Марка в руки его тети с плохо скрываемым облегчением. Старшие девочки Вера и Надя, испуганно оглядываясь, цепко держались за руки отца и не хотели ни с кем знакомиться. Девочки знали, что их африканские бабушка и дедушка умерли, и сестра отца с ее семьей – самая-самая близкая родня здесь.
Все шестеро детей-погодков Таис высыпали посмотреть на «урусских» родичей. Они знали их по фотографиям, но все равно не хотели верить, что те, такие же, как и они, шоколадные. Им хотелось чего-нибудь поэкзотичней!
Легкое разочарование сменилось диким весельем, замешанном на невероятном любопытстве.
Выводок Таис тщетно пытался оторвать своих кузин от их отца и увести с собой поиграть на зеленую лужайку перед домом, расспросить, разузнать.
Дети, ни на секунду не останавливаясь, щебетали и щебетали. Доктор Ронино устало улыбался. А Вера и Надя в ужасе молчали. Они не понимали ни слова и сильно страдали от этого. Когда старший Таисин мальчик попытался за руку увести Веру, она дала такого ревака, что дети покорно, как один, смолкли.
Анна Ивановна перетряхнула, наконец, свои туманные знания этикета и английского, и знакомство, в итоге, состоялось и на весьма приличном уровне!
Таис выделила для семьи брата комнату в своем доме, лишь одну, больше не получилось. Но комната эта была большая по сравнению с московской; африканская комната была с балконом, с кондиционером. Ее перегородили надвое шкафом, и стали жить.
Только через четыре года доктор Ронино Неренга-Шегл смог купить для своей семьи домик.
Домик казался чудом! У каждого – своя собственная комната. У отца – персональный кабинет. Но подлестничная комнатушка стала для родителей предметом раздора; долго спорили, как использовать данное подлестничное пространство, спор перешел в настоящую ругань и закончился русской матерной бурей.
— Двери в этой Африке не закрыть!!! Они все изъедены термитами! Жара… Пот… Да пошло все… Верка, Надька, не ходите, дети, в Африку гулять! Арапчонок куда удрал? Все туда же! Железные баки будут тут стоять! Ясно? Мне крупу хранить негде! Мне детей кормить нужно. Что мне делать, а? Ведь даже в Россию не вернешься! Кто девок моих черномазых замуж возьмет? Так и будем пропадать в этой чертовой Африке! Марк, иди к матери, еще раз к этой Таиске-колдунье пойдешь – пришибу! Тащите под лестницу баки!
Но вместо задуманной матерью кладовки в комнате устроили задуманную отцом библиотеку.
Мать вскоре отошла от гнева. Чтобы загладить свою вину, всю неделю исправно возилась с блинами и задаривала ими Таисиных детей, которые, грубо говоря, за русские блины были душу готовы продать. Доктор Ронино пропадал в больнице, где исполнял роль земского врача: и акушер, и хирург, и офтальмолог, даже иногда стоматолог. И это при всем при том, что по специальности он являлся травматологом. Доктору Ронино не до разборок.
Вера и Надя ходили в школу.
Марк. После той бури он перестал говорить по-русски. Сначала Анне Ивановне казалось, что маленький сын придуривается или не может выговорить некоторые русские слова, но, вглядевшись в ситуацию, она поняла, что ее сын, родная кровинка, не говорит на языке собственной матери принципиально! Она спросит его – он либо кивнет, либо ответит по-английски.
Анне Ивановне это не понравилось. Она стала проводить с сыном материнские беседы. Даже лупила Марка! Бесполезно. Молчит. Русскому языку – бойкот.
Тогда Анна Ивановна устроила вечером мужу большой и интересный разговор, который сводился к тому, что он, муж и отец, отваживает сына от исторических корней.
Доктор Ронино помолчал, затем встал и по-английски заметил (в русском духе): «Шла бы ты отдыхать».
Анна Ивановна вскочила и с остервенением попыталась вцепиться мужу в ворот его белой рубахи, на что он ответил неожиданно: рукой схватил Анну Ивановну за ухо и медленно приподнял. Она закричала, но доктор Ронино сухо цыкнул: «Молчать!» Анна Ивановна взглянула в глаза мужа и страшно испугалась – такая в них застыла жесткость и решимость.
Он медленно опустил вниз Анну Ивановну и, ни слова не говоря, пошел в свой кабинет.
С тех пор Анна Ивановна никогда не перечила мужу. Она много передумала всякого и, в итоге, раскаялась! Как женщина, она не права. Конечно! На родине мужа следует жить по законам его страны, его традиций и устоев.
Анна Ивановна даже предпринимала неоднократные попытки примирения, стараясь во что бы то ни стало доказать, что она – добрая душа, славная домашняя женщина, что, по существу, так и было, но примириться полностью не получилось.
Доктор Ронино был подчеркнуто холоден. Установленную им однажды дистанцию не сокращал. Только сын мог без предупреждения приходить к нему и в больницу, и в кабинет, и нарушать его сон, когда сочтет нужным. Только сын!
С девочками он оставался ласков, но больше просто вежлив. Если Вера и Надя делали что-то не так, он останавливал их немигающим удавьим взглядом, и девочки замирали.
С матерью девочки без конца стрекотали, как сороки, и все по-русски, любили при каждом удобном случае петь русские песни. С матерью было интересно и весело. А отца они, не то, чтобы боялись, а побаивались, и старались из страха говорить с ним исключительно по-английски.
А Марк «по-русски» упорно молчал
74
Загрузка...
