Глава 4. Снегурочка Алиса
Ёлка была большой. Даже очень. Видно, неплохие деньги выделили заводу на проведение праздничного мероприятия. Зелёная нарядная красавица, с огромной звездой на макушке, украшала заводской двор. Обычно здесь было грязно: всюду валялись, стояли и лежали следы деятельности завода, туда-сюда сновали немытые рабочие. Сейчас же, как по мановению волшебной палочки, двор был необыкновенно чист — казалось, даже снег сверкает чистотой.
Большинство рабочих пришли со своими жёнами, многие с детьми — но не на весь вечер, а полюбоваться на новогоднюю ёлку, затем мамы отведут их обратно домой, а банкет будет продолжаться до ночи. Я очень надеялся, что мне не придётся дожидаться конца банкета, что выбор лучшего костюма состоится пораньше и мне наконец удастся вернуться домой и прекратить свои мучения. А было что прекращать.
Ни для кого здесь или почти ни для кого не было секретом, кто сегодня выступает в роли Снегурочки. И едва мы приехали, на меня тут же устремились десятки любопытных глаз, я услышал смех, чей-то свист и даже пару недвусмысленных реплик в свой адрес. Нет, не про то, что я «голубой», чего я больше всего боялся, а другого, более нескромного характера. У меня, наверное, кончики ушей покраснели, когда я это услышал. Но такие замечания были только в момент моего появления и ещё несколько раз за всё время приветствия, которое зачитывала администрация завода, а потом люди, вероятно, свыклись с моим присутствием, хотя я постоянно ловил на себе чужие взгляды, выражавшие довольно разный спектр эмоций. И меня всё время не покидало ощущение, что все собравшиеся здесь рабочие мужского пола воспринимают меня как симпатичную девушку, наряженную Снегурочкой, а не как того, кем я на самом деле был. Это было даже к лучшему — меня бы задевало намного больше, если бы надо мной стали насмехаться.
Ёлка стояла в углу двора, перед ней устроители мероприятия установили что-то вроде помоста или маленькой сцены, с которой вели выступление ораторы. Руководство поздравило нас всех с наступающим Новым годом, пожелало всех благ и — а это уже была приятная неожиданность — объявило, что в качестве новогоднего подарка всем рабочим будет чуть поднята зарплата. Я хоть и имел «конторскую» специализацию, но по документам тоже числился рабочим, поэтому вправе был рассчитывать, что и моя зарплата повысится.
Весь народ хлопал искренне, от души — этот подарок стал сюрпризом, и я хлопал рукавичками вместе со всеми. А потом руководство сошло с помоста, и на него водрузили небольшой диванчик, на двух человек. С одной стороны положили просто гигантских размеров мешок (его на своём горбу притащили двое дюжих молодцев, тоже рабочие), который был так увесист, что часть его свешивалась с дивана прямо на пол сцены. Это был мешок с подарками. Судя по размерам, подарков тут могло хватить на всех.
— Идём, — взял меня за руку Фёдор Иванович, — я тебе буду говорить, что делать.
Он потащил меня к помосту, и я сконцентрировался на том, чтобы не упасть на своих каблуках. Люди расступались, давая нам пройти. Стояли мы близко от сцены, поэтому оказались там очень скоро. И всё же по пути директор успел шепнуть мне, что моей задачей будет раздавать рабочим подарки из мешка, вернее, помогать ему это делать — а как именно всё будет происходить, я «сама» увижу. Он не забывал обращаться ко мне в женском роде, и я ему даже немного благодарен был за это — мне было бы не очень приятно вдруг услышать своё настоящее имя, будучи переодетым в девушку.
Фёдор Иванович уселся на диван рядом с мешком и стал больше напоминать не Деда Мороза, а Санта-Клауса. Старик в красной шубе и с белой бородой, сидящий на диване подле мешка с подарками. Для полноты картины не хватало малыша у него на колене. Как выяснилось, тут я угадал: первым делом за подарками потянулись самые маленькие дети, садились по очереди к «дедушке» на колено, рассказывали какой-нибудь стишок (правда, половина детишек оказалась или стеснительной, или неподготовленной, так и не сказав ни слова) и потом получали подарок из мешка. Сверху в мешке лежали детские подарки: разные игрушки (машинки для мальчиков, куклы для девочек) и сладости. «Ну-ка, внученька, посмотри, есть ли у нас в мешке подарок для Дениски?» — таким образом обращался ко мне Дед Мороз каждый раз, когда наступал черёд вручения подарка. Я лез в мешок и доставал машинку для Дениски или куклу для Танюши, в придачу к игрушке — кулёчек с конфетами. Малыш слезал с «дедушкиного» колена, я должен был наклониться к нему (не забывая о равновесии и ощущая тяжесть фальшивой груди), вручить подарки и по своему желанию погладить по головке или чмокнуть в щёку. Понятно, что я предпочитал первое, хотя пару раз по наущению «дедушки» пришлось целовать детишек. Я это делал лишь кончиками губ, но всё равно замечал, как на щеке остаётся едва заметный след от моей помады. Всего малышей было десятка два.
Потом стали подходить ребята постарше. Конечно, они уже выросли из того возраста, чтобы садиться Деду Морозу на колени, и вообще никаких стихов не знали (только одна девочка спела новогоднюю песенку). Фёдор Иванович встречал их стоя и на этот раз сам раздавал ребятам подарки, но из мешка их по-прежнему вынимал я. Старших детей было больше.
Наконец, мешок опустел. Я почему-то думал, что в нём будут и подарки взрослым, но потом до меня дошло, что подобная «раздача слонов» была устроена специально для детей, а взрослые либо уже получили подарок в виде повышения зарплаты (скорей всего, так оно и было), либо у них ещё всё впереди. Фёдор Иванович с помоста произнёс небольшую поздравительную речь для рабочих и их жён, потом последние стали уводить домой малышей, некоторые старшие ребята ушли сами, а взрослые были приглашены в актовый зал на праздничный новогодний банкет. Мы с дедушкой Морозом тоже направились вовнутрь.
Так как актовый зал хорошо отапливали, нужды в верхней одежде у рабочих не было, и на проходной они сдавали свои куртки, шубы и пальто дежурному, который вместе со всеми был во дворе, но ушёл раньше всех и уже стоял на обычном рабочем месте. Я вопросительно посмотрел на директора: а надо ли раздеваться Деду Морозу? Вместо ответа Фёдор Иванович снял шубу, шапку, накладные парик, бороду и усы, аккуратно сложил всё это в кулёк и отдал дежурному, велев поставить кулёк на самом видном месте, потому что «дедушка слетает в Лапландию, поужинает и потом опять вернётся».
Передо мной стоял уже не Дед Мороз, а Фёдор Иванович, директор завода. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Молодец, Алиса, — сказал он. — Из тебя и правда получилась отличная Снегурочка. Давай раздевайся — и за стол!
Он исчез за дверью, а я стоял как вкопанный, мысли путались в голове. Я совершенно не думал до этого о том, что банкет будет в актовом зале, а значит, что мне придётся снять верхнюю тёплую одежду и по сути выйти из образа Снегурочки на всё время банкета. А выйдя из образа, стану ли я собой? Ясное дело — нет! Как я мог быть собой, полностью одетый в женские тряпки? Мне стало обидно от того, что Фёдор Иванович стал самим собой, а я не могу. Никак не могу — ведь для этого нужно полное обратное перевоплощение: смывать макияж, возвращать свою причёску, а ещё и одежды своей при мне не было. Но я пересилил себя — банкет больше часа вряд ли будет идти, а потом должно было начаться подведение итогов конкурса на лучший костюм. Я был уверен, что выиграю его, потому что всего человек двадцать кроме меня и директора были в маскарадных нарядах, и больше половины из них — женщины, пришедшие с рабочими жёны, что и понятно — такой конкурс им нравился больше, чем мужьям. Из всех костюмов особо выделялись три: мой костюм Снегурочки, костюм Деда Мороза и костюм Лисы, очень недурно воплощённый какой-то женщиной. Лиса была с роскошным хвостом (который служил ещё и шлейфом к её платью), в зимней шубке, и обладательница костюма ярко выделялась среди толпы. Остальные костюмы шансов точно не имели — несколько из них вообще представляли собой лишь маски с небольшими добавлениями к обычной одежде. В общем, я решился, снял шапку, рукавички, шарф, шубку и отдал их дежурному, который меня хорошо знал и не мог сдержать улыбки от понимания ситуации, в которой я оказался.
Актовый зал был огромен. В одной его половине, ближней ко входу и ко мне, располагалась искусственная сцена, на которой во всей красе сверкала ещё одна красавица-ель, гораздо меньших размеров, чем та, что во дворе, но такая же нарядная и, в отличие от той, мигавшая разноцветными огоньками гирлянд. В другие дни добрую половину этой сцены занимал длинный стол, за которым во время всеобщих собраний восседало руководство завода. Сейчас стол куда-то был убран. В дальнем от меня конце зала несколько сдвинутых друг к другу столов образовывали один огромный, за которым сидела администрация во главе с директором и начальники цехов — я увидел Фёдора Ивановича, о чём-то беседовавшего с людьми и махнувшего мне, чтобы я шёл к нему. Рядом с начальственным столом стояли раздельно несколько столов для рабочих, большинство успело уже занять свои места, я был одним из последних — уж больно долго мешкал в проходной.
Моё место было, очевидно, за начальственным столом возле директора, и я направился туда. Идя к столам по почти опустевшей половине зала, я ловил на себе многочисленные взгляды — рабочие ведь не видели ещё меня без шубы. Представляя, как я выгляжу со стороны, я снова покраснел, но постарался следовать роли до конца, чтобы по крайней мере не вызывать насмешек. Старался идти так, как вчера меня учила мама, и «не вилять бёдрами» при этом. К небольшим каблукам я почти привык — просто счастье, что можно было не менять обувь на входе, и я остался в сапожках. Мама угадала, наклеивая мне ногти, что мне, возможно, придётся снимать рукавички, но сейчас мне было стыдно от того, что рабочие могли видеть у меня длинные ногти и неправильно это истолковать. Но если ногти я ещё мог как-то прятать, стараясь не держать их на виду, то вещь, которая меня смущала больше всего, видеть мог каждый: нарядное белое платье, расшитое снежинками и, как мне казалось, ОЧЕНЬ короткое. Оно не доходило до колен, и меня не покидало ощущение, что, глядя на меня даже издалека, каждый старается заглянуть мне под юбку, чтобы посмотреть, а не женские ли трусики на мне. Хорошо, что это лишь играло моё воображение и никто на самом деле не видел, что на мне и вправду ЖЕНСКИЕ трусики. Но благодаря этой мысли меня уже меньше смущало, что рабочие теперь хорошо могут рассмотреть мои колготки, макияж и клипсы на ушах в форме снежинок.
— Сегодня у нас новогодний банкет, — сказал Фёдор Иванович, когда я подошёл к нему, — а это значит, что главные на нём — Дед Мороз и Снегурочка, то есть мы. Поэтому сегодня твоё место за большим столом рядом со своим дедушкой, — он подмигнул мне.
Я сел на пустой стул рядом с директором, не забывая маминых уроков — садясь, поправил юбку и сдвинул ноги вместе. Не самая удобная поза, но что поделаешь. При этом не переставал ловить на себе чужие взгляды: кто смотрел с интересом, кто с удивлением, кто-то с насмешливой улыбкой. Я старался не встречаться ни с чьим взглядом и делать вид, что игнорирую их. На самом деле мне было очень не по себе от всего этого.
Ел и пил я мало. Несмотря на то, что столы ломились от всякой снеди, были и такие вкусности типа икры, которые я бы в нормальной ситуации обязательно попробовал. Я вообще любил вкусно покушать, просто не до еды мне сейчас было. И ещё из-за помады приходилось класть пищу в рот крайне осторожно, маленькими кусочками, чтобы помаду не стереть и еду ей не замазать. Всё равно во рту чувствовался её сладковатый приторный привкус. А вот бокал шампанского помог мне чуть-чуть расслабиться — я почувствовал, что страх и нервозность отступают куда-то вглубь меня, уступая место пьянящей лёгкости. Я пью алкогольные напитки только по большим праздникам, и даже от одного бокала алкоголь на меня уже немного подействовал. Больше я пить не стал, да мне и не предлагали.
Как я и предполагал, ужин длился около часа, разговоры велись за каждым столом, но говорили мало и тихо — каждый чувствовал, что не у себя дома. Только администрация позволяла себе говорить друг с другом свободно и довольно громко, без стеснения. К счастью, обо мне никто не вспомнил и все разговоры, что я слышал, велись на другие темы. А после ужина свет в зале вдруг потускнел, и в возникшей приятной полутьме раздался громовой голос Фёдора Ивановича, у которого в руке вдруг появился небольшой громкоговоритель.
— Дамы и господа, — торжественно произнёс он, — надеюсь, вы хорошо поужинали и не остались голодными, а если нет, то можете продолжать пиршество. А те, кому уже не терпится встать из-за стола, приглашаются на наш танцпол. Для тех, кто не знает, что это такое, поясняю: танцпол — это всё свободное пространство на сцене возле ёлки, на котором вы все можете танцевать! Музыку, пожалуйста!
Грянул вальс.
Новогодняя история
977
Загрузка...
